Аня стояла рядом с Нагатиным на вышке КДП и слушала короткие фразы радиообмена.
- Я двадцать пятый, разрешите взлет парой.
- Двадцать пятый, взлет парой разрешаю.
- Форсаж…
- Форсаж включен…
- Отпускаем…
Полковник Горовой и капитан Иртеньев взлетели парой и ушли в зону на сложный пилотаж.
Аня видела, как истребители оторвались от полосы после стремительного разбега, пошли в набор высоты и вскоре полностью растворились в небе…
Длинные паузы. Односложные реплики, запросы…
- Двадцать пятый, доложите место…
Подполковник Богданов пришел вместе с Аней. Разница в возрасте и звании не мешала ему испытывать глубокую дружескую привязанность к Матвею и вследствие этого опекать даму его сердца.
- Двадцать пятый, ваша высота?
В эфире шипение и спокойные голоса летчиков. Короткие штатные доклады.
- Что они говорят, я не все могу разобрать? – спросила Аня.
- Стандартный язык радиообмена, но вам, естественно, понять сложно. Прокомментирую по ходу тренировки.
- Двадцать пятый, парой прошу набор в четвертую, - голос Горового.
- Двадцать пятый, парой набор в четвертую разрешаю.
- Будут работать в четвертой зоне, - пояснил Богданов.
- Двадцать пятый, парой зону заняли.
Аня слушала, как переговариваются летчики. Команды подавал полковник; Матвей, в основном, подтверждал готовность.
-Приготовиться к виражу влево. На месте?
-На месте, готов.
-Вираж влево. Начали…Вираж вправо…
Ане казалось, что она слышит тяжелое дыхание летчиков.
- Горка …Приготовиться к пикированию.
- Готов, на месте.
Богданов подтвердил, что пилоты в данный момент испытывают большие перегрузки.
- Горка 45… боевой на курс 230 ... как понял?
- Есть боевой на курс 230…
- Вы тоже занимаетесь борьбой? – спросила Аня.
- …Бочку начали…рраз!...Будет вираж влево…
- А кто им позволит? – вмешался Нагатин. – Это только земноводным пристало клешнями размахивать, а летчик схлопочет пару раз по качану, и уже не пилот. Травму может заработать, да мало ли что. Физкультура, гири, гантели. Самое большее - волейбол. А кто вздумает фордыбачиться и непорядки нарушать, тому мозги живо вправлю, без всяких единоборств.
- …Боевой вправо… Перестроиться вправо.
- Понял.
- Выполняем полупетлю вправо по команде. Готов?
- Так точно, готов.
- Полупетля вправо. Начали…Рраз!.. Приготовиться к перевороту. На месте?
- Стою на месте.
- Переворот влево… Начали!.. Обороты девяносто… Петля…еще петля…
- Сколько лет полковнику? – спросила Аня.
- Сорок два. Опытнейший пилот, военный летчик-снайпер – это высшая классная квалификация.
- Сколько еще будет летать?
- Если повезет – до сорока пяти протянет.
- …Горка… Разворот…Рраз! …Крен вправо…
Нагатин неожиданно взъярился на кого-то:
- Тридцать шестой, какого рожна на полосе корячишься?! Раздолбай! Рули на стоянку! Да не топчись ты, вражина, у меня шестнадцатый светофора ждет, освобождай рулежку!
- А что потом? – выспрашивала Аня. – Сорок пять – совсем молодой мужчина останется не у дел?
- …Тормоза…рраз!.. Переход на второй…
- Можно толкнуться в гражданскую авиацию.
- В ГА, наверно, намного легче.
- …Заход…Разворот влево…
- Не скажите. У командира воздушного судна свои трудности. В истребителе мы в ответе только за себя, ну, может, за ученика или штурмана, если в спарке, а КВС отвечает за сотни жизней. Опять же работа с экипажем, к чему мы, одиночки, не приучены. Не буду строить из себя психолога, пока пытаюсь теоретически влезть в шкуру КВС, да еще беседовал кое с кем из гражданских летунов. У них большая нервная нагрузка. Говорят, человек ко всему привыкает, но для пилота лайнера привычная успокоительная обстановка в полете таит в себе опасность. Нельзя расслабляться и отвлекаться, по этой причине в истории воздухоплавания случалось немало катастроф.
- Вам лучше знать. Я всего лишь обыватель, далекий от авиации. Думаю о Матвее, хочу понять его жизнь, чувства, к чему он стремится, в чем нуждается и что ждет его впереди. Вот вы, Валера, как представляете свое будущее?
- То есть, когда воткну штык в землю? Запретный удар, Анечка, стараюсь об этом не думать. Буду летать до последнего.
- Понимаю, гвардия умирает, но не сдается.
- Куда денусь? Направлю стопы в ГА, хотя, будь моя воля, «свисток» свой на пассажирскую «тушку» или «баклажан» ни за какие блага не променял бы.
- Вы обещали показать мне воздушный бой. Вы заранее обговариваете, кто будет целью, а кто ловцом?
- Вы имеете в виду «ролевой» учебный воздушный бой, когда заранее известно, кто выступит в качестве цели, а кто в роли истребителя. Да, все действия – заходы, атаки и выходы – заранее обговариваются. Но есть более сложный, непредсказуемый маневренный воздушный бой или групповые бои. К таким допускаются только опытные летчики во время учений на специальных базах, полигонах. В «настоящих» боях выявляется умение, мастерство летчика и возможности его машины. У нас в полку немало закаленных, подготовленных бойцов, Матвей один из них.
- Как вы скромны, Валера…
Пока они беседовали, летчики закончили комплекс пилотажа и повернули боевые машины к аэродрому.
- Пошлепали домой, - сказал Горовой своему ведомому в эфире.
Скоро полковник доложил о входе в глиссаду. РП дал снижение до высоты установленного минимума.
И вдруг скороговоркой голос Матвея:
- Двадцать шестой. Отказ правого двигателя.
Аня ничего не успела сообразить. Она увидела, как один из истребителей накренился и, описав дугу, пошел в противоположную сторону.
- Двадцать шестой, доложите обстановку. – Нагатин заволновался.
- Кренение вправо… Пытаюсь парировать крен…Увеличивается… Отказ системы управления!
- Двадцать шестой, катапультируйся! – гаркнул Нагатин.
Самолет Горового с уже выпущенными шасси пронесся над ВПП и снова ушел в набор.
У Ани в голове затрещало как в наушниках. Она впала в мучительное, надрывающее душу оцепенение, когда хочешь двинуться, крикнуть – и не можешь, слышала обрывки фраз, резкие команды:
- Иртеньев, за борт! Приказываю! Машину не спасешь! Подумай хотя бы о брате, черт тебя возьми!
Богданов бессознательно впился железными пальцами Ане в плечи.
Все свершилось молниеносно. Звук самолета оборвался. За аэродромом вcполыхнул огненный столб, клубящиеся черные облака поползли в небо, и лишь затем окрестности облетел странно приглушенный звук взрыва.
На КДП наступила смертная тишина, но через несколько секунд эфир сотряс голос Горового:
- Наблюдаю купол! Его сносит в сторону леса. Самолет вошел на пустыре – на траверзе дальнего привода.
Надо отдать должное Нагатину: поисково-спасательная и медицинская службы были мобилизованы в считанные минуты.
- Он жив? Не молчите же, Валера! – Аня на бегу хватала за руку Богданова, позабыв о всяких приличиях.
- Будем надеяться, - осторожно отвечал Богданов, - у МиГов лучшие в мире средства спасения, хотя любое катапультирование небезопасно для летчика. Главное – быстрее его найти, мороз нынче кусачий.
Богданов посадил Аню в машину. УАЗик погнал с аэродрома и скоро запрыгал по пористому насту пустыря. Впереди темнел глухой труднопроходимый лес. Запорошенные снегом чащобы протянулись на многие километры; к счастью, полковник Горовой сообщил координаты приземления парашюта. Спасатели уже прочесывали лес, воздух дробился звуком мотора вертушки.
- От меня ни на шаг, заблудитесь, - предупредил Богданов.
С развесистых лап елей шлепались на людей рассыпчатые снежные шапки. Аня увязла по колено, снег набился в сапоги. Проплутав в зарослях минут пятнадцать, она поняла, что в одиночку ни за что бы не выбралась из лесу. Невозможно сохранить ориентировку среди холодного величия исполинских деревьев. Равнодушный, как любая стихия, лесной массив мог поглотить бесследно каждого, вторгшегося в его владения. На Аню накатывал страх, жестоко хватал за горло, когда она вглядывалась в нескончаемую череду стволов – прямых, как мачты, и причудливо изогнутых – в просветах между ними мерцало искорками снежного покрова белое безмолвие.
Аня заплакала:
- А вдруг его не найдут. Здесь десятки километров чащоб, стужа, он хотя бы тепло одет?
- Если он в сознании, то даст о себе знать, - успокаивал как мог Богданов. - У него с собой НАЗ – носимый аварийный запас – в нем радиостанция и комплект сигнальных средств. Матвей парень крепкий, я уверен, что он справится.
Прогноз подполковника оправдался. Матвея нашли сравнительно быстро. Состояние его было удовлетворительным, если не считать того, что он подвернул ногу и не мог ставить ступню на землю. При катапультировании с него сорвало ботинок(«Тыщю раз говорил – шнурки как следует затягивай!», - разорался по этому поводу Нагатин), парашют запутался в ветвях высоченного дерева, и летчик повис на стропах, затем отстегнулся и спрыгнул, но на босую ногу приземлился неудачно.
Нагатин шумел вовсю, под чрезмерной сердитостью скрывая радость:
- А все оттого, что слушать надо старших и мотать сопли на кулак, не при дамах будь сказано. Скажи спасибо, что быстро нашли, отморозил бы ногу, и поделом тебе, обормоту. Хорошо, если голеностоп не сломал... Ребята, пузырь догадались захватить?...Давайте сюда… На-ка, глотни, Икар, пока в сосульку не превратился.
Матвей сидел на авиационной лодке, которая автоматически надувается при катапультировании на случай приводнения и спускается раньше летчика на длинной стропе. Он успел снять с себя нательную рубашку и обмотать отекшую ступню. Выглядел он крайне расстроенным. Богданов обнял друга.
- Ничего, - сказал он, похлопывая Матвея по спине. – Знаю, ты сделал все, что мог. Разберемся, брат, не переживай.
Ответом ему послужил тяжелый вздох.
Пострадавшего уложили на полотно парашютного купола и понесли. Анна ковыляла рядом, поминутно проваливаясь в снег, держала Матвея за руку и неотрывно смотрела ему в лицо.
- Я до последнего старался его вытянуть, - сказал он Анне так, как будто продолжал начатый разговор. – Не хотел бросать.
- Я понимаю, не казнись, родной.
- Проклятье, поверить не могу…
- Ты ни в чем не виноват…
- Если бы не Сережа… Самолет уже вращался, когда я выпрыгнул.
- А обо мне ты не подумал? Я у тебя на последнем месте!
- Не было самолета надежнее, он будто угадывал мои мысли, слушался малейшего движения и спас меня на самом краю.
- Матвей!
- Урою техников, просмотрели что-то!
- Да что ж ты их, бедных, честишь, - вступился Богданов, - машина не новая, сколько лет в строю. Всему приходит конец. А техники у нас, сам знаешь, ребята толковые и добросовестные. Это ты зря, брат, с выводами не торопись, тут покопаться надо. Знаю по себе, как трудно, почти невозможно оставить машину. Главное, что сам жив.
- Почему ты медлил, почему не сразу выполнил приказ Нагатина? – всхлипывала Анна. Она еще не пришла в себя после пережитого.
Упрямец смолчал, ответил Богданов:
- Большинство летчиков гибнет оттого, что пытаются спасти самолет.
- У тебя еще где-нибудь болит? – допытывалась Аня
- Ерунда. Мышцы болят и шея. Голову прижимал к заголовнику изо всех сил. И в воздухе крутило, как в бешеном смерче. Насилу соображалка включилась…
Сереже не говори, - попросил Матвей, - присочини что-нибудь, вроде – поскользнулся, упал…
- Очнулся на дереве – гипс! – захохотал Богданов.
Вариация на сюжет из любимого кинофильма сняла напряжение. Спасатели принялись изощряться в остроумии. Тема улетевшего ботинка и возможные точки его приземления с увлечением муссировалась в течение прохода через лес к машинам.