...Ну что сказать о Каире: красивый небоскрёбный офисный центр, рядом – знаменитый музей, набитый золотыми мумиями...
И снова неугомонные мои спутницы ринулись в его недра...
Я тоже вошла, надеясь на прохладу, но учуяла тот же навязчивый запах тлена угасшей давно империи, и вышла вон тут же.
Мне было плохо. Судя по всему, я вошла в тяжёлый гипертонический криз (который и в эти нынешние последние два дня, что пытаюсь закончить обещанное, не даёт мне быть собою).
... Под четырьмя чахлыми деревцами застыли навсегда местные мужики – кто стоял, кто сидел на корточках... Глаза – бессмысленно злобные, тупые. Другого впечатления не осталось...
В поисках тени я увидела небольшую каменную лестницу между двумя зеркальными офисными зданиями, и пошла туда в последней надежде выжить...
Сидя на ступеньке, я не отрывала взгляда от закрытого нашего автобуса, водитель которого ушёл... а там внутри остались мои лекарства и вода...
Видок у меня был тот ещё, но всё-таки, явно белая женщина, и явно сидит не там, где положено. Мне эта ситуация была «по деревне», лишь бы не выгнали из спасительной тени.
Проходящий мимо офисно-банковский, импозантно-элегантный египтянин, покосился на меня с удивлением и опаской, видимо, глубоко шокированный...
Минут через двадцать, снова проходя мимо, но в обратном направлении, он чуть притормозил, и на хорошем английском поинтересовался, не нужна ли «леди помощь», на что я, тронутая его вниманием и вежливостью, ответила, попробовав при это выдавить из себя лёгкую интеллигентную улыбку, что всё не так плохо, просто я жду своего автобуса...
Ответ его успокоил, и он отправился по своим важным делам с облегчённым, надеюсь, сердцем...
И тут же я увидела нашего водителя, влезающего в кабину!
Боже мой! Когда я оказалась внутри, судорожно заглатывая всё необходимое и запивая это водой, я поняла, что и на сей раз жизнь моя ещё не окончена...
И, может быть, я всё-таки увижу Израиль...
Тут вернулись мои настоящие - правильные путешественники, полные укоризны и непонимания...
Как это можно (типа быть такой тупой), чтобы не увидеть самого Тутанхамона и т.д. ...?
На что я наконец разразилась речью (успела оклематься), обозвав всё, что можно, некрофильским – и страну, и город, и пирамиды , и музей... сообщила им, что люблю живое, а кладбИща любой давности ненавижу, что здесь нет души - один прах и тлен золочёный, ничего живого тут не произрастает, а гордящиеся своей изначальной бренностью и культом смерти меня не интересуют, что всё величие ума, искусства и красоты здесь похоронено много веков назад и т.п. и т.д...
На том все и успокоились – притихли, потому как связываться со мной, находящейся в состоянии упёртой горячки, совершенно бессмысленно...
... Мы очень поздно вернулись на наш милый, долгожданный корабль, но есть уже не мог никто - просто от усталости.
Впереди была короткая ночь перехода в Хайфу, и мне было тревожно и боязно, что после этого безумно изматывающего изнурительного для меня дня, я смогу найти в себе силы
увидеть и почувствовать совсем иное,- то что нам предстояло на следующий день...
Но всё удалось. Мы увидели и почувствовали Израиль...
Да так, что и не ожидали...
Я не знаю, насколько близки были наши впечатления С Галей и Таней, но наши с Дашенькой на сей раз совпали полностью.
Начиная с быстрой, лёгкой, приветливой таможенной процедуры на борту...
Всего один день, и – навсегда...
Нам не довелось по-настоящему увидеть Хайфу, задержаться там, целью был – Иерусалим.
Но дорога...
Дорога - сквозь зелёные поля и холмы с дозревающими гроздьями бананов (каждая – в голубоватом пластиковом заботливом пакетике),
сквозь заросшие ущелья с остатками ржавой боевой техники, не тронутой в память о прошедших страшных боях за цветущие долины вместо песчаных пустошей...,
через маленькие белые городки со стоящими на пропускных пунктах и перекрёстках красивыми и серьёзными мальчиками и девочками в военной форме с ружьями на плечах...
И совершенно невероятным казалось, что на той же широте, совсем рядом, мы видели ещё вчера заброшенную песчаную страну почти без признаков жизни...
Но прежде, чем добраться туда, куда особенно хотелось, нам пришлось задержаться в Вифлееме (да простят меня истинно верующие христиане!), пройти по мусульманским кварталам Иерусалима с бойкой цветистой и призывно орущей торговлей,
- и это по «Via Dolorosa»!..., потом надолго застрять в Храме Господнем под нескончаемый незапоминающийся текст нашего милого гида, бывшего ленинградца, трудно различимый среди гама других туристических групп с их разноязыкими гидами...
Кого тут только не было! Да весь мир толкался рядом со святыней, отдавая предпочтение той или иной конфессиональной её части...
И после всего мы даже получили грамоты «почётного паломника»!
(О, Боже! Прости мне мою нерелигиозность!)
Но всё надо было вытерпеть.
Ради того, чтобы наконец спуститься в полутёмный тоннель пропускного пункта, отделяющего арабский квартал Иерусалима от еврейского, пройти его под серьёзными спокойными взглядами израильских юношей – солдат и внезапно оказаться
под солнцем Израиля на большой открытой площади, чуть ограниченной слева Стеной плача...
И что? - можете вы спросить.
Ничего.
Кроме внезапно и непроизвольно хлынувших слёз счастья.
Тут все дышало вечностью. И - Жизнью... Не суетной и свободной.
Воздух, холмы ярусами на горизонте в лёгкой дымке, лёгкий мостик – переход из простора в простор...
Тут было столько воздуха, что не чувствовалось жары...
И сделать вдох было трудно, наверное, так же, как на большой высоте.
Просто перехватывало дыхание...
И казалось, что ты была тут в какой-то другой жизни,
и что это – настоящая Твоя земля.
И сейчас, вспоминая, - вижу этот простор, вдыхаю этот удивительный воздух, и – сжимается сердце...
... Обменявшись взглядами с дочкой, мы поняли всё, и не сказали ни слова.
Она первой пошла к Стене Плача и долго не могла отойти от неё, пристраивая свои записочки и что-то шепча...
Я не приближалась к ней, чтобы не нарушить...
Скромно засунув свою единственную (и, как оказалось, очень глупую записочку в щель между камнями, где с трудом нашлось для неё место), я вернулась на площадь, и стала ждать, не отрывая глаз от Иерусалимских холмов.
...От глубокого проникновения-созерцания отвлёк меня на время белокурый, довольно молодой ещё человек в сандалиях и греческом хитоне, играющий на лире и поющий что-то балладное красивым тенором - рапсод?
Он был красив и забавен своей серьёзностью и отчасти - самолюбованием...
Приоткрыв рот от изумления, я смотрела на него, пока он не скрылся из виду, удаляясь неспешно, важно, но поглядывая по сторонам, отмечая признаки внимания и успеха...
Кто это был?, что за чудо?,- я так и не узнала.
Получилось, что кроме меня, никто из "наших" его не видел, рассеявшись по площади..., и так жаль, что это явление осталось для меня загадкой навсегда...
Когда моя девочка, с трудом оторвашись от Стены Плача, задумчиво и тихо подошла ко мне, рядом с нами оказалась старушка, что-то ласково говорящая нам на идиш.
В руках она держала небольшую связочку разноцветных шерстяных нитей.
И как было приятно, трогательно и удивительно, когда она красной ниткой обвила наши с Дашенькой запястья и завязала узелком, наказывая не снимать эти браслетики, пока не спадут, исчезнут сами...
Я и забыла, что Дашеньку она назвала Далией( вот только сейчас она напомнила мне об этом в отклике, а я вспомнила о браслетиках)...
Со слезами мы прощались поздно вечером со сверкающими на горе огнями Хайфы, сидя вдвоём где-то на корме нашего корабля.
Дашуня откровенно плакала, я пыталась сдержаться...
Боже мой! Как мне хотелось вернуться когда-нибудь...
И как хотелось там умереть, и больше – нигде.
Через день мы вернулись на Кипр, - снова плавали, снова заходили после пляжа в любимое кафе на берегу, крытое тростниковой соломой, снова ели там потрясающую белую рыбу в нежном кляре под таинственным названием «соd» и пили розовое сухое вино..., а вечерами ужинали половинками авокадо с креветками под лёгким соусом.
(С тех пор обожаю авокадо, - когда удаётся купить подешевле)
А загадочная нежная белая рыба оказалась просто треской.
Это мы немедленно выяснили с дочкой, заглянув в словарь по приезде.
Ну кто бы мог подумать?