В саду у нас росла когда-то старая шелковица. Была она не слишком высокой – чуть выше нашего дома, но крона ее разрослась за долгие годы, затеняя крыльцо и часть мощеного дворика, словно полупрозрачный шатер. По утрам зелено-золотые блики весело прыгали по крыльцу и камням – это солнечные лучи пронизывали широкие зубчатые листья дерева, чуть колыхавшиеся на утреннем ветерке.
Несмотря на преклонные годы, шелковица обильно плодоносила. С наступлением весны ветви ее покрывались множеством твердых, зеленовато-белесых продолговатых ягод, которые день ото дня розовели и наливались соком, пока не становились темными, почти черными. Спелые ягоды слабо держались на ветках, ветер часто сбивал их, и тогда на камнях дворика появлялись десятки темно-красных пятен. Упавшие ягоды подбирала иногда наша собака, остальное клевали птицы и растаскивали по норкам садовые муравьи. Еще больше птиц собиралось на самой шелковице. Мы не гоняли их – зачем, ведь ягод у старого дерева было довольно для всех.
Особенно любили шелковицу мышанки, или птицы-мыши – небольшие пушистые, светло-серые птички с длинным хвостиком и забавным хохолком на головке. Целыми стайками, весело перечирикиваясь, сновали они в густой кроне дерева, расклевывая спелые ягоды и порой зависая чуть ли не вниз головой, чтобы достать облюбованный плод. Наверное, за эту шустрость, а не только за серые перышки и длинный хвост, и получили эти птицы свое прозвище. Прилетали полакомиться и оливковые дрозды, и серые турако, и крошечные зеленые белоглазки, и пестрые щеголи-бородатки… Старое дерево щедро угощало всех гостей.
Мы тоже любили собирать ягоды шелковицы: из них получались потом замечательные варенья, компоты и начинки для пирогов. Но добраться до верхних веток, где росли самые лучшие ягоды, было непросто. Мы брали из сарая стремянку и взбирались по ней с небольшим ведерком в руках.
Удивительно хорошо было стоять на самом верху стремянки, в гуще зеленой листвы и старых ветвей с теплой морщинистой корой. Вокруг сновали птицы, нисколько не пугаясь человека – и начинало казаться, что и сам ты становишься птицей, что можно вот так запросто усесться вместе с ними на шершавом суку и с любопытством наблюдать из зеленого шатра за тем, что творится на земле. Да и старое дерево не делало никакой разницы между нами, одинаково делясь своими плодами и с человеком, и с птицей. Хотелось стоять так долго, долго… Но снизу уже звали сестры, и я спускалась вниз с полным ведерком, чтобы уступить им место.
…Старой шелковицы давно уже нет. Во время одной из гроз, так часто случающихся в Южной Африке, ее сломало ураганным ветром. Но и теперь, по прошествии стольких лет, я часто вспоминаю те дни, когда она угощала нас своими плодами – и на сердце становится радостно и тепло, будто я снова стою посреди зеленой листвы и улыбаюсь золотым бликам солнца на темных, тугих от сока ягодах…