Трансплантация

       
      
      
      
Готы. Зловещие, злодейские личности, никогда не выходящие на свет…
      
      
      
Жил да был однажды добренький старичок – дедушка ****еплюйкин Иван Иваныч. И было с ним страшное противоречье. Снаружи он был весь морщинистый и запавший, а внутрях молодой и гладенький. И жутко хотелось ему, да никто не давал. Кто дряблому да морщинному-то даст? Одни сны утешали его. В снах он развратился как хотел.
      
      
      
Но этого мало было Сабрейкину. И надумал он содеять преступаку закона: Жил неподалеку один пацан. Тупой, как все пацаны. Зато Качок. Мускулы так и переливались у него. Все девушки в его школе мечтали, когда он зажмет их в сортире повалит на толчок и засунет пылающую шпикачку в сметанном соусе между двух булок.
      
      
      
Не поверите: надумал ****аплюйкин свою голову пришить к этому пацану. Купил циркулярку, нанял хирурга, словил поганого пацана и приступил к опере.
      
      
      
       Трое суток у Канарейкина горел свет, это хирург сшивал сосуды Потемкина и юного вы****ка. Наконец, все было готово. Только была одна пробла: куда было девать тело старушки и голову молодого кретина. Посля хирург взянул их с собой. Он так думал. Сошью их тоже на гадость на накую-нить – в живот вставлю теракту и пошлю президенту. Хирург Глобус не люблял власти. А то, может, просто сошью и помотрю, шо будет. Ваще запчасти жалко выкидывать.
      
Итак: получилось две головы, два туловища. По идее-то надо было один комплект в кремашку, а вдруг что потребовается? Решили ****яшкин и Глобус в холодильнике его держать. Колодильник сильно морозил, как гелий - специально в самсунге сделали чтобы ледяных петушков добывать.
      
      
      
Проснулся наутро Канарейкин, и видит: пацан он и мурло пацанье, тока небрито. Побрился старик, взял краденый рюкзак частично убойного и побрел в школу, дрожа от страсти, страха и злобы. Но все сошло благно. Он даже затащил в учительский туалет деваху. А она отряхнулась, как курка под петухом и потрусила дальше, как ни в чем ни бывало. Дома у пацана загривного все тоже сошло. Старче было к сестре его подлез но получил тяжкую оплеуху со словами: забыл месячные у меня - дибил!!! Странно было, что как в детстве: папка, мамка. Может, мамке заехать? - отогнал он мысль. Пап, у меня борода стала рости. Мужаешь сынок, мудеешь...ха-ха. На те на бритву. Мотри муди не покромсай, пригодятся, чай, ха-ха..
      
      
      
Один Глобус удрученный. ****юнькину хорошо - дери кого хошь, кого шапкой не сшибешь, а ему что делать? Ведь, он циркуляркой-то пилял. Слава Богу - тонкая попалась - алмазная. Думал Глобус: вот, голова у меня - говно. Может, пацанью пришить? Все хуже не будет. Вот, бля, только всяжись с запчастями - покою не будет. Бинома. Ньют. Пошил се сьют. Тьфу!
      
      
      
Впрочем, сообразил Глобус, что он сотворил преступаку. И что у него в леднике валяеття мороженая голова и тело. И он решил их тоже сшить: кто тогда чего докажет. Опять у ****еплюйкина горел всю ночь. А он уже надумал туда одноклассниц таскать. А чего?
      
      
      
На гадов всегда Шельма метит. Глобус сшил таки голову пацана и тело старика Троекурова. Сделал разряд тока, что весь дом потух. Тока сердце пошло. Побежала кровь по жилам еще недавнего трупаки. Теперь побожусь, шо не знаю, не ведаю, - Глобус отмерил и поехал, наконец, к себе в домушку, где ждала его Тамара Глобус, чтобы влезть в автобус.
      
      
      
       А тем временем оживший трупака осматривался. Ходить его члены еще плохо повиновались, но изучать старикашину кварту было интересно. Кварта-то теперячи евойная – пацанова. Глянул на себя пацан в зеркалку – вылитый ****еплюшкин. Рыло тоже как-то приладилось – так что разницы особой никто бы не заметил, разве что Лорей Депардье. Пожрал он, что нашел у старчего: ну омуля, икры всякой, цветочной пыльцы… Нашел ключи – погулял по двору. Соседи спрашивали: Вы, чай, в отлучке были, или как? – В Париже я был, ****ь, гречневую кашу на Ротонде по стенам мазал – отвечал ****яклин. Соседи пятились от него – знали его пристрастье к дворовым девкам. Не накинулся бы на качелях – гад, качели сломает, видь.
      
       Но вскоре усе заметили странную дружбу ****яшкина с пацаном их школы умалишенных. Пацан стал ежедневно водить девочек в стариковский бурлеск. А на допросах у завуча они ни в чем не сознавались. Завучу тоже хотелось, но потребовать свое он боялся. Под нары посадят, и будут кипятком поливать из чифира – страшился он.
      
       Хули, а те спелись. Водой не разлить. Уже из путяги потянулись девицы, как марганцовка. Ну, ****ец – дьявольская сила – шептались во дворе – с нами Бог.
      
       А Глобус, как съездил с Томкой в Телль-Авив, стало закрадываться у гроба господня. Он принял мусульманство , постриг, и начал ходить в тюбетейке. Постоянно он жевал лепешки, чтобы все видели. Надумал Господь Глобуса перешить пацана со старком обратно. А то могли переебсти весь район. Район – то и так бы переебли, но надо ж и другим, не век одним говеть чмом.
      
И вот: затаился Глобус в стариканской фанзее, где пацан с ****ником феншуй вытворяли. И к ночи, когда те от анашицы, колесиков, и клофелюги закемарили, сшил их Глобус вместе с девками особым хирургическим стежком в одну композицию. Этого ему, однако, мало обрыдло. Кое-как установил он всех в коредоре, обмазал скульпторным огнеупорным бензином, смазал щели купоросом, а сверху полдесинкталем, смешанным с алебастром. После вызвал он с литейного цеха машину, к скульптору При****кину и в цеху они выжгли все полости внутрях у конной статуи. После залили бронзой и стало, как новенькое.
      
       Об одном жалел Глобус. Хоть он с Тамаркой городил грандоскопы и шпурял скальпелем в одночасье, а больно ему было не увековечиться в веках в гламурной подлайке.
      
А памятник открыли на Васильевском спуске, где давно уже спускали…
      
Назывался он: ПОДРОСТКОВАЯ ПОРНОГРАФИЯ РОЗОВОГО ЕНЯ.
      
А День был 4 ноября, только, вот, хер его знает, какого года.