Май 1959 года. Шёл к концу мой первый учебный год в сварочном отделении ЖУ-2. Был тёплый субботний вечер, и мы, однокурсники из общежития, направились в парк на привокзальной площади города Канаш, прихватив с собой гитару.
Цветущие яблони, акации, сирень и черёмуха раскинули над парком душистый навес, осыпая нас и траву дождём порхающих розовых, белых и сиреневых лепестков. От этого все радовались, а мне казалось, что никогда невозможно надышаться вволю таким вот ароматом. И всё же, подышав этим весенним воздухом, сердца наши взыграли бурным весельем и, недолго думая, мы дружно запели любимую песню ремесленников:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах…
В вечернем воздухе, да ещё под гитару, песня наша звучала и разносилась по зелёному парку. Где-то недалеко послышались женские голоса и мелодия недавно появившейся песни «Подмосковные вечера». Вскоре мы воочию увидели исполнительниц песни: на скамеечке среди цветущих акаций сидели молодые девушки.
Мы притормозили. В нос ударил запах недорогих, но приятных духов, смешанный со свежестью весеннего парка.
«Нас вдвое больше, почему вас только пятеро?» – спросил один из нас.
«В таком случае вы победили, присаживайтесь к нам, авось и познакомимся!» – кокетливым тоном бойко проговорила одна из девушек.
Наша толпа "сдалась" и с радостью сделала привал. Девушки оказались городскими, некоторые ещё учатся, а некоторые работают. Этот поход в город с гитарой у нас был первый, тем более в компании девушек мы ещё не были. Ощущалась неловкость перед ними.
«А вы частушки умеете подыгрывать?» – спросила черноволосая, глядя на гитариста.
Признаться, никто из нас толком и не умел играть на гитаре, бренчали как попало, каждый самоучкой пытался понемногу изобразить что-нибудь похожее на мелодию. Парни молчали, пауза длилась.
И тут я решил их выручить. Взял гитару у Коли Мефодьева, крепко нажал пальцами левой руки на частушечные аккорды, а пальцами правой руки сильно ударил по тугим струнам семиструнной гитары, выбивая «шестёрку» (шесть ударов по струнам). Зашевелились девчата, заголосили, а самые смелые из них вышли в круг.
«Давай, гитарист, играй веселей! Бей по струнам посильнее, наших девок не жалей!» – крикнула полненькая девушка с длинной косой и пошла в пляс.
Бойко приплясывая точёными ножками, она запела во весь голос:
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
«Браво! Браво!» – в один голос кричали ребята и начали хлопать в ладоши.
Она продолжала петь свои частушки так легко и естественно звучно, что слушать её доставляло мне огромное удовольствие. У меня от буйства чувств неизвестно откуда появилось невиданное мастерство, и пальцы заработали, как у волшебника.
После понравившейся ребятам частушки о стройной ножке эстафету подхватила вторая девушка, пониже ростом. На ней было серое платье, которое плотно облегало её фигуру и подчёркивало узкую талию и пышные формы. Отточенной походкой, выгибая спину и умело покачивая бёдрами, она шла по кругу, как артистка.
Сняла косыночку. И тут я увидел: блестящие чёрные волосы густой копной росли над её низким лбом, захватывая даже виски. Из-под чёрного шлема волос, который вызывал сладостные мечты и делал её загадочно-желанной, на меня стрельнули такие же чёрные, озорные глаза. Плясала она с темпераментом, а частушки пела – заслушаешься:
Это правда, это правда,
Это правда, сущая –
Пусть сама я не большая,
Но «она» большущая!
«Вот так девушка, – подумал я, – таких «кадров» еще не приходилось видеть». Неловкость и стеснение вмиг куда-то испарились, слышался непринуждённый весёлый разговор между участниками бесплатного концерта.
Парни и девушки знакомились, на душе у всех было тепло. Я уже устал играть на гитаре и передал её Гене Игнатьеву. В это время в мою сторону направилась та самая черноволосая девушка, которая пела сногсшибательную частушку, и бросила на меня беглый ласкающий взгляд.
В её улыбке мне почудилось обещание и какой-то скрытый смысл. Она вильнула передо мной хвостом серебристого платья, смело подошла и сказала: «Проводите меня до дому, если можно. Я одна боюсь идти по тёмным улицам». Жгучий румянец залил щёки девушки, ярко-красные, полные губы широко раскрылись; и вот это создание остановилось прямо передо мной.
Девушка смотрела на меня изучающе, как на коня, выставленного для продажи на городской ярмарке. Я сразу не нашёлся, что сказать ей в ответ, растерялся от неожиданного предложения, хотя в душе несказанно был рад встрече с такой девушкой, на которую час назад я успел положить глаз. По моему смущённому и растерянному виду она поняла, что я новичок на сердечном фронте, и, вздёрнув не без кокетства головку, продолжила:
«А если боишься, то я потом провожу тебя до дома, дурачок!» Она обратила ко мне свои прекрасные глаза, глаза с пытливым и даже серьёзным выражением, но в их тёмной глубине таились нежное, детское доверие и беспомощность, эти слегка прищуренные глаза с какой-то нежной, печальной мольбой, казалось, говорили мне: «Я говорю правду, будь же и ты откровенен со мною!»
«А ведь она хороша, – подумал я, – глаза у неё жгучие. И что за плутовка, надо проверить!» – Неожиданно мой взор проник в ложбинку высоких её грудей и смело «пытался отодвинуть» медальон, видимо, специально помещённый туда с целью прикрытия и позволяющий только догадываться, что и всё остальное, скрытое под этим платьем с низким вырезом, столь же прекрасно и естественно. Её свежесть и красота возбуждали во мне желание скорее познакомиться.
«Хорошо, я рад с Вами познакомиться, меня зовут Дмитрий», – проговорил я, наконец. «Татьяна», – услышал я в ответ. В первые минуты знакомства казалось, что жадный взгляд её расширенных зрачков пожирает меня всего без остатка. Она крепко держала мою правую руку и после долгого молчания произнесла моё полное имя несколько раз так ласково, так мягко, словно листья прошелестели рядом на ветру.
Временами я перехватывал нежный взгляд Танюши, остановившийся на мне с шаловливым любопытством. И тогда меня пронзал странный трепет. Думаю, немного найдется ситуаций более щекотливых и опасных, чем случайные вспышки взаимного доверия и понимания между двумя молодыми существами разного пола, даже если ещё рано говорить о наличии чувства и подлинного тяготения друг к другу.
Не помню, где в это время находились остальные ребята из группы, я уже никого вокруг не замечал, забыв обо всём на свете, ибо впервые в жизни я чувствовал рядом с собой девушку, которая излучала какой-то волшебный свет обаяния. Мне показалось, что в ожидании моего ответа её глаза чуть омрачились тенью тихого раздумья. В неодолимом порыве нежности я придвинулся к ней совсем близко, руки машинально двинулись вперед, но она вдруг повернулась и, сказав «Идем!», зашагала быстрей по узкой тропке привокзального парка.
Шли мы по тёмным улицам вечернего города, мне этот район был совершенно незнаком. Здесь у всех были свои деревянные домики, как в деревне, и это придавало мне спокойствия. Я осторожно взял её за талию, она не противилась, наоборот, проделала то же самое. В душе моей появилась звериная радость от её присутствия, но никаких фривольных мыслей в голове не было.
Мы далеко ушли от вокзала, зато были наедине. Вечер был насыщен благовонием окрестных садов, полных цветами, ароматы которых словно пробуждались от дневной дремоты и сливались во тьме с лёгким ветерком.
«Вот и мой дом», – сказала Таня, открывая калитку низеньких ворот.
«Во дворе злая собака», - прочитал я вывеску на воротах и насторожился. Вскоре опасения мои подтвердились: на цепи у входной двери домика нервно бегала взад-вперёд большая немецкая овчарка. Пока хозяйка открывала дверь, она глухо рычала, показывая мне свои грозные клыки, но не лаяла. Открылась дверь, в маленькой прихожей вспыхнула спичка, и трепетный язычок пламени выхватил мне из темноты нежное личико Тани.
В её невинном взгляде с хитринкой и влажном блеске зубов, сверкнувших между приоткрытыми губами, было столько свежей, юной прелести, что меня тотчас охватил бурный порыв страстного влечения, и я невольно прижался к ней. Меня охватывал дурманящий аромат женского тела, голова кружилась, каждая клеточка дрожала от желания, я чувствовал, что не владею собой, что мне не остается ничего другого, как схватить очаровательное, полное таинственной прелести создание, сжать в объятиях, и поцеловать…
Но девушка не торопилась. «Не спеши, дурачок», – ласково прошептала она, легонько отстранила от себя и завела в комнату.
Полная луна озаряла своим ровным матовым светом всю небольшую комнату через широкое окно, которое выходило в сад. В распахнутое окно вместе с тёплым и нежным дуновением весны вливался аромат цветущей сирени, что росла перед домом. В комнате был идеальный порядок, по разным сторонам стенки стояли две аккуратно заправленные кровати, наверняка обе они принадлежали женскому полу, что явно подчёркивали высокие подушки и расшитые узорами покрывала.
Комната была маленькая, с серыми бревенчатыми стенами и низким потолком. Вероятно, в прежние времена здесь жила одинокая старушка. В углу стояла небольшая печь, сложенная из кирпича. На стене позади стола – две уставленные учебниками полки. Второе окно выходило на улицу, оно было закрыто белой плиссированной шторой. На столе лежала книга Вячеслава Шишкова «Угрюм-река».
За всё время нашего знакомства я не задал Танюше ни одного неудобного, любопытствующего вопроса, не спросил, сколько ей лет, где она учится или работает, чей это дом. Просто не люблю задавать вопросов, такое уж у меня воспитание. И вот, не договариваясь, одновременно мы начали раздеваться. Она осталась в одной белоснежной сорочке, а я в своих длинных трусах колхозника.
Трепетное ожидание, предчувствие неизъяснимой тайны сжимало моё сердце, перехватывало дыхание. В одно мгновение ловким движением руки Таня сбросила с себя всю одежду. И когда её груди предстали перед моими любопытными взорами, мне показалось, что в избе прибавилось света: столь превосходна была их сияющая белизна!
В этой женщине ощущалось чувство гордости к дарованному при рождении самой природой наряду, который бесконечно превосходил блеском любые пышные убранства и одеяния. Теперь я уже пылал, как соломенная крыша. Трусы мои стали подозрительно короткими. Заметив эту диспропорцию, она оглядела меня оценивающим взглядом опытного портного, делающего примерку заказчику, и кинулась на шею.
Дышала она прерывисто, опьяняя меня запахом распустившейся черёмухи. Прикосновение к женскому телу туманило мою голову, неодолимая сила побуждала слиться с ней в единое целое. Никто из нас не хотел усмирять бушующие в душе страсти. Над моим ухом певуче звучали ласковые слова, завораживая душу своей невесомой монотонностью и новизной. Она была свежа, как утренняя роса, и сияла красотой. В ней ключом била энергия...
Вольный ветер через открытое окно и полная луна в безоблачном небе всю ночь пели нам песню любви, и мелодия эта сводила нас с ума. Мне до сих пор кажется, что луна в ту ночь специально вышла из-за туч, чтобы стать свидетельницей моего первого свидания с женщиной, видно, потому она щедро изливала на мир обильный, радостный свет. Эта ночь засела в моём сердце, как пуля в затянувшейся ране.
Да, действительно, иногда человек не в силах бороться с роковыми случайностями, похожими на уродливые капризы всемогущей Природы.
Однако радости жизни не бывают долговечны. Скрылась от нас луна, забрезжил бледный свет зари, красный луч скользнул к постели, огненной полосой лёг на наши скрещённые руки. Птицы проснулись и радостно запели в ветвях весеннего сада. Таня подняла голову и глубоко вздохнула, как будто хотела в одном этом долгом вздохе выпить всю весну, лившуюся в окна.
«Ах, – прошептала она. – Как хорошо, какое чудесное утро!»
Пора уходить, и она проводила меня до калитки.
«До свиданья, Митя, береги себя!»
«До свиданья, Таня, я люблю тебя!»
Больше мы ничего не сказали друг другу.
Быстро шагая по широкой улице, я ещё долго чуял на своей спине жгучий ожог женского взгляда первой в моей жизни Женщины.
Я шёл, гулко печатая шаг по безлюдным мостовым. Сквозь сизый туман со стороны вагоно-ремонтного завода тускло пробивался багровый круг солнца. Отсыревшая за ночь земля дышала свежестью и прохладой. В такт своим шагам мне припомнились строки из вчерашней песни:
«Пусть сама я не большая,
Но «она» большущая!»
Во всём этом было что-то удивительно красивое, и всякий раз, когда я вспоминаю эту встречу, меня охватывает волна тёплого чувства…
17 ноября 1995 г. Верендеев Дмитрий Петрович.