Мой мир спорта

Сергей Цлаф
 
Хотите, верьте, хотите, нет, а я в своём отрочестве был весьма хилым существом. Меня часто били, и, почему-то, мне это надоело. Сосед по подъезду дал мне восьмикилограммовый лом, брат подарил гантели, папа приободрил. Через год бить стали меньше и слабее, потом перестали. Не уверен, что к этому привели мои ежедневные занятия тяжестями. Скорее, то, что на протяжении некоторого времени я был, что называется, «псих». То есть, если мне что не нравилось – доска, палка-скалка, или обрезок трубы становились моими лучшими друзьями. Буйнорастущий «псих» - это угроза и вызов обществу. Но, всё это прошло вместе с юношескими прыщами.

Хочу сказать, что, то было время Юрия Власова, Железного Гавайца Томи Коно, и фильма «Приключения Геракла», главную роль в котором, играл известнейший американский культурист и дзюдоист Стив Ривс. Красавец! У девушек снесло голову, а мальчики стояли в Лужниках в очереди на запись в секцию, как теперь говорят, бодибилдинга. Все хотели иметь красивые мышцы. Я тоже. И, поступив в институт,  пошёл заниматься тяжёлой атлетикой.

Мой мир тяжёлой атлетики.

Что такое – штанга? Ответ на этот вопрос неоднозначен. На тренировках весёлое позвякивание блинов, не взятых в замки, вызывает желание приседать, набивая спину, выжимать с груди, в положении – лёжа на станке,  и, привязав руки к грифу, тянуть штангу, увеличивая раз от раза её вес. После тренировок начинаешь чувствовать усталость и, одновременно, нарастание мышечной массы по всему телу. Даже в тех местах, где и не ожидал встретиться с упомянутым нарастанием. Так, что, штанга – друг?

Ни в коем случае! Штанга враждебна по  отношению к человеку! Она всегда выжидает совершения ошибки, и беспощадно наказывает за неё! Накатил гриф близко к горлу, и уже падаешь придушенным на помост…Рванул штангу слишком резко, с заносом за спину, пытаешься её удержать? Зря…Она не пожалела широких мышц спины. О радикулите, и растяжениях говорить не приходится. Так, что, штанга – враг?

Этот снаряд, и то, и другое. На средних для спортсмена весах, когда чувствуется удовольствие от работы с ней, когда нарастает техника исполнения упражнений, то штанга – друг. Но, чем ближе подходишь к максимальным весам на соревнованиях, тем страшнее становится штанга, превращаясь в настоящего врага. Холодного, абсолютно беспощадного, хранящего в своей стальной оболочке Пустоту.

Присмотритесь к поведению самых выдающихся штангистов на крупнейших соревнованиях, как они подходят к снаряду. Один подкрадывается, чтобы затем внезапным прыжком напугать лежащую перед ним сталь. Другой старается изобразить спокойствие, несколько разболтанной походкой. Некоторые молятся своим богам…Но, все боятся. Кто поборет страх, тот победит Пустоту.

Я очень быстро это понял. На первых же прикидочных соревнованиях, мне удалось выжать штангу над головой, при этом, улыбаясь, и почувствовать сильный удар по макушке грифом. Руки, видишь ли, согнулись…А через пару тренировок я наблюдал, как штанга душит, завалившегося на спину,  одногруппника. Он упал, штанга прокатилась по груди, прижав руки к плечам, и остановилась под подбородком. Я приподнялся на станке, услышав хрипы, и подумал о том, что мне нравится его девушка. Потом я припомнил, что приятель обещал дать перестеклить задание по начерталке, и вообще, парень мне нравился. Я заорал, тренер перескочил через стол, и снял убийцу с гибнущего штангиста одной рукой.

В те времена выполнялись три упражнения: жим, толчок и рывок. Рывок очень сложен. Производится, как говорится, в одно касание. С его выполнением у меня были затруднения. Причём, странного порядка. Не технического, не физического, а мимического. В момент остановки движения штанги над головой, у меня вылуплялись глаза, и вываливался язык.. Как будто, кто-то дёргал за. Ни в жиме, ни в толчке ничего подобного не наблюдалось.

Тренер обратился к врачу. Врач попросил меня рвануть штангу разных весов три раза подряд. Ребята скопились передо мной. Три раза подряд я лупил на всех глазами, и показывал язык. Врач смог что-то прохрипеть только минут через пятнадцать. У него свело мышцы живота от хохота. Никакой зависимости обнаружено не было. Я пошёл в раздевалку в расстроенном состоянии. Там меня стал передразнивать Гришка Агранат.

Я сидел на лавке, переобуваясь, а он, щеголяя в шёлковых спортивных трусах, издевался надо мной. Мне это надоело, и я попросил прекратить насмешки. Куда там…Гришка был тяжелее килограммов на двадцать, и выше на голову. Он совсем разошёлся. Тогда я сложил вместе два пальца и ударил сверху вниз по касательной то, что торчало в шёлке. Агранат выпучил глаза, вывалил язык и присел на корточки. После этого он никогда не позволял насмехаться надо мной. И даже более того. Видимо, унижение, через которое ему пришлось пройти в раздевалке, вынудило его через десять лет эмигрировать в США.

Я смирился с мимическими недостатками в рывке, остальные привыкли к моим гримасам, и только тревожились, когда язык был обложен. Тренер был доволен моими результатами, и тут всё кончилось в одночасье. Когда веса ушли за сто килограммов в каждом упражнении, у меня стало садиться зрение. Что это означало для студента строительного вуза, с неизбежными чертёжными работами, объяснять не надо. На тяжёлой атлетике был поставлен жирный крест. И я перешёл в секцию вольной борьбы.

Мой мир вольной борьбы.

«Посмотрите, как Цлаф неправильно работает ногами! Сейчас вы увидите, что из этого получится…Заметили, как Цлаф неумело падает? Он не группируется…Встал? Подойдите ко мне, Цлаф, не бойтесь…Положите мне руку на плечо. Все заметили, как выполняется перевод на бедро? Поднимите Цлафа, и поставьте студента передо мной…Теперь внимательно смотрите, как я по этапам покажу бросок через грудь…Не трогайте! Пусть полежит немного!» - это мой тренер по борьбе Сараев.

Моим партнёром стал венгр Золтан Иштван. Его прозвали «Неистовый гунн».  Я проклинал Великое переселение народов, Аттилу, но деваться было некуда. На соревновании Иштван набросился на меня, как будто я был участником подавления венгерского восстания 1956 года. Всё кончилось переводом в нельсон. Хлопать рукой по ковру я не мог, хорошо, что рефери заметил, как я закатил глаза.

Вместе с глазами закатилась моя карьера борца. На кафедре что-то случилось, Сараева уволили, а нас, его подопечных, отпустили на вольные хлеба. И я решил сходить за хлебушком в секцию бокса.


Мой мир бокса.

Отоварили моментально. От нечего делать. И, даже не по-человечески. В первый день занятий мне перебинтовали руки, как будто они уже были сломаны, и указали на мешок. Я скакал перед ним, подражая Дану Позняку, и дубасил ни в чём не повинный мешок. Удары показались тренеру слабоватыми. Тогда я представил перед собой вместо мешка одну персону. Наблюдавший за мной тренер подошёл и спросил: «Ты так его ненавидишь?» «Почему Вы так решили?» - удивился я. «Ты всё время бьёшь ниже пояса - спокойно объяснил он свои слова – Перейди к другому снаряду».

Другой снаряд – это тяжёлая груша на здоровенной пружине. В тот момент, когда мне удался сильный резкий удар, и груша ушла на максимальное расстояние, в зал заглянул мой друг, с которым мы жили в соседних домах, и спросил: «Скоро закончишь?» «Да!» - ответил я, повернув голову в его сторону. «НЕТ!» - сказала груша, подчиняясь возвратной силе пружины, и выбивая мне челюсть. Нокаут.

Через два года я ехал в электричке ночью, и с удовольствием зевнул. Последующие полчаса я самостоятельно вставлял себе челюсть на место.


Все вышеупомянутые упражнения не прошли даром. Теперь я оплачиваю их последствия.