Эпизод 36. Встреча с ведьмой

Элоиза
Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте. 




               «Чувство влюбленности связано с сильным половым влечением,  влияет на
             процессы мышления, на критические способности. Оно ведет к возникновению
             аффективно заряженных представлений, делающих мышление кетатимным. Давно
             замечено, что «любовь делает человека слепым», эта «ослепленность», однако,
             способствует преодолению различных задержек, препятствующих половому
             сближению, и, с точки зрения продолжения рода, является биологически
             целесообразной».

                А. М. Свядощ.


               «Именно эта неспособность к критическому мышлению, эта «ослепленность»,
             помноженные на подавляющую неграмотность в вопросах контрацепции, и
             являются залогом постоянной потребности людей в проведении абортов».

                А. Л. Тихомиров, Д. М. Лубнин.
                «Медикаментозное прерывание беременности
                при малом сроке».




  Свадьба Изабель и Поля состоялась в субботу. Мари была среди тех, кого пригласили на венчание.
  «У церкви стояла карета.
  Там пышная свадьба была…».
  На самом деле стояли даже две кареты. И ещё штук пять осёдланных лошадей. Народу собралось немало.
  Мари специально заказывала платье к этому событию. Она в первый раз должна была присутствовать на свадьбе, да ещё у одной из самых близких приятельниц. Мари выбрала для платья нежно-кремовый атлас с тонким золотистым рисунком в виде переплетающихся лоз. Она хотела чувствовать себя счастливой на всеобщем празднике жизни.
  Пошив платья затевался два месяца назад.
  …Чтобы не пугать жениха с невестой каменным выражением своего лица, Мари пристроилась в самый последний ряд скамей в храме. Анжела бурно уговаривала её пересесть вперёд, но вскоре отстала, отвлекшись на другие хлопоты. Изабель вообще мало что замечала вокруг из-за огромной охапки роз в руках, падающей на лицо фаты, которую постоянно приходилось поправлять, а также – то и дело подскакивающих к ней гостей, жаждущих выразить свои переживания. Мари тоже подошла, чтобы поздравить невесту, сумела изобразить на минуту счастливую улыбку, а после – забилась в тёмный уголок.
  Она ничего не могла с собой поделать: чужая радость не несла ей ничего, кроме прямого указания на безнадёжность собственного положения. Мари стыдилась того, что своей кислой миной может испортить подруге праздник.
  Изабель походила на ангела: изящная, белая, воздушная, ажурно-кружевная. С завитками длинных тёмных локонов, уложенных в замысловатую причёску, и розочками в волосах. Поль в парадном мундире блистал, как Архистратиг. В будущем их не могло ожидать ничего, кроме безбрежного счастья. Уже этим вечером они войдут вдвоём в общую спальню, как муж и жена. Красивые, молодые, чувственные. Полностью исполнившие закон. Абсолютно чистые во всех своих поступках перед общественной моралью. И перед собственной совестью…
  А месяцев через девять… В крайнем случае, через год они осчастливят многочисленную родню известием о рождении законного наследника.
  О том, что ожидает её саму примерно через полгода, Мари предпочитала не думать. Не думать, хотя бы сегодня!
  Венчал молодых отец Виктор Готье. Праздничный, как и все присутствующие. В бело-золотых парадных одеяниях. С серьёзно-торжественным выражением лица. О да, его мимика полностью соответствовала моменту!
  Значит, он сумел взять себя в руки. Выкинуть из головы лишнее. Например, её с их общим отродьем. Три недели. Единственный разговор за прошедшие три недели. Или четыре? Сколько их прошло – кажется, вечность. Вечность между счастьем и кошмаром. Единственный разговор – и единственная из него фраза, застрявшая в мозгах: «Ты рушишь всю мою жизнь. Я не готов». Может быть, Мари запомнила её не совсем дословно, но суть сводилась именно к этому. Забавный парадокс: одна новая зародившаяся жизнь самим фактом своего появления рушит другую, уже сложившуюся. Занятная штука – жизнь. Смешная.
  Звучат высокие торжественные слова. Эхом отзываются своды. «В богатстве и бедности…В болезни и здравии …». А в голове отзываются совсем иные строки:
  «Никто не сошьёт нам наряд подвенечный,
  И хор в нашу честь не споёт…».
  Никогда? Никогда.
  Никогда не будет бело-ажурного, воздушного, праздничного в жизни Мари де Мюссе – неудачницы, навеки опозорившей свой бедный, но гордый род. Никогда ей не стоять, уподобившись принцессе или ангелу, рука об руку с любимым мужчиной пред Богом и толпой восхищённых гостей. Отныне ей предназначен иной удел: изгнание, позор, забвение. Судьба. 'Anagkh. Никогда больше ей не взглянуть в глаза ближним с гордостью за свой выбор и свои поступки. Никогда с чистой совестью не предстать пред Господом в качестве достойной Его дочери.
  Знакомый холодок предчувствия пробежал вдоль позвоночника. Тяжесть, ставшая в последнее время привычной, навалилась на сердце. Вместе с этими ощущениями из глубин утробы, над которой Мари уже не чувствовала себя властной, всплыл ком тошноты. Он подкатывал всё выше к горлу, сколь Мари ни пыталась волевым усилием загнать его обратно. Наконец, не выдержав, она вскочила со скамьи и заспешила к выходу, стараясь не привлекать к себе внимание.
 
                *      *      *

  - Отец Готье, мы просим Вас присоединиться к нашему празднику. Если Вы согласитесь с нами отобедать, мы почтём за честь, - Изабель лучезарно улыбалась, как и обязывало положение, но выглядела слегка рассеянной. На самом деле за последние дни она уже успела устать от постоянного морального напряжения, связанного с предпраздничной суетой и подготовкой.
 - Да? – священник растерянно пробежался глазами по толпе гостей.
  - Пожалуйста, поедемте с нами.
  - Да… Кстати, господа де Мюссе тоже будут присутствовать?
  - Да, они где-то здесь. Конечно, они все приглашены. Мы с Мари выросли вместе. Она моя лучшая подруга. Наверно, она ждёт на улице… Отец Готье, мы с Полем приглашаем Вас в свою карету. Вы не против?
  - Да, конечно. Только переоденусь…

                *      *      *

  Мари пришлось немало протопать пешком, чтобы справиться с гадостными физиологическими реакциями. Всё-таки, разум и воля одержали верх, и ей не понадобилось сгибаться подле какой-нибудь стены, выворачивая на дорогу содержимое желудка.
  Она дошла до самой реки и ступила на мост, служивший продолжением улицы. Мост весь был застроен мелкими домиками, так что пришлось потратить некоторое время, чтобы найти просвет между ними и добраться до парапета. Каменный заборчик доходил Марии до живота. Она оперлась об него ладонями и глянула вниз. Зеленовато-коричневые плоские волны размеренно катились, все в одну и ту же сторону, на запад. Их монотонность завораживала, притягивала взор и всё, что следует за взором – как бы призывая присоединиться.
  Вот оно – решение всех проблем. Реализация давешнего предчувствия! Наконец-то стало ясно, к чему оно было. Одно усилие воли, один рывок, пара минут ужаса и боли – и всё закончится. Станет темно и очень, очень спокойно. Не придётся ни смотреть ближним в глаза, ни отвечать за собственные просчёты, ни совершать новые ошибки. Бремя мирских забот вместе с речными водами уплывёт на закат, а солнце, подцепив его последним лучиком, навеки сгинет с ним за горизонтом. Оно – солнце – потом, конечно, взойдёт снова, но уже не для Мари де Мюссе.
  …Почувствовав, как из носа ползёт совсем не эстетичная капля, Мари торопливо вытащила из кармана носовой платок. Ну вот, новый приступ плаксивости. Кто ж ещё оплачет её труп, если не она сама, заранее, покуда ещё способна лить слёзы?
  Внезапно показалось, что за спиной кто-то есть. Почудилось даже напряжённое дыхание и тяжёлый взгляд. Мари поспешно обернулась, но никого не обнаружила. Померещилось. Нервы сдают.
  Всё ещё озираясь, она прижалась спиной к ограждению моста, упёрлась ладонями в его поверхность, подтянулась и уселась на камень. Никто не следил за её перемещениями. Люди скользили по середине улицы, не обращая внимания на то, что творится за обочинами их пути.
  Мари осторожно развернулась лицом в сторону реки, свесив ноги с парапета. Теперь вполне можно было бы вообразить себя, парящей в одиночестве над бездной, между небом и водой, на крыльях безграничной свободы, имя которой – смерть. На крыльях единственной свободы, снимающей оковы с человеческого духа, устраняющей необходимость следовать многочисленным нормам и условностям, разрушающей притяжение земного бытия и всевластие времени. Ужели есть на свете существа, кому эта свобода доступна в полной мере? Кому не надо для начала умереть, чтобы после безмятежно витать в эфирных потоках вечности? Кому доступно прошлое и будущее, открыты мысли и чувства людей, известны все на свете песни и стихи? Как они, должно быть, счастливы и прекрасны! Как бы ни называли их люди – демонами ли, ангелами ли…
  Станет ли она одним из этих невероятных существ, если умрёт на земле? Взовьётся ли к облакам бесплотной дочерью воздуха? Или всё же обернётся в речных водах грациозной русалкой, выплывающей в лунные ночи со дна в заросли кувшинок? Смущающей сердца редких прохожих таинственной песней? Зазывающей одиноких путников к себе на глубину?...
  «…Не отыщет никто мои кости!
  Я русалкой вернуся весною
  Приведёшь ты коня к водопою –
  И коня напою я из горсти…».
  Как уже говорилось, всё это можно было БЫ вообразить себе в полной мере. И насладиться грёзами. И даже броситься им навстречу. Если бы всю линию горизонта впереди напрочь не перечёркивал второй точно такой же мост-улица, маячивший метрах в трёхстах. Сплошной забор сероватых стен, мутные окошки, перекрестия деревянных балок. Как только взгляд упирался в эту картину, полёт фантазии над речной гладью мгновенно обрывался.
  Мари снова взглянула на воду. Внезапно вода показалась ей мутной и грязной. Она даже различила какой-то малопривлекательный мусор, влекомый течением. Вспомнилось, что утопленники тоже выглядят крайне неприятно – синие, раздувшиеся, жуткие.
  В сердцах она сплюнула в воду и резко развернулась обратно к суше. В привычном, реальном мире ничего не изменилось. Она осталась жить – а ничего не изменилось! Как не изменилось бы, умри она сейчас, захлебнувшись грязной водой. Разве кто-то свернул бы из-за этого со своей привычной дорожки? А сели нет, тогда – какая разница?
  - Не дождётесь! – зло процедила Мари в пространство. И вспомнила, что именно этой фразочкой любил бросаться владевший некогда ею демон. А что? И у демонов есть своя правда. Может, не так уж и безосновательно они ненавидят весь род людской. Может, люди именно такого отношения только и заслуживают! Вот, например, она сама: соблазнила человека, которому по долгу службы не положены близкие отношения с женщинами. Ведь соблазнила же? Посмотрим правде в глаза: да! Под таким психологическим давлением, какое способна оказать одна влюблённая идеалистка, сдался бы и аскет. А он, пастырь душ человеческих? Долго ли сопротивлялся? Предпринял ли хоть единую слабую попытку наставить её на путь истинный? Попытку-то предпринял, и не слабую, и не одну, но не словом, а делом – да и наставления вышли своеобразные.
  А тот безымянный субъект, что уже завёлся у неё внутри? Он поинтересовался, вообще, готова ли она стать матерью?! Он что, не мог подождать, пока она благопристойно выйдет замуж? Или подыскать себе парочку родителей поприличнее, если уж ей вовсе не светит семейное счастье? Ведь это неродившееся чадо, это невообразимое существо – тоже уже разумная душа, если верить духовникам.
  А каково верить духовникам, Мари теперь представляла на редкость ясно.
  Она ощутила вскипающую в душе непривычную ярость. Словно поток лавы, заполняющий нутро просыпающегося вулкана.
 Ладно! Если больше некому позаботиться о ней, слабой и беззащитной перед жестокостями мира, она позаботится о себе сама. Она изыщет средства!
  Есть такие люди… Которым хватает смелости, чтобы противопоставить свою волю безликим основам мироздания. В ответ на суровое «так надо» они бросают дерзкое: «Я хочу!». И им наплевать, какие это повлечёт последствия. Они вечно рискуют сами и подвергают риску других. Они постоянно оказываются по ту сторону социальных норм и законов. И социум всячески давит их – а точнее, вешает, колесует и сжигает, - понуждая принять «так надо». А они сгорают, но продолжают стоять на своём. Почему? Чего им не хватает? Не всё ли равно… Денег ли, или элементарной справедливости… У каждого – свой мотив. Главное, что они знают средства, чтобы хоть на время возвести «я хочу!» в ранг вселенского закона.
В народе их зовут еретиками, колдунами и ведьмами. В повседневной жизни они вынуждены носить те же личины, что и прочие граждане. Но чёрного кобеля не отмоешь добела, и из-под маски благопристойности всегда вытарчивают дьявольские рожки. В метафорическом смысле, разумеется.
  Мари поняла, куда ей следует направиться. Травная лавка Марго Лавуазон. Все говорили, что Лавуазон – ведьма, и кроме обычных настоев от прыщей или лихорадки, у неё всегда можно приобрести что-нибудь «эдакое». Как раз «эдакое» Мари сейчас и требовалось.
  Мари никогда не видела ведьму Лавуазон. И в жизни даже близко не подходила к её заведению. Но адрес знала. А пока шла, заочно уже почти прониклась симпатией к этой старой подлой карге. Ведьма даст ответы на все её вопросы. Точнее, запросы. Потому что сама Мари так толком и не решила, что же будет делать: то ли всё-таки попытается избавиться от плода, коль скоро тот никому не нужен, так же, как и её бестолковая влюблённость (и пусть тогда умирает и душа, и тело, и что угодно – нечего уже терять!); то ли закажет ядрёное приворотное зелье, чтобы отравить бывшему любовнику остаток жизни. Пусть сохнет по ней, как осенний лист, как пучок травы посреди пустыни!
  Конечно, такие ужасные вещи стоят недёшево. Денег у Мари нет. Зато на шее болтается довольно толстая золотая цепочка. Её наверняка хватит, чтобы расплатиться хотя бы за одно из зелий!
  Мари шагала размашисто, периодически спотыкаясь на колдобинах дороги. Один раз даже упала, основательно приложившись коленом о камень. Каждый раз на очередной колдобине она вполголоса чертыхалась, вспоминая забористый лексикон покойницы – бабушки. Память подсказала много интересного. Мари вошла во вкус. Сквернословие как нельзя лучше соответствовало охватившему её бешенству.

  …На стук дверь открыла рыжая деваха. Первым, что бросалось в глаза в её фигуре, был выдающийся бюст, плохо прикрытый весьма откровенным декольте. После бюста внимание плавно соскальзывало на пикантную родинку над верхней губой. А потом уже в поле зрения попадали всякие прочие детали – например, оттенок волос, наводящий на мысли о том, что они имеют свой цвет не от природы, а крашены заморской хной; начинающая оплывать талия, утянутая корсажем; а также хмурое выражение лица, никак не подходящее для прислуги, встречающей покупателя. Да и странно было, что лавка закрыта посреди бела дня, так что приходится стучаться. Впрочем, может, хозяева обедают.
  Облезлая вывеска «Травная лавка Лавуазон» над дверями не оставляла сомнений в том, что мари пришла по адресу.
  - Мне нужна мадам Лавуазон, - решительно потребовала Мари. Даже если хозяева обедают – пусть прервутся! Ей надо сделать заказ, и её не волнуют чужие обстоятельства. С этой минуты она сделается законченной эгоисткой и будет заботиться лишь о собственных интересах, пренебрегая чужими. Так все живут! Мир жесток, и в нём выживает не тот, кто жертвует, а тот, кто принимает жертвы – сильнейший!
  - Заходите, - вздохнула деваха, посторонившись, чтобы пропустить посетительницу.
  Мари завертела головой, ища признаки ведьмовской атрибутики. Должны же где-то здесь быть мётлы, сушёные жабьи лапки, крылышки летучих мышей, пучки трав, свечи из чёрного воска, амулеты с пентаграммами… Да, и ещё – хрустальный шар, в котором видно прошлое и будущее. Вот бы заглянуть!
  Из всего перечисленного нашлась только метла за дверью. Дальше всё было, как в обычном магазине: комната, скамья для посетителей, прилавок и ряд закрытых шкафов за ним.
«Самое интересное – в шкафах! – поняла Мари. – Недаром они закрыты. Есть, что прятать».
  Она разом вспомнила все байки, что слышала про ведьм. И с восхищением уставилась на метлу, вообразив, как именно на ней страшная старуха вылетает каждую ночь в каминную трубу.
  - Я Лавуазон, - устало бросила ей в спину деваха. – Чем могу быть полезна?
  Мари поспешно развернулась и уставилась уже на хозяйку. Почему-то вместо страха она почувствовала ещё большее восхищение, чем от метлы. Так вот она какая, настоящая ведьма! Совсем молодая, лет двадцати пяти от силы. Ещё раз глянув в её декольте, Мари испытала острый укол чувства собственной неполноценности. Как же шикарно должна смотреться такая женщина в голом виде на метле! Вот у кого точно от поклонников отбоя нет. И уж она вертит ими, как хочет! Она же ведьма, ей всё можно.
  - Барышня, что Вам предложить? – уже настойчивей поинтересовалась Марго. Она не выглядела ни довольной, ни приветливой (как и положено настоящей ведьме!), но старалась быть вежливой.
  - Я… мне… - Мари растерялась. Одно дело – думать дерзкие мысли, бросающие вызов моральным устоям; другое дело – их же озвучивать. – Мне нужно средство… от головной боли.
  Марго поначалу округлила глаза, в обычном состоянии имеющие миндалевидную форму, а потом растянула губы в понимающей усмешке:
  - От головной боли… Головная боль вызвана мужчиной, не так ли?
  - Да, - подтвердила Мари, ободрённая догадливостью хозяйки. – И ещё, знаете… средство, чтобы сохранить фигуру. Потому что в ближайшее время… в ближайшие месяцы… фигура обязательно должна испортиться. А мне бы этого очень не хотелось.
  - Проблемы с фигурой тоже связаны с мужчиной? – уточнила Лавуазон.
  - Да.
  Мари порадовалась тому, как смело звучит её собственный голос. Она уже чувствовала, что, пребывая рядом с ведьмой, сама становится похожа на ведьму.
  - Тогда начнём с фигуры, - задумчиво рассудила Марго. – Тут есть варианты. Сколько месяцев?
  - Что? – Мари вздрогнула.
  - Беременность – сколько месяцев? Два, четыре? Ведь Вы же беременны?
  Прямолинейность хозяйки моментально сбила с Мари весь гонор.
  - Месяца два… - пролепетала она слабым голосом. – Или три… два – три…
  - Это хорошо, - глубокомысленно протянула Лавуазон. – Риск всё равно, конечно, остаётся… Но, как Вы понимаете, он есть всегда.
  - К-какой… риск?
  Марго выразительно возвела очи в сторону Небес, а в данном случае – к потолку.
  -  Я бы посоветовала Вам делать всю процедуру под контролем врача. Если Вам удастся найти того, кто согласится. Да они есть, я точно знаю. Если не хотите искать, я тоже могла бы помочь, хоть в университетах и не обучалась. Но тогда потребуется дополнительная плата.
  Дрожащими пальцами Мари оттянула на шее цепочку:
  - Эт-того х-хватит?
  Марго наклонилась поближе:
  - Должно хватить. Только знаете что… Вы её сдайте в ломбард сами. Тут через дорогу как раз хороший ломбард. Не хочу, чтобы ко мне были лишние вопросы. По Вам сразу видно, что она – Ваша, а мне такие вещи иметь не положено. А уж деньги получите – так со мной и расплатитесь.
  - Да, - Мари растерянно стояла посреди лавки, продолжая машинально теребить цепочку.
  - Я Вам сейчас всё объясню, а Вы уж сами решите, как и что будете делать, - Марго ушла за прилавок и полезла в шкаф. На полках что-то зловеще звякало. 
  Мари ощутила приступ нарастающей слабости. Ноги подкашивались, воздуху не хватало, изображение перед глазами тихонько плыло. Она почти рухнула на скамью у стены. «Сейчас вытошнит прямо здесь, - мелькнула мысль. – Как неудобно!».
  - Мадам, - позвала она из последних сил. – У Вас не будет чего-нибудь… просто попить?
  Марго уже выставила на прилавок склянку из тёмного стекла. Она окинула девушку критическим взором:
 - Да не бойтесь Вы так. Всё же ещё можно переиграть. Вы же сами решаете, как Вам жить. Посидите да подумайте толком, чего вам надо. Хотите чаю от нервов? У меня как раз такой заварен, с мелиссой. Сама его пью.
  - А он… не опасен? – выдавила Мари.
  - Никому из вас он не опасен, - усмехнулась рыжая ведьма. – Как родниковая вода.
  - Тогда хочу.
  Хозяйка удалилась в другую комнату и вернулась с кружкой чуть тёплого напитка.
  - Вот. Только он остыл уже. Я подогревать не стала.
  Коричневатое пойло остро пахло лекарственными травами. Мари осторожно отхлебнула пару глотков…