Она шла по жизни смеясь, летящей походкой шагнула из мая в знойное лето. Тихая, размеренно-тягучая жизнь текла журчащим ручейком искристого счастья. Абсолютно счастливой женщины. Она любила свой возраст, еще достаточно молода, уже в меру опытна, без поросячьего восторга юности, прекрасно осознавая, чего именно ждет от жизни. Та в ответ не скупилась и щедро одаряла, баюкала, радовала, как любящая мать, потакая капризам обожаемого дитя. Успешная, интересная работа, блестящие перспективы, новенькая Corsa в подарок ко дню рождения. Настоящий мужчина вел ее под руку, из тех, что умеют быть и преданным слугой и требовательным господином. Она растворялась, плескалась в облаке его ненасытной любви. Женщиной была многогранной, и он любил эту ее двуликость, когда в течение суток она становилась демоном, чарующей ведьмой, неистовой сукой, роковой дамой, бизнес-леди, радушной хозяйкой в их уютном доме, но утром неизменно встречала его улыбкой белокурого ангела с растрепанными, вьющимися завитками волос после сна. И тогда ее глаза, что и в самые-то уютные минуты вызывали у него беспокойство, их тревожный цвет – прозрачная зелень морского мелководья над серыми камешками, что поблескивают под ломким утренним солнцем, сводили его с ума. Лето обернулось красочным душистым букетом из солнечного марева, легкого, игривого морского бриза, ярких впечатлений от далеких, неизведанных стран, этнических трогательных безделушек, пугающего экстрима черной глубины дайвинга. Все это смешалось, переплелось, плавно сменилось дачным отдыхом в Подмосковье. Радушные, приветливые родители мужа, шумная встреча семейного застолья. И под вечер, когда солнечный свет начинал уставать, замирать и истаял, ее встретило, обняло сезалевое кресло в саду, клетчатый плед, любимая книга, чашка ароматного, травяного чая. Родители устроили сюрприз перед самым отъездом. Головокружительное, срывающееся пике на авиашоу заставило сердце биться чаще, взгляд не успевал за россыпью самолетов в безоблачном небе, восторг переполнял, мешая дышать. После невероятных фигур и трюков самолеты исчезли за плоскостью горизонта, увозя с собой лето на своих серебристых крылах.
Сегодня вновь пришлось задержаться на работе, а ей так хотелось уйти пораньше, но неотложные дела не отпускали, и теперь, стуча каблучками по сырому асфальту, она спешила домой. Порывистый осенний ветер, мелкий моросящий дождь, ранние, непривычные, густые сумерки, пустые мокрые улицы хмурого города. Машину, как назло, с утра отдала в автосервис, мелкий ремонт. «Нужно было взять такси», - с опозданием мелькнула мысль. Она отмахнулась от нее, как от назойливой мушки, и ускорила шаг. Мягкий, приглушенный свет окон манил в свое уютное тепло, обещая встретить горячим чаем, теплой истомой пенной воды в ванной, пушистым полотенцем..... Ее чудесные планы прервал леденящий холодок, пробежавший вниз по спине и затаившийся где-то в груди. Внезапно она поняла причину парализующего страха, то было ощущение чьего-то внимательного, не отпускающего взгляда. Резко обернулась и замерла... Будто тень другого мира мимо проплыла, как корабль в ночи... И реальность уходила от нее, ускользала, отплывала все дальше, все больше и страшнее принадлежала неотвратимому. Животный страх, неконтролируемый уже разумом, опутал ноги ядовитым плющом, сердце стучало в ушах дробью молоточков: «Бежать - бежать - спасаться...». И она побежала. Споткнулась, зацепившись о край бордюра, жестко упала на мокрый асфальт, каблук предательски хрустнул, колено обожгло болью. «Боже, как глупо, это не со мной, если зажмуриться и открыть глаза, увидеть надежные, теплые стены дома...» И тут она услышала мягкие, тихие, неторопливые шаги. Холодной волной обдало спину, кровь прилила к лицу, физически почувствовав этот магнетический, цепкий взгляд, отпрянула, отползла. В полумраке улицы стоял огромный, матерый волк. И только когда он мягко шагнул в свет фонаря, она поняла, что это был человек с немигающим волчьим взглядом. Он просто стоял и смотрел на нее этими пристальными, холодными глазами, которые напоминали огромную черную бездну, в них не было ничего - ни души, ни эмоций. Всем своим видом он давал ей понять, что давно наметил свою страшную цель и приложит все силы для ее достижения. Последнее, что она увидела – эти дьявольские глаза и длинные тонкие пальцы, прижавшие к лицу мягкую ткань платка и чуть слышный голос: «Тише, тише...». Сознание уплывало, растворялось...
Она сидела на холодном, дощатом полу, запястье жестко сковывал холодом стали наручник, второе кольцо было пристегнуто к батарее. Мужчина склонился над ней и что-то спросил. Она молчала, молчала не из упрямства или от злости, а так как молчит глубокая вода в пасмурный день. Сколько дней она провела в этом полузабытье тошнотворного ужаса всплывающего сознания? Она не различала времени суток, плотная, многослойная ткань на окнах скрывала солнечный свет, звуки улицы были не слышны, скорее всего, их заглушали толстые стеклопакеты окон. Из одежды на ней была чужая, ЕГО рубашка. Она слышала его запах... Он был повсюду – витал в душном воздухе, лежал отпечатком на каждой вещи в этой продуманной до мелочей комнате, ощущала его на себе и в себе... Она знала, закроет глаза – у нее на сетчатке всплывет его мерно покачивающееся над ней лицо, и вечно будет всплывать, пока она не издохнет. И где-то далеко еще жила слабая, но надежда, вырваться из этого глумливого ада извращенной похоти. Вырваться и вернуться в СВОЮ жизнь. Подумать только, что у нее, вообще, была другая - другая! – жизнь... Она знала, понимала сердцем и израненной, порванной в клочья душой, что той, другой жизни уже не будет... даже если выживет... уже не будет... никогда.