Ну как же хорошо они жили! Так много знали, а жили замечательно. Цвели, светились!
К. любила вечером покачаться на качелях.
Лето. Стемнело. Они выходят: она в платьице, в босоножках, он в широких штанах, растоптанных сандалиях. Она – идёт плавно, он - хоть по натуре быстроножка – старается не обогнать. В магазине купят шоколада, вина, сыра: деньги кончаются, но это не беда. И вот она качается, он, прислонившись к железяке, смотрит в небо. Звёзды горят-падают, луна на месте – всё хорошо, всё – доброе, всё любит их, а они отвечают взаимностью. Только один маленький вопрос немного омрачает его душу – будет ли ЭТО и сегодня?
Будет ли сегодня то странное наваждение, которое повторяется уже какую ночь?
Ночь проходит. Ян в ванной комнате. Cтоит, бедняга, у зеркала, разглядывает тот уголок лица, куда засадила К.
Всё-таки ЭТО произошло.
Только Ян уснул как К. отвесила ему крепкую пощёчину. Конечно же во сне, как и предыдущие разы. Но в этот, нагулявшаяся и захмелевшая от полстакана вина, она спала так нежно. так мило, что Ян уверенно cказал себе: “Нет, сегодня она не сделает”. Он улыбался её носику и губкам, в темноте таким маленьким, детским, ещё более родным. И вдруг! Хлёсткий, точный. Будто К. всё это время только и делала, что целилась.
Потом она почмокала и отвернулась.
Божественным утром, как всегда, она готовила свою фирменную яичницу: полезные жареные помидоры, много перчёной приправы, малюсенькие кусочки варёной колбаски. Как всегда слегка подгоревший белок! Но сегодня Яну не елось. Еле-еле клал он в рот прелестное творение. К. заваривала-разливала зелёный чай, медленно курила, отгоняя от Яна дым. Ян очень не любил дым, но сейчас был равнодушен. Он грустно посмотрел на К. и вдруг на глаза его навернулись слёзы: перед ним стоял бог. В сиянии солнечного света у К. сверкали ресницы и волосики на ушах, а на кругленьких щеках, которые Ян не целовал уже так давно – полчаса! – лежали прозрачные и влажные тени. В чудесном освещении К. казалась настоящей марсианской дивой, сигарета в её руках выглядела как волшебный уголёк. Он усадил её на колени и стал гладить, путаться в её пряных, всегда чистых волосах. Она покачалась, сказала “ля-лям” и вырвалась, убежала к своим цветам, ничего странного на его бледном лице не заметив. А ничего странного на его лице и не было, на нём всё было без изменений – бледность, небритость, сухость. Она бы точно увидела, она не пропускала на нём ни малейшего прыщика, ни царапинки, она знала это лицо как никто другой. Как никто другой любила.
Она спокойно и сосредоточенно поливала свою фиалку и свои крошечные помидорчики, а он спокойно доедал её красную глазурь, в голове его творилась неразбериха ещё большая, чем обычно.
Наконец он купил билеты в Рим!
Cто лет мечтал он об этом сладком городе. И эти мечты он передал и ей, как и несколько своих выражений лица: мимика у Яна была очень подвижная. Если бы К. только видела, что творилось с ней, когда в двадцать седьмую Ян получил в лоб, а в тридцать шестую – в ухо. О-о-о, К. ещё никогда не видела такого танца морщинок. Ноздри на cороковую ночь разъехались в две стороны! И ведь было отчего.
Ян вскочил.
Держась за ухо, он побежал. На кухню, в ванную, на балкон. Внутри тела всё ходило ходуном. Теперь уж он должен был разбудить обидчицу!
Ян стоял на балконе и напряжённо думал. Он вспомнил весь предыдущий день. Он вспомнил, как они лежали у воды, как ласково он смазывал её кремами и как она делала то же. Он вспомнил как они ели невкусный арбуз и обманывали друг друга, что им повезло найти такой спелый и cочный. Он вспомнил как они играли в карты и, постоянно проигрывая, он какой раз подмечал как совершенно она устроена. Он вспомнил их медленный сексуальный ритуал и жёлтую птицу, севшую на балкон, чтобы подглядывать за ними. Одно он не мог вспомнить. Когда в последний раз он признавался ей в любви.
Он склонился над К. и зашептал: “Прости меня, прости, дружок, ты же знаешь как сильно...” Но она не слышала, она глубоко спала, тихо посапывая и вздрагивая от судороги. “Проклятая судорога! Чёртов блуждающий нерв!” – переживал Ян, не зная точно, что такое есть, этот блуждающий нерв. Но теперь, осторожно укладываясь, он задумался о том, что удары могут быть некими точками в движении блуждающего нерва. Ян подумал о высшей степени напряжения тела, которое таким образом, через резкое выбрасывание руки, снимает с себя это напряжение, разряжается. “Ком летит с горы, летит, растёт, а у самого подножия горы стою я” – шептался сам с собой Ян. Он шептался до тех пор, пока К. легонько не толкнула его в плечо. “Ты чего там бубнишь? Спи давай! – cказала она, - разбудил”. Ян ещё долго не мог уснуть, он слишком переживал за свою маленькую К., у которой, возможно, прогрессировала какая-нибудь нервная болезнь. “Что тревожит твою душу?” – спрашивал Ян, смотря на прекрасную обнажённую спину.
Он заснул только под утро, понимая всю важность своего присутствия рядом. “Если нужно, пусть бьёт. Если ей от этого легче. Но до отъезда в этой проблеме нужно разобраться”... До отъезда в Рим оставалась неделя.
Зная о высокой чувствительности своей любимой, Ян понимал как аккуратно нужно затронуть проблему. Весь день присматриваясь к К., Ян искал лазейку в её почти неизменно хорошем настроении, лазейку между спокойствием-отрешённостью и желанием быть с ним, с Яном, желанием его тепла.
Но так и не нашёл. Опять говорили обо всём, но ни об этом.
Прошла неделя, Ян собрал чемоданы и поехал один. Рука была в гипсе.
Три дня он как заговорённый подходил к собору святого Петра, cонно стоял, смотрел на людей, на собор и возвращался в номер гостиницы.
На четвёртую ночь ему стало слишком плохо. Он стал ползать по кровати и стонать.
Он пригласил в номер проститутку, попросил лечь рядом, выключил свет.
- Ударь меня. – сказал он.
Она ударила. Он попросил ещё. А потом – сильнее. Проститутка сумела выплеснуть всё своё отчаяние и, облегчившись, ушла.
Он сидел на краю ванны и вытирал из под носа кровь, которая всё шла и шла.
Как трудно ему было понять всё это, но он был спокоен: теперь он знал, что последние три дня в Риме он сможет соединяться с К., вызывая ту белокурую русскую итальянку.
А что будет потом?
Потом он отправится в Германию, затем в Польшу... Маршрут был расписан.
Он никогда больше не вернётся в тот прекрасный город на Неве. Пусть его там ищут, пусть его там ждут. Он будет где-то вдали и там вдали он, может быть, в одну из ночей уснёт.
А может быть всё-таки вернётся и...
поговорит,
обьяснит,
расскажет.
Все это было за миллиард лет до конца света. Они легко умрут: он и она, просто превратятся в землю. А солнце еще долго будет вставать над землей и дарить жизнь - новым Янам и К ...