Кровь и музыка
Роман Янушевский
приложение "Окна", газета "Вести"
2008
(выдержки из интервью)
Лора Бялис – американский кинорежиссер, она снимает документальные фильмы. Больше года назад она переехала из Лос-Анджелеса, мировой столицы киношной фантазии, в город жестокой реальности Сдерот.
В жизни Лоры две страсти – кино и история. Ей удалось связать их воедино, создав фонд под названием «Фонд документальных проектов», с помощью которого она финансирует свои фильмы. Снимать кино - дорогое удовольствие, и абсолютному большинству режиссеров оно не по карману. Тем более, если речь идет о некоммерческом кино.
Лора Бялис снимает обстоятельно, не торопясь. За каждым кадром ее фильма стоят часы кропотливой работы по сбору необходимой информации, интервью, раздумья. Все до последнего движения и сказанного слова выверено, взвешено, а лишнее отброшено.
Первой ласточкой был “Tak for alt: Survival of a human spirit” («Так фор альт: выживание человеческого духа»). «Так фор альт» переводится с датского языка как «Спасибо за все». Этот фильм о жизни Джуди Мейзель, еврейке, пережившей Катастрофу и перебравшейся в США, а затем ставшей там бороться за гражданские права. Он учит терпимости к другим людям.
В 1999 году картина была показана в США на канале Television America, и на следующий день после показа Лора Бялис проснулась знаменитой. С тех пор прошло десять лет, что для киноиндустрии представляет собой целую вечность, но его все еще показывают в школах США, когда на уроках проходят тему Катастрофы. Этот фильм получил призы от Антидиффамационной Лиги, высоко оценившей труд Лоры, а также был отмечен наградами на нескольких кинофестивалях.
Было снято еще несколько короткометражных картин, но главным фильмом своей жизни Лора называет фильм Refusenik («Отказник») – о борьбе советских евреев-отказников. Сейчас Лора активно работает над фильмом о Сдероте.
- С чего все началось?
- Я провела огромную работу над картиной «Отказник», брала бесконечные интервью, и так завела много новых друзей в Израиле. На сбор материала, съемки и монтаж картины ушло пять лет! Это фильм о борьбе советских евреев-отказников, которые государство не давало переехать в Израиль, об их невероятном героизме, а также о мощной борьбе за их судьбу, которая развернулась по всему миру.
Я хотела, чтобы это был не посредственный фильм, а настоящее произведение искусства, справедливо описывающий историю их жизни и борьбы, и потому выложилась вся целиком в проект. Пять лет фактически я жила, дышала, спала и во сне видела истории этих удивительных людей. Натан Щаранский, Владимир Слепак, Иосиф Бегун, Иосиф Менделевич, Сильва Залмансон – это имена, которые на слуху, но за каждым из них стоит множество других не менее героических людей: Юлий Эдельштейн, Арье Вольвовский…
Я была под большим впечатлением от этих людей. Потому что просто невозможно было не поддаться их влиянию. Это люди, которые будучи чем-то недовольны, идут и делают что-то, чтобы исправить ситуацию. Мне пришлось провести немало времени в Израиле, работая над картиной, мне тут нравилось, я подумывала сюда переехать, но не сложилось в силу внешних обстоятельств. И все равно я постоянно находилась в курсе новостей.
И вот мае 2007 года, когда мне оставалось еще полгода до завершения работы над фильмом, как-то утром я села проверять электронную почту и неожиданно обнаружила множество сообщений от израильских друзей с заголовками: «Гуманитарный кризис в Сдероте». Я читала о маленьком израильском городишке, подвергшемся нападению, а в те дни на Сдерот падало какое-то нереально огромное количество ракет в день. Мне присылали живые свидетельства людей, приехавших добровольцами в Сдерот, столкнувшимися с обстрелами, и как им было тяжело. Мне это напомнило ситуацию с ураганом Катрина. Тут речь идет даже не о сионизме, а о ситуации, когда люди не могли покинуть свой дом. Я читала, и была в шоке. И тогда решила узнать, что сообщают об этом американские газеты и новостные каналы. Открыла Los Angeles Times, New York Times, Washington Post, включила CNN, NBC. Ничего! Я глазам своим поверить не могла – как такое может случится? Ведь мой друг из Израиля рассказывал мне, что израильские телеканалы не перестают вещать об этом.
Я подумала, что, может, информация поступает в США не сразу, и требуется пара дней. Каждый день проверяла прессу, все тщетно, пока не наступил конец недели. Открываю газету New York Times. Заголовок: «ЦАХАЛ убил в Газе…». И одной фразой упомянуто, что город Сдерот был обстрелян ракетами. Ни слова о пострадавших гражданских лицах, о гуманитарном кризисе, никакого анализа, общий контекст не приведен.
Я сильно разозлилась, и вдруг подумала о Щаранском, Лео Блюментале, Глене Рикторе, обо всех этих людях, живущих по обе стороны от океана, которые тоже сначала разозлились, а затем решили как-то повлиять на ситуацию. И вот я пытаюсь закончить снимать фильм своей жизни, а тут такое происходит. В общем, я решила взять отпуск от фильма на три недели. Я принялась искать в газетах любую информацию о Сдероте, и нашла сенсационную статью, напечатанную за пару месяцев до происходящих событий. В ней рассказывалось о музыке, которую пишут в этом городе, о «Сде-роке» - рок-клубе, расположенном в бомбоубежище. Я подумала – это какое-то безумие! Но какая потрясающая история! Можно же описать происходящие события глазами музыкантов. Я позвонила своему знакомому израильскому продюсеру, и спросила его, не знаком ли он случайно с кем-нибудь из этих музыкантов, и оказалось, что знаком.
- Есть известные исполнители, вышедшие из Сдерота?
- Невероятно, в этом месте столько музыки! Только в девяностые годы из Сдерота вышли такие известные израильские группы, как «Ти-пекс», «Кнесият хаСехель», и другие. Если спросить у них сейчас, что происходит на музыкальной сцене в Сдероте, они скажут, что ничего. Возможно, так оно и есть - по сравнению с тем временем, когда они писали музыку и выступали там. Но для меня, человека приехавшего из тринадцатимиллионного Лос-Анджелеса в мелкий городишко, где проживает от силы тысяч двадцать человек, было удивительно застать столько музыкантов и любителей музыки в одном месте. Даже для того, чтобы только заснять всех музыкантов, не хватит суток. И там все время что-то происходит: репетиции, люди записывают свои песни.
- Неужели это следствие обстрелов города, нежданно-негаданно ставшего прифронтовым?
- Нет, думаю, это изначально было в нем заложено. Недаром Сдерот называется «городом музыки». На каждой площади города стоят скульптуры людей, играющих на музыкальных инструментах, чуть ли не все жители города считают себя музыкантами. Когда мы туда приехали в первый раз, сложно было найти кого-то, кто не играет в какой-нибудь группе.
Я принялась отслеживать историю нескольких групп, в частности, хора подростков «Молодежь Сдерота». Их руководитель – Ноам Шломо, потрясающе талантливый музыкант, делающий аранжировки известных израильских мелодий.
Удалось мне побывать и в «Сде-роке», менеджером которого на протяжении десяти лет был Ави Вакнин. «Сде-рок» - это общественное бомбоубежище, оборудованное под рок-клуб. Там есть музыкальные инструменты, вся необходимая аппаратура, и молодежь после занятий в школе вместо того, чтобы шляться по улицам, приходит туда. У них есть несколько групп, исполняющих рок.
- Об этом мало кто знает…
- Это же так здорово! Такова была основная идея моего фильма. Я подружилась с Ави Вакниным, у которого есть своя группа. Я вернулась в ноябре домой, решив для себя, что еще раз приеду в Израиль, но уже основательно. А в декабре в иерусалимской «Синематеке» был представлен мой фильм «Отказник». Его показ был привязан к круглой дате – сорок лет начала борьбы евреев Советского Союза за выезд в Израиль. Так я закончила серьезный проект, который занял пять лет моей жизни.
Я решила перебраться на некоторое время в Сдерот, потому что за три недели, что я провела там в первый раз, было невозможно понять, какой жизнью живут жители Сдерота. И еще я хотела отслеживать жизнь героев своего будущего фильма.
Хаим Улиэль -один из тех, кто начал музыкальную революцию в городе. Несколько ребят из хора «Молодежь Сдерота». Например, Хагит Ясо. Ей восемнадцать, она эфиопка, играет в армейском оркестре. У нее невероятно красивый голос. Всем уже ясно, что она станет звездой.
Когда я приезжала в Сдерот в июле 2007 года, Ави Вакнин с ребятами из «Сде-рока» как раз представили альбом песен в стиле хип-хоп, назвав его «Проект надежды». Ави работал с этой молодежью, стремясь, чтобы свой страх и злость они выливали в тексты песен и музыку. Это был мощнейший материал – четырнадцати-, пятнадцати-, шестнадцатилетние подростки исполняют хип-хоп о том, что значит жить под бомбами. В мой первый приезд Ави возил этих ребят по Израилю, они выступали в городах и поселках, напоминая местным жителям о том, что происходит в их родном городе.
- А о какой музыкальной революции идет речь?
- У Сдерота сложился имидж не вполне благополучного города, он населен выходцами из восточных стран. Это место, до которого никому нет дела. И многие музыканты из Сдерота рассказывали мне одно и то же – когда их семьи и родители только переехали в Израиль и поселились в этом городишке, как раз шла мода на новую израильскую культуру. Это был призыв избавляться от галутного налета, не слушать старую музыку, разговаривать только на иврите, танцевать «Хору», и так далее.
Но музыкальная культура в общинах, приехавших из северной Африки, очень сильна, это все в крови, эти ритмы, все очень средиземноморское. Во время молитв и шабатних песнопений, праздников это все было очень заметно. То есть, это все те же песни, что я слышу в своей синагоге в Лос-Анджелесе, но тут есть особая, сводящая с ума ближневосточная ритмика. Это было очень необычное переживание слышать и осознавать глубину этой музыкальной традиции. И вот эта культура подавлялась.
Мне рассказывали, что до того, как город стал обстреливаться «Кассамами», люди часто играли музыку прямо на улице. Макс Роуч, известный джазовый музыкант побывал в Сдероте в девяностых годах, и он рассказывал, что там сложился самый настоящий Гарлем образца тридцатых годов - люди выходили на крыльцо своего дома, чтобы играть на дарбуках и петь.
В семидесятые и восьмидесятые годы эта самая южно-средиземноморская мелодика отсутствовала в израильской музыке. То есть, она встречалась тут и там, но то не был мейнстрим. Было зато несколько марокканских групп, выступающих на свадьбах и праздниках. Хаим Улиэль и группа «Сфатаим» - одна из них. Люди ведь все равно женились и отмечали праздники, на которых исполняли свои любимые песни.
А подрастающая молодежь Сдерота слушала музыку известных западных рок-групп – Whitesnake, Metallica, Deep Purple, и вот «Сфатаим» решила привнести марокканские мотивы в рок-музыку. Хаим рассказывал мне, что когда их песню впервые проиграли на радио, все были в абсолютном шоке. Если оглянуться назад на израильскую музыку еще относительно недавнего времени и на ту, что пишут сегодня, мы увидим, что израильская музыка все-таки стала очень ближневосточной. Сложился оригинальный и очень интересный феномен - органический сплав западной и восточной музыки.
- Когда началась эта музыкальная революция?
- В девяностые годы.
- Ави тоже принимал участие в этой революции?
- Нет, но Хаим Улиэль, группа «Сфатаим», «Ти-пекс», «Кнесият ха-сехель»… А Ави принадлежит второй волне. Миха Битон тоже был частью музыкальной революции. Их там так много, этих музыкантов, и они все очень талантливы. Наш друг Йоси Коэн, бас-гитарист играл с разными группами, а сейчас организовал группу. Группа «Мунсон» активно выступает с концертами. В общем, музыкальная жизнь здесь не прекращается, постоянно появляются новые лица.
Естественно, все сдеротские музыканты отлично знают друг друга, играли друг с другом на том или ином этапе. Коби Оз, солист «Ти-пекс», исполнял музыку вместе с Хаимом Улиэлем, когда они были еще подростками. Я видела старые видеозаписи этих выступлений, и это было забавно и неожиданно. В общем, это такой маленький городок…
Забегая вперед, хочу рассказать, что в конце концов мы с Ави Вакниным влюбились друг в друга и прошлым летом поженились. Наша свадьба была в Сдероте, вопреки всему, и это был вызов, потому что в этом городе уже пять лет люди не играли свадьбы. Потому что невозможно организовать большой праздник, пригласить туда много людей, все тщательно продумать, и вдруг в утро дня свадьбы начинают сыпаться «Кассамы».
- Вы женились в «Сде-роке»?
- Нет, в нашем садике. Все было очень красиво, мои родители были шокированы нашей идеей, но приехали. Был еще мой дядя с племяшками, одна из сестер. Мы почувствовали, что раз Сдерот свел нас вместе, то и свадьбу мы обязаны сыграть именно там.
- Чем Ави занимается сейчас?
- Он активно работает над сольным альбомом, заканчивает его, я помогла ему снять несколько клипов к его песням. Одна из них называется «Миллион», ее назвали «песней недели» на сайте Ynet. Теперь Ави регулярно выступает в Тель-Авиве.
Я чувствую себя полноценной жительницей Сдерота, потому что вышла замуж за Ави, который родился и вырос тут, здесь вся его семья. Бывает, что люди приезжают впервые в Сдерот и смотрят на все поверхностно, глазами чужака – что мол, особенного в таком задрипанном городишке? Да, есть в Сдероте неприглядные райончики, есть и более приличные. Один из моих знакомых журналистов, работающий на одну из ведущих новостных сетей, недавно приезжал снимать Газу, и выдал мне: «Понять не могу, почему здесь вообще люди хотят жить…». На самом деле, нужно прочувствовать его.
- Место, может, и хорошее, но как люди живут под бомбами?
- Война вводила меня в депрессию, я была постоянно в подавленном настроении. На прошлых выходных мы с Ави пошли закупать продукты, и я пожаловалась ему, что мне плохо. Ави стал обнимать и целовать меня прямо посреди супермаркета, и тут вдруг мимо проходит гитарист из «Кнесият хаСехель» и говорит нам шутливо – ребят, вы же уже женаты, чего вы тут целуетесь, как подростки? И не успел он закончить свою фразу, как над нашей головой раздался шум пролетающего над городом истребителя F-16. И я засмеялась – где еще в мире может такое случиться, что ты идешь в свой магазинчик возле дома делать покупки на неделю и встречаешь там рок-звезду. А над твоей головой в это время пролетает боевой истребитель! А завернув за стойку, мы встретили еще и Хаима Улиэля, тоже с тележкой, полной продуктов. В общем, это особенное и милое место.
- Как война повлияла на музыкальную жизнь города?
- Я знаю, что хор сейчас временно не проводит репетиции, это небезопасно. В нем поет племянник Ави. С другой стороны, на всем юге сейчас сложилась кардинально иная ситуация, отличная от нашей. Создается впечатление, что жизнь повсюду остановилась на время операции в Газе. А тут мы встречались с друзьями, я увидела людей, спокойно сидящих в кафе, как будто ничего не происходит, и была в шоке.
Люди, не переставая смотрят новости, мы сами были объектами этих новостей. Постоянно слышно, как разрываются «кассамы» тут и там, мы слышим, как бомбят Газу. Я сочувствую людям, живущим в Газе. Всем женщинам и детям, потому что слышу разрывы бомб, стрельбу танков, пролетающие вертолеты, громкие звуки взрывов. От всего этого каждый раз сотрясается весь мой дом, потому что Газа находится настолько близко.
- Война происходит через дорогу…
- Война и здесь, и не здесь. Мы не видим ее, но слышим. Вот она – прямо тут, за окном. Мы по-прежнему вскакиваем с постели рано утром, когда звучит тревога «красный цвет» и бежим в бомбоубежище, для нас это привычно. А потом возвращаешься оттуда домой, включаешь телевизор, и по второму каналу передают, что в Сдероте прозвучал сигнал тревоги. Стоит ведущий с микрофоном в руках и говорит: «Я сейчас нахожусь в Сдероте…» Все это создает какое-то странное ощущение, потому что ты видишь, что диктор на экране телевизора в данный момент находится в двух кварталах от твоего дома.
- Как вы устраиваете повседневную жизнь? Ведь нельзя даже спокойно принять душ, сходить в туалет…
- Я об этом писала в своем блоге в Интернете. Мы принимаем душ всегда по двое. Нет, никогда не вместе - один купается, а другой в это время стоит за дверью наготове с одеждой в руках и вслушивается, нет ли сигнала. Так что нужно планировать купание.
- Какой еще отпечаток накладывает война на вашу жизнь?
- По всему Сдероту находятся бомбоубежища, город просто переполнен ими. Вам мои слова могут показаться странными, но в Сдероте я чувствую себя в безопасности. А вот в тот же Ашкелон нам страшно ездить.
- Там меньше бомбоубежищ?
- В Сдероте они находятся на расстоянии в несколько метров друг от друга. Ты всегда можешь успеть добежать до него за пятнадцать секунд. Но не в каждом доме они есть. Я знаю людей, кому далеко бежать, или не могут бегать, тогда они прячутся под лестницей.
Бывает, сидим дома, раздается сигнал тревоги: «Красный цвет, красный цвет!». Мы бросаемся в бомбоубежище и краем глаза я вижу двоих прохожих на улице, которые бегут как раз к нашему дому в поисках укрытия, мы кричим им: сюда, сюда. Они забегают вместе с нами в бомбоубежище, мы захлопываем дверь и напряженно ждем звука разрыва. Иногда их бывает два, три. Ждем. И вот наступает тишина, закончилось. «Спасибо». И каждый продолжает идти по своим делам. Это просто случайные прохожие. Я не раз видела машины, брошенные на улице с работающим двигателем – люди бросали их где попало и бежали искать убежище.
- Какой был самый страшный момент за все то время, пока вы живете в Сдероте?
- Как-то раз мы ехали в гости к друзьям, вдруг зазвучал сигнал, а мы за рулем, и не знаем толком, куда бежать и прятаться. Кругом нет бомбоубежищ. Притормозили у какого-то дома, бросились ко входу в подъезд, но там никого не было, а дверь закрыта на ключ. И мы судорожно стоит и вертим головами во все стороны, пытались сообразить, что можно сделать, куда бежать, а потом просто обняли друг друга и прислонились к стене, дожидались разрыва… Было очень страшно.
- Кто-нибудь из ваших знакомых пострадал?
- У меня есть одна подруга. Не знаю, что именно случилось тогда. Возможно, просто не сработала система раннего оповещения. Чаще всего жертвы бывают именно тогда, когда нет сигнала, и люди не ожидают падения ракеты. «Кассам» упал на ее дом, пробил крышу и проломил пол всех этажей насквозь до самого подвала, ударил в ту комнату, где она находилась. Комнату разнесло вдребезги, а ее отбросило взрывной волной. Ее тело было напичкано осколками шрапнели, она несколько месяцев провела в реабилитационном центре - училась ходить заново. Она уже в порядке и выглядит как обычный человек, но у нее до сих пор в мозгу остались застрявшие осколки, которые врачи не смогли извлечь. Она большой оптимист по жизни. Ее зовут Геут, она владелец кафешки Coffee to go, где обычно собираются жители округи. Сейчас там сидят журналисты.
Другая моя подруга, музыкант, потеряла слух из-за того, что ракета разорвалась близко от нее. В Сдероте кого не спроси, у каждого есть кто-то знакомый, кто пострадал от «кассамов». В хоре, который будет фигурировать в моем будущем фильме, поет девушка по имени Хагит. Ее друг погиб от прямого попадания ракеты прямо на ее улице. Есть еще девочка, которая погибла, защищая своего брата.
Я считаю, что людям, которые не знакомы с нашей реальностью, необходимо объяснить, что Израиль делает все возможное, пытаясь защитить своих граждан. Управление тыла постоянно дает инструкции, куда можно ходить, куда нельзя, как вести себя при обстрелах, и так далее. Есть система раннего предупреждения «Красный цвет», которая дает фору в пятнадцать секунд, чтобы можно было укрыться в бомбоубежище. Эти секунды спасли столько жизней!
Я могу привести десятки случаев, когда люди успевали забежать в убежище в последний момент, а ракета падала в то место, где они только что стояли. Если бы не эти усилия государства, счет убитых и раненых шел бы на сотни, если не тысячи. Многие иностранные журналисты не понимают этого, насколько серьезна грозящая нам опасность. Как-то один из них залепил мне: «А, так это же хлопушка такая».
- Их называют «летающими болванками», «самодельными» ракетами. Но один «кассам» несет с собой полкило взрывчатки TNT, а ракета «Град»- от шести до восьми килограммов. Этого достаточно, что разнести дом, а кроме непосредственного попадания ракеты есть еще шрапнель – металлические осколки, разлетающиеся во все стороны…
- На прошлой неделе я видела домик из трех комнат, который был полностью уничтожен «кассамом». Люди не понимают, насколько это опасно. Они считают, раз страдает мало людей, значит ничего серьезного. Все очень даже серьезно, когда несколько килограммов взрывчатки падают на мирных жителей с неба. Это так же опасно, как террорист-смертник, взрывающий себя в кафе. Это точно такая же взрывчатка, как и любая другая. Люди бегут с поисках укрытия, потому что вот-вот взорвется бомба. И не важно, где и как она сделана. Жертв мало исключительно благодаря защите, обеспечиваемой государством, построившим бомбоубежища и предупреждающим нас заранее о летящих ракетах. Если бы в Газе существовала подобная система, и гражданских не использовали бы в качестве «живого щита», жертв было бы в два раза меньше.
И еще - поднесенный к горлу кухонный нож, не приспособленный для убийства, разве он чем-нибудь отличается от наведенного на тебя пистолета, если тебя все равно хотят убить?