СМЕШНО ИЛИ СТРАШНО?
(стихотворение в прозе)
Великолепно-смешные, упоительные Зощенковские рассказы; тонкая игольчатость летящих снежинок острого юмора, и вдруг – остановился, поражённый, дезориентированный…а смешно ли? Сквозь порванную завесу смеха виден антрацитово-чёрный, косматый страх. Эти рассказы страшны. Они показывают безъязыкость – косную, тупую безъязыкость массового человека; ржаво-заскорузло скрипят мозги, и рот, круглясь по-сазаньи, выдаёт ублюдочные суммы заскорузлых фраз. Страшно. Смешно.
Чего же больше?
ИЗ ДИККЕНСА
(стихотворение в прозе)
Отрицательные персонажи Диккенса. Из плотно-слоистого тумана выходит пузатенький Пексниф, и улыбается – сладенько. Квилп – точно гоголевская хавронья – просовывается к вам в окно.
Смрадные кольца крепкого дыма…
Вы поверили милым человеческим лицам? Вы думали возможно нечто идиллическое? Нет же – и Квилп предлагает вам выпить крепчайшего джина: помянуть иллюзии…
ЗЫБКИЙ МОСТОК
(стихотворение в прозе)
Акакию Акакиевичу крошили на башку бумажки, жалко сжимался он, по-черепашьи втягивая голову в плечи, и глаза его текли круглыми слезами…
А вдруг – Акакий Акакиевич не образ, а функция? Не человек, вынутый из трезвого бреда гения, а повод – вам, читающим, задуматься о себе, пошлифовать сердце состраданием, пускай таким, книжным, чтобы наконец ваши, а не его глаза потекли крупными, круглыми слезами…
Странный, зыбкий мосток видится сквозь наволоку словесного тумана – мосток, ведущий к Стратилатову из «Неуёмного бубна», к этой запутанной, как подлесок, дремучей Ремизовской прозе, к неоднозначности её – затхло всё? Так! но Стратилатов – умница, эрудит, обладает вкусом, даже неплохим певческим голосом, и вместе – яма, а не человек. Провал…
Акакий Акакиевич, обременённый прожитым столетием.
Невозможность однозначных трактовок.
РОМАН-ДВОРЕЦ
(стихотворение в прозе)
Колоссальный дворец Музилевского шедевра; дворец, соответствующий увядающей пышности Австро-Венгерского монстра. Барокко осенней листвы. Слоистые, игривые линии нежного рококо. Тяжёлая смесь. И вместе – зыбкость метафизики: стены дворца просвечивают, расступаются сном, и блестящий паркет сообщает о характере графа больше, нежели его сухой голос; янтарно отливают цвета (янтарный мозг не справляется с информацией), и в рассеянном свете мыслится не дворец уже, а гигантская модель мозга, где люди – мысли…И Ульрих – отчасти сверхчеловек, отчасти неудачник – так и не осознавший…чего?
Того же, что и все мы.
ГУЩЕ НЕ БЫВАЕТ
(стихотворение в прозе)
Мощь Леоновской прозы! Язык густой, как распаханная почва, таинственный, как узоры древесной коры; кажется, что все слова, какие только возможны, поселились на долгих страницах, И, преображённый, то тускло отливают сердоликом, то резко сверкнут алмазной крошкой, то придавят вас траурной силой гранита. Спускайтесь по лестницам этих страниц и поднимайтесь ими же, войдите в смачный зарядский трактир, чтобы послушать заунывный орган и выпить карминного, крепчайшего чая, идите в мощную гульбу воровского шалмана, с писателем Фирсовым, выходя под утро из безвестной берлоги, погладьте безродного бедолагу-пса…
Язык, сгущённый до алхимической крепости символов; тугие их сочетания и организуют жизнь.
ГИПНОЗ
(стихотворение в прозе)
Стихи Бориса Рыжего обладают свойством гипноза.
Низовая, живая, мощная, приблатнённая лексика; кровь, детские слёзы, страшно и долго зреющий плод одиночества; чей-то крик, дрожащий над пустырём…лезвие, вонзённое в перила….гипсовые горнисты, и – алкоголь, алкоголь, алкоголь….Густая, ядовитая смесь вливается в вашу душу чистейшим раствором поэзии, и слёзы щиплют глаза – себя ли жалко? Его ли? Его – блестящего, успешного, растерянного, одинокого, будто лишённого внутреннего стержня или ядра, столь щедрого к нам – берите, читайте…
Мускульное напряжение жизни не ослабело в пульсации строк и не ослабеет уже никогда…
ОГРУБЕЛ ЧТО ЛИ?
(стихотворение в прозе)
Как упивался Хэмингуэем в детстве! Как хотелось войти в эти страницы, шествовать тропами войны, вязнуть в грязи, стрелять. Как хотелось быть скупым на слова, просолённым, грубовато -нежным….Чёрно-жемчужные фасады парижских домов, ажурная вязь балконных решёток…Тугое натяженье воды, таящей мощные тела рыб.
Перечитал, будучи взрослым. Не слова – а скорлупки слов, не образы – а рваные скорлупки образов. Мнимая глубина пустых, выморочных диалогов.
Никто не застрахован от иллюзий.
Или – огрубело читательское восприятие?
ЦВЕТА
(стихотворение в прозе)
Все оттенки жёлтого у Лермонтова – от густого золото до лимонно-канареечных переливов…
Ягодные поля Некрасова.
Лилово-фиолетовый Тютчев, с густой прозеленью летучего летнего ливня…
Цветная литература.
Красно-оранжево-золотой звенящий цветаевский диск.
Мраморный в синеватых прожилках стих Мандельштама.
Глянь за окно – там живые, густые, весёлые, зелёные тополя – совсем не стеллажи, забитые книгами, совсем, совсем; а книги – волшебные огни…они противу жизни что ли? Слишком она шумит, чтобы думать, слишком озабочена, чтобы просто быть…
СЛОВО И СЛОВА
(стихотворение в прозе)
Извечное писательское заблуждение: раз Слово было у Бога и Слово было Бог, то и мы причастны к Божественной силе и славе.
Увы, между Евангельским словом и словами, из которым мы составляем свои стихи, повести, романы – бездна; у нас – лишь вавилонские башни слов, а там макрозвучание неведомых нам символов.
И тем не менее…акт творения – не на высшем, понятно, уровне, а снижено, уплотнённо – повторим.
Как хочется выпить со Швейком.
Как хочется ехать рядом с Дон Кихотом.
Ах, никогда не поговорить с Раскольниковым!
Но это – редчайшие перлы, против гор, глыб, Вавилонов тщеславного мусора…
ГЕНИЙ И БЕЗУМИЕ
(стихотворение в прозе)
Иногда лилипуты, совсем распоясавшись, начинали хватать усаты и пузатые буквы, играть ими, катать, как мяч, а за окном в это время проплывала Лапута, сверкая мощно алмазным, не то графитным диском…
Ядовитая струйка безумия вливается в мозг; светлая вода трезвой мысли уничтожает её, и мудрые кони выходят на сцену, ибо кто ещё способен создать возвышенное и благородное сообщество? Не люди же.
Одно перетекает в другое, стиль слишком ясен, чтобы принадлежать безумцу, и слишком строг, чтобы быть достоянием фантазёра.
Лилипуты опять играются буквами.
БАБОЧКА, ПОЧВА, КОРА
(стихотворение в прозе)
Крылья бабочки пишут в воздухе замысловатые знаки, нежные иероглифы смысла, что, едва проступив, исчезают, и не удержишь, как ни стремись.
Ветхозаветно, немо звучит влажная фиолетово-чёрная нота чернозёма.
Клинопись древесной коры, капли забытого знания, и – не восстановишь в целостности плотнообъёмный текст, не восстановишь…
Тайна Тарковского.
ВСЕЛЕНСКИЙ ОГОНЬ
(стихотворение в прозе)
Вселенский огонь Тютчева. Огнь небесный не обжигает, ибо он – огонь и океан в одном объединении света…Щедрость античного пантеизма, и острая призма, сквозь какую смотрел русский провидец. Сухое изящество строк. Порою ритмический сбив обладает мощью тайны седой и древней алхимии. Над реальностью – слои метафизики, закрытой, угадываемой стихом; точные суставы рифм организуют звёздные массивы созвучий.
ТЯЖЁЛЫЕ КАМНИ РИЛЬКЕ
(стихотворение в прозе)
Тяжелы ли «Новые стихотворения?
Стихотворение-вещь. Стихотворение-камень. (Циолковский предполагал, что существует сообщество мыслящих камней.). Камень драгоценен сгущённой силою мысли. Метафоры его граней дают световой высверк внезапных озарений. Вещность и тяжесть мира – но и лёгкость воздуха, обнимающего эти камни, дающего жизнь.
Воздух – как хлеб поэзии.
Тяжёлая ноша Рильке – Рильке, раздарившего себя щедро, как дождь.
ВРЕМЕННОЕ
(стихотворение в прозе)
Расплывчатая неопределённость песен Окуджавы – точно под дым туристического костра и душевную размягчённость водкой.
Подумайте, какие мы все хорошие!
Неуклюжие трифоновские построения – временное жильё временных персонажей: завтра всё сдует ветром, и грандиозная интрига вокруг квартирного обмена покажется пустой и пресной.
Временная литература. Не имеющая метафизического измерения.
КАМНИ ПЕРЕД ВХОДОМ В ПАРК
(стихотворение в прозе)
Сгустки слов подрагивают напряжёнными каплями. Двери морга открыты для всех, и лак их ласково блестит на солнцепёке…
Война прорезала мозг поэта остро, как биссектриса, и душу его опалила, заставив производить только боль.
Тугая мускульная сила строф пульсирует как орган, вскрытый хирургом.
Перед входом в Зальцбургский парк стоят камни, на которых выбиты стихи Тракля.
Какого-то было ему самому слагать эти витражные цветные строфы?
АРХИТЕКТУРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
(стихотворение в прозе)
Тяжёлая, витая барочность фолкнеровской прозы. Пилястры и капители мысли, завитки придаточных предложения…Барокко? Готика? Свет, текущий сквозь витражи догадок и озарений. И всё это – в американской деревне, где и книг-то нет, где жизнь матерьяльно-плотная, густая, пьяная, и вот – архитектурный массив фолкнеровских текстов, величие и печаль, зыбкое мерцание истин…
СМРАД СКВЕРНОСЛОВЬЯ
(стихотворение в прозе)
Русская речь без мата – как борщ без томата…Гнусный смрад сквернословья. Игровая ложь поговорки. Абсолютно счастливая семейка алкашей облюбовала скамейку на бульваре, и мат – грязной тяжёлой занавесью колышется в воздухе…Вниз отравленные слова…Ярь и безумье мата…
Как будто неба не существует.
МАЛЬЧИК МЕРЕЖКОВСКИЙ ЧИТАЕТ СТИХИ
(стихотворение в прозе)
Толсто крашенные красным полы, и свет настольной лампы густ – его хочется порезать на ломти. Рукопись, испещрённая ранками слов; бородатый классик мрачен, насуплен, набивает новую папиросу, и кашляет, кашляет…Мальчик, робея, только что читал стихи, а папенька мальчика сидит в уголку на жёстком стуле.
-Страдать надо, молодой человек, - говорит классик.
Страдать. А иначе стихи – игрушка…
ТИХИЕ ОМУТЫ
(стихотворение в прозе)
Тихие омуты Чехова. Впрочем, не такие уж тихие – «Тина», «Убийство»…Странное ощущение – о жизни, всех её красках, нюансах Чехов знал всё. Всё виды деятельности, все типажи, все варианты разговоров, все подоплёки и мотивации…Как пахнет в меблированных комнатах, и о чём вспоминает старый-старый архиерей, чувствующий себя сельским дьячком…Грустно всегда. Всепроницающее чувство нежной любви к страшному, жалкому, пьяному, милому, умному, заплутавшему человечеству…
БАНЬКА С ПАУКАМИ
(стихотворение в прозе)
Презентация какого-то современного романа в музее Достоевского. Скорбный чёрный памятник во дворе больницы. Апрельский дождик, тёплый и тихий, и нежность первой листвы, как противоречие разнообразным лабиринтам души и психики.
Праздно иди по музею. Утлая комната и тяжёлый, мрачный сундук – на нём мальчишкой спал Достоевский. Грубо, тесно, страшно…
Не отсюда ли – Свидригайловская банька? Тесный ужас того света? Фантазия-нелепость…
ТАКОЕ ВОТ СЧАСТЬЕ
(стихотворение в прозе)
Сладкая дрожь счастья…Каждый абзац, каждая фраза Юрия Казакова нежным размывом акварельного чуда наполняют твой мозг. Любой пейзаж выпукло-точен, и вместе с тем – тайна его, метафизика и душа – сквозят за жёсткими сочлененьями крупных слов. Да, слова – как обкатанная морская галька – крупная, гладкая, каждый камешек хочешь взять в руку, ощупать, повертеть. Сумма самых простых слов…Сладкая дрожь счастья…
УЖАС ЗАМШЕВЫХ МЕШОЧКОВ
(стихотворение в прозе)
Ландшафты и парки…Поэзия словосочетанья. Минимализм прозаического стиха. Ландшафты души и её же парки…И как отсюда протянуть тончайшую нить к истязанию замшевых мешочков? Рассказ, переполненный тайной. Рассказ – будто изящный, красивый словесный покров, сдёрни его…и что там? шевелящийся клубок чёрных эмоций? Жало жадности? Скорпионий яд амбиций?
Замерзает шестнадцатый мешочек, бедный сохлый старик, лишённый начинки, лишённый смысла…
( «Истязание замшевых мешочков – рассказ австрийского писателя Х. фон Додерера, «Ландшафты и парки» сборник его ранних стихотворений).
ТЕНИ И РАКУРСЫ
(стихотворение в прозе)
Тонко сотканный, изящный покров – воздух, старый привычный двор, дома, люди. Тени колышутся за ним. Любая жизнь зависит от ракурса – под каким именно рассмотреть. Не это важно: но – дёрни за край покрова – и…что там? Миллионы книжных страниц – миллионы возможных прорех в тонком, плотном, страшном, красивом – каком угодно – покрове, покрове, покрове…
Тени и ракурсы.
Персонажи – тени слов, или люди – тени смерти?
Сладко открыть толстый, неведомый том.
МЕТАФИЗИКА «МОБИ ДИКА»
(стихотворение в прозе)
Зерно мести дало всходы вместе с другими зёрнами пороков. Но местью ли жив Ахав? Ахав библейский и Ахав нантакетский – тонкие струны смысла протянуты через века. В финальных сценах мощь капитанских речений будто стирает времена, отдавая то высоким ветхозаветным косноязычием, то мощью шекспировских текстов. Не каждый ли из нас китобой? Что преследуем мы? Животное успеха? Кита иллюзий? О, киты! О! родственники левиафанов! В те времена, когда левиафаны стали сухопутно-железнодорожными, а после – океанскими, морскими судами…
Сгустки воль значат что-то рядом с бурунами пены?
Хвост кашалота – мистическим, страшным растением поднявшийся из воды.
Кит-символ, белый символ неведомости, надежд, растраченных, как последний резерв, иллюзий, разорённых днями, как мальчишки разоряют птичьи гнёзда…
ПРОПОВЕДИ И ПРЕДВИДЕНИЕ
(стихотворение в прозе)
Речь, дробящая камни; речь, круто замешанная, казнящая, наставляющая. Широкоскулое лицо Лютера; словесный напор умного монаха, жильная сила камнереза…
Речь, очень простая, доверительная, чтоб как можно проще, чтоб поверили, что их ждёт счастье – люди. Тихая речь Циолковского; тонкий, из-под очков, прояснённый знанием взгляд; виденные из крохотной Калуги звёздные ожерелья миров…
Я НЕ РЕШАЮСЬ
(стихотворение в прозе)
Я не решаюсь написать о языке Булгакова. Я не решаюсь написать. Я не…Ты боишься кота? Язык, мерцающий янтарём;
Язык, что обрушивается летним ливнем, и золото листвы закипает в жидком серебре струй. Выпуклый язык ранних фельетонов, и кругло-естественный, тёплый язык пьес…Я не…Трамвай проехал. Двое говорят на скамейке. Страшно мне, страшно…
ВИННИ, ВИННИ
(стихотворение в прозе)
Метафизика Вини-Пуха.
Взрослый, касаясь этой книги, открывая её – не вполне взрослый уже. Или – взрослые всего лишь выросшие дети? Или – не следует вырастать?
Пятачок, заходи ко мне на чашку чая.
САМОПОЗНАНИЕ ДЗЕНО
(стихотворение в прозе)
Крепкопросолённый воздух Триеста – аристократического, темноватого; фасады старых зданий: формула классицизма; шелушится кое-где штукатурка…Где здесь контора любителя курить? Пыльные окна пропускают пучки лучей, вонзающихся в гроссбухи. Итало Звево идёт домой, мучимый сладким самопознанием. Сиренево расходятся акварельные сумерки, и лестница, ведущая на второй этаж хранит следы бессчётных ушедших поколений. Дома, не ужиная, Звево садится к столу и начинает писать главу под названием – Курить, пока родной, просолённый, аристократический Триест медленно одевается пелёнами ранней осенней тьмы…
ТЕКИЯ
(стихотворение в прозе)
Плоская крыша теки, и шейх Ахмед Нуруддин глядит на игру голубей…Глубина веков, средневековые мерцанья, причудливая вязь Корана…Когда-то роман о шейхе был знаменит – тяжёлый, самоуглублённый, идущий в разрез с модернизмом, он настраивал на волну…волну самопознания что ли? Нет свободы выбора, обстоятельства закрутят тебя, шейх, заставят исполнять чью-то волю – высшую ли?
Плоская крыша теки. Серые горы. Яркая зелень.
Мерцающие глаза смерти.
Александр Балтин