Праведник с улицы Бомж-стрит или Партизан Бельгии

Николай Панько
Праведник с улицы Бомж-стрит или Партизан Бельгии
От автора
Пускай простят меня историки – я пишу «фентези». Пускай простят меня любители «фентези» за то, что я пишу про людей, а не про войны червей или магов с Юпитера. Посвящаю рассказ современному молодому православному человеку Руси, который оказался между молотом апостасийных реалий 21-го века и наковальней теплохладности, циничности высшего духовенства. Про того, кто грешен в силу тысячи обстоятельств, но отчаянно старается стать лучше. Посвящаю так же воинам-героям Руси, славно партизанивших в рядах бельгийского Сопротивления.

Глава І
Отличный бельгийский карабин-полуавтомат «браунинг» сам по себе вжался в плечо Максима, заставил положить палец на спусковой крючок и заглянуть в хороший оптический прицел. Зашевелилось семьдесят бойцов отряда «Спартак» - сформированный из беглых русских  пленных под командованием бельгийского Сопротивления. Полтора месяца назад бельгийские антифашисты собрали 70-т скелетов в лохмотьях, откормили, дали обноски и немного оружия. Две недели назад «Интеллидженс сервис» скинула на парашютах три контейнера оружия боеприпасов. Автоматы «шмайсер» и карабины «маузер» были хорошо знакомы бойцам, прошедшим пекло оборонных боёв, превратили их в серьёзную боевую единицу. Весной 1943 года шли большие бои на Восточном фронте. «Хотят русские воевать, пусть воюют», - решили шефы Сопротивления – атантисты и дало добро на вооружение русских воинов Арденн. Капитан Дюпон, наполовину русский, знавший язык матери сталих командиром.
- Приготовиться, - передал он приказ по цели, разглядев немцев в биноколь. Партизаны задергали затворами «шмайсеров» и карабинов «маузер», приготовили три «МГ». Навряд ли немецкие оружейники думали, что их изделия из рук солдат вермахта попадут в руки англичан. А те, в свою очередь, передадут её русским партизанам. Русские солдаты конца 1941-го года и предположить не могли, что пройдя ад оборонных боев, попадут в ад немецкого плена. А вырвавшись из ада немецкого плена станут бельгийскими партизанами. Мудро заметил классик: «Дивны судьбы воинов и оружия».
Приникнув к оптике Максим увидел – тыловая рота не шла, а именно тащилась. Прошёл майский дождь, парило. Обливаясь потом немцы много курили, пытаясь дымом отбиваться от комаров. Положение на Восточном фронте у немцев было нелёгким. Поэтому немцам службы в Бельгии можно было добиться только, поговаривали, за взятку или по знакомству. Служба в Бельгии – это ром, хорошие кафе и бордели, относительная безопасность. А то, что время от времени надо забирать у фермеров скот, казнить и унижать оппозиционную интеллигенцию, расстреливать евреев и узников-доходяг, то это долг перед фюрером и проза жизни.
Капитан средних лет, в отличие от солдат ехал на чёрном жеребце, стараясь не смотреть на подчиненных, телеги и восторгался в мыслях прекрасной горной природой. У него было гладко выбритое лицо эстета, Железный крест и стек английского джентельмена.
 - Снайпер, офицера вали! – приказал капитан, и Максим послушно поймал в прицел грудь капитана, плавно нажал дважды на спуск. «Браунинг» дважды вздрогнув, выпустил две меткие пули, выплюнул две дымящиеся гильзы. Немец схватился за пистолет на боку, но так и не смог достать. Покачнувшись, полетел с коня. Не успел он упасть, как сержант-минёр Джафаров дёрнул за подрывной шнур врытого в дорогу самодельного фугаса. Страшный взрыв обдал немцев взрывной волной, осколками, рублеными гвоздями. До дороги было, от опушки леса совсем ерунда и партизаны стали расстреливать мечущихся врагов, как в тире. Стрелял и Максим. Немцы, в которых он стрелял, падали. Но прицельный свинцовый шквал был так плотен, что он не мог разглядеть – «его» немцы это или нет.
  - Вперёд, друзья!!! – в азарте приказал капитан Дюпон, сжимая в руках офицерский русский «наган», некогда подаренным тестем.
- Ура!!! – закричали «спартаковцы», поднимаясь в атаку за командиром. Из партизан никто не пострадал. Лишь несколько фрицев осталось невредимыми. Дрожа, они подняли руки. Их связали, посадили на землю. Как ценный товар они будут обменены на арестованных антифашистов. Раненых врагов партизаны добивали милосердным выстрелом в голову или ударом ножа в шею. Капитан Дюпон отводил глаза, что бы не видеть этого. Но что можно ожидать от людей, на глазах которых СС ради потехи вешало товарищей?! Десятками и сотнями травило в газовых камерах?!
Добив раненых стали трофейничать. В первою очередь подбиралось оружие, во вторую – сапоги и форма. Максиму приходилось уже ради выживания раздевать мёртвых. И сейчас он раздел мертвеца. С толстоватого ефрейтора надел новенький вицмундир, опоясался его поясом. К заношенному свитеру бросил в пыль протоптанные туфли и заправил свои чёрные широкие штаны в кожаные немецкие сапоги с подковками. Так же добыл себе зажигалку, бумажник и портсигар убитого.
- Всё, уходим! – требовательно приказал капитан Дюпон, гадливо морщась, - Вы бандиты или солдаты?!
Партизаны нехотя двинулись в горы, счастливо переговариваясь друг с другом. Максим, получивший «в груз» два карабина с подсумками пошёл за всеми.
Будет ещё не один бой. Не одна диверсия. Прежде чем придут англо-американцы половину бойцов уложат пули карателей в бельгийскую землю. Но тот, первый бой никогда не забудется ибо он возвратил пленным некогда витязям Руси их воинское достоинство.

Глава ІІ
Максим проснулся в холодном поту. Глянув на экран мобильного телефона «NOKIA» увидел, что за окном сентябрь 2008-го года. Возвращаться к реальности было тяжело. Ночью приснился сон, что он воюет партизаном-снайпером в Арденнах. Во сне он переживал иную жизнь, но был тем же Максимом. Что это невинные шутки ангелов, психическое заболевание или смещение реальностей? Кто знает… Мир всегда переполнен необычайным.
- Что с тобой? Ты проспал аж двенадцать часов, ночью кричал по-французски… - товарищ по учёбе Володя Саенко сидел за столом и что-то натужно писал. Сын богатых фермеров из соседней области жил в своем маленьком мирке – преподавал в сельской школе, работал по хозяйству и учась ныне заочно на втором курсе историка был очень прилежен. Прагматичный хлопец все силы тратил на получение «красного диплома», мечтал сделать карьеру госслужащего. Он не пил, не курил и вообще для него не существовало проблем, которые лично его не касаются. Внук учительницы, преподаватель по работе считал своим долгом поучать Максима:
- Ну чего ты дуреешь… У тебя голова на плечах умная, учи что-нибудь. Максим потянулся и ответил честно:
- Мы с тобой из разных миров, мон шер… С май по август я с двоюродным братом, что бы заработать на жизнь и учёбу вкалывал на стройке от рассвета до заката. Привёз четыре тысячи долларов и дикое желание спать, есть, общаться с интересными людьми. Визит на сессию в большой наш город для меня что-то типа поездки в дом отдыха…
Сказал так встал и спешно оделся в черные джинсы с «гуманитарки», синюю рубашку, новые носки, взбрызнулся дезодорантом «Сигаретто» и пошёл на кухню, прячась от осуждающего взгляда сокурсника. Хозяйки не было поэтому плотно позавтракав чаем, ливерной колбасой и булочками убрал за собой, спешно прошёл в ванную. Побрился, помылся в душе, почистил зубы. «Встречают по одёжке, провожают по уму», - эту истину Максим накрепко усвоил за полтора года в армии. Одев лёгкую кожанку «косуху» нащупал в потайном кармане сорок гривен. В боковом накладном – газобаллон «Терен-4», подаренный знакомым милиционером. Максим не был «качком», каратистом, но кишмя кишевших на улицах воров «гопников», «разводил» бояться не мог и не хотел. Выйдя на улицу из пропахшего мочой подъезда очутился сразу на стихийном рынке.
       - Помогите ка-ле-к-е!!! Помогите ка-ле-ке!!! – скандировал оборванный бомж кавказской национальности. Бедняга, видно недавно ставший на путь профессионального попрошайничества явно фальшивил.
-   Помогите ка-ле-ке!!! – театрально протянул нищий руку к Максиму. Сморщив гадливо нос наш герой прошёл мимо. Так же прошёл мимо цыганки с вечно спящим ребенком на руках – «погорелки» из Молдавии. Двое крепкого вида кавказцев ревниво смотрели за мелочью в мисках.
Вокруг были ларьки, шашлычные, пивные. Всё покупалось и продавалось. В шуме и гаме базара ходили горожане – в их нервных взглядах было написана одна мысль: «Как заработать деньги?! А если нет возможности заработать, то как на них кого-нибудь развести?!»
- На храм!!! На храм!!! – зомбированным голосом, крестясь, просил молодой иеромонах в запыленной рясе, белым крестом и ящиком для пожертвований на груди. В голосе и взгляде и чувствовалась явно аура тихо помешанности.
Максим искал интересных людей для интересного общения. По этому подойдя пожертвовал в ящик гривну.
- Спаси Господи, - поблагодарил Максима иеромонах, даже на него неглядя – Спаси Господи, за жертву на наш новый храм – старый, «руховцы» забрали.
- А у меня к вам, батюшка, вопрос, - расхрабрился Максим – Есть поучение Святых Отцов: «Спаси себя и вокруг тебя тысячи спасутся». Но есть и другое: «С преподобным преподобный будеши, а с нечестивым онечестивишься, и станешь нечестивый». Это подтверждает наука Психология. Которая учит – слова идела человека зависят от него самого на тридцать процентов, на семьдесят – от социо-культурной среды вокруг него. Прекрасно это понимая, протестанты и уже католики в своих церквях акцентируют свою работу с отдельно взятым верующим на личностном уровне, создают для молодых неофитов христианское общение. И это даёт свои плоды – вчерашние наркоманы и бандиты быстро меняются на уровне менталитета. Стают пусть не супер христианами, но порядочными гражданами. Почему наши архиереи и большинство пастырей так цинично относятся к своему наиглавнейшему долгу – начальству в деле изучения Библии отдельно взятого маленького христианина? Почему «обплёвана» традиция воскресных школ, курсов изучения Библии!?!
- Ты архиерейские грехи не рассматривай!!! – вдруг с жаром и психическим не здоровой громкостью ответил иеромонах разозлившись: - И лютерской ереси не сочувствуй!!! Молись больше да радуйся скорбям!!! Максим, видя, что на него смотрят люди, покраснел, пошёл прочь. Настроение было испорчено, душа была «обплёвана». Курил редко, но решительно подойдя к одному из ларьков купил сигару и спички. Почему-то запомнилась рекламка на витрине, напечатанная компьютером, на белом листе: «Ксерокопии. 25 копеек».

Глава 3
Окно было открыто и барак ворвался тёплый, полный ароматов трав и цветов воздух. Партизаны, отдыхая резались в карты и домино. Подпольно хлестали крепкое вино – бывшие концлагерники умели обманывать начальство, много ели. Слышалась французская и русская речь, смех. Говорили обо всём, что бы не говорить о главном – немцы обязательно жестоко отомстят Сопротивлению, вышлют карательные части СС и их шикарная жизнь «лесорубов», практически, заканчивается. У одного из партизан появились вши. Поэтому капитан Дюпон заставил всех сбрить с себя всю «растительность», покупаться в бане с вонючим спец мылом, обработать свою одежду и барак антивошным порошком. Всеобщую злость вызвал приказ Центра передать связным 68 трофейных карабинов. Приказ выполнили, но были злы.
- Что Вы злитесь?! – отвечал раздражённо капитан – Они пойдут на вооружение двух маленьких ново созданных отрядов в соседних районах. И эти карабины точно по немцам застреляют! Что, груз с оружием на парашютах сами себе скинули или скинули англичане?! Делиться надо…
На нарах одиноко съежившись плакал белокурый, тщедушный партизан по кличке Бобо. Он был маленький ростом, женственный. Учился до войны на пианиста. Почему его приняли в свой круг партизаны Белоруссии, сделали связным – было для всех загадкой. В концлагере немецкий криминальный староста-гомосексуалист предложил ему хорошую еду, покровительство в обмен на противоестественные отношения. Борясь за выживание он согласился на мужеложство. Три часа назад Бобо пригласил в кусты партизана Шамшиева распить бутылку вина.
- Ну, выпылы значит, - негодующе рассказывал гордый дагестанец на весь барак – Покурылы… А он мне руку в штаны запускает и говорит: «Аслан, девочек среди нас нет, давай сами друг друга расслабим… Ну, а я ему в морду…»
- Ха-ха-ха!!! – засмеялись хором партизаны.
- Клевета! – тонким писклявым голосом, истерически плача отозвался «засвеченный» содомит – Ты мне мстишь, Аслан, потому что две пачки сигарет должен…
- В общем, так, братва, - басом сказал всем, встав, Иван Дорош и сделал величественную паузу. До штрафбата гигант успел за драку посидеть на Колыме. За острый глаз и звериную силу капитан Дюпон назначил его пулемётчиком. От «зоны» у него остались на груди татуировка Ленина и Сталина, а в голове «понятия». – «Петух» в хате… Значит миска с дыркой, отдельная жизнь! Они, б…, заразные. Я за ним давно приметил, что он какой-то подозрительной – глазки бегающие, голосок тонкий. В бане всех разглядывает»… Капитан Дюпон молча, как обычно брезгливо морщась, читал Виктора Гюго и в конфликт не вмешивался.
Молчал, не вмешиваясь в конфликт и Максим – думал о своём и смотрел в потолок широко открытыми немигающими глазами. Пройдя концлагерь он знал, неволя способна переломать человека как физически, так и морально. Подумав, слез с нар и пошёл искать Адама Хацкевича – бывшего студента Манского пединститута и заряжающего «сорокапятки». Он много читал, много думал. С ним можно было говорить о многом. Воздух свободных гор располагал к свободомыслию…
Адама нашёл на берегу ручья. Держа автомат «шмайсер» на расстоянии вытянутой руки он читал какой-то религиозный журнал русских эмигрантов. Капитан Дюпон принес их как-то целую сумку в месте с карманными Библиями и прочим. Крестики, маленькие иконки «спартаковцы» дружно расхватали, а литературой никто не поинтересовался. Её забрал себе Адам.
«На войне атеистов не бывает» - мудро гласит армейская мудрость. Человек, регулярно ощущающий дыханье смерти рядом поневоле задумывается: «А что после смерти? Есть ли по ту сторону разумная жизнь?!» Адам в свободное время всерьёз исследовал э тот вопрос. Исследовал его и Максим: - в вольное время он читал карманную Библию. Христом он восторгался, но к его священству со времён Византии рождалась великая масса вопросов.
- Привет, просто сказал Максим, бережно ложа карабин в траву  и садясь рядом.
- Привет и тебе, - ответил Адам, откладывая журналы – Что нового? Максим непринуждённо стал рассказывать все отрядные новости:
- Немцы местные в штаны наложили, с автоматами даже в сортир ходят, карателей ждут. Гестапо оживилось, пару подпольщиков арестовало, допрашивают – на наш след выйти пытаются. Многие наши трофеи Сопротивление забрало, ими вооружили два других отряда – «Барс» и «Циклон». Хлопцы надеются, что по немцам ударят – на себя отвлекут… Тишина, в общем как перед бурей. Бобо – гомосексуалист. Не пианист, а пидараст…
- Ну ладно, - сказал, морщась, Адам гадливо – Многих нравственно искалечила тюрьма! Говорят, тестя своего белогвардейца капитан Дюпон забирать будет в отряд?
- И это слышал. Говорят, взводным как офицера могут назначить… Хлопцы конечно против, да никто с Дюпоном ссорится, не захочет… Обое замолчали, думая про своё.
Максим посмотрел на своего побратима-концлагерь тоже проехался танком по его душе – типичное славянское лицо выглядело измученным, постаревшим, но необычайно добрым.
- Я вот что тебе хочу сказать, хоть и комсомолец… Нам в школе и на комсомольских слетах рассказывали про гниющий Запад. Про бедных несчастных рабочих и крестьян, которых эксплуатируют злые вурдалаки-капиталисты. Мы попали сюда – и ты видишь, всё совсем не так. В сёлах красота, в городе наверно ёще краше! Кто хочет работать, тот работает, деньги есть! Даже под немцем. Кафе, магазины, развлеченья! И всё это они имеют без кровавой революции, диктатуры пролетариата! Говори что хочешь, если не призываешь к террору. Свобода слова, веры, прессы. Почему у нас всё не так, как у них?
- Ну, во первых, - ответил Адам – Не всё так просто. Ты не пожил хорошенько среди бельгийцев, не познал их проблем… Я пожил… Фермер-антифашист вылечил меня от воспаления лёгких, откормил. А поставив меня на ноги поднёс к носу бумажку, где расписал – сколько он на меня потратил и я должен отработать. Короче говоря, гнул спину на него в хозяйстве от заката до рассвета. Относился ко мне, словно я его раб. Однажды мой хозяин пьяный хотел изнасиловать падчерицу, я помешал – то он меня чуть вилами не заколол… И присмотревшись к бельгийцам понял – их таких большинство. Если бы не сдал он меня в партизаны, то жандармам сдал бы! Красивенькие улочки с клумбочками, красивенькие фермы… Да в тихом болоте лешие водятся! Слыхал такую поговорку? Фирмы, принадлежащие бизнесменам США и Англии незакрыты, а полным ходом работают на Гитлера. А хозяева этих фирм получают «гитлеровские деньги» через Швейцарию и балдеют, словно война их не касается. Бельгийцы ругают на кухне, базаре и в пивных немцев, а потом приходят на производство и добросовестно работают на укрепление вермахта. Получают премии, ездят на курорты. Плачутся на оккупацию ночью, а днём стараются выслужиться. Главное для них – это личный заполнений холодильник. Воевать? Пусть воюют англичане, американцы, русские. И никому из них не стыдно, никто не стреляется, не травится… Я не говорю, что западноевропейцы плохие. Нет. Они просто другие. Я лично их недолюбливаю. Можно ругать наших «спартаковцев» за грубость. Но они открыты – для них добро это добро, зло – зло... Мы не умеем, русичи, при всех своих минусах кривить душой, как западноевропейцы! Немного устав, Адам закурил сигарету и продолжил:
- Когда-то феодалы Франции сильно издевались над крестьянами. «У Жака спина широкая, она всё вытерпит», - говорили они. И произошло то, что должно логически произойти – восстание. Разъяренные крестьяне зверски уничтожали дворян и их верных слуг. «Когда Адам пахал, а Ева пряла – кто тогда был дворянином?» - говорили повстанцы и отчитывались перед командирами головами казненных аристократов.
«Нет ничего ужасней, чем гнев смиренных. Когда простолюдин бросает плуг и берётся за топор – он превращается в чудовище!» - писал средневековий историк, описывая ужасы Жакерии. Жакерия случилась в Росси в 1917-м году. Несмотря на внешнее благолепие храмов, византийскую пышность монастырей Россия была исполнена нравственным разложением. Граф Толстой писал, что ни в одной стране нет такого насилия богатого над бедным и прогнозировал русский бунт – бессмысленный, кровавый и беспощадный. Подобное писал и прорекал Достоевский, Куприн, Шевченко, преподобный Серафим Саровский в 1832-м году… Помещики делали почти официально себе гаремы из крепостных девок. А когда рабыня беременела, её насильно выдавали замуж за крепостного мужика. Пан Коцкий – староста Канева в своё время любил найти красивою девку, заставлял под пистолетом себя с ней венчать. Переспав с ней разок – другой говорил гайдукам: «Мне надоела семейная жизнь». Поняв хозяина гайдуки завязывали девушку в большой мешок и топили в озере. А он начинал искать новую жертву. Он, как и море, ему подобных земляных и промышленных олигархов духовные свои проблемы решал просто – давал часть больших своих доходов на храмы и монастыри. «Благодетель едет!» - кричали монахи и били радостно в колокола, видя карету жертвователя. Ещё Куприн писал про «неуставняк» в царской армии, мордобой. Только после восстания на броненосце «Потёмкин», писал Ока Городовиков – друг Будённого, в армии в место кипятка стали давать чай, вместо тюфяков – постели. Однажды царь Николай – Первый или Второй, не помню, попросил жандармерию провести тайное расследование – кто из его губернаторов не берёт взяток.  Тайный сыск установил один лишь губернатор Киевщины, потому, что очень богат. Чиновничество, судейство – всё погрязло в коррупции. Обличало ли высшее духовенство грехи российских верхов, как святитель Иоанн Златоуст обличал грехи верхов византийских, учил жить по Десяти заповедям? Нет.. Как ветхозаветные пророки требовали покаяния князей Израиля? Нет… Наоборот, брали золото сундуками и морально, жизненно помогали карать тех светлых русских интеллигентов, пастырей и монастырских духовников, которые пробовали возвысить свой протестующий голос… Поэтому гнев революционеров Бог своей рукой направил и на духовную сферу. Храмы, монастыри без Его правды Ему не-нуж-ны. Ещё в 19-м веке святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Наше время походит на последнее. Соль теряет свою силу. В высших пастырях Церкви осталось слабое, тёмное, сбивчивое, неправильное понимание по букве, убивающей духовную жизнь в христианском обществе. Уничтожающей христианство, которое есть дело, а не буква. Тяжело видеть, кому вверены, или кому попались в руки овцы Христовы, кому предоставлено их руководство и спасение! Волки, облачённые в овечью кожу, являются и познаются отдел и плодов своих!»
- Ну, если в духовной сфере такой бардак то, как жить?! – спросил Максим с горячей требовательностью.
- Всё очень просто, ответил Адам – Читай Евангелие, люби людей, по-людски с ними поступай… Бог возлюбит и будет Сам направлять, помогать, коль духовника у тебя нет… Главное, пойми – как евреев Бог за идолопоклонство наказал Вавилонянами, так коммунистами – царскую Россию...
- Откуда ты всё это знаешь? – спросил Максим Адама, пытливо сощурив глаза – В каких книгах вычитал?
- Я инок Катакомбной Русской Церкви, - вдруг важно открыл свою тайну Антон – Подпольно постриг принял ещё в университете… Это моя тайна, не рассказывай про меня никому. Хорошо? Максим кивнул – концлагерь научил его беречь чужие тайны.
- Эй, философы, на построение! – крикнул, выходя из кустов боец Протасов, рыжий весельчак с Кубани – На дело пойдём…
Девятнадцатилетний Максим, его двадцати четырёх летный друг и наставник с видимой неохотой пошли на плац перед бараком.

Глава 4
Была ранняя осень 2009-го года. Но благодаря глобальному потеплению лето не сдавало своих позиций. Зайдя в один из магазинов Максим взял бутылку тёмного пива и с ней пошёл в давно облюбованную беседку за одной из примыкающей к базару многоэтажек.
В любимей беседке, обросшей кустами лозы никого не было. Поэтому Максим откупорил пиво и сделав несколько больших глотков закурил длинную, тонкую коричневую душистую сигару «Че Гевара». Хмель и никотин ударил Максиму в голову, вознесли к звёздам, изгнали неприятный осадок из души после разговора с полусумасшедшим иеромонахом.
Невольно вспомнились слова писателя Эриха Ремарка: «Сигареты молчаливые друзья. Они не обманывают и не предают» так же вспомнилась изречение Че Гевары: «Сигара – лучший друг партизана в часы ожидания и одиночества». Выудив из многочисленных карманов блокнот с ручкой записал свои мысли: «Я живу в райцентре, в большом доме на окраине. Вокруг меня живут люмпены и мной переулок не имея асфальта, не то что газа, зовётся Бомж-стрит. Интересно жить в квартире большого города, где есть газ. Где можно принимать душ хоть каждый день. Но меня интересует другое – общение. Однотипная турецко-китайская одежда, яростная борьба за выживание обезличивает людей, размывает яркость индивидуальности, кастрирует, превращает в шакалов. Много людей, а общаться по душам можно мало с кем. Мечтать не вредно – и я мечтаю: 1). найти круг позитивных молодых людей, которые изучают Библию и стараются стать христианами получше. Пошёл бы в казаки к полковнику Запорожскому, да Одесса далеко; 2). найти в том кругу нормальною православную девушку (не кликушу), жениться на ней, жить для неё. Мне 22 года, я физически здоровый мужик и мне надо девать куда-то «огонь» чресел моих. Если найду ни первого, ни второго – алкоголь, депрессия, никотин и разврат в купе с тяжёлой работой раньше времени сведут меня в могилу и ад. Умилосердься надо мной, Господи. Я буду искать. Помоги мне!!! «Уложив блокнот с ручкой на место пошагал к ново построенному храму, в котором ещё не был и который издали манил золотыми куполами.
… Служба кончилась, но храм ещё был открыт. Маленькая бабушка с детскими глазами «просила» у прохожих. Это была настоящая нищенка и богатый после заработков Максим положил в её пластиковой стаканчик одну гривну.
- На монастырь!!! На монастырь!!! – требовательно заявила на распев здоровенная неряшливая монашка. Подойдя Максим брезгливо сморщил нос, ощутив что её «междуножие» исполнят воздух запахом гниющей рыбы.
- Кто на монастырь даёт, тот в ад не попадет – он висит между раем и адом!!! – напомнила грозно мирянину монашка про Страшный Суд.
- Да?! – решил ответить Максим с сарказмом – Ну тогда российские и украинские олигархи, развалившие нашу экономику будут пировать в раю с апостолами. Не обманывайте, мадам, Бог взяток не принимает!
Пожертвовав на монастырь одну копейку Максим вошёл в храм – ещё пахнущий краской, отделанный внутри «под евро» и восхищавший взгляд. Но аура была какая-то нета. Приглядевшись увидел возле исповедального аналоя приклеенную к стене рекламу: «Исповедь – 3 гривны». Вышел священник – большой, с маленькой бородой и хитрыми кабаньими глазами.
- Что вам угодно? – спросил он, сверля просителя взглядом и профессионально определяя: «православный» пришёл дать или взять.
- За Истиной… За духовным общеньем… - ответил Максим и подробно объяснил, что ему нужно для спасения.
- Кстати, дары Святого Духа бесценны… Вы не догадываетесь, что такая реклама, - Максим показал на «рекламу» возле аналоя – оскорбляет Христа и оскверняет храм? Убивает в людях живую веру?!
Священник не стал спорить. Какие общие темы могут быть у патриция и плебея? Он только громко позвал «Данила!». Из панамарки вышел гигант в камуфляже и берцах с бейджем на груди: «Храмовая охрана». Максим даже не сопротивлялся, когда Данила закрутил ему за спину руку и потащил к выходу.
- Что б ты, «чмо», сюда больше не заходил! Ещё раз увижу – вызову «ментов» и в «психушку» на пол жизни сядешь… - сказал охранник, давая пинка.
Максим упал, потом встал и пустил в ненавистное лицо охранника струю из газобаллона. Дымчатая струя меткой стрелой впилась в лицо гиганта и тот рухнул, корчась от боли. В следующую секунду Максим бросился бежать. Растворился в городском «муравейнике»…, как легендарный разведчик Кузнецов после теракта. Зайдя в один из полутёмных баров взял кофе, коньяк, сигареты «Бонд». Выпив коньяк мечтательно затянулся сигаретой. Захотелось вернуться в Арденны…
Глава 5
Капитан Дюпон – гладко выбритый, в образцово наглаженной и начищенной форме кадрового бельгийского офицера строго посмотрел на построившихся подчиненных. Из халяв трофейных сапог торчали рукоятки ножей, магазины к «шмайсерам». Пёстрая смесь гражданской одежды и немецкой формы, береты и широкополые шляпы, излишняя обвешанность добытым оружием, опаясанность пулемётными лентами, вновь отпущенные бороды делали их похожими на мексиканских бандитов. Но эта внешность была обманчивой. За грубой оболочкой прятались прекрасные характеры. Именно так бельгиец представлял себе русских людей по рассказам матери и тестя.
- Господа, друзья, побратимы! – обратился Дюпон к отряду, набрав полные груди воздуху: - Сначала о всемирном: успехи Антигитлеровской коалиции делают очевидным факт поражения фашизма… Союзная авиация бомбит стратегические объекты Германии! Не за горами открытие Второго фронта… И здесь мы, бельгийские партизаны, должны приближать, победу тем, что уничтожаем оккупантов… Руководство Сопротивления высоко оценило наш боевой опыт, храбрость, воинские способности… По этому решило увеличить наш отряд – пришлёт со дня на день где-то полсотни коренных бельгийцев. Среди них будут кадровые военные бельгийской армии, отставные военные Белого движения Росси. Поэтому Сопротивление требует и просит соблюдать тактичность к бойцам иных культур и политических взглядов. Так же напоминает – бельгийское Сопротивление не Красная Армия! Так же напоминает – «сопротивленцы» из мирного населения снабжают вас едой, бельём, одеждой и табаком! Именно глаза этих подпольщиков стерегут нас от карателей… Вы получаете зарплату, медицинскую помощь! По сравнению с партизанами Белоруссии или Польши вы живёте, как боги! По этому руководство Сопротивления требует и напоминает соблюдать высокую корректность, культурность по отношению к местному населению! За грабёж, изнасилованья и прочее подобное – расстрел! Так же Сопротивление потребовало укрепить дисциплину и я её укреплю! Так же Сопротивление требует, что бы вы знали минимум бельгийского языка! Позор тому из вас, кто не знает языка народа, среди которого живёт… Ну, и хочу закончить позитивом – те, которые отличились на первой операции и отличатся на второй получат награды…
- Ура!!! Ура!!! Ура!!! – трижды прокричали партизаны, поняв, чем нужно ответить командиру.
… Прислали не пятьдесят человек, а семьдесят. Прибыли те «сопротивленцы» кому угрожал арест. Всё имеющееся оружие капитан Дюпон распределил среди новичков. Ни осталось никого, у кого не было бы хотя бы тесака. «Старики» помогли новичкам построить шалаши, обучили военной «азбуке» и в июне месяце «спартаковцы» двинулись на операцию – взорвать мост стратегического значения. Не обошлось без трений, недоразумений, конфузов. Но люди есть люди…
… Тот, кто стережётся зверей ходит днём. Тот кто стережётся людей – ходит ночью. Растянувшись цепочкой «спартаковцы» шли по горным тропинкам, похожие в тумане на призраков. Максим шагает за Адамом. Побратим в широкополой шляпе с загнутыми краями, немецком мундире без погон. Клетчатые штатские штаны с заплатами на коленях заправлены в немецкие сапоги. Из правого голенища торчит магазин от «шмайсера», а на груди красуется красный бант партизана. В руках он сжимал «шмайсер» с откинутым прикладом, а глазами чутко ощупывал дорогу. В трофейном немецком ранце сухпаёк, патроны. Вояк воякой, и не скажешь, что Адам – инок Арсений, которому Бог послал крест Пересвета. Побратим Максим одет почти точно так же, только у него не шляпа, а чёрный берет. И не «шмайсер», а снайперский полуавтомат «Браунинг». Много прочитанного, обговоренного сделали соратниками по духу. Бельгийская водка, ром и сигареты – фронтовыми друзьями. Максим со всеми почти партизанами жил в хороших отношениях, был товарищем. Но друг – это больше, чем товарищ. Сзади шёл в пахнувшей одеколоном казачьей форме с погонами бывший поручик Белой Армии Казанцев. Сорока восьмилетний богатырь решительного вида имел здоровенный «маузер», который берёг ещё с гражданской войны. Здоровенная деревянная кобура была пристёгнута к рукояти и получался карабин. В эмиграции работал швейцаром ночного ресторана. Много читал и метко стрелял.
- Оружия мне не давать, - заявил поручик, придя в отряд – В бою себе добуду или умру. И по его решительному виду было ясно – он добудет себе автомат или карабин, или  погибнет. Великий дипломат и эрудит от природы Илья Власович был поставлен инструктором по изучению бельгийского языка среди бывших красноармейцев. Просто так, по воле тысячи обстоятельств он вошёл в компанию Адама и Максима.
Далеко впереди охраняла мост полурота Азиатского батальона. Древняя Византия использовала пленных варваров, годных к войне, как солдат. Пленным давали на выбор – рабство в шахтах или покаянье, служба Византии. Соглашался воин, склонял голову, одевал доспех ромейского солдата. Его откармливали, дообучали, давали деньги, предоставляли публичный дом. Потом отсылали по дальше. Славян – на границу с Персией. Персов – на границу с славянами или готами. Бежать домой было невозможно, да и для чего жить – если не для кубка хорошего вина, женской ласки? Мужику, не обременённому высшими ценностями и любовью трудиться на земле? И храбро воевал «овизантийщенный» варвар. Мечём, копьём, своей жизнью отстаивал сытую жизнь и границы Второго Рима, выполнял его самые жестокие приказы. Подобную тактику использовал и Третий Рейх. В концлагерях среди пленных пытался возбуждать этническую ненависть украинцев, азиатов к русским. Всех вместе – к евреям и коммунистам.
- Дорогие, чего вы мучаетесь! – говорили, заливаясь в красноречии многочисленные агитаторы вымирающим от голода и холода красноармейцам. – Вы думаете Сталину нужны?! Нет! Он сказал: «У меня пленных нет – есть только предатели. Англичане и американцы в плену едят от пуза, получаю посылки из дому…Это потому что они нужны своим правительствам. А вы – нет! Почему вы обязаны, в таком случае, умирать от голода за Сталина? Переходите на службу в вермахт…». Не воля, голод способны переломать нравственно. Во имя выживания стал гомосексуалистом пианист Бобов, по кличке Бобо.  Не мало находилось тех, которые во имя выживания переходили на бок врага. Их откармливали, отмывали, дообучали, связывали кровью и формировали полицейские части. Гитлер давал им отличную еду, выпивку, деньги, предоставлял публичные дома. И полицейские части, связанные кровью, ненавидимые уже своими выполняли самую кровавою работу. Поставленные в обороне против Красной Армии сражались против своих не хуже эсесовцев. Храбро может воевать не только патриот. Храбрым может быть и отчаявшийся человек, которого у бывших «своих» ждёт одно – суровая расправа. Особо любимы были плохо «осовеченные» окраинные народы СССР, которым русские были чужими религиозно, культурно. Именно с полуротой таких предстояло сразится отряду «Спартак».
… «Подходим», - пронеслось по цепи и все напряглись, приготовились стали идти тише. Подойдя к опушке леса капитан Дюпон увидел поле, здоровенный железнодорожный мост через горную реку. Возле моста стояла сторожевая вышка с часовым у турельного пулемёта. Несколько вагончиков с часовым, окопы. Пулеметная точка смотрела в сторону партизан своей амбразурой. С другой стороны мост караулил здоровенный «дзот».
Капитан Дюпон приложился к биноклю, долго рассматривал врага и закусив губу подумал: «Теперь без потерь не обойдётся». С надеждой посмотрев на низкий, но плотный бело-серый туман повернулся к разведчикам Степанову, Фёдорову, Каменеву. Приказал: «Действуйте». Три фигуры с ножами в зубах по пластунски поползли в туман, растворились в нём.  Их задача – захватить окоп, ликвидировать пулемётную точку, продержаться хоть несколько минут.
«Приготовиться», - передал капитан Дюпон. Отряд собрался для атаки, как сжимается кулак для удара.
- Перекрестимся ребята, - не приказал, тепло посоветовал старый воин Врангеля Илья Власович. – Не помешает, а поможет – проверенно… Адам и Максим взяв в левые руку  «стволы», перекрестились, посмотрели в небо, стараясь увидеть необычное… Может не придётся уже увидеть рассвет? Кто знает… Кто-то невидимый переключил разумы и души друзей в боевой режим.
Треснула и оборвалась автоматная очередь. Истошный крик «Партизаны!», всплеск стрельбы, взлетевшая в небо ракета и рокот пулемёта красноречиво сообщили – разведчики чуда не совершили.
- Вперёд!!! Ура!!! – прокричал капитан Дюпон. – Наваливаемся!!!         
- Ура!!! – прокричали партизаны, не зная толком, что их ждёт впереди. Максим, Адам и Иван Ильич бросились в атаку врассыпную.
… Максим кричал, атаковал, видел трассеры вражеских пуль, слышал их свист, вскрики раненных и умирающих, знаменитое «ура». Когда пробежали половину «четыреста метровки» вынуждены были залечь. Залёг и Максим.
- Да заткнись ты, сука!!! – прокричал в бешенстве пулемётчик Дорош часовому на вышке, по которому многие стреляли, но он был словно заговорён от пуль и профессионально «вжимал» партизан в землю из своего «Геббельса». Дорош встал во весть рост, вжал в плечё родной МГ (для  него силы тяжёлый пулемёт был как «шмайсер» простому партизану) и вместе с руганью послал по «азиату» прицельную длинную очередь. Однако дуэль проиграл - «азиат» прострочил ему ключицу. Славный партизан упал, корчась от боли.
- Снайпер!!! Снайпера!!! Снайпера сюда!!! – прокричал капитан Дюпон. Но Максим уже делал свою работу. Несколько раз он вдохнул – выдохнул, успокоился. Потом прицелился. В перекрестии прицела увидел голову в каске. Под ней, разглядел нерусские глаза и нажал на спуск раз, другой, третий. Дёрнув головой «азиат» упал, «Геббельс» замолк.
- Вперёд, гранатомётчики! – прокричал Дюпон, понимая, что время не ждет: – Снайпер, охраняй вышку…
Максим понял свою работу – ухватил в оптику лестницу.
К вражескому окопу полз сутулый, длиннорукий бывший сержант – пограничник Кауров, чемпион отряда по метанию гранат. Немецкие «колотушки» он кидал на 60-т метров. Их ему стали подавать взведенными, и прежде чем получить шальную пулю он забросил «азиатам» их пять штук.
- Вперёд!!! – прокричал Дюпон.
Тем временем один из «азиатов» уже бежал на вышку. Был он без мундира, без каски. Без особых усилий Максим поймал его спину и выстрелил. На белой рубашке «азиата» растеклось красное пятно. Он выгнулся, словно от укуса змеи и полетел вниз. Бесстрашно выполняя приказ командира следующий «азиат» в расстегнутом мундире и каске полез на вышку. Максим выпустил в него подряд три патрона. Трижды вздрогнул карабин «браунинг». Упали в траву три горячие гильзы. Схватившись за бок «азиат» полетел вниз. Больше никто до пулемета на вышку лезть не пытался.
Тем временем «спартаковцы» добрались до окопов. Бывшие товарищи по несчастью, возможно делившие по-братски некогда единственную картофелину ныне били друг друга прикладами, резали и кололи штыками. Эпилогом боя была казнь тяжело раненного командира «азиатов» - чеченца по национальности. Его облили бензином из канистры и подожгли. Ужасно… Но кто не ненавидит предателей?      

Глава 6
Ненавистный «Геббельс», снятый с турели вышки, стал партизанским пулемётом. Счастливый здоровяк бельгиец из грузчиков в прошлом, любовно сжал его и горячо поклялся капитану разить из него фашистов. Дюпон, ещё раз глянув на пулемёт с ненавистью, согласно кивнул – оружие за преступление не отвечает. Отвечает за стрельбу владеющий оружием. «Новые» партизаны спешно рванулись в вагончики, хватали и вырывали из рук друг друга оружие. Забирали всё, что хоть немного годилось для жизни и войны. Тем временем подрывники под руководством сержанта Джафарова уже «колдовали» на мосту со взрывчаткой. Колдовали поспешая, но не торопясь. Известное дело: подрывник ошибается одни раз в жизни…
… Руки Максима чуть дрожали. Закурив сигарету он сменил магазин и пошёл к своим – посмотреть ненавистных «азиатов». Убитые партизаны лежали в неудобных позах среди травы. Раненые, сорванными в крике голосами звали санитаров.
- Дострелите меня! Дострелите меня!  - просил один из тех несчастных, которому пуля попала в живот. Но большинство, надо отдать им должное, сцепив зубы молчало: нельзя отвлекать товарищей от доделывания важного дела. Санитары на месте перевязывали раненых, тяжелораненых, кололи морфий, укладывали в телеги, на носилки. Мёртвых укладывали отдельно. «Что с Адамом, что с Власовичем?» - подумал Максим и поспешил вперёд, ощутив плохое предчувствие.
…Илья Власович вооружался добытым «шмайсером» и карабином «маузер». «Одно – чтоб вдали фрицев «отщёлкивать». Другое – чтоб вблизи «сечь», - пояснит он потом в лагере, но добытое желанные «цацки» почему-то не радовали казака. Его лицо было встревоженным и грустным.
- Адаму хана … - сообщил Илья Власович возбуждённо – Очередь в живот. Тебя видеть хочет…
Предчувствия не изменили Максиму – Адам умирал, лёжа в траве. Смерть тактично перед тем, как забрать бойца успокоила его боли, дала силы попрощаться с ближними. Под голову его уложил Илья Власович ранец, окровавленный живот накрыл плащом соседнего убитого. Лицо умирающего друга было бледно, он улыбался. Максим снял берет, перекрестился, посмотрел на друга не зная что и сказать. На глазах вступили слёзы.
- Ничего не говори, Максим…- чутко ответил слабым голосом друг. – Всё и так ясно… Я ухожу и не боюсь – верю, что всё будет хорошо… Ты женись после войны, поживи и за меня. Оставайся в Бельгии, Бог тебе через русских эмигрантов поможет… Сталин на Колыму тебя пошлёт, бойся его.
- Я за тебя всегда в церкви заказывать службу буду… - глухо, глотая слезы, пообещал Максим – Второй только бой, почему так?!
- Небеса знают, почему… - прервал мягко его Адам – Не ропщи… Проси молится не за Адама, а за многогрешного убиенного инока Арсения… И никогда не ропщи на Бога. Хоть иногда и хочется. Никогда на Него не ропщи. Никогда… Библию дай!
Адам издал пред последний вздох. Максим не послушными руками вложил в его руки свой карманный Новый Завет и тот сжал его как гранату. Положил руку поверх плаща на груди, чтоб христианина видно было…
Грохот рвущейся под мостом взрывчатки стал прощальным салютом павшим партизанам.
- Капитан, надо забрать Адама. Похоронить с честью… - нашёл в себе силы Максим остановить нервно бегущего командира.
- Какие павшие, Макс?!! Двадцать четыре убитых – самых лучших!!! Тяжелораненых столько, что нести не начтем!!! Вот-вот каратели подойдут, о живых думать надо! Уходим!!!
Отряд из-за большой добычи и многих тяжелораненых напоминал птицу с подбитыми крыльями. Нагруженные, как верблюды «спартаковцы» нехотя вставали вряд и шли в путь. После окрика командира нехотя пошёл и Максим. Стрелять, учиться говорить по-бельгийски, страдать и любить, бороться с фашизмом. Со всей прочей незримой нечестью, что вьёт гнёзда в людских сердцах, в человеческом обществе. Адам главный поэт, философ, богогослов и богатырь-инок отряда «Спартак» остался верным себе даже после смерти. Величественно, с Новым Заветом в руке остался встречать он разозлённых оккупантов. Что б раскачать колокола их совести, зовущие на молитву…
Николай Панько
г. Сарны

P.S. Из дневника Адама Хасевича, который он отдал своему другу – потомственному кубанскому казаку Илье Власову Казанцеву, партизану отряда «Спартак»: «Когда я предстану перед Всевышним, я обязательно у него спрошу: «Господи, Ты всемогущ почему ты допустил Вторую мировую войну? Допускаешь среди людей столько зла? Он мне ответил: «Инок Арсений, сам знаешь – человечество свободно, согласно Евангелию, выбирать между добром и злом. Я даю свою мудрость и благодать. Дьявол – искушенья. Я не византийский деспот, я не могу насиловать свободную волю человеков». Тогда я замечу: «Знаешь, Боже, Ты в отношении людей, не на добро им, бываешь чересчур большим демократом».