Глава 11. И тьма над бездною…
Гелла стремительно скатывалась по небесному рогу. Её хотелось спать и я, вполне разделял это желание. Вместо этого пришлось разодрать свой и без того ветхий халат и выкататься в пыли. Покончив с косметикой, я осторожно постучал в дверь, прячущуюся в нише только что послужившей мне убежищем. В придверное окошко высунулся бородавчатый нос. Смиренно поклонившись, я загнусил,
- Ахурамазда радуется щедрости этого дома и помнит все милости, оказанные его обитателями бедным странникам.
Дверь распахнулась. На пороге стоял обладатель бородавчатого носа с простодушным отмеченным рябью оспы лицом,
- Откуда ты, добрый паломник?
- Я из далёкого Маракаиба. Достаток имел, жизнь вёл обильную, но в душевной скудости, в грехе прибывал. Чревоугодие, леность, блуд – вот мои былые спутники. Однако узрел зарю и уверовал. Уверовал и счастье обрёл. Ныне же путь свой держу в солнечный Ариан к великому святилищу кроткого Ахурамазды.
- А был ли, обретший путь, в нашем храме, читающего в сердцах? Он тоже достоин внимания.
- Нет ещё. Я лишь сегодня прибыл в благословенную Пальмиру. Ищу пищу для живота своего и ночлег для тела своего.
- Подожди к Восходу спешащий, я спрошу у хозяина. Но не трепещи в душе своей, обычно он оказывает поддержку богобоязненным путникам.
Через полчаса я насытился пресной лепёшкой с чаем и был препровождён на ночлег в сарай, где хранился инвентарь садовника. Мне выдали большую охапку соломы и рогожу, прикрыться от ночной свежести. Покорно завернувшись в нее, я принялся ожидать пока в доме, давшем мне столь необходимый приют, стихнет вечерняя суета. Постучав в калитку, я и не мечтал о выпавшей удаче. Не было даже уверенности, что дверь отворится стучащему. Узнать имя хозяина соседнего дома, вот и всё, на что я надеялся. Судьба оказалась благосклоннее. Я находился в саду, отделённого от дома старца лишь смежной, глиняной стеной. Вдобавок во время вечерней трапезы, рябой слуга беззаботно поведал мне обо всех жителях квартала и, разумеется, о ближайшем соседе. Это был почтенный улем «Дома правосудия» Эль Махди. Он уже двадцать лет занимался делами о наследствах, подлогах, хищениях и взятках. Эль Махди славился неподкупностью и справедливостью. По всему выходило, что пошёл я, по неверному следу. Но дело было начато, оставалось убедиться окончательно.
Судя по сгустившейся за щелями сарая темноте, Гелла уже улеглась в барханы. Улёгся и шум. Молниеносно, дабы избежать скрипа, я отворил тростниковую дверь и вздохнул аромат ночного сада. Дом спал, и только ветви ухоженных деревьев струили листы свои навстречу серебристым лучам Селена. Я упал в густую траву и крадучись пополз к стене. Высотой она была почти в два моих роста, но кинжал был со мной. Затаив дыхание я принялся ковырять отверстия в довольно плотной глине. То и дело, уловив малейший шорох, я приседал, но всё было спокойно, и утомительная работа продолжалась. Наконец, шесть ямок облагородили невыразительную прежде поверхность стены и, поднявшись по ним, как мог высоко, я вонзил кинжал в глину, далеко над головой. Приходилось надеяться на крепость булатного подарка Клиафа. Вверив кинжалу вес своего тела и, резко подтянувшись, я вцепился пальцами свободной руки в край стены. Оставалось вырвать кинжал и вскинуть тело на стену, что я и проделал, тут же распластавшись и замерев. Сад Эль Махди похоже ничем не отличался от только что покинутого. Здесь было тихо… Сам дом, отделённый от меня густыми кронами деревьев был довольно большим и лишь на веранде его маячил крохотный огонёк.
Лёжа на стене, я не спеша проковырял отверстие в глине, на том расстоянии, куда могла дотянуться рука. Бесшумно спрыгнув и сделав, на случай поспешного бегства, ещё несколько ямок, я пополз к веранде. Здесь, злоупотребившего улыбками Фортуны Улиссандра ,поджидал небольшой сюрприз. На боковое крыльцо веранды выходил дверной проем, соединяющий внутренние покои с садом. Верху, на трёх медных цепочках, болтался светильник, а под ним, перегородив вход, растянулся органично похрапывающий человек. Копьё, долженствующее по замыслу хозяина, находиться в руках бдительного стража, мирно подпирало стену. Хорошо конечно, что бдительный страж позапамятовал о бдительности, однако плохо, что он всё же был, выбрав к тому же для сна такое неподходящее место.
Покопавшись в земле и познакомившись за этим прелюбопытным занятием с парочкой сонно извивающихся червей, я обнаружил небольшой камушек и запустил им в глиняный светильник. Прицел, слава Ю` Патеру и моей собственной меткости, был верен. Глиняная плошка слетела с медного кольца, сиротливо звякнувшего на цепочке, и упала на крыльцо, разбудив надёжнейшего из стражей.
Перепуганный дозорный вскочил, ухватил своё копьё и сделал им бравый выпад в темноту. Тут он осознал, что ничего не видит и предпринял ряд весьма остроумных действий. Для начала, он на ощупь добрался до цепочек удерживающих светильник и убедился, что последнего нет в наличии. Тогда, блеснув умственными способностями, он опустился на колени и принялся дюйм за дюймом обследовать крыльцо. При этом копьё, с длинным мечевидным наконечником, страж по-прежнему сжимал в руке, что несколько затрудняло перемещение, зато свидетельствовало в пользу его осмотрительности. Он, деловито прополз мимо светильника, и решительно повернувшись к нему задом, полез в обратном направлении. Грех было не воспользоваться таким его манёвром. Поднявшись, я просунул руку через перила веранды и тихонечко подобрал глиняную мисочку. Затем, поставив светильник на ребро, я с силой катнул его по направлению к стражу. Плошка врезалась в подошву сапога и, отскочив, покатилась в обратном направлении. Благополучно перевалив через край крыльца, она плюхнулась в траву. Доблестный копьеносец, суматошно оглянулся, вскочил, выругался и затопал по ступеням, спускаясь в сад, где вновь упал на колени и взялся ощупывать землю, продираясь через густую траву. Любопытно было посмотреть, чем увенчается поиск, но приходилось поспешать, и через пару секунд, я был в доме.
По интерьеру он напоминал дом Клиафа: квадратная двухэтажная галерея, состоящая из жилых комнат и коридора опоясывающего всё здание и отделённого от внутреннего бассейна, резными каменными колоннами. Поднявшись по плохо освещённой лестнице на второй ярус, я в сомнении остановился. Коридор расходился в разные стороны. Со свойственным мне доверием к собственной интуиции, я решил, что левый коридор ведёт на женскую половину и повернул направо. Проходящая над бассейном галерея совсем не была освещена, лишь влажно серебристый Селен плескался в глади стоялой воды. Стоп! Судя по изысканной резьбе арочного перекрытия, за ним могла располагаться только комната хозяина. Могла? А почему нет? На то и вход, что бы, куда- то попасть. Почему же, не к хозяину? Удовлетворившись, столь вескими аргументами, я определился с выбором.
Ноги мои по щиколотки утонули в ворсе ковра. В центре комнаты, под тяжёлым балдахином стояла широкая кровать. Серебряный колпачок лежал на носике позолоченного светильника, но темнота не мешала видеть чернеющую в проёмах балдахина фигуру. Старик спал. Пора было задаться вполне уместным вопросом: зачем я здесь? Потратить день и пол ночи, для того только, чтобы забраться в покои достойного улема и поинтересоваться какие у него дела с пройдохой следящим за мной? Да мало ли какие? Да, может сама слежка была организована Домом правосудия? Но тогда, наша операция успешно провалилась. Что нам за дело до бдительности местных властей, решивших собрать информацию о таинственном посланце никому не ведомой Горной Галлы? Вполне кстати, законное и оправданное любопытство. Или же «шакал» был обвиняемым на каком-нибудь судебном процессе. Град! О. мудрый Котан, какого же кретина ты избрал в порученцы! Свёрток… Я не придал ему значения, но ведь он вполне вписывается в картину происходящего. «Шакал» пытался дать Эль Махди взятку, а тот отказался от неё. Возможно? Более чем. И что бы узнать это мне пришлось воровски забираться в покои достойного служителя закона? А что, если увидев меня, он умрёт от страха?
Сомнения были так сильны, что я едва не повернул прочь. И повернул бы, если бы злость на себя, не была ещё сильнее. С какой-то, самоистязающей радостью, я решил довести приключение до конца и насладиться собственной тупостью в глазах честного правоведа. Я, уже не хоронясь, подошёл к кровати и коснулся закутанной в пушистый плед фигуры, - Может, на всякий случай, зажать ему рот? Нет! К Ариману, предосторожности! Пусть кричит! Пусть сбежится весь дом. Пусть все видят мой позор. За глупость надо платить. Пусть кричит…
Лежащий не закричал. Резко поднявшись на кровати, он навис надо мной,
- Добро пожаловать, смертный!
От его дыхания веяло холодом, а сам он… Сам он состоял из одной сгустившейся темноты. Темноты ещё более черной, чем мрак окружающий нас. Ледяные иглы впились в мозг, пока я разглядывал чудовищного исполина. Он был творением ночи и ночь, приютилась в нём. На чёрном силуэте головы выделялись огромные глазницы. Они были темнее лица. Казалось, сам мрак взирал на меня через эти жгуче-чёрные глазницы. Но было в их черноте и нечто, ещё более чёрное. В чёрных глазищах бегали зрачки клубящиеся тьмой преисподней.
- И пришла ночь, - кровь густела как воск от этого бархатистого баритона, - последняя ночь.
Удивительно, но мне было страшно. Очень страшно. Страшно до внутренней дрожи. Страшно… И это было удивительно. Я действительно и чрезвычайно искренне удивился себе, - Неужели я взаправду боюсь? Вот здорово! Давненько я так не трясся. Давненько, не покрывался липким потом. Надо же: всамделяшний страх…
Свист моей сабли разрезал давящую тишину, а клинок – темнеющую во тьме фигуру. Судя по чуть более светлым пятнам на лице, у чудовища имелись зубы. Они были острые и длинные, и они были оскалены в радостном смехе,
- Если бы я был видим в ночи, то решил бы, что дерзкий воришка, узрел мой благородный стан, так неотвратимо точен был удар. Но я невидим, - он весело заржал, - а значит ты несчастный, неплохо рубишь на слух.
О, боги, этот ночной кошмар, был таким же самоуверенным идиотом, как и я сам. Мог ли я бояться такого? Благоразумно отступив на пару шагов, я осведомился,
- Ты порождение и слуга Аримана?
Порождение, вновь обнажило острые клыки,
- Я дэв ночи. Ариман, да сгинет имя его, создал меня, но я ему не служу.
- Кому же ты служишь?
- Тому, ночной воришка, в чьи тайны ты, в глупости беспредельной, осмелился сунуть свой миленький носик. Миленький, потому как дыра, зияющая на его месте, этим, так и не увиденным тобой утром, будет далеко не миленькой.
Его юмору ощутимо не хватало вкуса, но он явно считал иначе.
- А что ты сотворил с достойным улемом?
От этого, на мой взгляд, невинного вопроса, отчётливая дрожь пробежала по сумрачной фигуре дэва,
- Тупой воришка смеет жалеть того перед одними следами которого должен трепетать в безудержном страхе.
Темнота двинулась на меня и я чётко видел, как и без того длинные сгустки рук вытягиваются из чёрного тела и приближаются к моей шее. Так, просто на всякий случай, я ещё раз рубанул по адскому мраку. Результат соответствовал ожиданиям, а если выражаться не так красиво, как я привык, то – отсутствовал. Извивающиеся щупальца тьмы неотвратимо приближались и хладом давили на мой мозг. Смертельный, неистребимый страх вновь пытался навалиться на меня. Навалиться и захлестнуть. Навалиться и раздавить, расплющить моё сознание. Но, сознание-то, оно было целиком моё, а страх он чужой, посторонний. Нет во мне страха. Он лишь клубится в сумрачной спальне. Он лишь лижет меня…
Гордо выпрямившись, я сорвал чалму вместе с накладной бородой. Содрал, основательно таки, приклеившиеся усы. Нет, я не собирался умирать под чужой личиной. И вообще – не собирался. Я вдруг отчётливо осознал, что дэв не сможет убить Улиссандра. Не сможет пока не восторжествует над его духом. Дэв был бессилен против меня. Совершенно бессилен. Полное ничтожество. Собственно, это я так решил, а значит, очень даже мог и ошибаться. Мог, но уж в чём я был твёрдо уверен, в чём готов был клясться всеми рогами любых небес, так это в собственном упрямстве. Беда, но уж коли Улиссандр вбил себе в голову, что не умрёт, то проще было убить несносного упрямца, нежели разубедить его.
Ни капли страха не было во мне. Не было, и я не спешил. Пусть суетиться дэв. Это ведь в его распоряжении только ночь, а в моём-то, вся неизмеримая жизнь. Пусть даже и короткая. Острое ликование полнило меня. Я чувствовал смерть, а хотелось брыкаться и шалить. Задора, битвы, пламени хотелось. Отогнув полу халата, я извлёк из белеющих ножен кинжал и силой ударил его клинком по булату сабли. Сноп искр ворвался во тьму и крохотными огоньками врезался в сгусток ночи. Я видел, как сотни искр жгли руки дэва, превратившись в тлеющие сполохи. Дух ночи заскулил и, отпрянув от меня, проворно забился под кровать. Град и мор, я не ждал такого результата. Дэв, порождение Аримана, боялся света и огня, меня же напугать он не был в силах.
Спрятав оружие, я пересёк спальню и, нагнувшись, заглянул под кровать. Чёрная фигурка, сиротливо сжавшаяся там, впилась бездонными колодцами тьмы в мои глаза. Опустившись на ковёр, я обхватил колени руками и неожиданно для себя, подмигнул дэву,
- Ты и вправду считаешь себя невидимым?
Он подумал было обидеться, но вовремя передумал,
- Никто не различит меня в ночи.
- Я прекрасно тебя вижу.
- Ты, белобрысый воришка, насмехаешься надо мной, бесстыдно пользуясь правом сильного.
- Ого, а ты значит, собирался убить меня, сгорая от стыда?
- Я другое дело. Я дэв ночи. Мне положено. А ты, ты что, тоже дэв ночи?
- Нет.
- Вот. Ты не дэв ночи, и значит, тебе должно быть стыдно. Но по бесстыжим, зелёным, как у паршивого кота, глазам твоим, Моро зрит, что тебе не стыдно. Следовательно, ты белобрысый, глупый, бесстыжий воришка, да ещё и врун. Никто не видит Моро.
- Ловко. Значит, твоё имя Моро?
- А хоть бы и Моро…
- Так вот Моро, ты прижался к самой дальней ножке кровати, а чёрная твоя рука, осторожно вытягиваясь, подбирается ко мне.
Дэв резко отдёрнул руку и печально произнёс,
- Моро думал, что его нельзя увидеть. Но какая разница. Почему ты не убиваешь Моро?
- А, что, - полюбопытствовал я, - это возможно?
- Хм… Нет конечно…
- А если я попробую?
Я взялся за рукоять кинжала, а дэв судорожно вцепился в ножку постели. Потом сердито бросил,
- Моро, не будет просить о пощаде.
- Почему?
- А потому, мерзкий воришка, что Моро всё равно не пощадят. Моро будет хныкать, а злобный воришка хихикать. А потом убьёт Моро и плюнет на него.
- А убежать ты не можешь?
- Нет. Хозяин запретил до утра покидать спальню.
- Так что, неужто твой хозяин действительно, Эль Махди?
Моро затрясся в ответ. Да, похоже, хозяина он чуточку побаивался. Чуточку больше смерти. Надо признать, это превращало скромного улема в фигуру довольно занимательную,
- А где он сейчас?
- Моро не станет говорить.
- Хозяин не велел?
Послышался презрительный смех,
- Нет. Хозяин и представить не мог, что я уступлю кому-то из смертных. Тем более паршивому, белобрысому воришке. Нет, добрый хозяин не запрещал Моро…
- Тогда почему же?
- Разве Моро дурачок? Хвастливый, самонадеянный воришка пойдёт в кабинет, хозяин его убьёт и узнает, что Моро предал его.
- Вот как? Выходит, Эль Махди в кабинете? А где кабинет?
Дэв сообразивший, что выдал местопребывание хозяина, мелко затрясся, но услышав последний вопрос, он неожиданно высунул нечто остренькое и чёрное из тёмного провала пасти. Я с трудом сдержал смех: похоже, чёрная пакость показала мне язык.
- Ну и ладно. Собирай себе пыль под кроватью, а я посмотрю, что это за дверь.
Утаптывая мягкий ворс, я направился к небольшой, не сразу заметной двери. Из- под кровати высунулась чёрная голова,
- Иди-иди, гнусный вопрошалка с беленькими волосишками. Хозяин живо сладит с тобой.
- Ага. А затем, примется за тебя.
Довольный взятым реваншем я приоткрыл дверь и вздохнул пыльный, застоялый воздух. Это был тёмный коридор по обе стороны которого высились здоровенные стеллажи, заваленные пергаментными свитками. Коридор упирался в висящий на стене ковёр. Особо не мудрствуя, я отогнул край ковра, и луч выбивавшегося света обрисовал округлый дверной проем. Что там, за этой дверью? Но чтоб там, ни было, вряд ли оно окажется опаснее ночного дэва. Резким рывком, готовый к неожиданностям, я распахнул дверь и оказался в роскошно обставленном кабинете. Стены его были покрыты теснённым узорочьем тканевой обивки. Рядом с трибуной для письма стоял светильник в виде изогнутого кораллового дерева держащего своими тонкими ветвями золотые чашечки лотоса, заправленные маслом и порождавшие из своих бутонов играющие огоньки. Мягкий с золотистым отливом свет покрывал помещение. Но кому он здесь был нужен? Кабинет был пуст.
Я принялся простукивать стены, однако все они издавали ровный, короткий звук. Потайного хода, либо не было вовсе, либо был, но слишком хорошо замаскирован.
Пришлось возвращаться в спальню ни с чем. Точнее, ни с чем существенным. Несущественным же, заставлявшим меня сгибаться под своей тяжестью, было коралловое дерево, с предварительно затушенными светильниками.
Дэв скромно сидел на постели и с подозрением взирал на меня, и мою поклажу.
- Вот, стащил, - похвастался я, - прекрасная вещица. Если тебе плохо видно, могу зажечь лампадки.
Он вздрогнул, но взял себя в руки,
- Гнусный воришка. Забирай свою добычу и мчи отсюда без оглядки. И благодари свою жалкую судьбу, что не застал хозяина.
- Ну, уж, нет. В кабинете полно всяких прекрасных вещей.
Моро заскрежетал зубами,
- Ты, дерзнёшь вернуться туда? Алчный крохобор, спасай свою мерзкую душонку.
- Вот ещё. Почтенный улем, должно быть покинул дом. Какой же я буду вор, если не воспользуюсь столь благоприятным моментом?
- Ничтожный, жадный воришка. Умнее было бы обворовать пещеру разбойников, чем того…
Дэв благоговейно воздел палец к высям, что, однако не произвело на меня должного впечатления,
- Мне дела нет до твоих страхов. Я сейчас передохну, - с этими словами, я повалился на кровать подле дэва, - и продолжу поиски.
Какой-то усталый вздох вырвался из чёрной груди,
- Экий редкостный болван. Ему посчастливилось избежать встречи с могучим и страшным, а он, вместо того, чтобы уносить ноги, собирается вернуться. Из-за чего? Из-за пары безделушек?
- Почему пары? – резонно возразил я, - надеюсь на большее.
И тут, в сумрачных очах засветилась тьма надежды,
- Эй, ты, смелый от жадности, что, если Моро поведает тебе о тайнике с драгоценностями? Ты уберёшься?
- Приятно слышать умные речи.
- Там, в кабинете, есть тумба из самшита инкрустированная слоновой костью. На ней хозяин записывает великие мысли. Так вот…
Через пару минут я уже обследовал тумбу. Это была огромная трибуна, писать за которой можно лишь стоя. Никаких человеческих сил не хватило бы, что бы оторвать от пола, даже краешек её. В столешницу трибуны был вмонтирован прибор для письма из черненого серебра. Следуя указаниям дэва, я с силой надавил на чашечку с песком и она, скользнув по круглому гнезду вниз, замерла, издав едва слышный щелчок. От предчувствия удачи и одновременного сомнения в ней я даже вспотел. Но, похоже, дэв был честной породы. Я навалился на тумбу, и она довольно легко поддалась, сдвинувшись по дуге влево. Аккуратные ступеньки вели в открывшийся зев и, не задумываясь, я решительно спустился по ним, оказавшись в небольшом сводчатом подвале, которому по идее, полагалось находиться на первом этаже дома. Однако никаких дверей не было, следовательно, или эта комната была замурована снаружи, или же, она скрывалась в глубине стены. Впрочем, были наблюдения и поважнее. В двух шагах от меня, в полу виднелся распахнутый люк. Ход вёл дальше. Куда? Мои размышления были прерваны ехидным и чрезвычайно не почтительным смехом, нёсшимся из кабинета Эль Махди,
- Приятной прогулки, гроза стариков и дэвов! Через недельку Моро будет поглаживать твой отполированный череп, восхищаясь смелостью и алчностью некогда царившими под его сводами.
Плита над моей головой поплыла вправо, наглухо замуровывая выход. Раздавшийся затем щелчок свидетельствовал о том, что всё заняло своё надлежащее место.
- Идиот, - вяло подумал я, кто знает о ком, - надо было оставить в кабинете горящий светильник.
Утешало лишь то обстоятельство, что умные мысли иногда посещали и меня.