Если бы моему герою сказали, что он светило медицины, он бы очень удивился. Он не знал о своем величии, меньше всего его интересовало положение среди остальных людей. Он и не задумывался о том, что занимается чем-то возвышенным, потому, что считал свою работу обычной, и выполнять ее следовало, может быть, чуть лучше, чем любую другую только от того, что ошибки в ней не прощались им самим. Привычка делать свое дело вытеснила все, мешающее этому процессу. Оставались семья, друзья, книги, переводы. Последнее время он перестал любить переводы – они отнимали драгоценное время, крали его у сна и отдыха ради небольшого заработка. Прежде он переводил статьи только для себя и получал от этого удовольствие. Прежде многое было по-другому. Главный был тогда не Главным, а таким же, как и он доктором. Но кто-то должен тащить на себе ворох забот клиники, и пришлось его лучшему другу стать Главным.
Вернемся к моему герою. В тот день он шел по коридорам клиники, останавливаясь, отвечая пациентам и их родственникам, откладывая все дела на завтра. Сегодня не состоялось. Все завтра. Ему очень хотелось прилечь и отдохнуть, но, войдя в кабинет, он сел за стол, придвинул к себе одну из папок с историями болезни и задумался. Главный, Сергей Иванович, просто Сергей, вошел и сел напротив:
-Тридцать пять! В тридцать пять моя бабка рожала четвертого, мать уже имела двоих детей. Сегодня первородящими стали тридцатипятилетние тетки! Учеба, работа, карьера, замужество, - он ткнул пальцем в сторону папки – Чуешь, чем пахнет? Этого ничем не выбьешь – пока бабы не достигнут своего мнимого благополучия, отказываются рожать. А природа не может ждать, когда они его достигнут! Вспомни, о чем она просила, когда потупила к нам? Чтобы ей разрешили пользоваться своим ноутбуком! Вот, что было важно для нее…
- Природу не обманешь. Они считают, что становятся женщинами, потеряв девственность. Глупости. Женщина начинается после родов. Кормить не желают, боятся поправиться. А… - он махнул рукой.
-Давай, брат, по коньячку. Валер, ты мне не нравишься сегодня. Может, в отпуск?
До отпуска было как до Луны, поэтому он ответил:
-Душно сегодня. Наливай, дежурство кончилось.
Они выпили, помолчали, поговорили о чем-то необязательном, о чем-то совсем далеком от запретной темы. Сергей ушел, а Валерий Михайлович стал собираться домой. Перед уходом он снова присел, положив руку на папку и машинально глядя на телефон. Телефон отозвался резким звонком. Голос жены был нереально близким, как в передачах с орбитальной станции. Бесстрастным тоном диспетчера на вокзале она перечисляла продукты, которые следовало купить по дороге домой.
-Леночка, я сегодня в метро поеду. Что смогу, захвачу.
-Уже выпил? – успел услышать он и медленно положил трубку.
На улице было сыро и душно от накопившейся в воздухе влаги. Осень уже кончилась, а зима еще не наступила. Дни были короткими и серыми, как мыши с длинными ночными хвостами. Дома и на улице они были короткими и серыми, на работе все обычно светилось бенгальским огнем. Но, не сегодня.
Снимая куртку в передней, он услышал обрывки разговора супруги.
-Устала я от этого урода! Все на мне: дети, квартира, гимназия, институт. Ты заешь, чего мне стоило трешку выбить в таком районе… Ему же никто не нужен. Сына не мог в аспирантуру устроить. Ну не сволочь?
Видимо, на том конце с ней согласились.
Он прошел в кухню, шурша пакетами. Есть уже не хотелось. «Сволочь… Урод…» - билось в виске.
Было уже не просто душно, а невыносимо душно, он приоткрыл окно и закурил, выдыхая дым в серый туман за окном. Под вопли жены о том, сколько раз она просила не курить в квартире, пришлось удалиться в свою комнату. После услышанных давно уже не новых новостей, заныло там, где очень нежелательно было нытье. Он распахнул окно уже в своей комнате и прилег. Жена обладала редким даром превращения мух в слонов. Даже его молчание расценивалось враждебно, поэтому она пошла за ним и долго повторяла о том, что он должен был сегодня принять даму, от которой зависела аспирантура сына. А вместо этого нажрался, как свинья и уехал домой.
-Да не пью я! - сорвался он на крик, - У меня сегодня на столе умерла женщина тридцати пяти лет… Ты можешь это понять?
В груди что-то оторвалось, и боль стала полыхать огнем. Он уже понял, что там случилось.
-Леночка, принеси, пожалуйста, горчичник и вызови «Скорую».
-Какой же ты мерзавец! Тебя ничего не интересует, кроме работы! Женился на мне ради прописки и всю жизнь мучаешь. Я-то думала, из тебя толк будет. Копейки не можешь заработать, даже тех, кого я присылаю, нет времени осмотреть!
Дверь за женой захлопнулась, рикошетом ударив новой волной боли в груди. Он пытался расстегнуть пуговицы на сорочке, но пальцы не слушались. Его пальцы были короткими и полными, совсем не похожими на знаменитые пальцы хирурга Юдина. Но он умел с их помощью безошибочно ставить диагноз, который неизменно подтверждался потом техникой. Свой диагноз он тоже определил быстро.
Конечно, следовало остаться в клинике и там отдохнуть, он знал, что дома не получится, но все равно поехал. Дверь снова открылась, осторожно вошла дочь. Ксюша была очень похожа на маму, не сегодняшнюю, а ту, которую он когда-то любил. Она вызвала «Скорую» и сидела рядом, тревожно глядя на отца и поглаживая его руку, пока не приехали доктора. Никто не суетился, как это бывает в кино, все как-то быстро определилось, доктор уже звонил по поводу срочной госпитализации с обширным инфарктом миокарда. Лена очень удивилась не диагнозу, а тому, что муж так неожиданно нарушил ее планы. Она собиралась лететь в Египет. Теперь поездка вряд ли состоится…
-Что? – переспросила она молодого доктора, второй раз спрашивавшего ее, поедет ли она в больницу, - Нет, я не могу. Сейчас приготовлю вещи.
Так, с нехитрым пакетом, в котором было все необходимое, его и увезли в Институт. Доктора уважают коллег, поэтому его везли в Институт, и там сдали уже другим докторам. Он катился в больничной коляске, смутно ощущая переходы света и тьмы. Переходы постепенно уменьшались, голоса отдалялись, и скоро наступила сплошная тьма.
Через некоторое время он вернулся.
За накрытым столом сидели люди. Со многими он не был знаком. Жена прикладывала к глазам красивый кружевной платочек. Сын сидел рядом и думал о чем-то постороннем, старательно скрывая это. Сидевшие за столом незнакомые люди оживились. Лена постепенно сбивалась с роли безутешной вдовы. Она то слишком увлеченно рассказывала о приготовлении салатов, то переходила на впечатления от поездки в Европу, потом вспоминала повод, по которому все собрались и заставляла себя вздыхать и снова подносить к глазам платочек. Она уже не жалела о том, что не побывала в Египте, как не жалела и о кончине мужа, а удивлялась тому, как быстро все случилось и как неожиданно хорошо говорили сослуживцы о ее муже. Крохотная мысль о чем-то несостоявшемся промелькнула в ее голове и уступила место другой, более насущной: освободившаяся комната позволяла устроить в квартире гостиную.
Невестка сидела рядом с его сыном и недоумевала по поводу несуразности всего происходившего. Она даже думала, стоит ли дальше жить вместе с мужем и иметь от него детей.
«Обязательно стоит», - прошептал он, увидев своего будущего внука. Невестка, словно услышала его слова, она посмотрела наверх, потом склонила голову и стала похожа в эту минуту на будущую Мадонну. И это было очень хорошо.
Он видел и Ксюшу, не понимавшую, как правильно себя вести, нужно ли еще плакать, или можно поесть, она уже не была похожа на прежнюю Лену, а все больше походила на сегодняшнюю. Взглянув на посторонних людей, старательно выбиравших закуски и думавших только об этом, он не огорчился: земные чувства постепенно оставляли его, уступая место более возвышенным.
Его душа улетела в родной дом – в клинику.