Эту историю часто вспоминали мои родители. Особенно, когда на столе была свинина. И сама я всегда помнила тот случай, вот только говорить на эту тему и смеяться не любила до некоторых пор - да и кому же приятно вспоминать свои промахи, пусть даже детские! Уже потом я поняла, что лучший способ освободиться от чего-то - это от души похохотать, понять, что это было действительно смешно, глупо по-детски. И только-то!
… Наступила первая весна моего пребывания (а хотелось сказать - заточения) в целинном совхозе. Не сказать, чтобы я привыкла к степи, просто примирилась со своей судьбинушкой. В конце зимы семья моя выбралась из барака, мы стали жить в четырёхквартирном саманном доме. Кухня, комната, свой стол у окна, где я теперь учила уроки - это что-то! Царская роскошь! Учебный год закончен на одни пятёрки, с похвальной грамотой. Словом, чувство глубокого удовлетворения. Правда, весна разочаровала до слёз. Природа не одарила буйством красок, цветами, чахлая зелень в степи быстро желтела от солнышка и недостатка влаги. Воздух пропитался запахом солярки от машинной станции, которая была в двух шагах от дома. А ещё «ароматом» от свиней, которых там держали все.
Мама была в отпуске, а это огромный минус - освободившись от обязательных школьных завтраков, которые учительница заставляла съедать без остатка, я попала в более страшную «кабалу», материнскую. С раннего детства у меня был отвратительный аппетит, а, говоря честно, то не было вообще никакого. Есть заставляли через силу. Мама пыталась кормить меня «правильно», как рекомендовала Нина Ивановна, наш врач. Папа же допытывался, чего я хочу. Чего? Кислятки, мочёной брусники, малосольного огурчика, как у бабушки… Оставалось только развести руками. Того, к чему я привыкла в деревне, в Северном Казахстане просто не было.
Тем утром, улизнув от завтрака, я вышла в наш общий двор. Там уже играли соседские ребятишки - Галя, моя одноклассница и её младшие сестрёнка и братик. Скоро Серёжка и Таня запросили есть. Мы все вошли в их квартиру. Галя отрезала от булки по большому куску хлеба, принесла из сеней банку с чем-то белым, и щедро намазала это на хлеб. Круто посолила и дала детям. Не забыла и себя.
- Будешь? - спросила она меня.
- Нет, не хочу.
Какое там «не хочу»! Глядя, с каким аппетитом, с наслаждением уплетают мои соседи хлеб вот с этим чем-то белым, вкусным, наверное, до невероятности, я почувствовала, как у меня слюнки текут. Но, приученная никогда ничего не просить у чужих, я всегда отказывалась даже от предложенного угощения.
Малыши умяли свои порции за считанные секунды, со смаком облизали пальцы. Терпение моё кончилось, весь организм просил «этого» срочно и много! Проснулся аппетит.
Влетев на кухню, я затребовала:
- Мам, дай мне хлеба. С маслом!
Маму не столько удивило моё желание поесть, сколько просьба о масле. Есть сливочное масло меня можно было заставить, только пригрозив страшной карой.
Отрезав хлеба, она достала из шкафчика тарелочку с маслом.
- Нет! Я это не буду! - чуть не заревела я.
- Чего тебе надо тогда?
- Не такого масла! Белого!
- Белого? Какого ещё белого? Где ты видела это белое масло?!
- Вон Галька едят. А у нас что, нету такого?
Мама, поняв, в чём дело, вздохнула, обняла меня:
- Это не масло, сало топлёное. Ты не станешь есть, невкусно.
- А почему они едят?
Мама попыталась мне объяснить, что Аникины живут бедно, отец пропивает деньги, вот и приходится есть детям, что в доме найдётся.
- А у нас-то это найдётся?
- Найдётся, только ты не будешь есть, я же сказала!
- Дай! Жалко, что ли?
- Тьфу ты! Опять за рыбу деньги! Было бы чего жалеть! - Мама явно занервничала. Однако достала банку с салом, отрезала малюсенький кусочек хлебца, в чём я сразу же усмотрела скупость и попрание моего достоинства.
- И хлеба жалко? Вот ты как, да?
Разозлившись, мама отхватила от булки здоровенный ломоть.
- Хватит?!
- На пока хватит. И масла потолще.
Мама в сердцах бухнула на хлеб ложки три «белого» масла. Глядя, как подтаявшая масса растекается по хлебу, я уже предвкушала такое удовольствие, которое и словами не описать!
- И посоли! - скомандовала я.
Схватив вожделенный ломоть, я выскочила во двор. Почему-то мне казалось, что там мой бутерброд будет вдвойне вкуснее. Не спеша приземлившись на крылечко, я приготовилась насладиться невиданным до этого лакомством. Надо же, какие жадные, не давали никогда! Сами, небось, втихаря лопали…
Запах уже чуточку прогорклого сала (ведь о холодильниках тогда не было и понятия), крупинки, противно осевшие на языке - это повергло меня в такой шок, так не вязалось с тем, чего я ожидала, что к соли на сале тут же добавились и мои слёзы. Вот тогда я узнала, что такое, когда выворачивает на изнанку.
Долго после этого я не могла переносить вид и запах топлёного сала. А мама, когда я закуражусь над едой, говорила:
- Может, масла белого дать, а?
Зато без ругани я стала есть нормальное, жёлтое, сливочное масло! Не было бы счастья…