Ветер вчера был пронизывающий, но мы все равно поехали в Каменку. Уж очень мне хотелось показать Женьке одно памятное место. Женя дремала всю дорогу.
-Мы подъезжаем, - разбудил я ее, легонько тронув за руку.
Первое, что увидела она – высокий каменный костел, возвышающийся над старыми домиками с четырехскатными крышами бывшего немецкого поселения. Мы подъехали к нему настолько близко насколько смогли по ухабистой деревенской дороге.
Выйдя из машины, Женя долго стояла и смотрела на грандиозные стены из красного кирпича, не решаясь подойти по тропинке к входу.
-Уходит стенами в небо! Раньше у него еще колокольня была?
-Да. Храм достигал 55 метров в высоту. Дом в 18 этажей.
Мы двинулись дальше по заросшей травой дорожке. Я шел за ней следом, и каждая секунда казалась долгой и осмысленной. Зашли мы в храм через центральный вход, поднявшись по каменным ступеням. Внутри было голо и пусто. Храм никто почти не навещал, лишь редкие чудаки, такие как я и Женька. Бледные ангелы на фресках едва различались на стенах, серое небо укоризненно смотрело сквозь огромные обнаженные окна и неприкрытый свод. Крыша сгорела несколько лет назад от удара молнии.
-Пойдем через южный престол, там красивая лестница сохранилась.
Вышли, погуляли вокруг храма и снова вернулись к ступеням, с которых начали общение с ним.
Женя села на каменные плиты спиной к входу. Я отошел, чтобы фотографировать ее. Она казалось такой маленькой на фоне величественной постройки начала девятнадцатого века. Я увлеченно делал снимки и вдруг заметил, что Женя, уткнувшись лицом в колени, беззвучно рыдает. Я подбежал к ней:
-Что случилось?
Она подняла на меня мокрые от слез глаза и тихо ответила:
-Я не могу попасть в прошлое этого места. Наверное, потому что его убили. Время само по себе милосердно, оно не стирает бесследно ничего с лица земли, и даже маленькая песчинка может рассказать историю целой пустыни. Но здания, которые были кем-то разрушены теряют свою память.
-Не стоит расстраиваться. Не скрою, я ждал в очередной раз от тебя чуда, но даже просто гулять здесь на мой взгляд прекрасно.
-Я не расстроена. Эти слезы не мои. До меня дошли лишь отголоски слез молящихся. Просто накрыло как волной.
Я сел рядом с ней, взял ее за руку. Она положила голову ко мне на плечо и попросила посидеть с ней немного. Я согласился – мы никуда не торопились.
Волнующая, обрывающая струны души, музыка донеслась до нас. Женя сжала мою ладонь:
-Не оборачивайся. Это орган. Красиво звучит, правда?
-Да, - прошептал я, охваченный волнением.
В органные звуки вплелись голоса хора и утренняя месса захватила нас величием и благодатью. Солнце пробилось косыми лучами сквозь тучи. Мы увидели двух деревенских мальчика, бегущих к храму.
-У них будет урок игры на органе. Пастор проводит занятия для всех желающих - сказала Женя, окинув взглядом ребят, прошедших мимо нас по ступеням. Нас они не заметили. Мы сидели как тени в чужом мире.
Внезапно стало душно. Капли пота упали со лба. Треск за спиной и запах гари подталкивал меня оглянуться, но Женя еще крепче сдавила мою руку.
-Не оборачивайся! Сейчас нельзя.
Глаза разъедал дым, а спину ломило от жара. Мне казалось, мы вспыхнем вместе с храмом.
-1890 год. Деревянный храм выгорел дотла. Но затем был отстроен новый, каменный, на пожертвования прихожан. Слушай!
Я приготовился. В небо понеслись величественные стройные звуки, оглашающие окружающий мир, трезвящие его от суеты и безразличия.
-Четыре колокола прозвучали впервые в каменном храме, по всей округе разнеся веру в спасение душ.
Колокола отзвенели и стало тихо. Я боялся пошевелиться и разрушить магию тех мгновений. Наступила такая тишина в окружающем мире, что я услышал шепот в храме. А может, это был не шепот, а мысли. Молился мужчина. Молился Пресвятой Деве. Он просил ее не оставлять костел и сберечь его до тех времен, когда люди опять вернуться к Богу. Он не закончил молитву. К церкви подъехал черный воронок и трое безликих мужчин с одинаковым выражением лица вошли в храм, чтоб потом вывести из него священника. Он успел кинуть взор в небо, прежде чем его грубо затолкали в машину.
Священника увезли, а шепот его остался. Он повторялся снова и снова, отражаясь от стен. К нему присоединились другие голоса. Не знаю как, в нарастающем гуле, я мог различить слова каждого. Храм помнил все: и слезы отчаяния, и робкие признания влюбленных, и благодарные молитвы матерей. Скольким людей храм дал возможность быть честными с собой, хотя бы в минуты молитв.
Женя слегка раскачивалась, как будто в трансе. Я вместе с ней. Картины перед глазами плясали как в калейдоскопе. Она не успевала за ними, а ей хотелось непременно рассказать и показать мне всю историю собора.
Пасха там каждый год пахла розами и расплавленными до корней свечами, а осень размытыми дорогами…
Когда мы вернулись в реальность, мне атеисту, захотелось войти в храм и преклонить колени перед распятием Христа. И как жаль было, что ничего не осталось от святыни. Только стены держались, бессмысленно возносясь к небу.
Засыпая, я снова видел костел в Каменке в разные моменты его жизни. Перед глазами представали спешащие поутру к нему прихожане, уставший церковный пастор, идущий со службы, венчания и крестины, молитвы и песнопения, свечи и статуи. Все перемешалось в моей голове. И в то же время все было сплетено и сцеплено в единое целое – прошлое, настоящее, будущее. Будущее видеть не хотелось…