Шёл как-то по окрестностям Рино отряд якудза, помахивая вакидзасями и напевая задушевную самурайскую песню:
"Нас уводит молодость
в сабельный поход.
Может кончить молодость
гадский бронеход.
Карму дайте духи нам
не встречать в пути
Злобного арройца.
Мимо бы пройти..."
Не долго борзые якудза бродили в поисках противника и наткнулись на остатки патруля – два снайпера-подранка ковыляли домой, горюя о гибели друзей, особенно громилы с томми-ганом. А было у них на двоих всего-то: снайперка с одним патроном да взятый трофеем метательный ножик. Испугались бишоповцы, что пошинкуют их свежие враги и пустились бежать, куда глаза глядят – в ближайший оазис, где нашли они, оторвавшись от преследователей на несколько кратких минут, брошенную ферму.
Самый худой, раненный и безоружный из двоих первым занял туалет и протиснулся в дырку к засохшим фекалиям. Затихарился он там и всё свободное пространство выгребной ямы занял телом своим дрожащим. А друг его, приговаривая, что поздняк метаться, подёргал дверь в фермерскую хибару, ругнулся да и забежал в загон браминов, лихорадочно осматриваясь в поисках укрытия...
Нет укрытия! Один истощённый брамин глазел на беглеца тускло, а остальные валялись и догнивали вонючими кучами. Хотел бедняга в соломку закопаться, так не осталось почти, сколько не нагребай, а разрезав пузо ближайшей туше, не смог в неё спрятаться, отшатнувшись от ужасного смердения.
Совсем было стал снайпер прощаться с грешной жизнью своей, как озарила его раненное чело догадка! Истратил он последний патрон на тощую браму, содрал шкуру и влез в неё, раскорячившись на четырёх конечностях и задыхаясь от вони. А тут и якудза подоспели...
Разбрелись враги по участку, кровожадно размахивая холодным оружием и перекликаясь на варварском своём языке. "Не поверят!" – засомневался измученный и решил, что двум смертям не бывать, а одной не миновать. И шагнул он к врагам, и замумукал. А те принялись смеяться и один, сорвав пучок сухой пустынной травы, стал совать его "животному". Делать нечего, захрустел травой подранок. Давился, но проглатывал, даже мумукнуть благодарно не забыл.
Пуще прежнего стали смеяться якудза и кричать что-то про карму и реинкарнацию. Наломали на заброшенной грядке початков мутировавшей кукурузы и стали кормить. И ведь схрумкал всё угощение бедняга, не забывая мычать и кивать довольно, думая, что случись во вражеском отряде зоофилы, стерпит и это.
Странные эти якудза! Попадали от смеха, роняя оружие, кто по земле катался, а кто и вовсе стонал, за живот держась. Отсмеялись однако и ушли, нестройно и хрипло напевая задушевную самурайскую песню...
"Чтоб вас духи побрали, чтоб вам мимо арройца не пройти!" – бормотал, бранясь, бедолага, когда отклеивался от присохшей мездры и отряхивал с чёрной кожаной куртки потроха парноголовой спасительницы, сердито плюясь недопрожёванной кукурузой. И пошёл искать товарища.
И нашёл его возле сортира лежащим на земле и стонущим. Согнулся страдалец в позу эмбриона, за живот держится и слова молвить не в состоянии. Только хрипит и повизгивает. Испугался за жизнь боевого подельника бывший "брамин", стал тормошить и выспрашивать, не пырнули ли его мечами злые вороги. Не пырнули!
Оклемавшись, говорит ему товарищ:
– Ну и растяпа! Ты же шкуру задом наперёд напялил! Ой, не могу! Умру от смеха...
Историю эту рассказала в кабаке на Базаре в НКР странница, которая пряталась на той брошенной ферме в домике и держала изо всех сил дверь изнутри, отчего и не смог войди в домишко беглец, решив, что заперто. Видела она, как метался находчивый по браминятнику и всё, что дальше было. Размышляла странница о фокусах кармы вслух, так как видела, выглядывая из-за скалы, что было потом – нарвались таки якудза на арройца и остался от отряда один-единственный сильно раненный. Запел он свою якудзиную песню про то, что смерть – всего лишь карма, уткнулся лицом в скалу и на тычки "бозаром" в спину не реагировал. Дал ему пинка арроец на прощание да и уехал на прикольном своём "Хайвэймене", оставив недобитка бубнить про смерть и карму...
Прирезала придурка странница, чтоб не мучался. Его же вакидзасей и кокнула. Народ в кабаке восхищённо разглядывал трофейный меч и обсуждал странные повороты судьбы, закономерности кармы и когда лучше смеяться – первым или последним.
А молодая барвумэн слушала рассказ странницы и почёсывала в разноцветном своём ирокезе, и грустно поглядывала на место возле стойки, где некогда отирался местный забияка супермутант Ленни и забавно так чесал задницу, а потом утирал мутантские сопли. Шептала она себе под нос, что крепки поджопники Избранного, а пути неисповедимы. Иной в дерьме по уши, а смеётся. Иной, хоть и вёл себя, как дурак, а спасся, а иным всё хаханьки, да не долго. И только избранники духов всегда вовремя оказываются в нужное время в нужном месте, но что-то смеха их никто не слыхал.
Такие вот превратности кармы...