КАМЕННЫЙ МОСТ В КАЛУГЕ
(стихотворение в прозе)
Снизу, из оврага Каменный мост кажется грандиозным; взгляд с моста, в овраг поражает летящей, беззвучно звучащей глубиною. Слегка закружится голова, пространство тянется и тянется вниз, и…хочется полететь что ли?
Белый-белый чистые кристалл Танеевского зала – в нём, вероятно, уютно выступать.
Каменный мост легко вибрирует от движения; камень сер, а осень – византийская осень – роскошна, пестрота деревьев завораживает больше, нежели глубина, охра сверкает, переливается золото, играет медь, и – скоро зима, и бело-сине-чёрная гамма лишь подчёркивает высоту моста…
ПЯТНИЦКОЕ КЛАДБИЩЕ В КАЛУГЕ
(стихотворение в прозе)
Фигура проповедника крашена серебрянкой – на могиле у входа. Вдоль стен продают искусственные цветы и венки. Жёлтая церковь. Густая теснота могил, оград, решёток, руда ушедших поколений; мои родственники всегда со мной, как память о детстве, которое частично проходило в Калуге; и я иду на могилы дяди, тёти, бабушки, и вороны грают надо мной, а дальше небо – синее-синее, объединяющее всех: живущих и ушедших.
ПИТЕРСКИЕ ЗАМЕТКИ
(стихотворение в прозе)
Дворцы Санкт-Петербурга – как окаменевшие макропоезда времени, бездвижно движение в гипотетическую вечность, и вечен – с человеческой точки зрения – роскошный скарб дворцов.
Высверк снега на кладбище, алмазной крошки разноцветное мерцанье, и у часовни Ксении толпа, а карниз бел от записок.
На Петроградской стороне дома стоят плотно, тесно, тени трагедий и радостей созидают плоть жизни.
Петербургу вообще больше подходит зима – чётче чувствуешь его душу…
И снова тихо падает снег.
В МИЛАНЕ
(стихотворение в прозе)
Куда идти в Милане? Конечно к собору…Вот вырастает он: каменный лес веры, макростволы сливаются в мощную плоть стен, и не счесть завитков, узоров, орнаментов, уходящих вертикально в синюю перспективу.
Захватывает дух – ожидаешь чего-то огромного, но ТАКОГО!
Зайди, услышь эту вечную-вечную, сложную и простую музыку, ощути движение вверх и вверх.
А этот тихий проулок, где находится магазин, торгующий церковной утварью, напомнит почему-то Таллин…
ДВА ГОРОДА
(стихотворение в прозе)
Москва играет лиловато-пятнистыми тенями в проулках, карабкается на горы, разливается площадями. Трамваи бегут, мило позванивая. Крутится бульварное кольцо; изломы бортов кончаются витыми чугунными решётками; а во дворах зеленеют тополя, и грай вороний сыпет чёрное зерно…Пёстрая, шумная, хлебная Москва.
А Петербург строг, меланхоличен; душа его отдаёт чем-то зимним, когда снежинки блестят на торцах зданий, и небо сереет туго, неотзывчиво. Петербург роскошен, бледные стёкла особняков скрывают волокна прошлого, и церкви глядятся не по-русски как-то, а шпили часто съедены наполовину туманом.
Два города – две вселенных.
ГОРОДОК
(стихотворение в прозе)
Городок был сер, пылен и скучен.
Детские сны не могут изменить явь, и, вновь возвращённый в реальность ребёнок, сидит на кровати, не понимая, где все эти лилово-синие горы и розовые моря. Взрослый, просыпаясь среди ночи лежит с открытыми глазами и думает, что жизнь его не удалась.
Частные дома, окружённые ветхими заборами упираются в лес: городская окраина. Краска облупилась с рам, и мелкая картошка, жёлтая, как мыло, надоела хуже дней своих.
В городе два техникума, десяток разных магазинов, три захиревшие фабрики.
Леса окрест богаты, но всё равно – город сер, пылен и скучен.
-Миха, будешь в футбол? – Ну его, лучше водки.
Все знают всех. Две церкви, и отец Пахом опять в запое.
Из города нет пути.
Маленькая сгорбленная старуха чистит могилу сына, ветер звенит венками, и небо белёсо-серое, пыльное…
МОСКОВСКОЕ
(стихотворение в прозе)
От Сретенки, лишённой деревьев, зелени, петлистых теней на асфальте нырнуть в уютный покой бульвара, щедрого, золотисто-зелёного летом. В белой церкви когда-то был Морской музей, и толстое чучело пингвина встречало людей у входа.
Москва грандиозна тут, все дома высоки и индивидуальны – имеют своё лицо; где-то выше переливается реклама, и чёрный Грибоедов глядит на идущих без выражения.
Зачем нужны индустриальные районы? Серо-белая пыль и Вавилоны заводов, убитая трава, голуби и кошки, дворы, однообразные, как будни.
А метро? Ад людского фарша, свистящая скорость, чёрные жилы проводов.
Уют Гусятникова переулка, уют тайных огней счастья: арбатские дворики, тихие проулки мечты.
Москва купецкая, Москва азиатская, кривоколенная, хлебная, бесконечная, пёстро-радостная, сквозяще-печальная осенью, я слышу сердце твоё и сливаюсь с его ритмом…
В СУЗДАЛЕ
(стихотворение в прозе)
Город – когда уже проехали ополье,
ополье, отливающее опалом, ласкающее язык – начался незаметно, течением тихих улочек с одно- и двухэтажными домами; но древние храмы возникли скоро, строгие и белые, равнодушные к едущим и едущим, праздным, фотографирующим. Город возник сразу, и раскрылся тяжестью монастырских стен, экскурсиями, густейшим звоном, колышущим воздух – и даже вороны молчат, пока плывёт этот звон.
Пирожки с капустой, купленные у шумной бабки, были вкусны, а солёные грибы и огурцы, предлагаемые повсюду, брать не стал.
Вот площадь перед Гостиными рядами, крупные камни, белые стены зеленоглавого собора, и завитки, запятые листьев под ногами на асфальте – осень, осень…
МИСТИЧЕСКАЯ ПРАГА
(стихотворение в прозе)
Астрономические часы – алхимия древних мерцаний. Чёрный и серый, громоздкий, старый камень домов, подворотен, арок; массивы лепнины, встречаемые там и тут; ангелы и святые в нишах…
Нежно переливается синее тело Влтавы, и каменные короли слепо глядят на пёстрые лоскутья бликов. Ярусы зелени – всё вверх и вверх; мистический амфитеатр города, и радостные цвета таких игрушечных, кукольных домиков, домиков, напитанных уютом и счастьем.
Двуглавая узорная громада собора св. Витта, и черепица – черепица терракотовых оттенков, рыжая, оранжевая, выгоревшая на солнце.
Еврейское кладбище, торчмя вздёрнутые замшелые плиты, густая вязь идиша и иврита, игра теней на резном камне; мистическая, еврейская Прага, синагога в мавританском стиле, ажурность окон – нежный полёт незыблемого, волшебного града…
Александр Балтин