Глава 12.
Как бы там ни было, но право же, думать никогда не поздно. Особенно в момент отсутствия других, более привычных для меня занятий. Энергично сконцентрировав все лобные мышцы на переносице, и элегантно свесив ноги в отверстие люка, я принялся исследовать закрома собственного недюжинного мозга. Получалось довольно прилично. Результатом получасового анализа явилась трезвая мысль, коею мне с необычным правда трудом, но удалось таки, отделить от шелухи сомнений, и вытащить на поверхность сознания. Уж в этом-то я дока. Главное в этом деле, чётко сформулировать, что именно ты хочешь. И я сформулировал. Это было открытие. Нет, град и глад, это было озарение. Внезапно, я до боли отчётливо осознал, чего не хватает мне в данной, скажем прямо, не самой простой ситуации. Мне не хватало еды.
Однако, как ни горько было отказываться от плода столь долгой и усердной мыслительной деятельности, пришлось на это пойти. Весёленькое дело, - грустно подумал я, - думаешь-думаешь, надумаешь наконец, и на тебе… Обидно. Не побоюсь сказать: очень обидно. Но… Приходилось начинать сначала. Итак, с чего же, начнём? Ну, прежде всего, необходимо непредвзято осудить себя за глупость. Как же ещё можно назвать отказ от второй лепёшки, любезно предложенной мне рябым слугой? Нам видишь ли, не хотелось пресного хлеба. Мы опрометчиво рассчитывали, поскорее вернуться к Клиафу и уж там насытиться разными разносолами. А чайхана?.. Стоп. Извини, драгоценнейший мой Улиссандр, но думаешь ты, вновь, не о том. Соберись уважаемый, и подойди с другого бока. С другого бока проблемы, говорю я тебе, в смысле себе, говорю я. Речи нет, о румяном бочке упитанного молочного поросёнка… А если с фисташками? Нет, лучше телячье сердце в соусе из шафрана. Это прелестное блюдо и оно хорошо усваивается желудком. Но можно, конечно и поросёнка. Да и лепёшку, на худой конец.
Думать о чём либо, кроме еды, решительно не хотелось. И тогда я решил прибегнуть к военной хитрости. Вообще-то, хитрить с собой – презренное дело. Но, что поделаешь? Послушай Улиссандр, - как бы издалека, начал я свой хитрый обман, - чем скорее ты, выберешься отсюда, тем скорее насытишься. Град! Но это же, меняет дело. Ты гений, Улиссандр! Ты, кладезь премудрости! Прости Котан, что нагло присваиваю один из твоих титулов, но если ты, сейчас сыт, чего искренне тебе желаю, то поймёшь. Впрочем, себе, я желал быть сытым ещё более искренне, а значит…
Итак, что мы имеем? Надо признать, что ровным счётом ничего из того, что можно было бы, без промедления сгрызть. Это факт. Что ещё? Мы, - должно быть от голода я перенял привычку Котана, величать себя несколько собирательно, - сидим в подвале. Это тоже факт. Но, что это за подвал? Одно из двух. Либо это сокровищница и тогда действительно, дэв ночи, будет иметь возможность ласкать своими чёрными руками, вместилище моего разума. Либо, это подземный ход, как я подозревал с самого начала, не застав Эль Махди в кабинете.
Великолепно: дилемма выстроена. Остаётся её решить. Однако и здесь имеется два пути. Можно просто спуститься во второй люк и толи отыскать подземный ход, толи отыскать сокровища и оказаться в западне. Этот путь приемлем, но после досадной промашки с Моро, мне не хотелось, полагаться на случай. Нет, отныне, Улиссандр будет действовать, лишь тщательно обдумав всё. Второй способ и состоял, как раз, в мозговом штурме проблемы. Будучи, по собственному определению гением, я естественно избрал именно этот, сложный, но творческий путь. Так в чём там проблема? Нужно решить, где именно я изволю находиться? Тяжко? Не без того. Но приступим, к атаке разумом. Если, почитаемый мной Улиссандр, ты имел глупость попасть в сокровищницу, значит ты, непременно скончаешься от голода. Нравится тебе эта мало заманчивая перспектива? Не слишком? Что же можно её противопоставить? Да что же, как не веру в собственную живучесть? Но есть ли у этой веры, веские и достаточные основания? А как же? Уже десяток раз я преспокойненько мог умереть. И что же: может я умер? Так нет же. Жив – живёхонек. Так почему же, данный случай, должен стать исключением? Вывод ясен: я не умру. А раз я не умру, тогда как в сокровищнице умер бы непременно, значит, я нахожусь не в ней. Вот как? Выходит, мой милый, ты вовсе не в западне? Ну, а раз уж ты не в западне, то в подземном ходе. А разве не туда ты и намеревался попасть? Сказать по чести, последний вопрос был из категории риторических. Однако решив, что лучше передумать, чем недодумать, я лихо ответил и на него, - Туда. Именно туда я и хотел попасть.
Удовлетворённый, как своими аналитическими способностями, так и проведённым с помощью их анализом, я извлёк саблю и бодро зашагал вниз. Лестница эта была, не в пример длиннее, чем первая. К тому же, она изгибалась вокруг своей оси. Я не сразу обнаружил это, так как спираль лестницы была очень плавной, но, всё же, спустившись ступеней на пятьдесят, я уже не сомневался – лестница винтовая. Однако куда же она ведёт? Походило на то, что путь мой прервётся лишь где-то в бездонной пещере Ахурамазды – Аримана. Имея достаточно времени, я принялся подготавливать достойное приветствие, когда, отсчитав двухсотую ступеньку, оказался на дне подземелья. Широкий, совершенно лишённый освещения, а значит, предназначенный именно для меня туннель был грубо вырублен в недрах земли. Стены туннеля никто не удосужился обтесать. Они были покрыты поблескивающими кристаллами и, лизнув проведённую по стене ладонь, я убедился в верности своего предположения, что подземелье служило соляной выработкой. Заброшенной выработкой, если судить по обветшалым деревянным крепям, держащим горный массив. Смешно будет погибнуть под завалом. Через три десятка шагов я наткнулся на вход в боковой коридор. Первой мыслью было, свернуть туда, так из любознательности, но я отбросил ее, умно решив, что главный проход главнее не главного. Ответвления попадались и дальше, но внимания на них, я уже не обращал. Не меньше получаса, продолжалось однообразное путешествие по подземной галерее, когда проходя мимо очередного штрека, заметил там мерцание далёкого огонька.
Пробираться в этой выработке было сложнее. Неровный, заваленный глыбами породы пол, делали этот туннель непроходимым для путника без огня. Для обычного путника. Местами маленькие камешки и струйки земли сыпались с потолка, а многие из крепёжных стропил торчали полусгнившими обломками. Довольно часто встречались ручейки и разной глубины водяные ямы. Наконец, преодолев довольно глубокую лужу, я оказался неподалёку от источника света.
Перед гладко отполированной стеной, прохаживался человек с факелом и тяжёлой секирой. Осторожно переступая и обходя многочисленные соляные блоки, я подкрадывался всё ближе к нему. Страж был прекрасной мишенью, ибо факел скорее освещал его фигуру, нежели рассеивал окружающую темноту. Караульный был молод. Явно немногим старше меня. Лицо его, однако, полнилось суровой непреклонностью и гордостью от выполняемой миссии. Правда, глаза его часто моргали, а выворачиваемая челюсть, окончательно объясняла, с каким врагом ему было всё тяжелее сражаться. Изредка юноша, пытаясь приободриться, встряхивал головой, но вскоре однообразие окружающего, вновь заволакивало его осоловелые глаза.
На зеркально отшлифованной поверхности стены, был вырезан какой-то текст. Буквы его украшенные завитушками и арабесками в виде переплетённых змей, пауков и скорпионов, образовывали замысловатую вязь. Разобраться в ней было тем более нелегко, что перемещавшиеся вслед за факелом блики, создавали слишком уж причудливую игру светотеней. И всё же, чёрточки и штришочки, крючки и валюты, сложились, наконец, в долгожданный текст. «Когда не было ни верха, ни низа, когда не было ни рыб, ни людей, был только Апсу».
Я готов был пуститься в пляс. Готов был расцеловать себя во все щёчки. Вот он таинственный Дом Апсу. Там, за стеной, притаились « сыны пещеры» и я, в одни сутки, можно сказать, походя, проник в эту тщательно оберегаемую тайну тайн. Какой я молодец! Было чем гордиться… Ну так, и гордился бы. Ну, так, разведав всё, и драпал бы отсюда без оглядки. Нет же. Мало нам.
Я вынырнул из темноты прямо напротив стража, не успевшего даже вздрогнуть. В глазах его читалось, чисто детское замешательство и я не дал ему развеяться. Быстро опустив руку на плечо охранника, я с силой сжал бугрящиеся мышцы. Юноша попытался дернуться, но боль от стальных моих пальцев парализовала его. Мои сочной зелени глазки вперились в бескровное лицо апсудианина. Лицо, на котором застыла гримаса боли и удивления.
- Спишь на посту?
- Я не спал… Просто, задумался.
- А если, за моей спиной отборная сотня «летучего отряда»?
Он снова попытался вывернуться, но тут же, застонав, рухнул на колени. Слёзы заблестели в его глазах, и он прошептал всхлипывая,
- Отпусти. Я умею смывать позор.
Честно сказать, я этого не умел. Врождённая любознательность взяла верх, и я бросил его плечо. Может, он желает воспользоваться секирой и зарубить меня? Нет. Апсудианин уронил топор и, выхватив кинжал, занёс его над собственным горлом. У меня отменная реакция, но и я едва успел выбить нож из рук самоубийцы. Схватив юношу за грудки, я поставил его на ноги и непреклонно бросил,
- Веди меня в храм.
Он судорожно замотал головой,
- Это нельзя.
Сурово вперив взор в его растерянно бегающие зрачки, я отчётливо и со значением проронил,
- Мне можно.
Юноша сомневался, но положение его было безвыходным и ему так хотелось верить. Верить, что я свой. Что всё, будет хорошо. Ему хотелось и он – поверил.
Виток буквы «с» в имени Апсу заканчивался резным хвостом скорпиона. Стражник поднялся на цыпочки и потянул извивающееся жало на себя. Стена дрогнула, в ней образовалась щель, а после повторного рывка того же жала, стена откатилась в сторону.
Резкий свет факелов заглушался и таял в мягких тонах покрывающего стены седого обсидиана. Стоящие вдоль этих стен, все как один сурово, с неподдельным возмущением взирали на вступающую в засекреченный храм фигуру.
В центре зала, на подиуме, напоминавшем могильный холм, застыли семеро абсолютно голых старцев. Их дряблые тела покрывали пупырышки гусиной кожи, но взоры полнились силой и величием. В одном из обнажённых, я почти без удивления узнал Эль Махди, смотрящего сквозь меня, куда-то вдаль. Чуть позади старцев, возвышался до боли знакомый глиняный трон. Трон Хтона, но без его, немощной фигуры. Вместо подземного бога, на троне обосновался крест в форме буквы «тау» выточенный из молочно белого нефрита. Крест обвивала змея с малахитовой чешуёй и львиной головой вырезанной, похоже, из цельного изумруда. Видимо, прямо за троном находился светильник, создающий вкруг львиной головы, золотисто зелёный ореол, напоминающий развивающуюся по ветру гриву. Глазницы львиноголового змея были совершенно пусты, но огонёк светильника, переламываясь в бесконечных кристаллических гранях, вырывался через незрячие глазницы, фиолетово – чёрным лучом. Змей притягивал взгляд, и я с трудом перевёл его на старцев.
Пауза чрезмерно затянулась, что если и хорошо, то лишь на лицедейских подмостках
- Я… - успел веско вымолвить я, прерванный тут же властным голосом одного из стариков,
- Как попал сюда этот червь?
Я совсем уж собрался обидеться, но не успел. Фигуры у стен зашевелились, и вперёд вышел упитанный молодец в перевязанной цветастым поясом, холстяной рубахе. Он поклонился старикам и заговорил,
- Несколько дней назад, он выдавал себя за Айшму Злое Дело.
Ропот прокатился по залу, но тут же, смолк под взглядом говорившего со мной старика. Он был явно моложе, чем Эль Махди и остальные. На тощем его теле были заметны следы иссохшей, но когда-то могучей мускулатуры. Узкий, выпирающий вперёд подбородок старика был тщательно выбрит, а длинные седые усы, свешивались аж до впалых ключиц. Несмотря на сморщенный от холода уд, прячущийся в складках отвислой мошонки, старик производил впечатление. Его голубовато-стальные глаза излучали силу и властность. Он походил на вождя, и вождь этот оценивающе разглядывал меня, когда мягко заговорил «достойный улем»,
- Я, третий Великий Раб, с обнажёнными чреслами и сердцем, знаю этого человека. Он тайно проник в город, поселился в доме известного алчностью купца Клиафа и испросил аудиенции у шейх-ин-шейха, как посол некой несуществующей Горной Галлы, а так же, действительный бек Пиренского эмирата Улиссандр о двух десницах.
- Он может представлять опасность? – спросил длинноусый предводитель.
- Я решил, что нельзя этого исключить и велел отправить его в чертоги Ахурамазды.
- Каждый из семи Великих Рабов с обнажёнными чреслами и сердцем, может принять такое решение, - согласился длинноусый, - Почему, он жив?
- Это оплошность, за которую заплатил «кулак возмездия», не справившийся с заданием. Я даровал ему кинжал.
Все согласно закивали, а я понял, чем была вызвана внезапная бледность «шакала». Похоже, здесь не очень-то расположены прощать, и не затягивают с вынесением приговора. Пора было сбрасывать личину жертвенного агнца, за которого меня держали все собравшиеся. Агнец заговорил,
- Ничтожный сор в очах Великого Апсу, знаешь ли ты, что твоя глупость пыталась расстроить его планы?
Губы Эль Махди скривились в добродушной, слегка презрительной улыбке. Брань отскакивала от этого «умудрённого сердца». Однако, вмешался усатый,
- Кто позволял, жалкому червяку, говорить?
- Не такому уж и жалкому, - думается справедливо, не согласился я, - раз сам Апсу, возложил на меня исполнение своего поручения.
Усатый взглянул на равнодушного Эль Махди и явно, чтобы потрафить ему, произнёс,
- Червь юлит, чувствуя раскалённую жаровню
- Да? – не слишком правдоподобно усмехнулся я, - А зачем же он добровольно забрался на неё? Разве меня привели сюда силой?
Эль Махди медленно поднял голову и уставился в матовый потолок. Он глядел долго. Мне даже привиделось, что от взора его в обсидиане сгущаются тени. Наконец, старец вернулся к присутствующим,
- Мой слуга, сообщил, что это угодивший в ловушку вор.
Усатый покачал головой,
- Сомнительно. Скорее, он вынюхивал наше местопребывание.
- Вот как?- не сдавался Улиссандр, - И зачем, после удачной разведки, вместо того, что бы исчезнуть, я заставил стража ввести меня сюда?
- Могу предположить, что по глупости, - спокойно ответил усатый.
- Совсем и не по глупости, - вконец разобиделся я, - Мне не к чему было выискивать ваше убежище. Я знал о нём, ещё и не въехав в Пальмиру. Я шёл к вам за помощью.
- Зачем она тебе?
- Что бы, похитить дочь Апсу, звезду Пальмиры, всевидящую Лахаме. Похитить и доставить к отцу.
Общий смех был мне ответом. Молчали лишь старцы. Это утешало, но не слишком долго. Старик с рыхлым телом и отвислой грудью, торжественно проронил,
- Я, седьмой Великий Раб с обнажёнными чреслами и сердцем, утверждаю: проходимец лжёт.
- Он врёт, - уверенно поддержал шестой Великий Раб с благообразной внешностью и тщательно ухоженной пегой бородкой.
Скрюченный в три погибели, не то от ревматизма, не то от дряхлости, пятый раб, болезненно морщась, прохрипел,
- Пустая трата времени.
Следующий старик лишь презрительно коснулся уст и мочки уха. Наступила очередь Эль Махди. Он благожелательно улыбнулся,
- Юноша очень хочет жить. Но с таким воображением и с такой гордыней жизнь превращается в пытку. Мы просто обязаны помочь юному бахвалу.
Самый древний из присутствующих, с редкими седыми волосинками на коростовом черепе и чистыми глазами младенца, прошамкал беззубым ртом,
- Я, второй Великий Раб… - и замолчал, недоумённо оглядываясь кругом. Казалось, он пытался понять, где находится и чего собственно от него хотят. Пытался, но нить всё ускользала. Эль Махди, что-то шепнул бедняге на ухо и живая мумия радостно закивала,
- Да-да, я помню. Мальцик присол за девоцькой. Помню-помню, - он вновь замолк, а все, терпеливо ждали. Ждали, словно его приговор мог всё изменить. Наконец древний раб очнулся, - Пусть мальцик сам обделывает свои делиски. Поцему нам помогать ему? Нам не нузно девоцьку. Я узе старенький, - он уныло задумался, - наверно она тёпленькая?
Собравшиеся стыдливо опустили глаза, а длинноусый предводитель заговорил,
- Ты бледный червяк, очень уж нелепо придумал. Зачем Великому Первородному, помощь ничтожного смертного? Разве, что-то не в его воле? Разве без тебя он не вернул бы Дочь Сердца? Да если и стал бы Великий Гад выбирать себе помощников, разве не нашлось бы более достойных? Разве каждый из нас, его рабов, не отдал бы жизнь за единосущего? Разве не мы, чтим имя Первородного в веках? Твои слова, ничтожное насекомое, это насмешка и над Гадом Великим, и над здравым смыслом. Бедненький червячок…
Приходится признать – речь первого раба была достаточно убедительна. Я вдруг вспомнил гильдию судей Великого Дора, с её безапелляционным выводом о том, что мои слова, противоречат здравому смыслу. Увы, но здравый смысл согласен был принять всё что угодно, за исключением истины. Похоже, что эту даму держат не иначе, как за больную или кретинку. Соглашаться с ней, так глупо… Здравый смысл вопиёт!..
А длинноусый, продолжал,
- Но если даже, на мгновение предположить, что Великий Гад действительно выбрал ничтожного этого червя в помощники, разве же, не открылся бы он нам, вернейшим из верных? Разве не послал бы знамение?
Вот уж с чем не поспоришь. Я и сам удивлялся бездействию Хтона. Шевельни он пальцем и все сомнения разрешились бы сами собой. Кстати, момент для этого вполне подходящий. Чего ж ждать? Почему бы, к примеру, обустроившемуся на троне змею не заговорить? Или… Но, что ж мне учить учёного? Пусть сам думает, иначе не видать его незрячим глазкам Лахаме, как собственных ушей, да и прочих частей тела. Хтон бездействовал. Но, может время ещё не пришло? В конце-то концов, Хтону виднее, когда открыться рабам своим… А возможно он решил, ещё разок испытать моё мужество. Понятное дело, я бы без малейшего труда, обошёлся и без этого испытания. Отчего-то, никто не спрашивал…
Оказавшись обезоруженным и уложенным на пол, я с интересом наблюдал, как в специальные пазы каменных плит пола вставляют бронзовые клинья, и умело подтягивают к ним верёвки, охватившие мои щиколотки и кисти. Я был, распнут на полу. Крепкие путы, резко натягивались, пытаясь разодрать тело на составлявшие его члены. Невыносимая боль поднялась из крестца в голову и я почувствовал, как на висках выступили капли пота. Град! Пора бы Хтону и поспешить. Если конечно я нужен ему в целом виде. Он не спешил…
Барабанная дрожь клокотала в черепе и резкий голос, донёсся до моего сознания, откуда-то из далека. Впрочем, смысл я уловил.
- Оскопить его!
Вот уж вряд ли, - злобно решил я. К счастью, провидение, как обычно, находилось на моей стороне. Кто-то, кажется, предводитель вмешался,
- Нельзя! Нельзя подвергать, священной казни, облагороженной отсечёнными ядрами Апсу Первородного, этого презренного червя…
Пульсирующая боль, помешала выразить искреннюю благодарность мудрейшему из Великих Рабов, который, не дождавшись благодарности, продолжил, - отпилите лживому лазутчику голову!
Гром и Мор, да только безмозглый, мог удумать такое. Или это ошибка?.. Ну конечно, это же Ариман, показывал мою отпиленную голову, а здесь находились вовсе не его приверженцы,
- Нельзя! Это ошибка, - беззвучно орал мой мозг, а сквозь застилавшую глаза, багровую пелену, я увидел обезьяноподобное существо, сжимавшее в лапищах, выточенную из бамбука пилку.
Верёвка, опутавшая мои члены, была захлестнута вкруг бронзовых клиньев и несколько ряжих апсудиан, то с силой тянули их, то слегка приотпускали. Волна тошноты сжала мои внутренности, а пилка легко чиркнула по шейным мышцам. Неужели предсказание Аримана было верным?
Словно опасаясь, что боль в разрываемом теле помешает мне насладиться игрой пилы, палачи чуть ослабили натяжение. Мерзкая горилла почти не давила на бамбуковые зубья и поначалу я ощущал лишь слабое жженье. Однако оно усиливалось, становясь всё резче и нестерпимее. Всё резче и резче… Неужели прав Ариман? Казалось, расплавленный метал, прожигает кожу, и вот уже, первая, тёплая струйка крови потекла с шеи на запрокинутый затылок. Всё резче… Неужели прав?.. Боль сделалась столь острой, что я инстинктивно, лишь бы хоть чуть-чуть отстраниться от кромсающих мясо зубьев, пытался вжать голову в камни пола. Всё резче… Неужели?.. Где ты, проклятый кастрат? Ты, что свихнулся в заплесневелых пещерах? Неужели, бедная моя голова, та, на блюде Аримана, и правда испытала это? Неужели прав Ариман? Мне хотелось кричать… Нет! Хотелось визжать, скулить и плакать. Хотелось рыдать и умолять… Мне хотелось оказаться дома. Далеко от пилы. Подле матери, отца, братьев. Подле добрых морщин Тюррена. Мне хотелось быть дома… Но я был здесь и не делал ничего, что мне так хотелось. Я не скулил… Я просто умирал под пилой.
Ты опоздал Хтон. Ты верно, очень занят? Но, град и глад, даже в доказательство моей веры в твоё поручение, я не собираюсь умирать!
Расслабившись, как только возможно и пытаясь не обращать внимания на пылающую шею, я растянулся в длину. Я вытянулся, распластался, растёкся по полу, как слизняк. Веревки теперь совсем повисли. Пора! Резко собрав силу, я стремительно сжал все свои мышцы. Я весь сжался, просто скрутился в комок. Канат, сжимавший правое запястье лопнул, остальные путы, повлекли за собой и повалили друг на друга, удерживающих их апсудиан. Страшным ударом в лоб я раскроил череп, успевшей удивиться «горилле» и вскочил на ноги. На мгновение, нагнувшись, я, сорвал верёвки со щиколоток и тут же, таранил чей-то, тугой живот. Кто-то, более шустрый чем прочие, подвернулся мне под руку и отлетел с выбитой челюстью. Отбросив вцепившегося в ногу апсудианина, я подхватил своё брошенное оружие. Ах, Ариман, завязывал бы ты с пророчествами: не твой это хлеб…
Молниеносным ударом кинжала, я рассёк веревку, болтавшуюся на левой руке и, подобный раненному вепрю, устремился на любителей экзотических зрелищ. Настоящее оружие имелось лишь у впустившего меня стража, он-то, и оказался первой мишенью. Увы, ему, страж опоздал с замахом, а потому упал, хватая вмиг высохшими губами горячий воздух. Он не был серьёзным противником, но таковых хватало здесь и без него. У всех, у них, были кинжалы, и не просто было отыскать людей,столь плотно общающихся с этим оружием. Апсудиане, не спеша, окружали меня, не стремясь оказаться в черте поражения сабли. Я кружился словно волчок, отгоняя подкрадывающихся со спины. У меня не было спины. У меня, не было ничего лишнего. Ничего, кроме могучей пары рук, бешено вращающей смертоносные клинки. Как жаль, что лишь одной пары…
Кольцо сжималось. Апсудиане были везде. Это была стая кровожадных псов, но псов, обладающих разумом и нажитым годами умением убивать. Оторопь у них прошла быстро, а вместо недавнего страха, на многих лицах застыла настороженная полуулыбка.
Я пригнулся вовремя. Тяжелый, бронзовый кинжал, пролетел в дюйме от головы и врезавшись плашмя в одного из апсудиан, зазвенел на каменных плитах. Нет, оборона здесь, не годилась. Кровь обильно струилась из раны, а с нею, уходили и силы. Очертя голову, я ринулся вперёд и, клянусь рогами неба, не все успели отскочить. Почти одновременно истекая кровью упали: метатель ножа и толстяк опознавший во мне Айшму-самозванца. Отразив ответные выпады нескольких кинжалов, я в кувырке упал на пол. И вовремя, так как, тут же, через меня полетел не удержавший равновесие апсудианин. Вскочив, я устремился к двери, но осознав, что загонная дичь уходит, «псы» бросились всей стаей. Рубящие удары и колющие выпады моих клинков, в этой давке, почти не пропадали даром. Однако несколько бритвенно заточенных лезвий уже покрыли моё тело царапинами, ранами и кровью. Я чувствовал себя рассохшейся бочкой не способной удержать огненную бурлящую влагу жизни. Я терял остаток сил. Но терял его яростно. Кто-то охнув, схватился за плечо, другой, сам налетел на саблю… Чьё-то лезвие распоров мой халат, скользнуло по кожаному поясу. Падая на колено, я распорол чей-то голый живот и одновременно уклонился от двух ударов. Град! Вива Галла!.. Ещё один апсудианин залился кровью… Ещё один, шатаясь выбирался из свалки… Бей их, Улисс! Рази!..
Длинное, почти как меч, тяжелое лезвие, отвесно падало на моё лицо. Смерть! Смерть была не важна… Я просто не желал умирать от этого удара… Нет, только, ни от этого… Ещё один выпад, ещё один удар - просил я у жизни, - ещё миг борьбы! Разве я много прошу?! Ещё секунду боя… Смешно умирать, когда упиваешься жизнью…
Каким-то чудом мои сабля и кинжал, успели скреститься над головой и тут- же приняли неимоверной силы удар, тяжелого ножа. Дождь искр впился в моё лицо и темнота, покрыла меня.
-