Ещё до ноябрьских праздников я переселился в общежитие. В шестой, не самой большой комнате, была отгорожена комнатушка с одной койкой, столом, тумбочкой со стальным сейфом на ней и табуреткой. Здесь до меня проживал бывший секретарь Гриша Кунцевич. В комнате размещались ещё шестеро парней из разных групп первого курса.
Компания собралась дружная. Братья Дудоревы, Кульбицкие, Горшков и Большаков. Уроки учили все вместе. Один из нас читал учебник, а остальные слушали. И если что-то было непонятно, сообща разбирались, выясняли. Комсомольской работой и письменные задания я выполнял у себя в комнате. Тогда ребята старались мне не мешать.
В первый же месяц учёбы в училище нежданно, негаданно влюбился я в
девушку, Валю Котову. Она была краше всех девчат группы. Толковая, сообразительная и настолько же гордая, своенравная, может, этим и привлекла
меня своей независимостью. Дочь военного, жила с матерью в своём домишке,
без отца. Родители развелись года два тому назад.
Долго я прилаживался, изучал её, оказывая всяческое внимание. Водил в кино, тратя почти всю стипендию, потом, подрабатывая на разгрузке вагонов. Но
сближения не получалось. Она оставалась холодной и неприступной. И только с
началом подготовки к новогодним праздникам, при совместном участи в художественной самодеятельности, наметилось некоторое потепление.
У неё был красивый и сильный голос, а у меня получилось подпевать ей вторым по высоте голосом. Получалось хорошее созвучие. Вся группа нам
аплодировала. Видимо, Вале это нравилось. Что же касалось учёбы и моих стихов
в стенгазете, здесь она находила массу причин для споров, постоянно намекая, что мне, как секретарю, делают поблажку.
Когда же в районной газете были напечатаны первые два мои стиха, потом ещё три, она стала придираться к некоторым оборотам речи, приёмам . И все мои аргументации просто не принимала. Но я был настойчив и терпелив.
Новогодний концерт в училище вызвал живой интерес у молодёжи других
учебных заведений, где не успели или не сумели за короткий срок подгото -виться. Актовый зал наш в этот вечер был заполнен под завязку. Настоящими овациями провожали выступления каждого курса, группы. Глаза горели от вос -торга и задора не только у наших студентов, но и у гостей.
Не обошлось, однако, и без происшествия. Несколько парней из авто - техникума пришли в изрядном подпитии и начали скандалить. Дежурившие ребята их вывели на улицу и входную дверь заперли. А один из скандалистов по пьяной дури разбил несколько стёкол в окнах на первом этаже нашего здания. Позже он получил срок за хулиганство.
На очередном комсомольском собрании было принято решение ко всем праздникам готовить, подобные новогоднему, концерты по курсам. Каждая учебная группа готовит свои номера. Ко дню Советской армии готовится первый, к 1-му мая – второй, а ко дню Победы - вечер готовят три курсы училища.
По приказу директора все педагоги также подключились к этой работе. А мне и пятёрке наших ребят ещё пришлось защищать честь училища в зимних состязаниях на коньках и лыжах. Медалей и грамот мы не получили, но заняли общее четвёртое место.
Праздничное выступление студентов первого курса тоже было хорошим. На него мы пригласили первокурсников других училищ. И это стало традицией.
Теперь концерты по праздникам начали проводить и другие молодёжные организации, куда часто приглашали и наших студентов.
Ещё одно событие заслуживает внимания. В апреле ко мне обратилась одна студентка из выпускного курса. Она заявила о своём желании вступить в ряды комсомола и сомневается, примут ли в связи с тем, что возраст её перешагнул уже за двадцать четыре.
Девушка училась хорошо и я посоветовал написать заявление на имя бюро комсомола. Во время рассмотрения этого заявления одна студентка, член бюро, высказала сомнение по поводу её возраста, заявив, что ей не менее двадцати семи, тридцати лет, т.к. помнит её взрослой ещё в годы войны.
Позвонив в горком заведующему по учёту, я получил добро на приём, если она представит свидетельство о рождении, либо другой, подтверждающий её возраст документ.
Началось собрание. Принимали в тот раз несколько человек. И когда я зачитал заявление этой выпускницы, слово попросила одна из только что принятых в комсомол девушек и заявила:
- Я знаю эту особу ещё с сорок второго года. Она была заведующей дет-
дома во время немецкой оккупации. У детишек этого детдома фашисты брали кровь для своих раненых. А она была верной прислужницей у них. Только теперь я узнала её. И не двадцать четыре года её, а все тридцать. Тогда у неё была совсем другая фамилия. - Закончила своё повествование студентка.
Зал возбуждённо загудел. Директор спешно вышел из зала. В приёме до выяснения всех обстоятельств этой особе было отказано. А когда закончилось собрание, директор пригласил студентку к себе в кабинет. После этого случая мы её больше не видели. Николай Алексеевич поблагодарил меня от имени горкома за разоблачение замаскировавшейся пособницы фашистов.
Через неделю была арестована преподаватель музыки и пения, молодая и элегантная дама. Ходили потом слухи, что она работала врачом того же детдома и жила совместно с немецким комендантом той местности.
В мае, закончив первый курс, получил предложение поработать в пионер-
ском лагере. Я согласился на два месяца - июль и август, сославшись на то, что
нужно помочь матери с огородом и ремонтом хозяйственных построек.
До конца мая да за дней пять июня успел сделать всё запланированное. И тут пришло из деревни письмо маме от младшей сестры. Она просила навестить приболевшую мать и пишет письмо по её просьбе. Со слезами мама уговорила меня отправиться в неблизкое путешествие.
Лето 1947 года. Кроме поезда транспорт никакой в те края не ходит. Мать, напутствуя меня в дорогу, подсказывала, как лучше и легче пройти. А я
успокоил её, сказав, что помню весь путь ещё с детских лет.
С небольшой котомкой за спиной утром отправился в дорогу. Пройдя через несколько деревень, вышел к берегу реки Березины. Дальше, никуда не сворачивая, берегом часов за пять дошёл до знакомого посёлка Елизово, где мы раньше жили с мамой и она работала на стекольном заводе «Октябрь».
Посёлок наполовину сожжён фашистами при отступлении. В развалинах и один корпус завода. Кинотеатр и театр тоже сожжены. По просьбе матери заг- лянул на окраину, где жили Рожковы. Дома их и соседних не оказалось. У бабульки спросил, знает ли она, где живут сейчас Рожковы:
-Нет в живых никого из Рожковых. Когда немчура вырвалась из окружения под Бобруйском, жгли и убивали всё и всех на своём пути. Рожковы спрятались в погреб. Так фашист бросил туда гранату. Сам Рожков и Анна сразу погибли, а Ванечка умер потом в больнице. Нет больше ваших родственников, внучек. - прослезившись, закончила рассказ старушка.
Переправившись на лодке с двумя женщинами на другой берег за полтин- ник - мост был взорван - к вечеру этого же дня я пришёл к тёте Кате. Она с мужем работала на местном торфопредприятии. Комната в бараке, четверо детишек. Старшему лет семь. Живут бедно. Всю мою снедь, что мама дала на дорогу, они сочли за подарок.
По пути сюда я один раз только перекусил, сидя у берега и наблюдая за красивой краснопёрой рыбой, плавающей в небольшой заводине. А после рассказа старушки, горечь, боль и досада долго томили меня. И только беседуя с женщинами по пути к тёте, немного успокоился.
Вечером за ужином расспросили меня обо всём нашем житье. Узнав, что от отца нет никаких известий, Катя всплакнула и рассказала мне, что Аркадий погиб под Ленинградом и ей прислали два его ордена и медали. Из шкафчика вынула коробочку и показала ордена - Отечественной войны, Красной
Звезды и медали - За боевые заслуги и за отвагу. Воевал он лётчиком - истребителем. Был дважды ранен.
Я не сдержал слёз и вместе с тётушкой, не стесняясь, выплакал своё горе.
Катя долго рассказывала, как партизанила, как потеряла своего первого мужа, как трудно жить, не имея собственного дома.
-А дом в Курганье ? -Спросил я. - Почему не жить у бабушки ?
-Нет уже нашей бабушки. Умерла осенью прошлого года. Дом занял Петрусь. А свою домину продал. Даже младшему Алёшке не оставил. Жадина! –
И дальше рассказала, что подозревает брата в гибели матери. Она поднималась на чердак по приставной лестнице и, упав с высоты, разбилась на смерть. Потом добавила: «Ведь она сколько десятков лет туда лазала, а осенью даже по нескольку раз в день. Я сама посмотрела перед похоронами - лестница стояла прочно и не могла сама по себе сдвинуться. Помог, паразит, умереть маме. Я ему так и сказала. Видел бы ты как он зверем кинулся на меня. Слюной забрызгал бешеной» - вздохнув, закончила рассказывать Катя.
Я спросил, что она знает о дяде Стёпе и его семье. Когда мы жили в Елизово, были весной у него в Свислочи. Там их семья имела свой больший дом с подворьем. Жили хорошо и нам с матерью дали ведро семенного картофеля для посадки. И Катя снова заплакала, причитая:
-Нет и Стёпушки нашего. Соня осталась вдовой с тремя сиротами. В 43-м
случилось что-то странное: то ли немцы его разоблачили и расстреляли за связь с партизанами, то ли свои под видом немцев казнили. Тёмная эта история вышла.
Днём в собственном дворе убили. Все мои братья погибли, кроме Петра - паразита, - тяжело вздохнула она.
Ужинали супом с мучными клёцками, слегка забелёнными молоком. Они показались мне немного недоваренными. Но видя с каким аппетитом семья уплетала эту еду, я промолчал. От добавки отказался и Катя сказала детям:
-Остальное доедите утром.Вот, купили козочку для малышей. Есть четыре
курочки. Теперь ломаем голову, как сена накосить. Дали участочек, а косить мой партизан не умеет. Нанять мужиков, так им каждый день ставить бутылку
надо. И тут я вызвался помочь им:
-Если косу найдёте, то завтра я могу покосить. Дома корове стожок накашивал. А для козы вдвое меньше надо.
-Косу я у соседей раньше попросила. На чердаке она припрятана. Ты и вправду косить умеешь? - заволновалась тётя.
-Ещё при немцах научился. А с сорок четвёртого совхозные луга косил, позже – для своей коровы сена накашивал. А где этот ваш участочек? –спросил я.
-Ты как шёл к нам? Вдоль узкокалейки? Так за первым поворотом, если
отсюда идти, слева и до ручья нарезаны по луговине участки. Наш рядом с дубом. Там и колышки есть с надписями. Ой как ты вовремя к нам пришёл! – рада была Катя.
Спать со старшим Ваней легли вместе на чердаке, куда была приставлена большая лестница, а в углу на мятой соломе лежало какое –то подобие постели.
Среди ночи заломило живот. Тихонько слез на землю и долго сидел в кустах. Не надолго полегчало. До рассвета пришлось спускаться ещё несколько раз.
На работу все ушли рано. Я не спал и всё слышал. Боли в животе спать не давали. Снял с гвоздя косу и пошёл на участок. Нашёл его без труда. Прошёл один прокос до ручья, метров в семьдесят длиной и выдохся. Руки и ноги дрожат, голова кружится и тошнота подступает к горлу. Попил воды из ручья и тут же меня вывернуло. Отлежался немногого и взялся за косу. Но не прошёл и половины прокоса, лёг. Несколько раз пил воду и тут же блевал. С трудом докосил второй прокос и понял, что больше сделать ничего не смогу.
Солнце пригрело. Я лежал в полузабытьи возле ручья и полоскал свой желудок чистой, прохладной водой. Во второй половине дня, как пьяный,
шатаясь, присаживаясь на шпалах, добрался домой, тихонько поднялся на чердак.
Было досадно и стыдно перед своими.
Меня там обнаружил Ванечка. А к вечеру, придя с работы, поднялась ко мне Катя с кружкой горячей и страшно солёной воды. Я рассказал, что со мной приключилась, что скосил меньше половины участка и «лечился» водой из ручья. От всякой еды я отказался. Одно напоминание о ней вызывало спазмы в
желудке и тошноту.
Ночь и утро живот не давал мне покоя. С позывами уже гнало слизь с прожилками крови. Боясь, что я подхватил дизентерию и могу заразить малых
детишек, решил побыстрее отсюда уходить. Катя утром принесла мне какой-то отвар и ушла на работу.
Лесной дорогой поплёлся я к бабушке в деревню Миложень. Двадцать километров пути растянулись на целый день. Когда идти становилось невмоготу, ложился под кустом у дороги и забывался на время.
Деревни обходил по окольным тропинкам, через силу заставляя себя идти. Только к вечеру зашёл во двор к бабушке. Она шла с лукошком, полным яиц и
ахнула, увидев меня. Быстро расспросив, что со мной случилось, налила больше половины стакана крепчайшего самогона, настенного на калгане, и велела тут
же всё выпить.
Проснулся назавтра утром. Чувствовалась слабость. Бабуля налила мне в
рюмку этого же настоя и велела съесть крутое яйцо, без хлеба, но хорошенько посолив. К полудню я почувствовал, что хочется есть. За столом, уплетая яичницу на масле, рассказывал бабушке о нашем житье и о всех новостях, которые услышал от Кати и узнал в Елизове. Бабушка охала, менялась в лице, но ни слезинки не обронила.
Пришла тётка Аня. Удивилась, увидев меня. Она не ожидала моего скорого появления. А письмо написала, услышав, как мать, поохав и держась за больной бок, проговорила с грустью, что вот помру скоро и никто не придёт похоронить. Хотя по виду румяная и крепка, она и не собиралась хворать.
С неделю я гостил у бабули. Переколол все распиленные дрова и сложил их под навесом. Взяв куль соломы, хотел подлатать стреху у коровника, но бабушка не разрешила:
-Ты который день всё делами, да работой занят, тебе отдохнуть надо после такой болезни. Сходи лучше на речку. Мальцом ещё рыбу ловить любил.
Или разохотился с такой жизнью? - заботливо наставляла и допытывалась она.
Вечером, когда я пришёл с рыбалки и принёс с десяток средних рыбинок, она очень обрадовалась, заметив, что очень давно не ела свежей рыбы.
Раза три сходил ещё я на рыбалку и порадовал старушку. Пора было уходить. Ещё предстояло навестить Петруся.
Февраль 2008 г.