Двое.
«Ну вот, еще не хватало. Ну, ты и помчался, можно сказать, быстрее лани. Этакий быстро бегущий бегемотик, отчаянно потеющий на бегу. И шапчонку потерял – вон она, кепочка зелененькая валяется возле мусорной урны. Беги, беги, дорогой. Куда бежим? Зачем? Подальше от бездарного своего создателя? Так поздно уже – куда ты от меня, в самом деле, денешься?
Захочу, и пристрелю тебя к чертовой матери. За убийство нематериального объекта, в каком-то смысле собственного двойника, в тюрьму не посадят. Где это видано, чтобы за уничтожение привидений в тюрьму сажали? То-то же.
Что ты так испугался так? Не теми чертами тебя наделил? Издеваюсь над тобой, стебом измываюсь? Так я же не со зла, ей Богу. Мне бы и самому хотелось наделить тебя чертами симпатичными и даже героическими. Но ты ведь знаешь, что это такое: правда искусства? Она пожестче будет правды жизни-то. Тем более, что правда жизни у каждого своя, а правда искусства одна на всех, одна - проединственная. Так что терпи друг сердешный и не бегай по шумным московским улицам, терпко пахнущим бензинным перегаром.
Хочешь, чтобы меня совесть замучила? Ну, дьявол тебя забери, так уже мучает. Правда-правда. Еще немного и соглашусь тебя переписывать и устраивать твою личную жизнь лучшим образом.
Только вот кому это будет интересно, ты подумал? Кто эти розовые сопли будет утирать?
Ага, сам понимаешь – никто.
Ну, иди же ко мне, дай руку, давай мириться. «Мирись- мирись, больше не дерись!»
На, вот, кепчонку свою на лысинку надень, простудишься, неровен час.
Ну, ты сам подумай, какой из тебя герой и в чем твое геройство состоит?
Ты же сам знаешь, что никакой ты не герой, а персонаж. Всего-навсего. И нечего обижаться, думать, что я заставляю тебя таскать каштаны из огня. Дескать, сам в жизни чего-то не доглядел, в чем-то не преуспел, кому-то крепко насолил, а тебе – отдуваться. А куда ты денешься – ты же плод моих литературных фантазий.
А похож ты на меня только потому, что фантазий этих самых у меня не хватает и я волей-неволей вынужден давать тебе некоторые свои черты и заставлять следовать некоторым автобиографическим извилинам судьбы. Заметь – некоторым. И тебе бы не бегать от меня, как последнему идиоту, а быть за это благодарным мне. Твоему автору. Творцу, так сказать, прости Господи.
Не криви рожу! Если бы я тебя из воздуха выдумал, то неизвестно еще, как бы тебе пришлось крутиться, какие финты крутить. Я-то худо-бедно свое прожил и ничего – пока еще жив – здоров и почти благополучен. Не бомж какой-нибудь.
Ага, кстати, может, ты в бомжи захотел податься? Давай, давай. Пропахнешь пропастиной, руки-ноги язвами покроются, на башке – колтун. Сам назад запросишься. Пешком придешь. Приползешь!!! Стой, я тебе говорю! У меня сейчас сердце выскочит! Во рту – горечь и металл. Ну, ты и гад! Стой, считаю до…
Ну, стой же, дождь начался, сейчас промокнешь весь. У меня же зонтик семейный, в Германии купленный. А ты в Германии еще не был, я тебя туда еще не успел… Ну, стой же, ну, пожалуйста!
Да не обижайся ты, давай поговорим. Вон в «Бистро» заскочим, сядем, чашку бульона из кубиков глотнем, кулебякой закусим. Вкусные таки кулебячки. А не хочешь, пирожки с печенкой или еще с чем. Видишь, там народу никого, прогорает бизнес-то. А не надо было дешевой водкой баловаться. Ну, постой! Стоишь? Тоже устал, поди, бегавши-то?»
И вот они уже рядом. Один, уставший от погони, цепляется за рукав своего протагониста, а тот стоит неподвижно, и его серые глаза целят мимо рта говорящего, куда-то в скрытую металлической дужкой очков переносицу.
Возражать ему не хочется, он согласно кивает головой, думая в то же время о чем-то своем, о том, чему даже названия нет. Дождь льет все сильнее, вода стекает со шляпы на темный уже от влаги плащ, но на попытку собеседника закрыть его зонтом, он отшатывается назад.
И вот они уже идут рядышком вниз по Тверской улице, оставляя по левую руку мокрого зеленого Пушкина, а по правую – зеленую глубь бульвара, возле Долгорукова сворачивают направо и скрываются в переулках. Встречали ли вы их? Если да, то скажите мне, Бога ради – договорились ли они, наконец? Мне это очень важно знать.
27 марта 2004