Мемуары молодого человека.
Пролог.
Год 1991. Весна. Луна светлым шаром. Май. Ночь душистая и пьяная такая, что бывает только пару раз за жизнь.
На пустыре у школьного двора, в зарослях сирени, вишни и черемухи шум, возня и задорный руский мат. Там, естественно, драка. А как же иначе. Рабочий поселок на окраине промышленного города это вам совсем не Париж. Тут все гораздо жестче. Кто бьет? Да шпана местная. Самые поганые гопники. Типа люберов, только все время поддатые и такие неспортивные, что опасны только в стае, Руль, Шарап, Агап, Стюра и Мохер. Они постоянно кого-нибудь бьют. А чем им еще заняться. Книг они не читают, винду еще только изобретают, а денег на кабак нет, вот и развлекаться, как могут, чтобы вечер не пропал.
Кого бьют? Меня. Почему именно меня? Да как вам сказать? Тяжело быть неформалом в рабочем поселке. Я стою, прижавшись спиной к забору родной школы, и тупо жду удара. В простой уличной драке мало эстетики и еще меньше правил.
Правил всего три. Береги спину. Всегда добивай упавшего. И бей первым всегда. Их я помню и свято соблюдаю с самого юного возраста. Пока перевес на моей стороне. Агап уже точно сам не встанет, а Стюра сейчас начнет проводить свой коронный, и единственный прием, снизу в пах ножом, тут ему и вынесут пару зубов, не первый раз мы с ним дискутируем.
Потом меня свалят и просто затопчут. В общем, все скучно, ясно и предсказуемо. Ведь хотел я, дурак, еще дома сегодня посидеть. Батя баню протопил, и двадцатка МТВ через полчаса начнется, но видно не судьба. Убьют они на фиг меня, как уже убили пару моих друзей и не вспомнят утром. Алкашня. Эх, не вовремя у меня патроны кончились, ведь хотел сегодня у брата в машине спереть хотя бы восемь, поленился.
Лень, как говорит наш святой отец Петр, мать всех пороков. Впрочем, в моем случае, в серьезные пороки лень перерасти уже не успеет. Шестнадцать лет мне должно исполниться в декабре.
Сам, кстати, виноват. Весна бьет по мозгам всем. Влюбился. Вот уже пару месяцев, с самых ручьев талой воды, думаю, и помню только о ней.
Сперва наматывал круги вокруг её двора, перебил и повывел там всю дворовую шпану по ходу дела, чтобы не мешали встретить её и сделать вид, что я тут случайно.
И правда, выйдет она во двор, питбуля своего, Пупса, выгуливать, а ко мне хулиганы пристают. Пришлось, во имя любви, прострелить паре особо борзых малолетних правонарушителей ноги. А что мне с ними, боксоваться, что – ли. У меня куртка коженная новая. Еще порву, или запачкаю. Пришлось действовать превентивно.
Потом до поздней ночи в её подъезде кроссовки простаивал. Анекдоты, сплетни, треп. Кассеты давал послушать и не разу не напомнил, чтобы вернула. Финал печальный.
Не дала.
Любовь, как оказалось, зла. Ошарашеный этим открытием, утратил бдительность и решил срезать дорогу через школьный двор. Через это и смерть принимаю. Серую, скучную, бессмысленную, как все в моем родном поселке. Прощай мир, но ты то точно не заплачешь. Прощай любимая, как там тебя по имени?
И вот, когда я пропустил пару Мохеровских по голове, кстати, совершенно колхозная манера бить только в голову и потерялся в пространстве, с неба свалилось чудо.
Прибыла ударная группа ангелов непредсказуемого реагирования. Хотя, если разобраться, вот кто-кто, а уж они точно не ангелы.
Чудо это имело свои предпосылки. Все дело в том, что была пятница. Сейчас в двадцать первом веке в это сложно поверить, но все немногочисленные увеселительные мероприятия в далеком 91 проходили по пятницам и до одиннадцати.
И уже совсем неимоверно, но практически все было бесплатно. Во всяком случае, я не помню, чтобы мы тратили деньги на вход. Я, кстати не помню, чтобы мы вообще на что-то, кроме анаши деньги тратили.
Вот, проводив до дому девчонок, даже потискав их по подъездам, усталые, но счастливые, возвращались мои друзья.
Они не стали выкрикивать оскорблений и требовать прекратить безобразия. Штырь достал из кроссовка бритву, Грек одел на каждую руку кастет из водопроводных кранов, Зуб вынул из штанов совсем неприличной длинны кусок шланга набитый стальными шариками, Пуча, он не запасливый, вырвал штакетину из забора и понеслось.
Они просто налетели сзади и свалили всех в кучу.
Мои противники сами забыли первую заповедь рабочих окраин, всегда прикрывай спину.
Мы не были столь беспечны. Мы их топтали долго, старательно и с удовольствием, чтобы, твари шальные, надолго запомнили, что мы миролюбивые хиппи и сами первыми никого не трогаем. Били долго и жестоко, стараясь попасть каблуком в мошонку. Носком ботинка прилепить в висок. Особенно доставалось ребрам. Наши оппоненты и сами парни не мягкие. Подставляться не спешили.
Короче, умаялись мы с ними. Вспотели и запылились.
Пошли ко мне в баню. Надо было успеть, до двадцатки МТВ помыться и выкурить косяк.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Я обзавелся бизнесом, пузом и еще больше потерял. В моем прошлом осталось много хорошего. Слишком много. Любовь, и первая и разная. Вера, в людей, в страну и в Бога. Главное, что я потерял навсегда – это молодость. Во всех её проявлениях. Жалеть об этом глупо и бесполезно. Жизнь, она, сука, мудрая и сама всех поставит на свои места. Единственное, что не дает мне покоя – до скрипа в душе жалко, что больше никогда не выйдут из темноты и не встанут рядом, Штырь, Грек, Зуб и Пуча, шалые ангелы моей молодости.
Штырь скоро выйдет из тюрьмы. Лет через пять. Очень боюсь с ним встретиться. Жизнь, она людей меняет.
Грек – теперь большой человек в нашем райотделе. Он вернулся с войны сумасшедшим. На завод его не взяли. Другого пути у него не было. Ну, кто – то должен и в милиции работать.
На похороны Пучи я не попал. Говорят, было очень весело. Ну, Пуча он и есть Пуча. Но меня из тюрьмы не отпустили.
Зуб жив - здоров. Это единственное, что о нем известно доподлинно. После контузии и плена он очень плохо говорит. Он работает водителем – дальнобойщиком и сейчас, скорее всего, врубил на полную какое-нибудь дикое техно, он плотно на него подсел, пилит, где-нибудь по Родине, а её у нас дохрена. Сами они о себе не расскажут.
Придется мне. Больше некому.