ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. КОНЧАЗА – ПРИНЦЕССА ТАТАРСКАЯ.
Когда Узбек сел на Великую Кошму в Сарае, князь Ярославский, Давид Федорович, пошел к хану за ярлыком на княжение, как тогда водилось.
Узбек встретил Ярославского князя, как брата двоюродного. Посадил так высоко, как сиживал когда – то батюшка Давида, Федор Ростиславич Чермный. Давид поклялся быть опорой хану и жить с ним в мире и дружбе. Узбек, принял уверения князя Давида, и, казалось, поверил его словам искренним. Когда Ярославский князь засобирался домой, в Ярославль, он робко испросил милости у царя Узбека – отпустить из аманатов сына Василия. Узбек долго молчал, потом ответил коротко:
- Юк.
Это означало отказ. Князь Давид в лице изменился, но приказу хана подчинился, и больше разговор о сыне не заводил. Остался Василий с надежными боярами – пестунами в Орде, да с двоюродным братом – Романчуком Белозерским. Не покинул его и старый Матвей Дормак.
- Князь Давид Федорович! Оставь ты меня с Василием, душа мрет за княжича! Хоть и конь мой надсажен, и лук надломлен, а сам – то я разумом ещё жив. Пригожуся!
- Оставайся, Матвей! На тебя надежду свою возлагаю. Береги княжичей. И Василия и Романчука. Они ещё земле Русской послужить должны.
Давид Федорович покинул Сарай с тяжелым сердцем. Оставалось только посылать туда дань деньгами, ясак мехами, да «прожитьё» самому сыну.
А Василий слал отцу новости от ханского окружения, иногда советы полезные.
С тех пор прошли зимы и лета, а Василий Давидович продолжал жить в Орде. Ростом вытянулся, плечи расправил, кудри русые по плечам разбросал! Ну, чисто князь Федор Ростиславич, да и только! Весь в деда пошел!
2. КОНЧАЗА!
- Кончаза! Кончаза! - князь Василий, нахлестывал своего коня ременной плеткой, привстав на стремена.
Впереди маячила узкая спина татарской принцессы. Под лучами яркого степного солнца цветной стеклярус вспыхивал мелкими искорками на её стёганом дэле . Казалось, будто сама звезда утренняя опустилась на землю, да и покатилась по степи, увлекая за собой пылающее сердце Ярославского князя.
Наконец, кони поравнялись и пошли ноздря в ноздрю. Василий потянул повод коня Кончазы на себя. Лошадка принцессы послушно сменила бег на ровный шаг. Кончаза повернулась лицом к князю, и он увидел, как румянец проступил сквозь смуглую тонкую кожу высоких скул.
Кончаза протянула руки к Василию, обхватила его голову и приблизила к своему лицу. А потом, вдохнув глубоко запах юного мужчины, нежно потерлась своим маленьким носиком о его щеки, нос и губы. Сердце Василия застучало сильно – сильно, и волнение охватило его молодое тело.
- Василий, хочешь ли такую хатунь, как Кончаза? – это был не вопрос, но жажда признания.
- Кровь – руду отдам за тебя, моя Кончаза, моя хатунь!
- Зачем кровь отдам? Кровь тебе нужна будет, чтобы любить меня жарко, сладко, долго….
Она прищурила и без того узкие глаза, но не смогла скрыть в них желание женщины.
- Иди к брату моему, иди к хану Азбяку и давай ему калым. Василий, Азбяк благоволит тебе так, как Менгу – Темир чтил когда – то твоего деда Федора Чермного. Я пойду замуж за тебя, Василий.
- Ах, Кончаза, любовь хана всегда может смениться на гнев. Не зря говорят: возле власти жить - возле смерти ходить. С пустыми руками не следует хану докучать. На днях придет караван из Ярославля с данью. Отец, князь Давид, пришлет содержание на год. Всё отдам за тебя, моя Кончаза. И отпросимся у твоего брата в Ярославль. Ты увидишь, как красно украшена, как светлым светла земля наша, русская! Леса тенистые, луга изумрудные, реки прохладные, ключи хрустальные. Всё к твоим ногам положу, любая моя!
- Хорошо на твоей Руси, да мира среди людей нет! Опять князь Юрий из Москвы прискакал с доносом на князя Михаила Тверского. А в доносе том, слышь, будто, Михаил с Новгородом съякшался да с Литвой, чтобы дань Сараю не платить. А ещё доносит Юрий Московский, что Михаил повеление отдал города Суздальской земли укрепить, и против брата моего силу тяжкую копить.
- Михаил слово твоему брату дал, крест целовал, что будет жить с ним по – старине, как заведено. Лжет Юрий. Скажи брату Узбеку, чтобы ни одному слову не верил московскому князю. Лживы и хитры братья московские, а скупы, как псы на сене. Руки у них захапущие, сердца жестокие, зеницы глаз завистью занавешены.
3. МОСКОВСКАЯ КОРЫСТЬ,
Отец Юрия Московского, Даниил Александрович - младший сын в роду Александра Невского, к Богу отошел раньше брата Андрея, что был старее его, а потому до звания Великого князя не дожил. И по старому Русскому праву всё племя князя Даниила после его смерти не могло претендовать на Великокняжеский престол, и дети, и внуки, и правнуки его не должны были доискиваться того высокого звания.
Да ещё не весть, как и помер Данила Московский. Сказывают, будто полюбовники жены его, братья Кучковичи, пошли смотреть места заячьего лова с господином своим, да в спину ему и вонзили нож. А князь Данила рванул коня своего за уздцы и скрылся от убийц своих. Братья Кучковичи коня того нашли, домой привели, а князь под покровом ночи утек.
Долго бродил Данила по лесу, в такие дебри зашел, что и не мыслил дорогу к дому найти. И набрел он в том лесу на струбец ветхий. Поднял бревно прогнившее и спустился вниз. А на одре того струбца лежали кости человеческие. Данила так ослаб, что даже испуга не почувствовал. Прижался окровавленной спиной к холодной земляной стене и забылся сном.
А Кучковичи прискакали в княжеский терем и рассказали княгине Даниловой, Ульяне, что приключилося с ними и с князем. Ульяна разгневалась на полюбовников своих, что отпустили живым князя, да вовремя вспомнила про пса – выжлеца, что без хозяина жить не мог, и где бы ни был князь Данила, пес везде находил его по следу.
Взяли пса Кучковичи и отправились на то место, где кровь Данилы пролилась. А там спустили выжлеца с привязи, и пес повел злодеев по следу. На рассвете добрались Кучковичи до того ветхого струбца. Пес голову сунул внутрь и почал радоваться, как увидел хозяина. Тут смерть пришла и Даниле князю, и его верному псу – выжлецу.
Вот такое бывалые люди рассказывают про князя Московского Даниила Александровича, мизинного сына Александра Невского.
И кажись, мученической смертью погиб князь, а вот что с того вышло! Тот струбец ветхий никто после не видел, и никто не знает, где он находится! Скрыла дремучая дубрава то место скорбное! И где покоится прах Московского князя Данилы, никто не ведает.
Кучковичей тогда побили до смерти, а распутную Ульянку к воротам привязали и стрелами расстреляли. Пока месть чинили, забыли у злодеев выспросить, как и где тело князя искать, чтобы похоронить по-человечески.
Ну, в церкви отпели мученика Даниила, плиту поставили, будто там лежат останки князя - зачинателя московской династии, а и всё тут!
Юрий Данилович, сын его старший, в то время был в Переславле – граде. Узнав, что в Москве суд чинит дядя родной, Великий князь Андрей Александрович Городецкий, Юрий в Москву не пошел. А чего туда идти – то! Отца не нашли, похорон нет, а на отпевание идти, только Переславль терять. Не стоит отцовское отпевание власти над одним из лучших городов «низовской» земли! Так и остался Юрий сидеть в Переславле, чуял, что вскоре передел наследства батюшкиного начнет дядя Андрей.
А так оно и вышло. Когда Андрей Городецкий подошел к Переславлю с дружиной своей, Юрий не велел ворота открывать. Город лишь копьями со стен ощетинился.
В тени дяди Андрея, Великого князя, Юрий чувствовал свою низость. Дядя Андрей всегда подчеркивал, что Даниловичи прав на Великое княжение не имеют, потому должны сидеть скоромно.
Долго переживал Юрий несправедливость русского порядка наследования, а как выдержал осаду Переславля, понял Юрий, что хоть закон земли Русской против него направлен и не сулит ему Великого княжения, так ведь другим путем всего добиться можно: напористостью, силою ратною, ложью и золотом!
И обуяла молодого Юрия Данилыча корысть черная, беспокойная, зудящая, как почесуха крапивная. Вынь да положи ему, Юрию Данилычу, Великий Владимирский престол.
Дядя Андрей Александрович Городецкий через год после тех событий скончался, не оставив наследников.
Вот тогда раззудились руки племянника, развернулись плечи в косую сажень. Пришел в Москву из Переславля старшим наследником. Братья Иван, да Александр, да Борис встретили Юрия радушно, пир устроили в палатах княжеских. Хмельной Юрий приказал вести его в подвалы темные, велел показать ему пленников, которые сидели там ещё со времен батюшки, Данилы Александровича.
С давних пор на Руси обычай ведется – на радостях ли, на великих ли скорбях, правители милость проявляют и отпускают пленников восвояси, чтобы люди событие то, важное, помнили до самой смерти своей.
Юные братья Юрия Данилыча, Александр с Борисом надеялись, что старший брат проявит милость, распорядится выпустить пленников, князя Святослава Можайского да князя Константина Рязанского, которого предали бояре собственные.
Не тут – то было… Юрий подступил к постаревшему, усохшему рязанскому князю Константину:
- Что, дядюшка! Пришел вот к тебе я, Юрий Данилыч, старший из наследников отца своего, чтобы милость тебе оказать по безвременной кончине отца.
- Благодарствую, племянничек, - Константин не знал радоваться или остерегаться нового правителя Москвы.
- Пиши, Константине, мне дарственную на Коломну, а то будешь до конца жизни тут сидеть! Чуешь ли, как смердит твоё тело?!– Юрий зажал нос ладонью, - Аль своё – не пахнет?
Нехорошо усмехнулся злыми глазами.
- Отец твой, князь Даниил обманом взял мою Коломну… Лучше живьем сгнию в твоей темнице, а Коломну не отдам.
Константин свернул негнущиеся, озябшие пальцы кукишем и с силой сунул Юрию под нос:
- Вот так, хорошо пахнет? - осклабился беззубым ртом.
Юрий отскочил, ударился головой о притолоку, зверем взвыл:
- Добро, колодник! Сам себе долю выбрал. Я тут ни при чем, - засмеялся пьяно и. нагнувшись, чтобы вновь не удариться, вывалился на волю.
Братья младшие, Александр и Борис слышали, как заскрипели дверные железные накладки, как повернулся огромный ключ в замке. Они переглянулись: не того ждали от старшего брата, не того.
Потом уже, через день, вся боярская Москва узнала, что в темнице скончался князь Константин Рязанский. Те, кто тело его обряжали, говорили, будто страшен был покойник. Лицо посинело, и язык наружу вывалился, а глаза, покраснев от крови, выпучились из орбит, да так и не закрылись: пришлось сверху пятаки накладывать.
Ропта пробежала по теремам богатым, что, мол, «нужной смертью» умертвили Константина Рязанского, да и затихла. А молодые князья Александр и Борис в тот же год отъехали в Тверь. Говорят, будто сильно не поладили со старшим братом, Юрием, от которого добра людям ждали, но не злодейства.
После того дела безбожного Смоленский князь Святослав, что уже не один год, как и Константин Рязанский, сидел в Московской темнице, испугавшись слухов злодейских, согласился отступиться от старого Можайска, и отдал родную отчину Смоленских князей Москве. Вот радость, так радость была на Москве, когда Святослав отбыл в родные края! Юрий с братом Иваном не скрывали торжества. Вот бы теперь и «низовскую землю» всю к рукам прибрать, а там, глядишь, и Новгород богатый покорить! Иван взглянул на Юрия хитро, улыбчиво, тот расцвел:
- А чем черт не шутит, брате!? Нам бы только ярлык на Великое княжение добыть! А к ярлыку татарские полки приложатся. Всех низовских князишек перемутим, кого силой возьмем, кого хитростью…. Нам только друг друга держаться надобно. Мы же с тобой сироты круглые, нам с тобой, брате, не у кого совета и добра искать. А братков своих, Александра с Борисом, наместниками в богатый Новгород отправим. Вот они и успокоятся. Нечего им в Твери у Михаила приживалами обитаться.
Так началось «Собирание земли Русской» московскими князьями со смертельных преступлений и мошенничества.
В согласии с братом Иваном, захватив скудную казну московскую, Юрий пошел в Орду счастья пытать.
Противно разуму вспоминать, как унижался он, Юрий Данилович, внук Александра Невского, ища в шатре хана Узбека Великого княжения над всей Русью.
Уж он в верности клялся Узбеку, заглядывая в глаза, как пёс бродячий, голодный, и ноги басурману целовал, и подарки богатые дарил, и подношения деньгой и мехами всем вельможам раздавал, а хотенье – то одно – Великим князем стать!
Узбек прищурившись, глядел на унижения Московского князя Юрия, они не тешили сердца молодого хана. И вопрос Великого Русского княжения, конечно, надо было решать по закону. Близкие вельможи хана давали разные советы, в зависимости от количества золота, полученного от претендентов. Хан выслушивал всех, но последний совет оставлял за Василием, молодым князем Ярославским, что жил в Сарае при дворе хана аманатом .
Ведь Василий ярославский приходился родным по крови самому хану
Узбеку, который был племянником когда - то могущественному Менгу – Темиру, кровь которого текла и в жилах ярославского князя. Вот такая родня получается! Узбек, сам истовый мусульманин, приблизил к себе православного Василия Давидовича, и доверился ему, как когда – то хан доверял деду его, Федору Чермному. И тот был верным слугой хану Менгу – Темиру.
В споре между Юрием Московским и Михаилом Тверским Василий Давидович взял сторону Твери, соблюдая старое русское право. К совету сыновца Василия хан Узбек прислушался, и ярлык на Великое княжение продал Михаилу.
Михаил Ярославич Тверской, получивший по праву Великий чин, ничем хана Узбека не прогневил и с честью пошел к себе в Тверь, поклявшись «выход ордынский» собирать, как по Ясе Чингисхана положено - десятую часть от каждого хозяйства, и отвозить ту десятину, честно, в Сарай самому казначею Сарайскому.
Юрий Данилыч Московский отправился восвояси, не солоно хлебавши. Явился в Москву злой, аки пёс цепной. Была бы воля его, убил бы Мишку Тверского, не посмотрел бы, что дядя кровный! А бояре Босоволковы на тверского дядьку натравливают и без того обозленного Юрия.
Они и навет черный сочинили. И с этим наветом обратно Юрия в Сарай сопроводили.
Перед отходом в Орду Юрий уговорил брата Ивана, вновь выдать ему деньгу звонкую. Иван только головой качал – ах! как жалко казны. По копеечке, по рублику выбивал, не щадя должников, собирая дань с окрестных земель, что прибрал к рукам ещё отец Даниил. Для бывшей Рязанской Коломны, да Смоленского Можайска крайние сроки платежей установил, и порядок московский учинил: кто из наместников не успеет в срок деньгу отдать, за каждый день недоимку сверх долга платить будет.
С местными князьями и наместниками из-за денег не бранился, договора с ними подписывал с улыбкою. Тихо и мирно.
Только горе тем управителям, которые в срок деньги не привозили. Была у князя Ивана дружина особая, которую боярин Кочёва сам собирал под своё крыло. Головорезы отчаянные. Жалости не знали, крови не боялись, пытки человеков за потеху считали.
Зазвенело золотишко да серебришко в казне Московской. Зазвенело. Правда, ещё робко, едва слышно, но уже было чем ярлык на Великое княжение купить.
4. МИТРОПОЛИТ ПЕТР.
Митрополит Петр был доволен собой. Зная, что гордыня - грех Божьей заповеди, скрывал от окружающих ликующие звуки собственной души. Да как же было не гордиться!
Все силы приложил Петр, чтобы в Константинополе пред лицом патриарха и кесаря опорочить своего соперника, епископа Геронтия, ставленника тверского князя Михаила. Он страстно утверждал, будто Геронтий одержим недугом самовластия! Будто, дерзновенный епископ задумал самовольно присвоить себе святительский сан, самовольно же забрал из кафедрального собора Владимирского ризницу митрополичью и священную утварь, и, не имея на то позволения Великого князя, позвал с собой сановников церковных.
Этим наветам мало верили искушенные Константинопольские правители, но, получив от Петра материальное подтверждение в виде ценных подношений, Геронтия опозорили и низвергли. Где уж было искренности Геронтия тягаться с хитростями Петра!
Сам Петр был ставленником Галицкого князя Юрия Львовича. Надеясь на изворотливую и льстивую премудрость Петра, Галицкий князь снабдил его серебром в достатке и драгоценными подарками для патриарха и кесаря. Направляя его в Константинополь, князь надеялся на восстановление отдельной Галицкой митрополии, отдельной от Северо – Восточной Руси.
А он, Петр, обойдя все преграды, все препятствия, на денежки князя Юрия Львовича Галицкого выхлопотал себе сан митрополита Киевского и всея Руси. Конечно, он дал слово Константинопольскому патриарху, что к своему родному Галицкому княжеству, он, Петр, обязательно будет дружественным и внимательным, но теперь его резиденцией был Владимир, где княжил Великий князь Михаил Ярославич Тверской.
Не оправдав ожиданий Юрия Львовича на отдельную, самостоятельную Галицкую митрополию, утек митрополит Петр из рук Галицкого князя,.
Прибыв во Владимир из далекого Константинополя, новый глава Русской церкви встретил холодный прием князя Михаила Тверского.
5. НАВЕТ НА ТВЕРСКОГО КНЯЗЯ,
- Князь Михаил по городам собрал многие дани и хочет бежать в Немецкую землю, а к тебе идти не хочет, и тебе, Великий царь, не повинуется! Истину глаголю! Не встать мне с этого места! – Юрий, стоя на коленях, крестится широко, размашисто и ударяется лбом о валяную кошму перед троном Узбека.
Хан Узбек выслушал навет Юрия на дядю Михаила Тверского, легкой тенью на лице его тревога пробежала, а московский князь едва скрывая довольство своё, не один раз повторил:
- Великий царь, мудрый из мудрых, разве не Москва твой надежный союзник, разве не московский князь – твой самый верный улусник!? С колен не поднимусь, так и буду у твоих ног пластом лежать до конца живота моего.
- И змея в ногах ползает да за пятку хватает…., - голос Кончазы прозвучал насмешливо и четко.
Юрий повернулся в женскую сторону вежи , нашел глазами юную сестру хана, и в глазах его вспыхнула ненависть, вдруг сменившаяся льстивой улыбкой. Кончазе стало не по себе.
Ярославский князь Василий стал свидетелем этой перепалки, скрывая волнение, проговорил:
- Не мог князь Михаил Ярославич пойти на измену. Он ведь клятву дал, крест целовал.
Хан Узбек кивнул головой и знаком показал, чтобы Юрий оставил ханский шатер.
Юрий вынужден был покориться. К нему вышел, одаренный московскими гостинцами, Кавкадый и передал волю хана Узбека: идти назад в Москву, и Великого княжения больше не доискиваться.
Ах, как зол был Юрий на всех! Сколько серебра опять истратил на подношения, и всё впустую! А Ярославского князя Василия изрубил бы на мясо для псов степных, разъял бы на суставы, коли встретил бы где – нибудь на волюшке.
6. ПРИЗЫВ ИЗ ДОМА.
Наконец – то долгожданный ярославский обоз прибыл в Сарай с данью. Василий, было, обрадовался, но не надолго. Старый Матвей Дормак, первым встретил прибывших из родной сторонушки послов, а несли они весть нерадостную. Отец его, Давид Федорович, сын Федора Чермного, прислал харатею хану Узбеку, просит его вернуть сына на родину, в Ярославль. Сам Давид слег в хворости, и не чает встать с одра, а княжество оставлять на малого сына Михаила не гоже. Просил поспешать, как только сможет Василий. Потому и «прожитья» прислал, так, толику малую.
- Что закручинился, князь? Домой батюшка твой призывает, а ты, видать, не соскучился по дому – то? – Матвей Дормак вглядывается в лицо молодого князя Василия.
- Ах, Дормак, я надеялся, что «прожитья» батюшка пришлет на год, как всегда. Злато, серебро нужно мне!
- Знамо дело, - соглашается Матвей Дормак, - в столицах – то деньга нужна звонкая! Тут кругом, куда ни ступи, за всё заплати!
- Не то глаголешь, Дормак, не то! Хочу к сестре хана посвататься.
- Да почто же тебе татарская женка, разве своих, русских нет, аль оскудела Русь – матушка на красоту девичью?!
- Люба она мне, прекрасная Кончаза! Сама согласна, только калым заплатить нужно, - робко начал оправдываться Василий.
- Вот старая башка! Не усмотрел за княжичем! – корит себя Матвей, - Велик ли калым – то будет?! – Дормак насторожился, напрягая разум.
- Пока не знаю. Думаю, что сторгуемся. Узбек мне благоволит….
- Благоволит…., знаю, как он благолволит… да вижу, что ты сам не уверен …. Ты, Василий Давидыч, эту задумку выбрось из головы. Твой дед, Федор Ростиславич, когда в жены Юлдуз - Анну брал, сколько испытаний перенес, сколько земель покорил, сколько сайгата пригнал Менгу – Тимуру! Тот уж отказать не мог. Да и дочка его, окрестилась по своему желанию. Была Юлдуз, стала Анна. А нынче сам хан иноверец, и сестра его тож. Или ты веру православную сменить надумал?
- Ты, что, Дормак!? Веру не сменю! Кончаза меня любит, потому и веру она примет православную. Где только денег на калым взять!
7.. КАЛЫМ.
- Князь Василий, отец твой просит отпустить тебя в ярославский улус. Думаю, что такому большому княжеству нужен хороший хозяин. Иди домой. Я не держу тебя, – голос Узбека был строг.
- Благодарствую, мудрый хан, да хранит тебя Господь! – Василий поклонился хану, но с колен не встал.
- Никак пожалованья ждешь, князь? – нахмурился Узбек.
- Не вели казнить, мудрый хан, но выслушай слугу своего.
- Говори…
- Прошу тебя, как отца, как брата, как моего повелителя, отдать мне в жены сестру твою младшую Кончазу. Люба она мне…
Узбек усмехнулся:
- Замашисто задумал…., князь Василий…, сыновец…. А золото на калым припас?
- Сколько возьмешь с меня? – сердце Василия ёкнуло от неизвестности.
Знал, что батюшка не отдаст припасы из ярославской казны, что на особый случай держит злато - серебро: на голодный год или на выкуп пленников у ордынских чамбулов. Лоб Василия Давидовича покрыли мелкие капельки пота.
Хан Узбек наклонился к Кавгадыю. Тот что-то долго шептал на ухо хану, загибая пальцы на руках.
- Двадцать тысяч динаров чистым золотом следует внести в казну царства моего, - Узбек испытующе взглянул на Василия.
Василий согласно кивнул головой.
- Да устрой пир, на который собрались бы все хатуни и их сестры и дочери. Каждую одарить надобно. Это ещё семь тысяч золотом. Согласен ли на такой калым? – Узбек взял в руки пиалу и отпил от её края. Поставил пиалу на низкий резной столик и хитро взглянул на Василия.
- Дай мне срок, Великий хан, разреши отбыть в родной Ярославль. Только там я смогу собрать такой калым, - Василий знал, что это почти не возможно, но надеялся на чудо.
- Зачем тебе, князь, идти в свой улус? – Кавгадый пригладил свои щеки ладонями, и сложил их лодочкой, прикрывая расплывшийся в улыбке рот, - иди к Гаянчяру татарину, у него жидовин живет, по имени Жирята, он тебе ссудит деньги не дорого: один динар за два. Потом рассчитаешься, когда пойдете с Гаянчяром на Русь. Они соберут долги быстрее тебя. Хану динары в казну, Гаянчару сайгат, жидовину долг, а тебе прекрасную Кончазу. Соглашайся, князь.
Узбек утвердительно качал головой, одобряя умное предложение Кавкадыя.
- Благодарствую, мой царь, за пожалованье. Только не я управляю Ярославлем, но отец мой. Потому и в долг брать не могу без его согласия, таков закон, а князю не гоже законы нарушать.
- Брат мой, Давид прислал весть о том, что болен, и не долго ему оставаться уже на этом свете. Иди в Ярославль, князь Василий. Аллах милостив! Всё в его руках!
Василию захотелось поскорее покинуть Сарай, и скрыться от любимых глаз Кончазы. Такой прекрасной и такой недоступной она сейчас была.
На второй день в шатер князя Василия заглянул Кавкадый. С ним явились татарин Гаянчар и жидовин Жирята. Кавкадый опустился на убранную постель князя, пригласил сопровождавших его мужчин сесть напротив себя на домотканый холст. Вел себя Кавкадый, как хозяин, хлопнул ладонью о край постели, приглашая князя Василия рядом сесть. Василий повиновался. Сердце его трепетало, как рыба, пойманная на рогатину.
- Князь Василий, советую тебе взять золото у Жиряты. Так будет всем хорошо.
Жирята достал кожаный мешок, в котором звенели динары, и протянул Василию:
- Бери, князь золото, потом сочтемся. Пожалую к тебе в Ярославль, всё отдашь с лихвой. Жирята добрый, Жирята знает, что такое любить женщину. Ой, князь, куда твоё око бежит, туда и сердце летит! Юная Кончаза – прекрасный цветок…- Жирята говорил тихо, внятно, глядя Василию в глаза так, что хотелось согласиться с ним и сделать всё так, как он предлагает.
Матвей Дормак приложил ухо к полотняной стенке шатра, прислушиваясь к разговору:
- « Ох! Соблазнители сатанинские! Неучто, не устоит наш князюшка!» - сокрушался старик.
Василий тряхнул головой, отводя наваждение:
- Благодарствую, мудрый Кавкадый за помощь, и тебя Жирята благодарю за звонкие динары….
- Вот и славно! – Кавкадый провел ладонями по щекам, растянувшимся в довольной улыбке, сложил ладошки лодочкой и подмигнул раскосым глазом жидовину, - а мы не замедлим с походом. Следом придем!
Дормак, даже застонал, услышав слова ханского советнтика: «Вот напасть, так напасть!»
Сердце Василия похолодело и будто остановилось от ужаса!
- Жирята, забери свой мешок с золотом. Я не хочу делать долги. Это моё последнее слово, - твердо проговорил Василий и отодвинул от себя, зазвеневший золотым звоном мешок.
- Князь, отказавшись от моей услуги, ты навлек на себя гнев самого главного советника хана! Ты неблагодарный улусник, дерзнул пойти против меня, Кавкадыя! Ты пожалеешь о том!
Кавкадый резко встал с постели и широко шагнул к выходу из шатра. Жирята, подобрав мешок с динарами, поспешил за хозяином. Молчаливый Гаянчар вынул кинжал из ножен и провел им по воздуху, как по вражьему горлу. Он покинул шатер последним.
Три дня Василий просидел в своей веже, не выходя за её полог. Он кидался на ложе, обхватив голову руками, и стон души князя потрясал её войлочные стены.
Сам грустный, Романчук, старался утишить душевную боль друга:
- Эх, Василий, грех тебе в унынии таком пребывать. Ведь тебя хан на родину отпускает! Появишься в Ярославле, всё забудется, что было здесь… На могилку к бабушке Анне сходишь. Поклонись ей от меня. Попроси, чтобы молилась она перед Господом за раба Романа…. , попросила бы Господа, чтобы отпустил меня Узбек на родину. Так соскучился я по нашим местам!
На третий день посол от хана принес пайцзу, которая открывала Василию Давидовичу путь на Север. Не простившись с Кончазой, Василий вышел в поход на родину. Романчук, переживая горькую разлуку с другом, вызвался проводить отряд Василия и шел с ним весь день до внезапно наступившего вечера.
- Ну, вот и всё. Надолго теперь расстаемся, брате, - голос Романчука дрожал, - Василько, ты узнай там, почему из Белоозера мне прожитья не везут. Да поторопи их, а то скоро и хлеб просить придется у чужих людей .
- Всё узнаю, и потороплю нерадивых. Не тужи, Романчук, Бог даст, свидимся. Я тебе свой перстень оставлю. Пусть тебе напоминает обо мне. Да вот ещё… три динара сберег я. Возьми, брате, пригодятся…..
- Благодарствую, - Романчук бережно упрятал динары за пазуху, - Кончаза спрашивать о тебе будет, так что сказать?
- Скажи, что за калымом ушел.
Расстались друзья под звездным небом и разошлись в разные стороны. Один пошел на Север, в Ярославские пределы, другой возвратился в опостылевший Сарай.