Сгибая стержни пальцев, я запускаю руки в твои густые волосы, и словно гребнем провожу ими по коже твоей головы.
Замираю, наблюдая как с моих фаланг стекают их смоляные струи.
Снова топлю свои кисти, медленно продираясь суставами сквозь мрак ночной сельвы твоей прически и толщу водопада ниспадающего на твою спину.
Волны твоих прядей вздыбливаются и, роняя восхитительные брызги, каскадом обрушиваются на плечи.
Наркотизируемые исходящим от тебя морфинным покоем, мои пальцы стынут в твоих волосах, а аромат их, поднимаясь вверх, к пятну моего лица, - несколькими небрежными мазками нанесенного на полотно этого вечера,- опьяняет меня.
Опиум твоего амбрэ просачивается не только в мое подсознание,- вызывая перед мысленным взором подернутый дымкой восточный пейзаж с одурманенным гашишем погонщиком верблюдов, которые, груженые тюками шелка и амфорами с благовониями, устало бредут по бескрайним пескам под обжигающими ласками солнца - он забирает в плен неги и моё такое ненастоящее "Я", которое я равнодушно отбрасываю в сторону, словно провонявший табачным дымом костюм после людной вечеринки.
И когда сброшен полированный панцирь эго, излизанный взглядами ненужных тебе людей, то остается только настоящее в тебе и ты волен делать с ним что хочешь.
Я наклоняюсь и целую твои закрытые глаза, улавливая легкую дрожь век, отдающую в мои губы, методично исследующих всю топографию твоего прекрасного лица.
Прозрачность твоего виска с голубатым ручейком струящейся по нему едва заметной вены.
Вельвет бровей, соблазняющий дать шанс его мягкому рельефу навсегда запечатлеться в моей чувственной памяти, и для этой благой цели провести по нему кончиком языка.
Рассыпать бисер своих поцелуев по атласу твоих щек, но перед этим проскользить по ним подушечками пальцев, как-будто отирая их этим легким прикосновением, - не грубее касания крыльев бабочки,- от наслоения иных ласк полученных тобою.
Целовать твое лицо бесконечно медленно и долго.
Так, как будто нет ничего более важного и светлого, чем эта возможность.
Слушать, как осень отбивает дробь на подоконнике, перкуссией дождя меланхолично его увлажняя.
Дышать тобой, входя в глубь твоего молчания и обнимать тебя там бархатными объятиями своей по тебе тоски.
Я дарю тебе своё молчание и яд своей нежности, который будет действовать столь медленно и тонко, что ты, возможно, будешь носить его в себе всю жизнь, исподволь отравляясь его токсинами, ощущая их действие в виде внезапных приливов пряной тоски и туманных воспоминаний о человеке умевшем не только красноречиво молчать, но еще и являвшимся достаточно смелым, чтобы быть по-настоящему нежным.
Дальше этого мои амбиции не простираются.
Каждый из нас поплывет дальше по течению своей жизни, закатывая в гору свой сизифов камень в обществе иных сателлитов.
Мы с самого начала знали, что наша встреча ничего не изменит в ткани наших судеб, но всё же, хоть покрой их и останется таким же, однако цвет, вероятно, претерпит кое-какие изменения.
Было у нас и очень много страсти, и взаимного неистовства, и демоны прятались от нас в испуге, спасаясь от летевших в них искр нашего безумия, но в финале всё растворила в себе именно нежность.
Не знаю, что каждый из нас приютит в чулане своей памяти, что осядет золотым песком на ладонях наших, или какие следы смоют волны времени в последнюю очередь, но эта ненадежная хрупкость осеннего вечера уже сейчас ощущается мною не иначе, как нож, вонзенный в левое подреберье.
13.09.2009г.