Шкафы и люди. Белый стих. Белее не бывает

Спасибухина
*Это серьёзное произведение, написанное оригинальным языком, новаторским размером, для тех, кто понимает толк в рифмах " шкафом - нахуй".


Мы встретимся, как обычно, где-то за шкафом, в прокуренном навсегда  коридоре
По Петрову и Ильфу прямо – разве не повод предаться веселью?
Ты скажешь, что ждал, скучал,  любишь, но придется убегать вскоре
«Да и твой, слышишь, ходит? Ходит, гад, и скрипит рядом с самой дверью!»


Мы встретимся в этом самом, обрыдшем за восемь лет коридоре
Поначалу, как всегда, станем нудно и глупо выяснять отношения
А потом ты заметишь что-то, поймешь и спросишь: «У тебя, Зая, горе?
Что-то случилось, Зая,  плохое? Или так – настроение просто осеннее?»


Я скажу – все нормально. Какое горе? Жизнь цветет и благоухает, в целом
Мы закурим, станем болтать – воздавая дань привычным священным коровам
А потом ты вздохнешь, оглянешься, надвинешься на меня всем своим телом
И скажешь: «Ну, что, давай? Хватит трещать, вначале было не слово!»


И, к шкафу меня прижав, рукою зашаришь слепо.
Пытаясь трусы стянуть и достичь вожделенной глуби
А я, на шаг отступив, засвечу тебе левым крюком в репу
И, дав в себя придти, скажу: «Нерешительность нас, Федя, губит!


Мы восемь лет все тремся и тремся за этим  шкафом
Знаю – ты женат, да и я за каким-то, не самым плохим, к слову, мужем
Только, видишь ли, Федя – а не пошел бы ты, грешным делом, нахуй!
Мне такой тюфяк, как ты – абсолютно больше не нужен!


Мы восемь лет воруем втихую и любим украдкой
Восемь лет, блять, твоей и моей – нашей, Федя, любовной мУки!
Хватит, Фёдор. Запретный плод – он лишь поначалу сладкий
А потом – блевать тянет, хочется взвыть и наложить на себя руки!


Решай, любимый – или мы однозначно и узаконенно вместе
Или в разные стороны навсегда – иного выбора не осталось!
Восемь лет я ходила твоей теневой, без претензий, невестой
А теперь вот – фиг! Надоело!  И не надо давить мне на жалость!


Вытри слёзы, Федор, нас могут увидеть люди.
Ты решил?  Хватит ныть! Соберись – ты у нас, как-никак, мужчина!
И учти, Федюня, как прежде – уже никогда не будет!
Всё – погнали! Пошли огорошим твою и мою половину!


Знаю – больно, и тяжко, и страшно, когда вот так – сразу!
Но иначе – нельзя! Горечь правды нам, как ни крути – ближе
Перейдём Рубикон, сожжем все мосты, и поедем праздновать в «Плазу»
Потому что шкаф, любимый – я до смерти, блять, ненавижу!