Хорошо в майские дни пройтись по школьным коридорам. И не только потому, что грозная экзаменационная пора еще не наступила и не только потому, что в мае много выходных, а быть может еще и потому, что в эти дни солнце брызжет весенним настроением, словно не было зимней летаргии и потому, что птицы поют особые победные песни. Хорошо, также, просто посидеть у окна, глядя на школьный двор, и позволяя себе блаженное ничегонеделание. Почему не побездельничать, если весна?
Аркадьич сидел в пустой мастерской, беззлобно шлифуя очередной инструмент. Шла репетиция последнего звонка и поэтому его милостиво освободили от последнего урока, предложив «чем- нибудь заняться полезным». Он и занимался полезным, одновременно размышляя о планах на вечер.
Аркадьич был не старым еще мужиком, но одиноким и слегка неухоженным. Отработав пятнадцать лет на вредном производстве, и получив необходимую выслугу лет, он перешел работать в школу- сначала мастером производственного обучения (учил детей слесарить), а потом и вовсе превратился в учителя технологии, окончив необходимые курсы. Он был одинок, трезв и сосредоточен.
До намеченной вечерней рыбалки оставалось время, и он, словно наводя ревизию в инструментальном шкафу, перебирал в памяти необходимые припасы, которые дОлжно было взять с собой. Вещевой мешок- всегда готов, висит на крючке в прихожей. В мешке туристический коврик, фонарик, коробка с запасом для снастей, перочинный ножик. В холодильнике лежат завернутый в фольгу кусок сала и баночка с наживкой. В столе - донные снасти, запас свинцовых грузов и… патрон.
Аркадьич улыбнулся, вспоминая историю с этим патроном. В принципе он любил оружие, но нарушать закон из- за хранения боевого патрона от автомата Калашникова ему тоже не особенно хотелось.
Однажды зимой, перед уроком, он застал в мастерской двух «друзей- разбойников»: Герца и Лимонова, за очень интересным занятием- те пытались при помощи плоскогубцев вытащить пулю из неизвестно где взятого патрона.
- Герц, ко мне, Лимонов – стоять!- прикрикнул учитель, увидев, что страшно побелевший Герц сунул незаконный предмет в задний карман брюк.
Аркадьич не любил беспричинно наказывать учеников, пытаясь находить выверенные жизнью решения в сложных ситуациях, собственно за что его и уважали пацаны. Но данный случай был вопиющим и требовал употребления всей власти.
Мальчишка мялся на месте, видимо ожидая помощи от товарища, но тот словно окаменел и таращился на учителя, как на привидение.
- Герц, подойди ко мне и отдай, то, что прячешь- голос Аркадьича звенел.
- Василий Аркадьевич… Пожалуйста… Не надо… Я сам, потом выброшу!- Герц почти рыдал, не приближаясь к учителю.- Отец меня убьет, он охранником в колонии работает, его за этот патрон посадят.
Аркадьич, понимая, что простого выхода из положения нет, решил прояснить ситуацию.
- Ты, Герц, не понимаешь главного. Что твой отец дурак и мелкий несун, мне понятно. Но как же ты, здоровый лоб догадался принести такую штуку в школу? Ты что не понимаешь, что сейчас был на волоске от смерти- выстрелил бы в себя и умер. Это всем статья- и мне и директору и классной твоей тоже. А отцу- горе, об этом ты подумал?
Герц, не скрываясь, плакал, Лимонов тоже начал подшвыркивать носом, и Аркадьич решил, что будет с них и беседы. Конечно, о таких происшествиях требовалось сообщать дежурному завучу. Конечно, следовало отобрать патрон и поместить его в сейф до выяснения обстоятельств. Конечно, следовало раздуть это дело до милицейского разбирательства. Но не таков был Аркадьич.
- Вот что, сопляки. Если я еще раз услышу про ваше идиотское поведение- сдам патрон, куда следует. Я давно уже говорил: своей башки нет- считай калека и я буду смотреть за вами, поскольку родители не смотрят, тогда уж берегитесь. Тебя, Герц- в колонию, а тебя Лимонов – в спецшколу. Я не шучу. А сейчас отдавайте патрон и пошли вон.
Когда дверь с шумом захлопнулась, Аркадьич осмотрел конфискованное и пришел к выводу, что его следует от греха утопить в реке. «Этот чертов патрон будет последним в моей жизни» – подумал Аркадьич- «Ну а пацаненки на всю жизнь запомнят, что такое игры с оружием». На том дело и кончилось.
Сейчас он вспоминал эту историю с особым чувством еще и потому, что в тот день он впервые как следует познакомился с Аней. Ну не Аней конечно- Анной Александровной, заместителем директора, но именно тогда он мысленно впервые назвал ее Аней.
Аркадьич не очень интересовался женщинами и раньше, до развода, не придавая значения амурным чувствам, и потом, в одиночестве, не томясь отсутствием дорогого тепла. Но Аня была совсем другой- она притягивала взгляд, заставляла думать о себе и являлась в мечтах как добрая и ласковая фея.
Иногда он видел, как они вместе гуляют по берегу реки, или жарят шашлыки, или занимаются… Ну в общем и целом, люди они конечно взрослые - почему бы двум взрослым людям не заниматься? Однако Аркадьич гнал от себя завершение этих мыслей и не предпринимал активных действий. Просто очень часто в тех или иных ситуациях он представлял, что Аня рядом и говорит так- то или советует то- то или вообще, плачет, от того, что Аркадьич умер.
Он часто с непонятной сладостью представлял себе этот момент- он лежит, прекрасный и великий, после только что совершенного подвига в последнем приступе жизни, а она, она рыдает, целуя его жесткие губы и призывая на помощь скорую помощь или МЧС. Но тут чудо: он не умирает, а наоборот, чудесным образом выздоравливает и женится на Ане.
Или так. Она идет по улице и на нее нападают беспредельщики. Она кричит от ужаса и зовет на помощь его: «Васенька! Любимый!!! Почему ты не со мной!» Как же не с тобой моя милая- вот он я , налетаю как ураган и всех валю, а потом ты со слезами умиления целуешь меня и шепчешь: «Мой спаситель, мой лучший! Почему ты раньше не подходил, ведь я давно люблю тебя».
Как на грех на улице зазвенел тренировочный последний звонок, и сладостные мысли убежали в безнадежное никуда.
Прошла неделя, и наступил знаменательный день- 25 мая. Последний звонок в школе почти тоже самое, что 1 сентября для первоклашек, а если в качестве критерия оценки принять количество пролитых слез, то этот день, пожалуй, вышел бы в лидеры.
Аркадьич открыл дверь обычно закрытого эвакуационного выхода, чтобы наблюдать все действо с высокого крыльца своей мастерской. Ему нравилось смотреть, как салют из воздушных шаров улетает навстречу призрачному счастью. Он так увлекся, что не услышал, как в мастерскую проникли незваные гости.
- Слушай, Герц, ты точно псих- если Аркадьич поймает- нам трындец!- прошептал более пугливый Лимонов.
- Расслабься, Лимонка. Сейчас все на линейке, музыка играет, и никто ничего не услышит. Ты подумай сам: мы сейчас зажимаем патрон в тиски и бьем молоточком по капсюлю. Пуля вылетает и шлепается о фанеру- мы ее забираем и даем деру.
- А что, если она доску пробьет или стену?- поинтересовался Лимонов- Тогда Аркадьич все поймет и убьет нас на фиг.
- Ну ты дурак, Лимонка. Физику учил? Пуля разгоняется в стволе под действием раскаленных газов. В стволе, понимаешь. А где ты тут видишь ствол?- Герц победно взглянул на трусившего Лимонова и принялся за работу.- Видишь резиновый экран перед тисами- дай бог если его проберет. А уж про фанеру и говорить нечего.
Он крепко зажал патрон, так, что тот даже слегка расплющился, потом взял молоток и оценил взглядом траекторию - выходило, что пуля могла попасть и в дверь- но та всегда была заперта и не использовалась- да и расстояние в три метра давало гарантию безопасности.
Аркадьич еще раз глянул в небо- шары уносило куда- то в аэростатные выси. «Сегодня!- решил он. – Сегодня я подойду к Ане и приглашу ее в кафе». Он так размечтался, что открыл дверь на автопилоте- не замечая ничего вокруг. Хлопок, который совпал с открыванием двери его очень удивил- было светло и никакая лампочка не могла… Собственно что не могла? Какая лампочка и почему так свистит в ушах? Он увидел что- то белое- толи потолок, толи чье- то до боли знакомое лицо.
«Скорую! Скорую быстрее!!!» - прокричал знакомый голос.
«Ура!- это Аня! - подумал Аркадьич.- Все – таки сны бывают вещими!»
Из зажатого в тисах патрона шел легкий пороховой дымок. Патрон мог гордиться- он сделал свою работу отлично, несмотря на сложные обстоятельства и отсутствие перспектив. «Вот так должен поступить каждый,- думал патрон,- Как не прессует жизнь, нужно найти силы для выстрела. И если живешь правильной уставной жизнью- шанс для выстрела представится». Ему было немного горько от того, что заряд кончился, и больше выстрелить не удастся. «Я был последним из настоящих патронов!»- подумала стреляная гильза и испустила последний вздох, похожий на струйку дыма, которая тут же растаяла, унося боевое естество туда, откуда не возвращаются.