5
Но даже эти стычки с мужем не убивали праздника в душе Нели Борисовны. В ней жил теперь какой-то радостный азарт. Он словно освещал изнутри ее бледное лицо.
Совсем недавно Неля Борисовна больше всего любила те часы, когда все укладывались спать и оставляли ее в одиночестве. Это было после двенадцати, и если не скапливались тетради для проверки, она принималась за вязание. Тишина в доме, мерное позвякивание спиц, пушистые клубки ниток под боком – все это было недолгим блаженством, наградой за усталость и заботу о других.
Последнее время она не вязала по вечерам. Оставшись в одиночестве, она садилась на ковер, под аквариум, и, погружаясь взглядом в глубину его, наблюдала за рыбками.
Очень скоро она с каким-то радостным удивлением обнаружила, что в этом маленьком мире, ею устроенном, жизнь установила свои собственные законы. Это уже была не игра, а жизнь! Никто из этих «безмозглых тварей», по словам Геннадия, не жил сам по себе. Между рыбками были отношения! И почти у каждой свои повадки, свое лицо!
Скалярии, например, держались дружной стайкой, но по вечерам они начинали толкотню, напоминающую Неле Борисовне мальчишек в школьном коридоре. И заводилой здесь был Фонарик – с ярко-белым ободком вокруг правого глаза, четким кругом выделявшимся на черном теле рыбки. А самой тихой была Чернушка, эдакая привязчивая тихоня. Она ходила следом за стайкой, но покорно уступала дорогу и корм бойким своим собратьям. Она сильно отставала в росте, и Неля Борисовна очень жалела Чернушку.
Две блестящие желтые скалярии, как два маленьких солнца, зеркально повторяли движения друг друга, поражая совершенством необычного рисунка плавников. Неля Борисовна даже обижалась, когда сын с мужем презрительно окрестили этих жёлтеньких мокрицами.
Трудно было оторвать глаз от Циркача – шустрого меченосца в пестром наряде, точно усыпанном разноцветными блестками. Этот был увлечен ухаживанием за медлительной брюхатой самкой, ярко-красной, с черными плавниками и хвостом, не обращавшей никакого внимания на своего вертлявого поклонника.
Не могла Неля Борисовна без улыбки смотреть на сомиков: то заберутчя в керамический горшочек с криптоккориной и разлягутся в нем валетом – спать, то повиснут на тонком стебле кабомбы, как мальчишки на ветке, а то оседлают рыбку и катаются на ней, точно на лошадке.
Но особенно нравилось ей следить за гуппи. У них, правда, не было коллектива, но зато как красивы были эти рыбки, как потешно выплясывали они перед единственной самочкой любовный танец, распуская нарядные шлейфы изумрудных и огненно-красных хвостов! Иногда они повисали на хвосте бедняжки целой гроздью.
Сердце радовали веселые моллинезии, усердно поедавшие водоросли с растений. Нравились ей и растения, пустившие свежие побеги, и прозрачность воды, и даже слабый запах речки, исходивший от аквариума. Здесь было славно, правильно, с душой все устроено. Здесь царила гармония, которой так недоставало Неле Борисовне в собственном доме.
Сентябрь на какое-то время выбил Нелю Борисовну с размеренного летнего ритма. Некогда стало любоваться рыбками. Вернулся из лагеря Мишка, и она встала за плиту. Начались совещания в школе, бесконечная писанина планов, тетради, подготовка к урокам. Люся стала завучем и догрузила подругу часами украинского языка. Неля Борисовна пробовала отказаться, но Люся и слышать не хотела:
– Как это – боюсь браться? Родного языка не одолеешь? Учти: твой французский скоро вообще прикроют. Сей аристократический язык прочно перекочевал в деревню. Смехота! Ладно, не горюй, роднуля, украинский не отменят, так что берись! Ты у нас способная!
Доставало хлопот и с прогульщиками, даже Славянцев почему-то не ходил уже четыре дня. Неля Борисовна написала всем записки, позвонила на работу, а к некоторым пошла домой. К Славянцеву идти не решалась, хотя и хотелось.
Тревога все-таки победила, и в субботнее утро она отправилась к Ивану Алексеевичу.
Дом его оказался в тупичке короткой улицы и прятался в глубине большого сада. Неля Борисовна отворила незапертую калитку, ступила на дорожку из красного кирпича, посреди которой развалилась рыжая беременная кошка с ласково прижмуренным на гостью глазом. Не успела Неля Борисовна удивиться незапертой калитке (редкость для поселка), улыбнуться доверчивой кошке, как под ноги ей молча вывалился откуда-то лохматый щенок и, задыхаясь от любви, стал кувыркаться в ее ногах, мешая идти дальше. Наконец пес пришел в чувство, звонко залаял и помчался вперед – оповестить хозяев о радости, что свалилась на их дом.
Славянцев уже встречал ее на крыльце, широко улыбаясь:
– Вот, заболеть нужно было, чтобы вы пришли, Неля Борисовна! Здравствуйте! Извините, я в майке, не ожидал. Ирина! Иди живо, кто к нам пришел! – крикнул он в распахнутое окошко рядом с крыльцом. – Дружок, уймись!
Появилась Ирина, и Неля Борисовна не удивилась их похожести: жена Славянцева так же открыто улыбалась, была крепкой, рослой, загоревшей и светлоглазой.
Гостью отвели в дом – в «залу», дал семейный альбом в руки и скрылись: Ирина зазвенела посудой в кухне, ее муж зажужжал электробритвой где-то в глубине комнат. А Неля Борисовна с интересом огляделась, отложив альбом на диван.
Это жилище ничем не отличалось от других в поселке: просторная гостиная в несколько окон обставлена современной мебелью и оклеена дорогими обоями, но все побеждает неистребимый «бабкин» вкус – на обоях красуются в рамках вышитые крестом олени с коровьими головами, все сиденья завалены подушечками, а в углу корежится древний фикус в кадке.
Но уходить не хотелось, как обычно, когда она наведывалась к с вом ученикам. И не пугал звон посуды, что мог означать только одно – ее собираются угощать. Наоборот – она захотела есть, едва из кухни залетел через открытое окно запах чего-то жареного, с чесноком. И когда появилась Ирина и стала выставлять на стол парадную посуду, она встала – помочь.
– А мы как раз завтракать собирались, – простодушно говорила Ирина, заменяя вышитую скатерть на обыкновенную клеенку, хотя и красивую. – Ой, мы вам так рады, Ваня столько про вас рассказывал! А меня вы забыли, правда? Я ж училась у вас, только давно это было, еще в дневной, до восьмого класса. Не помните?
Неля Борисовна не помнила, но Ирина нравилась ей – здоровье и домашний уют воплощала в себе эта крупная женщина.
– Ва-ань! – вдруг сказала она, изумленно поднимая руки к лицу. – Вырядился как, господи! – Она рассмеялась звонко. – Изжаришься ведь!
Обернувшись, Неля Борисовна увидела Славянцева на пороге – в темном костюме с искрой, в белоснежной сорочке и серебристом галстуке.
– А когда еще Неля Борисовна меня таким увидит? – не смутился Славянцев. – Я то свитер надеваю, то...
– Пиджак хоть сними, – перебила мужа Ирина. – Очень ты нужен Неле Борисовне, чудило!
– Все это вам к лицу! – горячо и просто сказала Неля Борисовна.
Ну откуда она взяла, почему ей раньше казалось, что Славянцев похож на мясника? И что улыбка у него глупая? Что он толстый? Странно.
– Вот видишь, я понравился своей учительнице, – радостно сказал Славянцев.
Пиджак он, правда, снял через полчаса, не выдержал.
Неля Борисовна оглядела стол, где соседствовали сервизные тарелочки со сковородкой, полной горячей картошки и мяса, запотевшая бутылка с домашним квасом и жаркий чайник, еще влажно пыхтящий из носика кипятком, ваза с конфетами и тарелка с солеными грибами.
– Ну, выпьем за встречу и за гостью дорогую. По одной, не пугайтесь, Неля Борисовна, совсем слабенькое домашнее вино.
И она выпила одну рюмочку, хотя никогда этого не делала даже дома, не то что у своих учеников в гостях. От спиртного у нее всегда болела голова. А сейчас – не могла обидеть.
Продолжение http://www.proza.ru/2009/09/15/49