лучший друг, или два одиночества

А после третьего фужера терпкого глинтвейна он перестал, наконец, терзать бахрому на скатерти и вязать на ней дерганные, один на другом, узлы, и, тщательно пережевав кораблик заплывшего в рот яблока,заметил, как бы невзначай: "Да даже глаза твои вот.Улыбаешься, а глаза страдают, плачут.Но это терпимо,Эка,терпимо еще. Гораздо хуже когда ты не смеешься, ты смотришь на меня, серьезная, и ждешь ответа, а глаза твои хохочут, заливаются смехом. А я молчу и молчу и молчу, как идиот. А ты говоришь, "гармония"...какая к черту,гармо...??". И посмотрел на меня, неуклюже растянув губы в улыбку, готовую в любую секунду исчезнуть.Потом удивленно,будто бы в первый раз видя, потрогал пламя свечи, в недоумении отдернул руку и обхватил обожженной ладонью апельсин."Я это...пойду, Кать..ладно?" и неуверенно зашагал к двери.Обувшись, он чмокнул меня в щеку, зачем-то поднял вверх две пряди моих волос, как рога, замер :"Хочу такой календарь на этот год.Кстати, с праздником.И чтоб в этом году - гармония." рассмеялся и исчез, аккуратно захлопнув дверь.Исчез,оставив меня вязать бахрому скатерти в дерганные, один на другом, узлы под пьяные возгласы за окном и звуки рвущихся по всему городу фейерверков.