В школе я был избран редактором стенгазеты и хотя в редакции было ещё трое, весь материал пришлось писать самому. Под разными предлогами всеотлынивали. А после двух выпусков газеты прямо говорили:
-У тебя это хорошо получается. Мы только соберём тебе несколько примеров, интересных случаев, а ты сам опиши. Мы под заметками подпишемся! - и отшучивались. Только художественное оформление было за ними.
В газете я начал помещать свои стихотворения, басни, памфлеты, смешные надписи под карикатурами. Директор, Ольга Сергеевна, хвалила меня, и
советовала серьёзно заняться собой. А когда я дал ей почитать несколько стихотворений, которые написал ещё в годы оккупации, она велела послать их в районную газету. Но я стеснялся даже того, что в посёлке все узнают о моём пристрастии. Ведь до этого времени никто об этом не знал. Правда, Вере я посвятил несколько стихов ранее и теперь не мог спросить её мнения о них.
Наши взаимоотношения охладели окончательно и мои попытки, как-то разговорить её, успеха не имели. Жаль, что она поддалась нажиму родителей, поверив их выдумке. Я видел неприязнь ко мне её отца, когда встречаясь слышал злобное ворчание в ответ на моё приветствие. Досадно и горько было терять хорошую девушку. Молча страдал я почти год.
В это время только в стихах изливал свои чувства и на душе становилось спокойнее. Ни разу не возникло желание показать эти стихи Вере. А позже я сжёг все листки, чтобы не напоминали мне о прошлом.
Пришла весна, в мае мы усердно готовились к экзаменам. Каждый стремился получить аттестат с хорошими отметками.
А мне часто приходилось помогать по работе маме. Её весной перевели на свиноферму. Доярками были приняты две девушки. На свинарнике работать было легче. Но с наступление тёплых дней свиноматок перегнали в летний лагерь на опушке ближнего леса. Начался опорос и нужно было следить ночью, чтобы сонная хрюша не передавила свой выводок. Не могла мать сутками находиться там. Так что мне частенько приходилось её подменять.
Помнится, пару раз был в роли повивальной бабки у новорожденных поросят. И не скрою, мне было очень интересно видеть, как появляется на свет живое существо в околоплодной сумке. Обрезав пуповину, освободить его, слегка обмыть тёплой водой, потом обтереть сухой тряпочкой, помочь ему найти материнский сосок. Потом быстренько и незаметно убрать послед, чтобы свиноматка не съела его. Обо всём этом я уже знал. И что меня удивляло? Даже травоядные животные - лошади, коровы старались побыстрее уничтожить свой послед после разрешения от бремени. В этом было какое-то таинство живой природы. Инстинкт сохранения, что ли?
На учёбе работа не отражалась. Но в дни экзаменов случилось со мной не очень приятное. Перед днём сдачи русского письменного – класс писал диктант - на ночном дежурстве я чем-то сильно отравился. Когда пришли утром женщины, я, согнувшись крючком, лежал на соломе и стонал. Отпаивали меня молоком и кипячёной водой. Только на третий день пришёл я в школу со справкой от врача.
Ольга Сергеевна отнеслась с пониманием. У себя дома усадила меня за стол и продиктовала ту письменную работу. Тут же проверив мой диктант, похвалила и сказала, что в аттестате у меня будет только одна тройка по немецкому языку. И успокоила, мол больше тройки вредная старушка никому не повысила оценки. А диктант твой необходим, как документ. Ведь для отчётности все письменные работы класса должны быть налицо.
Начались каникулы. Но я заранее решил идти работать, хотя прощаясь, директорша советовала мне подать документы какой-нибудь техникум в Бобруйске. Оставить мать одну у меня и в мыслях не было. Сестра своими капризами и донимала её. Учиться она не желала. Упрекала мать за то, что ей не дано способностей к учёбе. Работать тоже не очень стремилась.
Мне вручили знакомую пару лошадей и опять мы с Георгием рука об руку трудились на полях совхоза. В редкие дни отдыха ходили на рыбалку, а чаще всего в своей речушке саком или бреднем ловили вьюнов, линей, карасей.
Вечерами, опершись на перила мостика, делились своими задумками, мечтали о будущем. И часто сетовали, что нет настоящего хозяина вычерпать всю болотистую пойму речки до самого леса. Свезти торф на поля как удобрение, у мостика восстановить плотину. Какое рукотворное озеро с обилием
разной рыбы получилось бы!
Вспоминается один случай того времени. Однажды придя утром на работу, я не нашёл радом со своей упряжью вожжей. Вместо их лежали растрёпанные верёвочные. А мои наполовину были из сыромятных ремней и парашютных строп, которые сохранились у меня ещё с военных дней. Сшил их дядя Миша - шорник совхоза - по моей просьбе. Подобные вожжи были у моего друга Георгия и ещё у некоторых мужчин.
Мне подсказали, что видели Гришку Дрозда, как он копался возле упряжи. Парень, года на три старше меня, отличался строптивым и задиристым характером. Взяв его верёвочные вожжи, подошёл к нему и, ни слова не говоря,
отстегнул от уздечек свои. Гриша, не ожидая такой смелости, оторопело стоял,
потом бросился на меня. Ждать было нечего. Хлестанул я его вожжами со всего размаха так, что он еле устоял на ногах, и ушёл. Тот в спину мне проворчал какую –то угрозу. А когда я вывел из конюшни лошадей под уздцы,
он злорадно стегнул кнутом по обеим, надеясь, что лошади вырвутся или понесут меня по двору на утеху собравшимся.
С трудом удержав их, подвёл к повозке. Вижу, он идёт ко мне. Закипело внутри. Только повернулся, как он сразу ожог меня кнутом по спине и груди. Чудом не попал по глазам и я бросился на ухмыляющегося подлеца. Ударил его с налёта кулаком в подвздох, а когда он согнулся, врезал несколько раз по физиономии и вернулся к лошадям.
Мужчины удивлённо галдели, подзадоривали меня, но зло улетучилось и я спокойно запрягал свою пару. Гришка не решился наброситься на меня снова, видя поддержку всех свидетелей драки.
Потом несколько раз были с ним мелкие стычки, но в драку он не бросался и говорил, что с этим бешеным не хочет связываться.
Незаметно подкралась осень. Все девушки уехали учиться в город. Трое из совхоза поступили в педучилище, две - в медицинское и одна - бухгалтерии.
Из ребят никто учиться не поехал. И нас собралась целая молодёжная бригада.
Мать несколько раз затевала разговор о моей учёбе. Но я настойчиво отвергал её предложения, ставя условие: пока она не сделает операции по удалению грыжи, из дому никуда не уеду. Врач ей неоднократно говорила об этом же, объясняя ей, что может случиться худшее.
И в начале июля после очередного приступа, с ущемлённой грыжей её увезли в городскую больницу. Мы с Галей часто навещали её там. Операция прошла успешно. Мать быстро шла на поправку и уже через две недели рвалась домой. Но я переговорив с хирургом, убедил его не отпускать её раньше срока.
Зная натуру трудоголика, непоседливость матери, опасался я за благополучный исход после такой операции. Врач меня понял и пообещал, что выпишет её только после выздоровления.
К средине августа она была дома. Пыталась сразу же выходить на работу, но я не пустил. Поговорив с садовником стариком Михалишиным, сказал матери, что в парниковом хозяйстве ей дадут работу. Не очень –то обрадовалась она этому. Но моих советов послушалась. Правда, проработала там
недели две и попросилась на свинарник.
Сено и зерновые на полях совхоза были убраны. Началась уборка корнеплодов. За работой сентябрь пролетел незаметно. Несколько раз приходил я помочь матери, она недовольно встречала меня и всякий раз упрекала, что я обманул её. Самочувствие матери заметно улучшилось, тогда я пообещал, что с окончанием уборки подумаю об учёбе.
Жизнь нашей семьи к этому времени значительно улучилась. Все трое работали, обзавелись хозяйством. А вот с одеждой было туговато. По выходным дням я наряжался в форму, в которой приехал из Москвы. И она уже изрядно поизносилась. Только шинелька имела ещё сносный вид.
Однажды мать высказала такую мысль: «Что если мы подсушим табак урожая этого года, да сложим с прошлогодним; покрошим листья и порубим мелкие корешки, то на базаре в городе модно будет за этот табак выручить хорошие деньги».- и назвала цену одного стакана табака.
Сестра сазу же отказалась крошить табак, но когда я сказал, что деньги поделим поровну, взялась с необычным для неё рвением. Целую неделю по вечерам делали мы самодельную махорку. И когда перемеряли готовый продукт, получилось 96 стаканов. Это выходило больше 2000 рублей.
В ближайшее воскресенье, рано поутру, отправились мы с сестрой в город на рынок. Торговля шла очень бойко. Табак наш шёл нарасхват. И немного набавили цену за стакан. Всё дело в том, что мама посоветовала доба-
вить в смесь немножко тёртого вишнёвого листа. Табак был душистым и доб-ротным на вид. Мы не злоупотребили грубыми корешками.
Через пару часов мы распродали свой товар и отправились на толкучку, поделив вырученные деньги поровну. Здесь я купил себе синий пиджак из хорошего довоенного сукна - бостона и чёрные матросские брюки. Пиджак чуточку был мне великоват, но больно уж он мне понравился. А городская интеллигентная дамочка убедила меня, что вещь не один год проносится и я за это время подросту. Ботинки техникумовские еще сохранились, т.к. носил я их только по выходным дням.
Сестра купила себе хороший шерстяной джемпер, платье и модные туфли. Матери купили коричневую юбку и платок. Довольные результатом похода возвращались домой. Правда Галя в конце пути заныла, что смертельно устала. А я подшучивал, что плохо натренирована: мало за парнями бегаешь. Всего-то семнадцать километров до города, а на базаре же отдыхали. Она обозлилась на меня и до самого дома шла молча.
Мать радовалась не меньше нас, что всё так удачно сложилось и сказала, что к следующему году посадит две гряды табака. А я философски заметил: «Если цены на табак будут подходящими».
В октябре после долгого разговора и нареканий матери, дал я обещание идти учиться. Куда поступать, я и сам ещё не решил. Собрал все документы и в первую десятидневку пошёл в город. Перед этим поговорил с нашими девчатами, которые учились. Узнал, что в педучилище и в медицинском недобор.
В автотехникум и в финансовый желания учиться у меня не было.
- Будь, что будет! - рассуждал я по пути в город. На месте разберусь, что к чему. Хотя уже теперь мечталось поступить в какое-нибудь литературное учебное заведение, где можно было бы писать стихи, рассказы. Только это было мне по душе, только это влекло по-настоящему.
январь 2008 г.