Теперь, когда голос в трубке угас, я знал точно, что от этой встречи зависит вся моя дальнейшая Жизнь. Именно Жизнь, и именно с большой буквы. Все, о чем я когда-либо мечтал, могло стать явью уже через несколько часов.
Я глянул на дисплей сотового. Мне нужно было спешить. Торопиться. К будущим яхтам, девочкам, островам. Мне нужно было не просто спешить, не просто торопиться, мне нужно было бежать. Бежать от той дремучей безнадеги, из которой, казалось, я уже никогда не смогу вырваться.
Я впрыгнул в джинсы, брызнул в морду остатки подаренного в позапрошлом году одеколона, плюхнулся на пуфик, впихнул ноги в ботинки и с ужасом обнаружил кусок мертвой ткани в своей правой руке.
- О, Господи! Ну, почему, именно сейчас! - я иступленно швырнул ни в чем неповинный кусок сгнившего шнурка в стенку.
Мысль работала лихорадочно. И, перебрав в уме возможности своего скудного гардероба, я кинулся к трупику и быстрым движением пальцев вернул его к жизни двойным морским узлом.
- Ничего, главное чтобы узел не слишком торчал, - я еще раз критически оглядел свою обувь и, перекрестившись на дорожку, выбросил себя из квартиры.
Замок мягко отделил частную собственность от общественного пространства, населенного всевозможными ароматами подъездной жизни, и я, притормозив у металлической решетки, с усилием вдавил кнопку лифта.
Мне явственно показалось, что кто-то тихо хихикнул.
Я еще раз вдавил кнопку, но эффект «вкл.» «выкл.» меня вновь проигнорировал. Кнопка вызова продолжала равнодушно взирать на меня своим мертвым потухшим глазом.
- Черт! - я с силой ударил в антивандальное покрытие и с новой волной отчаяния захотел увидеть количество минут, отделявших меня от истинного праздника жизни.
- О, нет! - мой вопль обрушился в лифтовую шахту, и погиб где-то на глубине тридцати метров. Сотовый остался мирно лежать на тумбочке в прихожей. Возвращаться в такой день было полным бредом, остаться без сотового в мегаполисе - просто немыслимо. Я вспомнил про зеркало в ванной и метнулся обратно в квартиру.
Минут через пять я, уже размявши суставы на лестничных пролетах, уверенно преодолевал пересеченную местность родного двора. Мой спринтерский рывок остался незамеченным водителем маршрутки пустившей струю газа в мое перекошенное разочарованием и обидой лицо.
- Вот суки, черножопые! - я ударил кулаком о столб остановки. Кулак напомнил мне о лифте и я, согнувшись от боли, запрыгал на месте.
- Хреново у тебя, сынок, денек начинается, - крякнул одиноко сидящий мужичок, видимо оторвавшийся от реалий этого мира и до сих пор пребывавший в иллюзии лозунга «Человек человеку друг, товарищ и брат!» - присядь, отдохни, - он гостеприимно кивнул на скамейку.
- Да пошел ты! - я хотел добавить «козел», и может быть после небольшой паузы «старый», но вынырнувший из-за угла частник вернул меня к жизни.
Я бросился на дорогу, словно хотел обнять целиком его и его подержанную иномарку. Дорожный охотник, мгновенно оценив ситуацию, мигнул мутными глазами, которые иногда случается увидеть в зеркале после бессонной ночи и мы помчались к моему счастью.
Погоня была недолгой. На третьем светофоре продавец полосатых палочек голосом человека, который уже никуда в этой жизни не торопится, попросил водителя предъявить документы.
При виде того, как чаша весов медленно склоняется то в одну, то в другую сторону я безмолвно заскулил. Оппоненты оказались достойны друг друга. Через пятнадцать минут, сглотнув желчь, водитель вложил в мужественную руку сержанта скомканный косарь, честно заработанный на доставке очередного провинциала от Казанского вокзала к Ленинградскому и, смачно сплюнув себе под ноги, вернулся в пропитанный китайским дезодорантом салон. Однако этого я уже не видел.
Я сконцентрировался на удержании своего тела на бойких поворотах, коих в данный момент не мог осознанно фиксировать. Тент грузовика надежно скрывал от меня все прелести современной московской застройки.
- Приехали, - водитель грузовика с чувством хлопнул ладонью по крыше автомобиля. Я вывалился наружу и вдалеке увидел спасительную букву «М». Родной московский метрополитен еще сохранял для меня ничтожную надежду на благоприятный исход дела.
Отработав локтями место под солнцем я втиснулся в вагон, и лишь проехав остановку, с ужасом, входящим в подсознание хорошо поставленным голосом диктора, осознал, что движусь в ином от своего счастья, направлении.
Вагон изрыгнул меня наружу, словно не переваренный кусок суши, и я остался стоять в одиночестве, брезгливо всматриваясь в электронное табло. Табло смотрело на меня вызывающе снисходительно.
- Господи! За что! - я вознес очи к разрисованному в духе атеистической мозаики потолку. - Ну почему все это происходит со мной именно сегодня! - я сел на скамейку и, наверное, заплакал бы, однако гудящий поток вырванного из мрачных подземелий воздуха вернул меня к жизни и к борьбе.
Мне зацепили дорожной сумкой ухо и острым локотком правую почку, я в долгу не остался и после серии амебных телодвижений, плотно прижавшись щекой к надписи «не прислоняться», я пустился вслед убегающим минутам.
Через вечность, вырвавшись из подземки, я бросился на поиски того самого злосчастного переулка, которыми так наполнена изнанка Садового кольца, и к которому меня так старательно несла волна неудач. Три человека показали мне три разных направления и один средний палец левой руки. Моему отчаянию не было предела. Я встал и в бессильной злобе грозя кулаками небу, крикнул:
- Го… - и в этот момент, что-то, превратившись из маленькой черной точки в сюрреалистический кошмар, вмиг затмило небо и с непринужденной решимостью обрушилось на мою голову.
И свет померк.
В последующем мне трудно было судить, где я, что со мной и даже кто я.
Темнота накрыла то, что было мною, плотным колпаком, и я в ужасе осознал, что не могу не только пошевелиться, но даже осознать, где находятся мои конечности. Я хлопал глазами, но от этого темнота становилась лишь еще мрачнее. Я думал, что шевелю губами, но мир явно не хотел прислушиваться к моим потугам.
И тут я услышал голоса.
Сначала мне показалось, что это шелестят листья, затем, что это шумит вода, и лишь спустя время я разобрал отдельные фразы, плавно перетекшие в диалог.
Один голос видимо принадлежал юноше, возможно юнцу. Хоть он и был приятен на слух, но выдавал нотки раздражения и даже легкой агрессии.
Второй, был собственностью человека явно бывалого и уравновешенного. Он звучал с высоты наставничества, однако в нотках превосходства таилась тень печали чего-то безвозвратно утраченного.
- Аллавий (какое странное имя, подумалось мне), - голос юноши звучал, казалось у самого моего уха, вот вы говорите, что человек безумен в своем стремлении к смерти. Но как такое возможно?! Ведь люди так ценят Жизнь!
- Не смеши меня, Аллель! - человек постарше, видимо, усмехнулся, - ты слишком молод, чтобы делать такие выводы. - Меня обдал легкий ветерок. Так случается, когда голуби, испуганные кем-то, внезапно срываются с места, - люди лишь декларируют о том, что любят Жизнь. На самом деле их самый первый шаг - это уже шаг к Смерти.
- Но почему?
- Такова их природа.
- Разве они не хотят Жить?
- Конечно, хотят.
- Тогда что же им мешает? Ведь это так просто! - голос колокольчиком разнесся по пространству.
- Разве? Расскажи мне, почему ты провалил свое последнее задание?
- Я старался, Учитель! Видит Бог!
- Я знаю! Но почему ты все-таки потерпел фиаско?
Мои волосы вновь колыхнулись.
- Они не слушают меня!
- Видишь, а ты говоришь, что они хотят Жить! Они хотят умереть! И мы бессильны перед их выбором. Они ведь лучше нас знают, как им жить. Они такие мудрые, упоенные знанием Гада. Они верят, что могут контролировать свой мир и свои поступки! Им кажется, что они хладнокровны и расчетливы. Они как дети, тянущие пальцы к свече. Задуешь одну, они ползут к другой, и так без конца.
- Почему так происходит, Аллавий?
- Потому что они не верят.
- А разве они не верят?!
- Конечно, нет!
- Зачем тогда они ходят в церкви и возносят молитвы Господу?!
- Что проку в том, что их слова идут от страха, а не от любви. Они лишь боятся.
- Бога?
- Нет. Они боятся, а вдруг Он есть.
- Они странные. Они хотят жить и идут к смерти. Они боятся того, чего для них нет.
- Да, они такие.
- Как им тогда помочь?
- Ты ведь пытался.
- Не раз. Я уводил человека от Смерти. Я прятал ключи, останавливал механизмы, возводил препятствия. Я напускал дождь, нагнетал бурю. Я писал на плакатах «Остановись». Я моргал им светофором, я говорил голосами родных, я просил, я молил, я пугал, я призывал…
- Ну и как?
- Тщетно. Они неистово идут к своей цели, к какой-то глупой мелочной иллюзии, созданной их больным воображением, истощая себя в этой борьбе. Мы готовим их для замков, они гордятся жизни в коммуналках, мы ищем для них принцесс, они упиваются чужими женами, их ждут миллионы, они радуются рублям. Мы показываем им поворот направо, они упорно сворачивают налево, упрекая Судьбу, Бога и весь мир в дикой несправедливости к себе. Ну, почему так?!
- Все просто, малыш. Когда люди начнут по-настоящему верить в Бога и перестанут верить в собственную глупость. Когда каждый их день будет наполнен радостью, тогда разочарования покинут их навсегда. Ибо тогда они поймут в чем заключается смысл этой жизни. А ведь все так просто. И заключается он как ты знаешь в …
- В «склиф» его, давай, загружай, быстро! Повезло малому, легкая черепно-мозговая. Ничего, по дороге оклемается. Ты меня слышишь, парень? - кто-то легонько шлепал меня по щекам, поднеся к носу нашатырь.
Я поморщился и кивнул.
Во внутреннем кармане разрывался мобильник, пытаясь в еще одной попытке направить меня на путь истинный.
Я сунул руку в карман и с трудом разлепил глаза.
Экранчик сотового продолжал лихорадочно манить в свой мир безоговорочного счастья.
- Да пошел ты! - мобильник с чувством полетел в открытую форточку.
- Ого! - врач подозрительно посмотрел на меня, - Однако, жить будет! - он утвердительно кивнул санитару.
- Теперь, я даже знаю как, - сквозь боль прошептал я и, улыбнувшись, мысленно подмигнул Аллелю.