Волчица

Ольга Савельевна
Волчица приоткрыла один глаз и лениво потянулась. Солнце уже почти взошло и утренняя прохлада бодрила, явно располагая к началу охоты. Лес еще не ожил, зайцы мирно посапывали, утомленные бурной «трудовой» ночью - самое время застать их врасплох. Так, чтобы особенно не напрягаться потом: выжидательное отсиживание в засаде или, чего доброго, бег по лесным тропкам с серыми трусишками наперегонки в качестве вероятных перспектив Волчицу явно не вдохновляли.
Ладно, можно еще поваляться минут пять-десять, подумать о приятном насущном. Волчица громко зевнула, с прискорбием отметив про себя, что «насущное», как ни крути, в категорию «приятное» запихнуть не удастся никак. Вроде бы, ничего плохого не произошло, но и радостного тоже мало: Волк шляется неизвестно где уже вторые сутки, напрочь позабыв о своих обязанностях кормильца, волчата совсем от лап отбились – одни игры в голове, учиться ничему не хотят, только есть подавай! Но откуда эта самая еда возьмется, если их папаша загулял неизвестно где и с кем, а от них самих помощи, простите, как от козла молока? Вот и приходится ей одной крутиться, вставать ни свет ни заря, чтобы успеть хоть половину дел переделать!
Окончательно проснувшись от собственных негативных размышлений, Волчица приподнялась на передних лапах и посмотрела на волчат. Все трое крепко спали, мирно посапывая во сне.
Этот выводок был немного странный, не такой, как другие. Ничего особенного, но при более пристальном рассмотрении складывалось впечатление, что все малыши от разных отцов. Может, потому у Волка и крышу снесло, что заподозрил ее в измене? Или нашептал кто - «доброжелателей» в лесу хватает. Если так, то он полнейший кретин. Нет, она, конечно, не святая, но родить от трёх одновременно?! Это же просто нереально, физически неосуществимо! Ну да ладно, Бог ему судья.
Между прочим, Старший – копия Волк. И внешне, и всеми повадками. Такой же ленивый, туповатый и никчемный. Весь день валяется на солнышке и что-то жует, как корова. Или гоняет от скуки местных белок. Заставить его что-либо сделать, ну хоть в норе убрать – просто нереально. А жрёт, кстати, за троих. Да, истинный папаша, тут не ошибёшься!
Зато Средний совсем другой. Точно не в Волка, но и на  неё не похож однозначно. Такой продуманный, что даже страшно иногда становится. Уму и хитрости Среднего мог бы позавидовать любой взрослый волк: всегда вежлив, заботлив и готов помочь. Правда, не за «просто так». Такое ощущение, что каждое его движение уже заранее просчитано, как перед прыжком, и разнесено в свою ценовую категорию. Наверняка, подобные черты характера окажутся нужными и полезными для его дальнейшей жизни, но сейчас эта «трезвость мысли» раздражала конкретно.
Но самой неординарной личностью, несомненно, был Младший. Или Младшенький, как ласково, про себя, называла его Волчица. Сероглазый, с пепельной, пушистой шёрсткой, он разительно отличался даже внешне. Братья ненавидели и дразнили его, а Волк, удивленно взглянув на сына еще при рождении, не отпустил ни единого комментария, но и не приблизился больше, как-будто вовсе забыл о его существовании.
Впрочем, всё это было неважно, потому что Волчица любила Младшенького трепетной, всепоглощающей любовью. Он был ее слабостью и гордостью одновременно. Ну как, как в таком юном, тщедушном тельце мог скрываться мозг великого мыслителя и философа? Порой казалось, что Младшенький прожил не одну жизнь, причём, далеко не простую. Степень осознания бренности бытия в его глазах восхищала Волчицу своей масштабностью и пугала глубиной.
С одной стороны, она каждой клеточкой тела ощущала, как в сына кровью влилась вся невысказанная суть её самой, запрятанная в дальние тайники души много лет назад, когда она была ещё юной и дерзкой. И он, в отличии от своей матери, не боялся этих неизведанных миров, а просто принимал их как данность. Данность, идущую свыше.
А с другой стороны, Волчица с ужасом осознавала, что жизнь Младшенького с каждым днем всё сильнее и сильнее будет напоминать самый настоящий ад: он станет изгоем, объектом для насмешек и издевательств. Что ни говори, но волчонок слишком слаб, чтобы дать обидчикам отпор.  Вот и появится на этой земле на одну изломанную душу больше.
Волчица тяжело вздохнула и ласково погладила Младшенького по голове. Он улыбнулся, почесал лапкой нос и перевернулся на другой бок. У Волчицы от нежности защемило сердце. Ах, если бы можно было взять на себя всю его боль, пройти сквозь предстоящие сыну испытания самой, не подвергая его этой пытке! Она бы точно смогла, и не такое выдерживала. Ну за что, за что ему такое? Наверное, лучше было бы не рождаться на этот свет!
Волчица вздрогнула от кощунственной силы пришедшей в её голову мысли. Как она посмела даже думать об этом? Ведь не ей дано право решать, кому, когда и где рождаться или умирать! Хотя… Она, как мать,  несёт ответственность за будущее своего малыша. И разве будет верным обречь его на страдания, заранее понимая всю их невыносимость? Нет, она не может так поступить с собственным ребёнком. Таким любимым, таким родным.
Волчица почему-то вспомнила своего отца, который, показывая на первой охоте, как правильно перегрызть горло добыче, чтобы она недолго мучалась, терпеливо внушал ей, что никто и никогда не поможет и не поддержит её так, как это сделает она сама. Эти увещевания пришлись впоследствии как нельзя кстати, поскольку навсегда приучили Волчицу рассчитывать лишь на саму себя и свои собственные силы.  Так и тут, надеяться не на кого. Она просто должна это сделать. Обязана, вот и всё. Так будет лучше, лучше для всех.
Волчица сглотнула нервный комок и приблизила морду к Младшенькому. Он, словно почувствовав дыхание матери, тихонько, по-кошачьи, заурчал и протянул к ней лапки. Волчица, крепко зажмурившись, чётким, выверенным годами движением, схватила сына за тоненькую шейку и вонзила клыки в то самое место, которое показывал ей отец. Волчонок не издал не звука, просто дёрнулся и медленно обмяк. Волчица обессилено упала рядом с еще не остывшим Младшеньким и тихонько завыла.
«Никогда не знала, что волки умеют плакать» - подумала она, чувствуя, как горячая, солёная влага вытекает из её глаз, и, скатываясь по морде, впитывается в сухую землю.
На минутку больно защемило в груди, но тут же отпустило. Слёзы высохли, и Волчица почувствовала внезапное облегчение. Она вдруг поняла, что уничтожила сейчас не только сына, но и саму себя. Ту, которая всегда жила внутри и так мешала нормальному, общепринятому существованию. А теперь она свободна от этого бремени, свободна навсегда.
Волчица устало прогнулась, ощущая прилив звериного голода. Пора срочно собираться на охоту. Пока еще окончательно не рассвело.