Поездка в Ялтуново

Олег Лёвин
Впервые о сестрах Анисии, Матроне и Агафьи Петриных мы узнали от Параскевы. Она бывала у них еще, когда все три сестры были живы. Нам посчастливилось пообщаться с младшей Агафьей или как ее называли все матушкой Ганей. Мы могли и не попасть к ней, если бы не помощь настоятеля Свято-Никольского Черниева монастыря игумена Пимена, который, узнав о нашем интересе и желание познакомиться с матушкой, вызвался ей нас представить.
Жила она в селе Польное Ялтуново Шацкого района, это километров десять от Черниева. Маленький деревянный домик со всех сторон окруженный плодовыми деревьями, располагался на небольшом бугорке, почти в самом центре села. К домику, через сад вела дорожка. На веранде дома нас уже поджидали две матушкины хожалки, которые нисколько не удивились нашему появлению, сказав, что матушка Ганя, еще, когда мы только подходили к калитке, велела им готовить угощение для гостей. Сама матушка, находилась у себя в комнате, окна которой выходили на другую сторону, и поэтому видеть нас не могла. По ее распоряжению, женщины положили нам в большую миску вареной картошки, на тарелку выложили соленые огурцы, дали нам всем по деревянной ложке и мы, помолившись, стали есть. Все это было как-то необычно, но мы понимали, что в это вкладывался определенный смысл и старая русская традиция, когда все в знак любви и единства вкушали из одного блюда, исполнялась здесь. Матушка, еще не видя нас, уже давала нам наставление, призывая сохранять между собой мир и любовь.
После картошки вынесли тарелку с красной смородиной, все взяли по веточке. Хожалки удалились внутрь дома и вывели под руки старушку, чуть сгорбившуюся, в простом платье и повязанную белым платочком – это и была матушка Ганя. Ее усадили на стул, и только тогда она подняла голову и поглядела на нас. Что-то было в ее облике привлекательное и завораживающее, а еще больше поражали ее глаза, очень молодые чистые и удивительно голубые. Подумалось даже: может это на нас небо смотрит или здесь уже начало Царствия и мы, по милости Господней, становимся, причастны ему. Она заговорила, речь ее лилась плавно, голос был четким. Она спросила нас, откуда мы, куда идем, стала рассказывать о том, как они с сестрами жили в лагерях и через что прошли. Затем каждый из нас подходил к ней, становился на колени, и она осеняла нас крестным знамением, кого-то один раз, кого-то три. Ну и, наконец, нам разрешили пройти в комнату матушки небольшую по своим размерам, в ней две стены от пола до потолка были завешаны иконами, перед некоторыми, самыми большими, горели лампадки. Около противоположной стены под простеньким ковриком, с изображением оленя стояла кровать матушки, на полу лежал домотканый половичок. Матушка попросила нас исполнить для нее что-нибудь церковное, мы пропели «Отче наш», «Благослови душе моя Господи», она осталась очень довольна нашим пением, сказав, что тамбовские всегда хорошо пели. Отец Пимен предложил каждому из нас подойти к матушке Гане отдельно, чтобы побеседовать, если конечно есть желание. Согласились все. Каждый подходил к ней и спрашивал о чем-то своем, так чтобы не слышали другие. Я же, ожидая своей очереди, рассматривал фотографии местных подвижников, с которыми сестры были знакомы и принимали у себя в доме. Фотографии были оправлены в аккуратные рамки и занимали почти пол стены, такие же я видел и в других домах церковных людей во многих окрестных селах. Вглядываясь в лица странников, блаженных и юродивых я вдруг стал вспоминать те рассказы о них, которые за десять дней похода услышал от разных людей.
Вот на фотографии, 60-х гг. XX в., еще не старая женщина, лет сорока, в черном пальто и шерстяном платке. Звали ее здесь Мария Петроградская, а по мирскому - Паршина Мария Михайловна, Божья странница. В Ялтуново она пришла в годы Великой Отечественной войны из Ленинграда. Рассказывала, что до войны жила в каком-то селе, видимо Ленинградской области, с мамой. Мама принимала нищих и убогих, кормила их, топила для них баню, а дочь помогала ей в этом нелегком труде. Когда началась война, они оказались в Ленинграде, где мама Марии умерла от голода. После ее смерти Марию вывезли из города, ссадили на какой-то станции ночью. Оказавшись одна в незнакомом месте, она стала плакать от горя и отчаяния и вдруг услышала голос: «Не плачь, тебя отвезут в бывший монастырь Казанской Божьей Матери». И действительно, вскоре ее, приняв за сумасшедшую, отвезли в бывший Вышенский монастырь, где тогда размещалась психбольница. Ей оттуда удалось сбежать, и она стала странничать. Одевалась, во что дадут, ночевала в тех домах, где примут, за всех молилась ко всем старалась проявить любовь. Говорила, что Христос заповедовал не ночевать на одном месте больше двух дней, и она буквально исполняла этот завет. Много раз ее пытались схватить, но ей всегда удавалось избежать опасности. Знала она тех затворников, которые еще жили где-то в лесах около Вышенской пустыни, неся подвиг поста и молитвы. Чаще всего посещала двух из них, живших в сторожках почти рядом друг с другом. Одного в народе звали дедушка Брель (иеромонах Никифор, как он сам сказал перед смертью), а другого Михаил Кутузов. Дедушка ходил нагой только одеялом накрывался. Вот она на Пасху напечет оладий из картошки и несет им. Передает дедушке Брелю мешок с оладьями, а он как запоет грубым голосом: «Рано, рано пришли жены мироносицы ко гробу Господню», отсыпает пол мешочка остальное отдает, и говорит, чтобы шла к Михаилу: «Он тебя давно ждет» «А я его, дедушка Брель, не знаю» «Иди, иди, вон он уж тебя у дома ждет». Она пошла, а он и вправду ждет, подала ему мешочек, он взял и к себе зашел, потом выходит и выносит на тетрадном листочке что-то нарисованное, велит сходить к дедушке Брелю показать этот листочек. Когда она показала, дедушка Брель объяснил: «Это он тебя нарисовал, он я и ты, соединились в Троицу мы».
Под Рождество 1979 г. чувствуя, что сил остается все меньше и приближается смерть, осталась Мария у Лидии Широковой. Умерла на Илию пророка, 2 августа. Перед смертью пришла к ней тетя Ганя, проведать. Мария схватила ее руку и стала целовать. Попросила: «Положите меня со странниками вместе» «Да, у нас там местечко есть, положим тебя с Марией Большой». Историю о Марии поведала мне Лидия Широкова у которой провела последние месяцы жизни странница. И этот небольшой рассказик об отношении подвижников друг к другу, живо напомнил истории из древнего патерика, только вот теперь таких людей объявляли больными и отправляли в психушку.
Петроградскую странницу называли еще Марией Малой, и она не случайно завещала похоронить себя рядом с могилой Марии Большой, видимо чувствуя свое духовное родство с ней. Мария Большая, появилась в Ялтуново еще  в 20-х гг. XX в. Никто не знал кто она, откуда и как оказалась в селе. Рассказывали, что одета она была в богатое платье, волосы распущены и имела вид безумной. Крестьяне были уверены, что она «царева дочка», а сестры Петрины, у которых она иногда жила, не опровергали эти слухи. Значение этого определения стало ясно после того, как местные сельские власти пришли арестовать Марию и на их требование выдать им «цареву дочку», сестры вывели к ним простоволосую, испачканную в саже блаженную, давая понять пришедшим, что она действительна дочь царя, но не земного, а небесного.
Среди фотографий висевших в рамке на стене выделялась одна, на которой запечатлена тетя Груня. Старушка, одетая в какое-то тряпье, повязанная платком, и опиравшаяся на два костыля. Нет, она не была инвалидкой, это такой подвиг несла  всю жизнь: ходить на костылях, причем подмышки натирала солью, и рукояти растирали кожу, так, что боль невозможно было терпеть, а Груня и вида не показывала. А вот юродивая Мария Конобеевская, вот Маша Борковская, вот Яков странник и сколько их еще здесь удивительных подвижников, о которых ничего теперь уже и не узнаешь. Все они были связаны с Петринами, все это были люди одного круга, членами большой христианской общины существовавшей в этих краях, последними осколками уходящей Православной Руси.
Настала моя очередь подойти к матушке. Я опустился перед ней на колени, посмотрел в ее  глаза и задал ей единственный вопрос, который мучает меня и сейчас: «Что мне делать?» Она ответила, и понять этот ответ до конца я не могу до сих пор, но ясно для меня одно: надо быть христианином и жить по заповедям Божьим. Она благословила всех, и она со всеми нами попрощалась. Покидали мы ее дом с легким сердцем, как-будто действительно испили воды из чистого родника. Надеялись и в следующем году ее посетить, но не довелось: 8 мая 1996 года матушка умерла, и мы в тот год посетили ее могилку и могилки всех тех, чьи фотографии висели у нее в доме на стене. Как-то странно было видеть ее опустевший дом, слушать тишину и понимать: ушел один из последних праведников на земле.

Декабрь 2005 г. (1995-1996 гг.)