ДЕЖА ВЮ

Николай Шунькин
Скажу честно, я не знаю, что означает это слово на французском языке. Я даже не уверен, что оно французского происхождения.  Совершенно определённо только то, что оно не имеет никакого отношения к сюжету моего рассказа.  С таким же правом место в заголовке могли занять слова бремсберг, комитат или гиалит, потому что их значений я тоже не знаю.  Просто, мне больше понравилось дежа вю, и я именно этим словом озаглавил  рассказ. Согласитесь, чтобы озаглавить рассказ, написанный никак и ни о чём, нужного слова всё равно не подберёшь. А рассказ этот действительно ни о чём, в чём вы сейчас  убедитесь.

 Дело в том, что я некоторое время подрабатывал в одной районной газете в качестве нештатного корреспондента. Это была эпоха, когда хлеб стоил 16 копеек, колбаса продавалась без очереди по полтора рубля и люди на свою пенсию каждый год ездили в Сочи. Поэтому они не любили читать о посевных, ударных стройках, эпохальных съездах Партии.  Им подавай что-нибудь пикантненькое! А я тогда как раз поймал рыбу с ногами. Сидел на берегу озера, слушал «Маяк» по транзисторному «Океану», рыба клюнула, я её подсёк, вытащил из воды и уже было, сунул в садок, когда увидел четыре ножки.

Чтобы вы мне дальше верили и не бросили на этом месте читать, скажу, что рыба эта, как оказалось, сбежала из научно-исследовательского института, расположенного в ста метрах от озера. Над ней там разные опыты проводили. Глаза пересаживали, крылья выращивали... Так вот, с крыльями у них там вышла промашка, а как ноги пришили, так она сразу сбежала в ближайший водоём. В институте её кормили три раза в день, а тут - фигушки. Вот она и позарилась на моего червяка.

Но это я позже узнал про рыбу. В то время доктор Бернар ещё не сделал свою знаменитую операцию по пересадке сердца, и мысли людей в этом направлении не работали.  Поэтому рыбу я оценил по двум параметрам: сколько в ней живого веса, - хватит только пожарить, или ещё на уху останется, - и на сколько строк потянет сенсационная статейка. Платили тогда мне по тридцать копеек за строку, почти на две булки хлеба. Так что, прикинул я, если расписать подробно, да поместят не на последней странице, то и на колбасу хватит, и на бутылку водки.

Да вот беда: если про эту тварь написать, гонорар, конечно, получишь, но её уже не поджаришь, придётся предъявлять в качестве доказательства... А если её съесть, пропал гонорар, кто ж мне поверит про ногастую рыбу? И советоваться ни с кем нельзя, это я точно знал. В редакции только рот откроешь про рыбу,  ты ещё  писать будешь статью, а она уже выйдет в вечерней газете под другой фамилией.  У нас в редакции все пишут, прикрывая ладошкой текст, чтобы кто ненароком не увидел. Страна живёт богато, алкоголизма нет, наркомании нет, секса нет, никаких происшествий, каждая новость на вес золота... А если кто проходит сзади - ну, там, шаги услышал или интуиция подсказала, тут уж надо закрыть текст листиком или вместе с тетрадкой отправиться курить. Так и говорят: пойду покурю с тетрадкой.

У меня пока всё было благополучно, а у коллег и гранки пропадали, и даже вёрстки.  Потом эти статьи в других газетах появлялись. В общем, про статью я решил не говорить. Но и про рыбу нельзя, сразу потребуют предъявить в качестве вещественного доказательства. А там, глядишь, и сюжет слямзят, и рыба протухнет, пока будешь с ней возиться.

Всё-таки, пошёл я к Главному редактору. Он недавно в нашей газете работает, пришёл после того, как колхоз развалил. Высшее образование имеет, Сельскохозяйственную Академию закончил, ту, что в Москве, в палатах боярина Волкова размещается. Он сам мне это рассказывал. Ничего, говорит, не дала мне та академия в смысле знаний издательского дела, только палаты боярские и запомнил...

Кстати, это он мне предложил так назвать рассказ. А вначале выслушал меня внимательно, и как я рыбу поймал, и что в его газету статью написать хочу строк на тридцать, покивал утвердительно головой  на все мои предложения, а в конце сказал - нет! «Меня из колхоза выперли, еле-еле в районе зацепился, а если отсюда попрут?» - «В области зацепитесь». - «Меня недалеко отогнали, потому что всего сто коров сдохло. А за рыбу с ногами могут до Колымы догнать». - «Что же мне делать?» - «Съежь ты её... Поджарь и съежь!» - «Я гонорар хочу получить. Рыбу без водки жалко есть. Такая закуска зря пропадёт».

 И вот тут он мне и посоветовал: «А ты рассказ напиши! Или, ещё лучше, книгу. Издательство напечатает, и ты разбогатеешь». - «Её покупать не будут», - неуверенно возразил я. «Будут! Если, конечно, непонятно назовёшь. Например, комитат... гиалит... бремсберг... или дежа вю...»
Последнее слово мне больше всех понравилось, но я всё ещё,  для приличия, сомневался.

Идея с рассказом меня захватила... А если книгу написать, роман...
«У меня материала не хватит», - засомневался я. «Хватит, я тебе помогу... У нас есть факт: мы поймали рыбу с ногами. Остальное можно додумать. -  Он вёл себя так, будто находился рядом со мной, когда эта экзотическая тварь попалась на крючок. - Главное, её надо сфотографировать.  У тебя есть фотоаппарат?» - «Разумеется. Только старенький, «Смена» называется». - «Фотографировать умеешь?» - «Да, я свою старушку фотографирую, она - меня». - «Где?» - «Кто - где?  Старушка?» - «Нет, фотографируешь где?» - «По разному... В саду, на даче, на огороде... Бывает дома, на кухне. Я мягкий уголок своими руками смастерил на кухне.  Решил запечатлеть, вот и сфотографировал.  Зимой в Одессе отдыхали, там тоже фотографировал, на Дерибасовской, на Привозе, у Дюка». - «Зачем?»  - «Зачем у Дюка?» - «Фотографируешь зачем?» - «Как, зачем? На память». - «Вы что, разводиться собираетесь?» - «Нет». - «Так зачем тогда - на память - если не разъезжаетесь?»
- «Я вас что-то не понимаю». - «А что тут понимать! Мы уже час говорим, у меня диктофон включен, бери кассету, расшифровывай и пиши свой роман! А ты говоришь, материала нет. В нашей стране кого ни запиши - готовый роман». - «А как же рыба?» - «Сфотографируй и съежь.  Только поджарь хорошо и меня пригласи». - «А ноги? Их отрезать, или как?» - «Плавники у рыбы ты отрезаешь?» - «Конечно, отрезаю». - «Заодно и ноги отрежь». - «Их бы для истории оставить». - «Для истории ты ещё поймаешь. Тут главное - книгу успеть написать. Если Ерофеич такую рыбу поймает, книга к Первому Мая выйдет». До Первого Мая оставалось две недели и я, зная прыть Ерофеича, заспешил.

Рыба спокойно плавала в кастрюле с водой. Я рассчёлкал на неё всю плёнку, 36 кадров. Проявил, напечатал фотографии и понёс их Главному. «Дерьмо твои фотографии, - сказал он, едва взглянув на них. - Ты Конику купи или Полароид, снимать надо на цвет».

К своему стыду, я ничего не знал ни про Конику, ни про Полароид: «Я нигде не смог найти цветную плёнку». - «Чудак-человек! Зайди в наш шоп. Там слева холдинговая компания, а справа - Фуджи филм, они и плёнки продают, и фотографии печатают».

 Я впервые в своей жизни услышал слово Фуджи, не знал, что такое холдинговая компания и, разумеется, ни разу не бывал в шопе. А ведь я - журналист, и, не в пример Главному, закончил филологический факультет МГУ!

Главный прервал мои мысли: «Чудак. Ты со своим патриархатом ничего в жизни не добьёшься». Слово патриархат я знал, но мне показалось, что Главный употребил его не к месту. Может, и те слова тоже... Но он опять нарушил ход моих мыслей: «Ты иди в бизнес-центр, там у них в холле стоит огромный аквариум. Я позвоню, договорюсь, они тебе разрешат запустить туда нашу диковинку. Там ты её сфотографируешь, так сказать, в приближённых к природе условиях». - «Какой бизнес-центр? Почему я про него ничего не знаю? Откуда вы всё это знаете?»

От разговора с Главным  становилось не по себе.
«Знаю. Я им раньше заведовал, меня оттуда направили председателем колхоза - сказал он и извлёк из диктофона кассету. - Это тоже войдёт в наш роман».

Я зашёл в шоп, купил плёнку, взял напрокат невиданный аппарат и пошёл в бизнес-центр. Без всяких препятствий запустил в аквариум ногастую рыбу, сфотографировал её во всех ракурсах.  Обитатели аквариума не обращали на неё  внимания, и я решил, чтобы не тащиться с ней домой, оставить её там на ночь.  Дома я включил диктофон, сел за свой «Ундервуд» и расшифровал плёнки.  Получилось 17 страниц, один печатный лист! Я воспрянул духом.

Напечатанные в Фуджи филм фотографии Главный одобрил. Ногатая рыба (он так и говорил, не ногастая, а ногатая, по аналогии с - хвостатая, рогатая) ему понравилась. А текст моих расшифровок скомкал и бросил в мусорную корзину: «Ундервуд - это каменный век. Сейчас даже на «Москве», «Листвице» и «Ятрани» никто не печатает. Даю тебе пятьсот баксов, это аванс под нашу книгу, купи себе хороший компьютер».

Разумеется, я ничего не знал ни про «Листвицу», ни про «Ятрань», но «Москва» - это я знал точно, была самой лучшей в стране пишущей машинкой, и отсюда я сделал вывод, что компьютер - тоже пишущая машинка, только лучше «Москвы». И, конечно же, я ничего не понял о каких-то барсах (мне так послышалось) и почему он в качестве аванса суёт мне  какие-то зелёные бумажки.

«Какой компьютер?  Где его можно купить? За что? Сколько он стоит?» - растерянно лепетал я.  «Сколько тебе лет?» - спросил он. «Я родился 29 февраля 1936 года». - «И ты не знаешь, что такое баксы, Фуджи, холдинг, лизинг, маркетинг? Вот, погоди, придёт наше время, начнём перестройку, мы вас всему научим!» - «Какое время? Какую перестройку? Кто начнёт?» - «Михаил Сергеевич Горбачёв». - «Это тот, что в Ставрополе? Да кто ему позволит? 60 лет строили, а теперь перестраивать?» - «Позволят! Он Брежнева сменит и всё перестроит. Нострадамуса надо читать. На, вот, возьми, сохрани, потом ещё всем показывать будешь за деньги». - И он подал мне очередную, только что наговоренную кассету.

Я зашёл в шоп, там за мятые зелёные бумажки мне продали компьютер.  И не просто продали, а привезли домой, установили, подключили и научили на нём работать. Это у них сервис называется.

Открою вам секрет: компьютер - это  необыкновенное чудо, не идущее ни в какое сравнение с демонстрировавшимся тогда на экранах страны фильмом «Русское чудо». Вставляешь в него кассету, рулон бумаги и текст выплывает прямо на глазах.  Можешь сам наговаривать, можешь лист исписанный любым почерком всунуть - всё тут же будет напечатано. А шрифты такие, каких даже в областной типографии нет! И поля оставляет, и интервалы соблюдает, и нужное количество строк на странице выдерживает, и всё, главное, без ошибок. Говоришь - малако, а он печатает - молоко. Я пробовал говорить всякую абракадабру, всё равно печатает без ошибок. Только когда очень много выпьешь и речь уж совсем нечленораздельная, или, там, рыба ногастая хрюкает, тогда он делает пропуски и высвечивает на мониторе: «Извините, не понял», или «Шум воды», «Рокот прибоя», «Звук рыбы».

В общем, с такой техникой, считал я, роман уже у нас в кармане. И метод Главного мне понравился. Я купил себе такой же диктофон, никогда с ним не расставался, каждую кассету вставлял в специальное окошечко в компьютере и забирал 15-20 страниц отпечатанного текста. Он даже бумагу резал по формату, фальцевал и брошюровал.

Но Главный считал, что я работаю медленно. Он возмущался: «Ты топчешься на месте». - «У меня просто нет свободного времени», - оправдывался я. «Чем же ты занимаешься?» - «Работаю». - «И где же это ты работаешь?» - «На шахте». - «На какой такой шахте?» - «На Куйбышевской». - «Кем?» - «Начальником энергомеханического цеха». - «Давно?» - «Двадцать лет». - «Двадцать лет... Это с войны, что ли?» - «Какой войны?» - «Второй Мировой». - «Ну, да». - «И что вы там делаете, на этой шахте?» - «Уголь добываем». - «А что это?» - «Камень такой, горючий». - «На кой он вам, камень этот?» - «Ну, печи топить, сталь плавить». - «Так печи топить, или сталь плавить?» - «То и другое». - «Печи давно уже никто не топит. Во всех домах стены зимой горячие, солнцем нагреваются, а летом холодные, солнцем же и охлаждаются. А стали наплавлено столько, что хватит до конца света... Тем более что теперешняя пластмасса крепче самой крепкой стали.

Так мы подолгу беседовали с Главным, чтобы набрать материал на книгу. Я расшифровывал на компьютере записи, их уже набралось на пол книги. Оставалось наговорить выводы, заключение, да вставить что-нибудь про ногастую рыбу: хотя роман и так получался неплохой, всё-таки началась-то эта затея с рыбы! За диктофонами, компьютерами, записями и расшифровками мы о ней  забыли.

Я зашёл в бизнес-центр. У аквариума толпились люди. Оказалось, наша ногастая рыба заразила аквариумных рыбёшек, и у них повырастали ножки. Передо мной плавали красные, зелёные, синие, белые рыбки, длинные, толстые, круглые, тонкие, брюхастые, но главное - все они были с ногами! Толпа оживлённо обсуждала эту новость. Я включил диктофон и отошёл только тогда, когда записал плёнку с обеих сторон. 

Главному моя новость пришлась по душе: «Теперь мы быстро закончим роман о ногатых рыбах! Но текст придётся подредактировать. Ты когда-нибудь занимался сочинительством серьёзных вещей?» - «Да, я давно пишу». - «И кому же ты пишешь?» - «Не кому, а - куда. Я пишу в стол.  Написал уже полторы сотни рассказов». - «Надо печататься». - «То, что я написал - сырое. Надо шлифовать, редактировать, корректировать, а времени нет». - «На кой чёрт редактировать?  Кто сейчас редактирует? Ты что, бестселлеры не читаешь? Где ты там обнаружил шлифовку? А телек ты смотришь? Послушай, как говорят наши комментаторы, телеведущие, актёры. В школе за такие формулировочки единицу ставили, а они это с экрана вещают на весь мир. Произошло сближение народов, образовалась одна великая нация - Советский народ. И язык у него один - Советский. Тут главное, чтобы говорить как бы не  всерьез...  Тогда и виноват будешь как бы не ты. На экране для этого достаточно мужику сиськи побольше прицепить, а бабе - в мужика нарядиться, и трепись, сколько душе угодно. У нас же всё гораздо проще, ничего прицеплять не надо. У нас есть рыба с ногами». - «А как же ЛИТ? Кто разрешает плести такую чушь при всём честном народе?» - «ЛИТа давно нет. Поэтому никто не разрешает, и никто не запрещает. А что не запрещено, то разрешено». - «Да где это вы такое видели? Что это за телек такой, что мужиков бабами наряжает?» - «Ну, ты и, правда, дикарь. Ладно, телек я тебе подарю. Авансом, конечно, в счёт будущего гонорара за наш роман. Посмотришь Верку Сердючку, Кроликов, Элку с корешами, тогда поймёшь, как зажигаются звёзды.  Ты, наверно, и не догадываешься, что Иванушки - интернешнл, караоке уже на майдане, а Киркоров, так тот вообще - продакшен?» - «Нет, не догадываюсь».
Я действительно ничего не знал ни про Элку, ни про Кроликов, ни про интернешнл...

Между тем, отчаявшись найти сбежавшую рыбу, и не сумев повторить опыт, директор института, рискуя рассекретить тайну эксперимента, принёс в редакцию нашей газеты заметку следующего содержания: «Нашедшему рыбу с ногами и доставившему её в институт в живом виде будет выплачено вознаграждение в сумме 1000 долларов». К счастью, объявление он принёс прямо в кабинет Главного редактора. Главный сразу вызвал меня. Несмотря на то, что я не понимал, почему вознаграждение выплачивается в долларах, я тут же схватил ведро и побежал в бизнес-центр. У аквариума по-прежнему толпились люди и о чём-то горячо спорили. Я  объявил, что эксперимент по размножению ногастых рыб закончен, всех их выловил сачком и отправил в свою посудину. Их, ногастых, оказалось 40 штук.

Я взял газету «Известия» за первое число и не ошибся: на последней странице, там, где обычно печатают подвальные статьи, была таблица с курсом валют. За один доллар США давали 66 советских копеек.  На компьютере я умножил 40 рыб на 1000 долларов и перевёл в советские рубли. Получилось 26400 рублей. Я начал думать...  Во-первых, как надуть Главного: в сущности, он к этим деньгам не имеет никакого отношения. Во-вторых, как их потратить? И если надуть Главного мне представлялось делом простым, то потратить такую большую сумму долларов, да ещё полученных сомнительным образом, мне казалось несбыточной мечтой.

От этих мыслей у меня сильно разболелась голова.  Но мне необходимо было найти правильное решение, и я продолжал думать! В тот самый момент, когда в  голове родилась гениальная мысль - отказаться от долларов и взять в институте обыкновенные советские деньги, голова перестала болеть, мозги просветлели, и я проснулся. Через минуту зазвенел будильник. Было пять часов утра. А на наряд мне к шести...