Вьётся, вьётся дальняя дороженька...

Сергей Мехреньгин
     Мама спит.
     Она проснётся, как всегда, рано, чтобы по-детски радоваться приходу нового дня – тогда, когда солнце, по её выражению, «зашевелится за горизонтом».
     Спустя какое-то время, мы с нею завтракаем и начинаем собираться на прогулку – почти как в моём далёком-далёком детстве. С той разницей, что теперь у мамы серьёзный недуг, и, не осознавая до конца того, что с ней произошло, она всё больше сама напоминает старенькую девочку – восторженную и порой капризную.
     И теперь уже я, её взрослый сын помогаю ей одеться, а затем вывожу на прогулку — подобно тому, как много-много лет назад она проделывала это со мной... 
     Мы выходим на заснеженную улицу, чтобы по пути непременно обойти все немногочисленные крепкие берёзки, стоящие окрест.
     У каждой из них мама останавливается и, взявшись руками за ствол, просит дерево поделиться с ней здоровьем.
 
     Погуляв, мы вернёмся в свою квартиру, вскоре сядем за стол, обедать. И покушав, пребывая после прогулки в хорошем настроении, вновь запоём любимую песню мамы.
     Я не знаю всех слов этой песни, и она не будет допета до конца, потому что и мама – при её теперешнем состоянии – не вспомнит все куплеты. Но мне очень хочется, чтобы она хоть немножко попела.
     И я запеваю, зная, что мама тут же подхватит: - Вьётся, вьётся дальняя дороженька… 
     Снова звучит столь привычная, родная мелодия. Но при этом слёзы, как и всякий раз прежде, вновь начинают застилать мамины глаза, потому что в этой песне поётся и про её отца.
 
     А  сложена она была, по словам моей мамы, в годы войны в Няндомском районе, в Шалакуше, при непосредственном участии нашей бабушки Анны Павловны, когда её муж Пётр Михайлович ушёл на фронт.
     К старости мама стала очень похожа на бабушку Анну. Когда-то они вместе пели в Шалакушском народном хоре, приняв непосредственное участие в организации которого, А.П.Пузанова привела вслед за собой  и своих старших детей - Николая, Александру и Глафиру.
     Природная жажда новых познаний, своеобразная неуспокоенность, в основе которой лежало творческое начало, были присущи и характерам моих родителей, и бабушки Анны. По сути своей они, несомненно, были созидателями.
     Несмотря на все невзгоды, потерю отца - кормильца, все четверо детей А.П.Пузановой в самые тяжёлые годы получили образование, стали специалистами в педагогике, медицине и энергетике. Притом, что Анна Павловна, оставшись без мужа, работала звеньевой в колхозе, а наряду с этим организовала хор русской народной песни и немало времени уделяла его становлению, последующим поездкам на конкурсы и фестивали самодеятельного творчества.
    
     …Солнце вновь «зашевелилось» за горизонтом, открывая занавес нового дня.
     Вот только мамы на её привычном месте уже нет. Как и предупреждали медики, через год после первого у неё произошёл второй инсульт.
     По словам врача «последней инстанции», в течение жизни Глафиру Петровну поразили три вида инфаркта: сердца, почек и мозга. Последний из них, более известный как инсульт, оказался несовместимым с жизнью.
     Проведя месяц в больничной палате, мама покинула нас навсегда.
     Это произошло в Пасхальную неделю. И, поскольку покойная была верующей, мы похоронили её по православному обряду, рядом с могилой нашего отца, на городском кладбище Архангельска, в Жаровихе. Неподалёку от того места, где нашла своё последнее пристанище и бабушка Анна, с которой они были поразительно похожи на склоне своих лет.
 
     Моя мама была очень жизнелюбивым человеком. Можно было бы сказать и – жизнерадостным, но с необходимой оговоркой: конечно, недуги омрачали её жизнь, накладывая порой свой определённый отпечаток на проявления характера. И это – по большому счёту – простительно.
     При том, что сама она была медиком и всю свою сознательную жизнь, не выбирая лёгких путей, самоотверженно кого-то лечила: раненых и больных в военном госпитале, детей в дошкольном туберкулёзном санатории, свезённых туда со всей Архангельской области, алкоголиков в психиатрической больнице...
     Вдобавок ко всему, в годы работы фельдшером в сельской местности она самостоятельно приняла множество родов – помогла войти в мир сотне своих деревенских «крестников».
     Уже живя в относительном достатке, но будучи пенсионеркой, инвалидом 2-й группы, она по-прежнему не могла избавиться от давней привычки военной поры – класть перед сном кусочек хлеба под подушку. С тем, чтобы, проснувшись среди ночи и пожевав немного хлебца, успокоить свой больной желудок и снова уснуть. Это оставалось для неё самым верным средством.
    
     …Солнцу новая пора «зашевелиться» за горизонтом.
     За горизонтом моего счастливого детства – зима. Раннее, сумеречное утро. И новый день будет разгораться по-северному неспешно, тягуче, долго. Ещё нет даже признаков того, что он и вовсе когда-либо зальёт своим светом спящий город.
     На пустынной в столь ранний час улице Архангельска – я и мама. Снег скрипит под полозьями моих санок.
     Краснощёкий бутуз, одетый в шапку-ушанку и шубку, воротник которой поднят и повязан вокруг шарфом, я сижу в санках, растопырив в стороны руки в вязаных рукавицах.
     Поверх тёплых штанишек и валенок на ногах, я по самый пояс заботливо укутан одеяльцем.
     Мама везёт меня в детский сад.
     Время от времени она останавливается и, оглянувшись назад, наклонясь ко мне, спрашивает: - Тебе не холодно, сынок?..

*  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *

Дороженька
 
Вьется, вьется дальняя дороженька,
Стелется за дымкой горизонт.
А по этой дальней по дороженьке
Вслед за милым еду я на фронт.
Замела его следы метелица,
Не слыхать ни песен, ни шагов,
Лишь одна, одна дорожка стелется
Посреди наметанных снегов.
Он теперь все чаще, чаще снится мне,
Как с полком идет в огонь и дым.
Поднялась бы вслед, рванулась птицею,
Опустилась бы я рядом с ним.
В это утро опасное, туманное
Были б вместе в схватке боевой,
А пришлось, перевязала раны бы,
Из огня бы вынесла его.
Вьется, вьется дальняя дороженька.
За околицей – седой рассвет.
Я одна, одна стою у тополя,
И обидно сердцу: крыльев нет.
Вьется, вьется дальняя дороженька,
Стелется дороженька моя...
Ты веди, веди, моя дороженька,
Вслед за милым в дальние края.

Источник:  © ИД Двина

*  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *
     На снимке: будущий автор со своей мамой Глафирой Петровной.
Село Щукозерье, в 25-ти км от ст. Обозерская Северной железной дороги (Архангельская область), где Г.П.Мехреньгина (Пузанова) во второй половине 50-х г.г. работала поселковым фельдшером-акушером, а её старший сын Сергей в 5-6-летнем возрасте посещал занятия в деревенской начальной школе.
     Фото из семейного архива.