Если бы я открыл глаза, то смог бы увидеть в бездонном, пронзительно голубом небе прямо над собой огромную серую птицу, парящую под палящим Вьетнамским солнцем и совершенно не обращающую внимания на его обжигающие лучи. Однако после всех сегодняшних приключений глаза мне открывать не хотелось и я продолжал лежать (сила воли плюс характер!) на раскалённом песке, подставив тропическому солнцу своё истерзанное, обожжённое, искусанное тело. А виной всему моё неуёмное любопытство, удаль молодецкая и неутолённая жажда чувства прекрасного.
Когда я взобрался на скалу, под которой нас с ребятами высадил бот, сразу же вернувшийся на танкер, стоящий на рейде, оттуда, сверху я увидел нашу военно-морскую базу, уютно устроившуюся здесь же в очаровательной тихой бухте Камрань и парочку пришвартованных к пирсу кораблей с развевающимися на корме серпасто-молоткастыми красными флагами, а сзади, со стороны моря до сих пор хорошо сохранившуюся то ли американскую, то ли даже ещё французскую. Отсюда было видно, что отмель простирается далеко в бухту метров на двести пятьдесят-триста от берега, а дальше вода резко темнеет там, где начинается глубина. Вдоволь наползавшись по практически идеально круглой скале, напоминающей громадный лысый череп неведомого мифического великана, я спустился вниз и, предупредив ребят, что собираюсь понырять, отправился изучать красочный подводный мир тёплого южного моря.
Медленно побрёл сначала по колено, а потом по пояс в воде, изредка окунаясь с головой и разглядывая всевозможные причудливо извивающиеся водоросли, раковины всех форм и размеров, всяческих диковинных рачков, ярко раскрашенных природой мелких рыбёшек и прочую многочисленную живность, пока, наконец, не подошёл к глубине. "Ну, - думаю я себе, - сейчас поныряю от души!" Перед тем, как нырнуть, заметил, что в ближайшей из шлюпок, на которых наши морячки с базы совершали свои военные манёвры, началось какое-то оживление. Там что-то кричали, махали руками, но, решив, что их выкрики являются частью этих манёвров и предназначены вовсе не мне, я с наслаждением погрузился в манящую кажущейся прохладой глубину. Взрыв красок всех мыслимых и немыслимых оттенков предстал пред моим изумлённым взором! Я видел такое на фотографиях одного известного фотохудожника из Владивостока, но разве могли сравниться какие-то картинки с тем, что я наблюдал здесь?! Буквально остолбенев от увиденного, я даже забыл, что нужно хоть иногда дышать, чтобы не остаться здесь, среди этой немыслимой красоты навсегда! В висках что-то гулко застучало и я с сожалением начал всплывать.
Резкая пронзительно-жгучая боль, пробежавшая по левой стороне тела, начиная от колена и заканчивая практически ладонью вытянутой вперёд руки, вывела меня из состояния анабиоза. «Что это, – пронеслось в моей голове, – акулы?! Может быть, меня уже два?» Буря эмоций сменилась в мозгу за доли секунды. Левая половина совершенно отнялась и я, вынырнув, беспомощно забарахтался на поверхности.
– Ну, что, морячок, хреново? – услышал я рядом с собой голос. Повернув голову, увидел ту самую шлюпку с нашими матросиками. Бравый мичман смотрел на меня с плохо скрываемой усмешкой и скалил зубы – Ничего, не ссы, это не смертельно! Хватайся за борт.
Мощными гребками громадных вёсел матросики в мгновение ока доставили меня до отмели и жизнерадостный мичман, сказав на прощание, что минут через десять всё пройдёт, весело заржал и отдал команду разворачиваться.
Забыв даже поблагодарить своих спасителей за благополучное вызволение моего бренного тела из пучины морской, я стоял по пояс в воде всё ещё в состоянии морального и физического шока. Вся левая сторона покрылась волдырями и они, казалось, раздувались всё больше и больше. Припадая на правую ногу, я брёл к берегу и ругал себя последними словами за свою неосмотрительность. Вечно я куда-нибудь вляпаюсь! Примерно на середине пути бок и в самом деле стал отходить и нестерпимо зачесался. К своим ребятам я дошёл уже почти не хромая и совершенно обессиленный рухнул на скалу у костра.
– Ты чего, Серёга, что там с тобой стряслось? – набросились на меня с расспросами парни. А повариха Раечка, когда увидела мою левую бочину, чуть не грохнулась без чувств.
– Медузы, - только и смог выговорить я.
Через некоторое время мне значительно полегчало и я уже смог вместе со всеми пойти изучать окрестности. В густых зарослях пальм и прочей тропической растительности, обильно переплетённой всевозможными лианами, мы обнаружили заброшенный буддийский храм с изрядно облупившейся, но всё ещё хорошо заметной лепниной и довольно яркими остатками росписи. Точнее сказать, это был не храм, а нечто вроде нашей часовенки. С трудом продираясь сквозь густые заросли, пленившие это небольшое, но такое величественное сооружение, мы подобрались к стенам часовенки и в благоговейном молчании перед неподдающейся натиску природы древностью принялись внимательно рассматривать причудливую вязь росписи и необыкновенное изящество барельефов. Вдоволь насладившись изучением останков буддийской культуры, решили выбираться к берегу бухты. У воды встретили нашу Раечку, которая, стоя перед огромной кокосовой пальмой, словно под тяжестью плодов, висящих высоко-высоко среди огромных перистых листьев, наклонившейся к земле под довольно большим углом, задумчиво смотрела куда-то ввысь.
– Мальчики, а слабо кому-нибудь достать орешек? – с невинной улыбочкой обратилась она к вывалившей из джунглей компании.
Парни принялись весело и непринуждённо отшучиваться, маскируя кто страх перед высотой, а кто и элементарную физическую немощь. Меня же долго уговаривать было не нужно, сбросив с себя одежду, в одних плавках, как это делали аборигены, о которых я читал в журнале «Вокруг света», я бесстрашно полез по толстому стволу. Хорошо, что пальма была наклонена, а не то мне пришлось бы туго!
Без труда взяв высоту и не обращая внимания на шуточки, подначки и «дельные советы» друзей, ухватился одной рукой за пальмовый лист, а второй стал выкручивать кокос. Тут вдруг с ужасом осознаю, что меня кто-то в буквальном смысле слова грызёт! Посмотрев на руку, обхватившую лист, облегчённо вздохнул – всего лишь муравьи! Правда, были они гораздо больше наших и намного зубастее. Но делать нечего, кокос был уже почти скручен и я, перехватив руки, всё-таки отвоевал заветный плод у дружественного Вьетнама! Муравьи-людоеды продолжали меня нещадно пожирать, расползшись по всему телу. «Гады, – подумал я, – не сдамся, пока не возьму ещё один кокос!» Поминутно меняя уставшие руки, открутил с грехом пополам второй орех и, сбросив его на песок к ногам всеобщей любимицы Раечки, начал спускаться. Руки меня уже не слушались, всё тело нестерпимо ныло от укусов кровожадных тварей, а то, что я поступил весьма опрометчиво, оставив всю одежду, или хотя бы джинсы, внизу, я понял довольно скоро – мягко говоря, шершавый ствол приходилось обнимать голыми ногами, а сила притяжения, неодолимо влекущая вниз вкупе с желанием поскорее сбежать от беспощадных насекомых, смачно скребла этим самым стволом мой уже изрядно изгрызенный живот и многострадальные ляжки!
Очутившись на земле, весь искусанный, с изодранной в кровь мотнёй, отцепил от себя несколько особо злобных муравьёв, и был удостоен целомудренного Раечкиного поцелуя.
– Какой ты сильный и храбрый! – ворковала Раечка, повиснув на моей шее, а я весь млел от распирающей меня изнутри гордости.
– Вьентама – корефана! – подошёл ко мне и похлопал по плечу невесть откуда взявшийся молодой абориген. Слова его в переводе, видимо, означали : «Хвала тебе, большая белая обезьяна! Даже нам, местным жителям такие трюки в диковинку!» Он схватил меня за руку, темпераментно затряс её и зацокал языком, забавно качая головой.
Насладившись триумфом, вместе со всеми враскорячку побрёл к нашему импровизированному лагерю. Между ног всё горело огнём, красные пупырышки от муравьиных укусов поверх уже лопнувших волдырей, которыми меня наградили медузы, ужасно чесались. «Всё, – подумал я, – на сегодня приключений вполне достаточно!» В солёную воду с такими травмами лезть было в высшей степени неразумно и я растянулся на раскалённом песке, закрыв глаза и слушал весёлую плескотню парней, которые, издали заприметив отчаливший от танкера и идущий за нами бот, решили напоследок как следует искупаться и наперебой развлекали, давно привыкшую к мужскому вниманию и пребывающую в своей родной стихии Раечку.
Если бы я сейчас открыл глаза, увидел бы в бездонном Вьетнамском небе огромную серую птицу, меланхолично парящую над бренной Землёй и снисходительно взирающую на растянувшуюся в блаженстве на обжигающе раскалённом песке у самой воды маленькую истерзанную фигурку уставшего, но такого счастливого белого человека…