«Как жить? Как дальше жить? Зачем, мама, ты сделала это? За что так обиделась на меня, что свела счеты с жизнью, взяв веревку? Господи! Помоги мне, дай силы пережить это, - Соня стояла в старом сарае на том месте, где ее мать покончила с собой. - За что, за что мне такое?»
Слезы потоком лились из ее глаз, рыдания переходили в вопль раненой собаки. Как жить? На кого опереться?
Когда муж бросил ее с двумя детьми - проплакала всю ночь от обиды, но так больно не было. Знала, что выживет, и работу найдет, и Катю учить будет. Уверенная была в себе. А тут, как будто, ее подкосили острой литовкой, и нет сил подняться, расправить плечи и сказать себе: «Надо жить!»
-Мама, ты где? - услышала Соня взволнованный голос дочери.
-Иду, девочка моя, иду.
Вытерев слезы, пошатываясь, открыла дверь сарая. Вся в слезах Катя бросилась на шею матери, несвязно шепча:
-Мамочка, дорогая моя мамочка, дай, дай мне слово, что ты не поступишь как бабушка. Ведь не поступишь, не поступишь? Скажи мне Бога ради, что не сделаешь так, скажи, я прошу тебя.
Она ловила взгляд матери, поворачивая ее лицо к себе, целовала ее заплаканные глаза, вытирая рукавом своей старенькой рубашки мамины слезы, и все твердила:
-Дай мне слово, дай мне слово.
Соня обняла дочку за худенькие плечи, прижала к себе:
-Все хорошо, моя девочка. Все пройдет. Ты не бойся за меня, я тебя не оставлю. Все хорошо, все хорошо.
Прижавшись, они вышли из сарая, бормоча друг другу ласковые, утешительные слова. На душе у Сони стало легче: «Я не одна. Со мной дети. Ради них надо жить. Надо жить, надо жить».
Год прошел незаметно в деревенских хлопотах и заботах. Соня сильно похудела, кожа да кости. Со спины можно было принять за девочку, но, встретившись с ее жестким взглядом, каждый понимал, какая сила таится в этом хрупком теле.
А слабые в деревне и не выживут. Мужские заботы взвалила она на себя - это и заготовка дров на зиму, и ремонт печей, крыши, не говоря об огороде, воде, снеге. Так год и прокрутилась, как белка в колесе.
Соня вышла на крыльцо: «Господи! Какая благодать!»
Солнце только-только показалось на востоке, а его лучи уже заскользили по убранному огороду, по не разбросанной навозной грядке; коснулись георгинов и бархатцев. И вот теплый солнечный свет залил крыльцо, и Соня, зажмурив глаза, потянулась от удовольствия.
Неожиданно громко залаяла Кнопка.
«Кого черт так рано принес?» - не спеша, подошла к воротам, отворила их.
Хруля - одноклассник и сосед спозаранку пришел помянуть Анну Алексеевну. Пьяница – пьяницей, а вот помнит, что сегодня годовщина смерти мамы. И не прогонишь. Соня завела соседа на летнюю кухню, поставила перед ним миску с холодцом, нарезала помидоров, хлеба. Налила стопку самогонки.
-Помяни маму.
Этого можно было и не говорить. Хруля маленькими пухлыми пальцами зажал стопку и без всяких предисловий опрокинул ее в рот.
-Сонь, а как ты такую крепкую самогонку гонишь? Поди, градусов шестьдесят будет?
-Не замеряла, - коротко ответила та.
-Сонь, а ты помнишь как тетя Аня сначала тебя, а потом меня крапивой порола?
-Помню.
–А помнишь, как мы с тобой в школьном хоре пели?
-Помню.
-Ух, и веселая ты, девка, была, а какая красивая!
Помолчали. Соня ждала, когда Хруля уйдет, но не тут- то было.
«Не выгонит же она меня в такой день, - рассуждал про себя сосед. – Три стопочки полагается на поминках, так что еще две мне причитается».
Хруля раскрыл было рот, чтобы продолжить воспоминания, но взглянув на Соню, осекся: «Ну что за баба, мужику не рада. Посмотрит, как ножом по яйцам чиркнет… Холодец в горле застрял. Стопариков , видно, не дождешься… Надо уходить...А так не хочется. Посидеть бы около нее, рассказать анекдот смешной, может, улыбнется как в молодости, потреплет поредевший его чуб. Нет, глаза холодные, губы сжаты. Не дождешься от неё тепла»
-Покедова, Соня. Если чего - зови, подсоблю, чем могу.
«Себе бы помог», – беззлобно подумала Соня, закрывая за ним ворота.
Все она понимала, и зачем Хруля ходит, и в глаза заглядывает, и помощь предлагает. Да зачем ей все это? Глупости какие-то.
К обеду гости соберутся; старшая сестра приедет на поминки из города. Катя тоже обещала, сын Роман здесь, в одном селе с матерью живет, придет со снохой. Надо еще мамину лучшую подругу бабу Тасю пригласить. В общем, целое застолье получается. Надо спешить, все успеть приготовить на стол, чтоб при гостях не метаться.
Кнопка опять залилась звонким лаем. Соня выглянула из кухни, увидела бабу Тасю. Вот и хорошо, что сама пришла, не надо за ней ходить.
-Проходи, проходи! - позвала она
Баба Тася, прошла по кухне, заглянула по кастрюлям на печке:
-Щи что ли готовы? Когда успела то? А я блинов напекла. Пробуй, давай.
-Тогда вместе чай попьем и маму помянем, - предложила Соня.
Баба Тася была частой гостьей у нее. Они вместе засиживались допоздна, распивая чаи, вспоминали маму.
-Царство небесное нашей Аннушке! – перекрестившись, сказала мамина подруга, - Как мне ее не хватает.
Но это уже был перебор: сердце у Сони сжалось, стало трудно дышать. То ли от грудной боли, то ли от воспоминаний потекли слезы. Ручьем.
-Ну, хватит, хватит себя изводить, почернела уж вся от слез. Ей ничем не поможешь, а себя до могилы доведешь. А тебе Катюху учить, Ромке помогать надо. Ну, хватит, Соня, милая.
Соня сполоснула лицо холодной водой. Действительно, надо успокоиться, дел еще по горло, а она нюни распустила.
-Сонь, а чего Хруля – то приходил?
-Маму помянуть.
-Как же не так! Помянуть он пришел! Ты что не видишь, к тебе он ходит.
-Если знаешь, чего спрашиваешь?
-А ты что думаешь?
-Баба Тася, да ничего я не думаю, и ни о ком я не думаю, оставь ты эти разговоры.
-Зря, девонька, зря, ни о ком не думаешь. Гляди, какой - никакой мужичонка в доме, мужицкую работу подсобнет. Все легче будет. Вдвоем воз тянуть сподручнее.
Соня долго молчала, раздумывая над бабкиными словами.
-Без любви жить нельзя - тихо промолвила она.
-Какая любовь в сорок пять лет? - у бабы Таси перехватило дыхание. - Тебе помощник нужен, а ты про любовь толкуешь. Дети у тебя еще не определены, много ли одна- то потянешь?
Возражать не было смысла, Соня махнула рукой, начала резать помидоры на салат.
До приезда родных все сделать успели. В зале раздвинули круглый стол, застелили белой маминой скатеркой. Поставили по традиции лишний прибор, как будто Анна Алексеевна здесь, с ними находится.
Поминки получились светлые, как этот сентябрьский денек, теплый и солнечный.
На другой день гости разъехались.
С автовокзала Соня медленно шла по широкой сельской улице, перебирая в голове все дела, которые нужно сделать до заморозков.
Не забыть сжечь ботву, кусты малины надо бы пригнуть, неизвестно какая зима будет; капусту срезать, потом засолить. Да. Еще теплицу разобрать, чтоб ветром не разнесло полиэтилен. Совсем близко услышала скрип тормозов, обернулась - о, боже! Огромная машина с прицепом затормозила почти рядом. Хлопнула дверца кабины. Из нее выскочил с перекошенным от злости лицом шофер.
-Какого черта плывешь как по бульвару, дура? Если ты жить не хочешь, хрен с тобой, а я за тебя сидеть не собираюсь!
От мысли, что могло с ней сейчас случиться, от вида разъяренного водителя, да еще такого огромного, как Кинг Конг, и такого же страшного, Соня стояла, ни жива, ни мертва, бледная, с огромными испуганными глазами.
-Ты чо, чокнулась, посреди дороги ходить, тротуара мало? У! Сумасшедшая!
И он размахнулся, и уже хотел ударить ее в запале, но, увидев онемевшую от страха женщину, круто развернулся, сел в кабину и укатил по направлению в город.
«Пронесло» - облегченно вздохнула Соня. И от пережитого заплакала, повизгивая, тихо, как кутенок.
Прошло несколько дней. Стоя за прилавком и обслуживая покупателей, Соня не слышала, как к магазину подъехал огромный «Ман». Кинг Конг, не поздоровавшись, и не обращая на нее внимания, стал рассматривать выставленную на продажу мебель.
«Невежа - подумала она.- Да, что взять с деревенского шофера!»
Обслужив последнего покупателя, она задумалась: подходить или нет к Кинг Конгу? Как продавец она обязана ненавязчиво предложить свою помощь. Но задетое самолюбие мешало ей сделать это. Она стояла за прилавком, не двигаясь с места, краем глаза наблюдая за неприветливым покупателем. «Подойти - не подойти» - вертелось в голове, и вдруг твердо решила для себя: «Не подойду!».
Кинг Конг по второму кругу пошел по залу. Он вяло открывал и закрывал дверцы у стенок, проверял замки, трогал, зачем - то, цветные стекла в сервантах. Было заметно, что мебель ему нужна как собаке палка. Иван понимал, что хождение по магазину становится смешным. Нужно заканчивать осмотр, и подходить к этой маленькой женщине, с холодными, как ледышки глазами.
Еще несколько дней назад он видел эти глаза совсем другими: огромными, испуганными и по-детски беззащитными, что ему, видевшему-перевидевшему множество баб, захотелось вдруг прижать к себе именно эту худую, как подросток женщину. Там на дороге, он нахамил ей, и зашел в магазин для того, чтобы вновь ее увидеть и извиниться.
Но Иван медлил подходить. В горле у него ни с того ни с чего пересохло. Ноги стали ватными от волнения: «Да что же это со мной делается? Перед козявкой пасую. Была - не была!».
И, втянув голову в плечи, отчего стал казаться ниже ростом, подошел к прилавку. Соня стояла, как изваяние: губы сжаты, взгляд жесткий. Попробуй подойти.
-Мне нужен диван, - ни с того ни с чего буркнул он. «На хрена мне диван!»,- подумал он, но слово не воробей, уже вылетело, не поймаешь.
-У нас только наборами - разжала она губы.
- А мне один диван нужен!
«Фу ты, черт, неужели кроме проклятого дивана сказать ничего не могу!» - промелькнуло в голове у Ивана.
-Отдельные диваны будут на той неделе.
- А можно внести аванс, чтоб мне оставили диван?
-Вносите. Дайте все свои координаты, чтобы можно позвонить, когда поступит мебель.
Мысли у дальнобойщика стучали в голове как азбука Морзе: «Зачем? Зачем? Зачем мне диван?», а руки уже отсчитывали последние полторы тысячи рублей и протягивали их маленькой женщине.
Деньги отданы, чек в руках, координаты оставлены. Надо уходить. А он все стоял и не знал, что еще сказать, чтоб задержаться. И Соня молчит, как в рот воды набрала, хоть бы для вежливости про погоду спросила.
-До свидания, - нашелся Иван. И пошел к двери.
Ответа он не услышал.
-Да пошла ты куда подальше! - вслух произнес он.
Залез в кабину, хлопнув дверцей так, что слышно было в магазине, развернулся и укатил в неизвестном направлении.
Шло время. Прекрасные сентябрьские деньки сменились слякотью, затяжными дождями и длинными - длинными вечерами. Дочь не могла часто посещать деревню - это было накладно, Роману несподручно бегать на другой конец деревни проведывать мать. Так в одиночестве и коротала вечера перед натопленной печкой, с книжкой в руках. Иногда заходил Хруля, предлагая свою помощь, и выклянчивая стопочку самогонки. Соня от помощи отказывалась, самогонки наливала и с нетерпением ждала ухода соседа.
Баба Тася посещала ее с завидным упорством каждый вечер, пересказывая все деревенские новости за день. В пол уха слушая мамину подругу, Соня думала о своем: «Неужели так вся моя жизнь и пройдет здесь, в деревне, в глуши около печки?»
Как будто подслушав ее мысли, баба Тася на одной ноте начинала канючить:
-Все одна и одна. Хошь бы сходила куда, хошь к Наталье Егоровой, все веселей. Сонь, а знаешь, есть мужик один, хочет с тобой познакомиться. Вот меня просил с тобой поговорить.
-Пустое все.
-Не скажи. Мужик в самом соку, богатый. Жена от рака умерла, царство ей небесное. Правда, дочка непутная у него, шляется со всеми ментами. Он замучился ее из под них вытаскивать.
-Ты хочешь, чтобы я с ней мучилась?
-Зачем ты? У нее отец есть, пусть и доглядывает за ней. Ну, чо, ему передать-то?
-Да ничего не передавай, я замуж не собираюсь.
-А кто он, тебе чо - ли не интересно?
-Душа у меня высохла, баба Тася, к мужикам никакого интереса нет, что-то надорвалось внутри после развода.
-Ох, смотри– ка, мужик бросил! Ты не первая и не последняя! За зиму посправнее станешь - отбоя от ихнего брата не будет. А ты уж не бычься, мужики – то не любят серьезных, да тощих. Дак, чо ответить женишку-то?
Соня не хотела говорить на эту излюбленную бабушкину тему, молчала. Повздыхав, поохав, баба Тася пошла домой. Проводив ее до калитки, заперев засов, Соня потрепала собаку, ластившуюся к ее ногам, и вошла в дом. Одна, опять одна. От жалости к себе захотелось заплакать. « Не раскисай!»- дала себе команду. Держалась изо всех сил, стиснув челюсти до боли. Но слезинка сначала одна, потом другая, и вот уже целый поток полился из глаз. Она плакала долго, со всхлипами, завываниями, то, пряча заплаканное лицо в платок, то, поднимая его к портрету матери, просила у нее прощение, помощь и защиту.
Под окном просигналила машина, Соня не отреагировала. Подумала, к соседям. Сигнал повторился еще несколько раз. «Ну что это такое? Кто может беспокоить ее в такое время?»
Подошла к окну, выглянула из-за шторки и отпрянула, как ужаленная: «Боже мой! Это же Кинг Конг на своем « Мане» подъехал!»
Она совсем забыла про него и про оставленный диван! Заметалась из комнаты в кухню. Господи, сейчас войдет, а она вся зареванная, опухшая от слез, в каких-то старых домашних одежках. Что делать, что делать?
«Не суетись!» - вслух произнесла она... И - о чудо! - успокоилась. Сообразила, что ворота закрыты, и Иван Лыжин – моментально вспомнила имя и фамилию Кинг Конга по оставленным им координатам, - в дом не зайдет. Совсем полегчало. Не спеша, накинула пуховую шаль на голову, обулась и вышла к воротам.
Взглянув на Ивана, поняла, что перед ней не тот, растерянный мужчина в магазине, который от волнения не знал, что сказать, а разбитной деревенский водила, которого она даже на миг испугалась, как тогда на дороге. Он снял свою шапку – пидарку, так в деревне почему-то называют вязанные мужские шапки, и сделал в ее сторону шутейский поклон, как бы говоря: «Наше вам с кисточкой», улыбаясь во весь рот.
Соня в свете фар увидела лысую голову, беззубую улыбку и содрогнулась: «Господи, да он не Кинг Конг, он Квазимода местный! Да еще и поддатый».
Сжавшись, и ругая себя за легкомыслие, она стояла перед ним молча и ждала от него самого худшего. «Вот действительно, дура набитая. Здесь хоть заорись - никто не услышит, не поможет».
-Соня, - услышала она его голос, - ты чего, дуреха, меня боишься? Чего глазами-то сверлишь? Не съем ведь я тебя.
Соня пригляделась: «Вроде не смеется, серьезно говорит, но какой же страшный».
- Мне не пятнадцать лет, чего тебя бояться.
-Вот и хорошо. Пригласи в дом, потолкуем.
К такому повороту она не была готова.
-Если насчет дивана - приходи в магазин. Не возьмешь мебель - верну деньги.
-Да нужен мне этот диван, как попу гармонь!
-Зачем заказывал?
-А ты не понимаешь? Не понимаешь, зачем приехал, зачем выпил? Не понимаешь? Ты же не девочка пятнадцатилетняя.
Огромными ручищами Иван схватил ее за плечи, притянул к себе и начал неистово целовать в лоб, глаза, губы. Голова у Сони откинулась назад, она вертела ей, уклоняясь от его поцелуев, но силы были не равные.
-Я закричу! - выдохнула она, отбиваясь от него. Ее сопротивление удивило его, он разжал руки:
-Кричи! - криво улыбнулся он.
Легко забросил свое тело в высокую кабину, захлопнул дверцу, приветствуя ее громким, на всю округу сигналом, нажал на газ и скрылся из переулка.
Соня не помнила, как закрыла ворота, как зашла в дом.
Что это было? Сон? Явь? Медленно разделась, легла в кровать, укрылась одеялом, чуть ли не с головой.
«Меня целовал Квазимодо, меня целовал Квазимодо» - как испорченная пластинка повторяла она. Высвободив руки из - под одеяла, медленно начала гладить ими лицо, задерживая пальцы на глазах., потом на губах. Вот сюда он ее целовал…, а потом сюда…. Пальцы скользили по лицу, задерживаясь там, где еще сохранилось тепло его губ, запах незнакомых сигарет.
«А ведь это было приятно» - созналась себе Соня. И легкая блаженная улыбка появилась на ее губах, и еще долго не сходила с ее исхудавшего лица.
На следующий день она решила после работы зайти к Наталье Егоровой, давней своей подруге.
-Каким ветром тебя ко мне занесло? - поинтересовалась она.
Хоть и дружили они с детства, а виделись нечасто, да и то по необходимости. Наталья выручала Соню и деньгами, и лекарствами, которые могла достать как старшая медсестра районной больницы. Заболеет ли сама Соня, или Катя простывшая приедет из города - все к ней, к Наташе за помощью. Да и не болтлива была, подумает сто раз, перед тем как слово молвить
-Ты не заболела часом? - допытывала она подругу.
-Ты Ивана Лыжина знаешь? - напрямик спросила Соня.
-Кто его не знает в нашем районе? Ты что хочешь о нем знать?
-Все!
-По тебе видно, дело серьезное. Ну, так слушай. Пьяница. Транжира. Бабник, - четко и раздельно произнесла она каждое слово.- Зря не веришь, - увидев искорку недоверия в глазах подруги, произнесла она - Живет, вернее, сожительствует с медсестрой Райкой.
Она у него, наверное, пятая, а может и шестая. Народ со счету сбился, считая его жен и любовниц. Переходит от одной бабы к другой, как переходящее красное знамя. Но, заметь, все бьются за него, несмотря на его внешность.
-Как бьются?
-А вот так и бьются. Дерутся, как заправские мужики кулаками, а то и палки в ход пускают. Я присутствовала при таких разборках - упаси Господи попасть в этот момент им под руку! Нравы, Соня, в деревне такие. Не тронь чужое говно. Здесь за любого мужичишку бабы держатся. Какая - никакая, а помощь от него бывает.
А Ванька когда не пьет- бывает и по три месяца в рот не берет - хозяйственный очень. Не слишком обольщайся, - увидев на Сонином лице улыбку, заметила она и продолжала.- А пьяного его даже мужики боятся. Сила в нем немереная. Раздавит, если поймает. Пока три недели пьет, все деньги что заработал, просаживает в кафэшке с молодыми, легкого поведения «девушками», так сказать. За душой ни гроша.
-Это я заметила, - отозвалась Соня. - Были б деньги - зубы вставил.
-На хрена ему зубы, если бабы по нему и беззубому сохнут?
И после паузы, присмотревшись к Соне:
-Если уж и тебе он приглянулся.
Соня опустила глаза, не зная, что сказать подруге. И тут Наталья все поняла:
-Не вздумай! Слышишь, даже думать о нем не смей! Хочешь на всю деревню прославиться? Этот кобелина перешагнет через тебя, ноги вытрет и уйдет к другой. Что тогда делать будешь? Мало тебе здесь бед выпало, ты еще сама кличешь их? - разошлась подруга. Потом замолчала. Обняв худенькую Соню, первой нарушила тишину:
-Вижу, подружка моя дорогая, не слышишь ты моих слов. Не обижайся на меня. Ты спросила - я ответила, а решение принимать тебе. И, чтобы ты не решила, я на твоей стороне.
От подругиного понимания глаза Сони увлажнились, подбородок начал подрагивать, вот-вот слезы потекут ручьем.
-Рано еще слезы лить, то ли еще будет - как могла, успокоила Наталья. - Иди домой, утро вечера мудренее.
И потеряла Соня покой. На работе думала о нем. За домашними хлопотами думала о нем. Сидя вечером перед печкой, думала о нем.
Стала прислушиваться к проезжающим мимо дома машинам. Он? И ждала, и боялась новой встречи.
Вот уже и первый снег выпал, да такой обильный, что сразу прикрыл черноту огорода. А потом его столько навалило, что не стало видно кустов малины и смородины. И вскоре соседи дружно сменили штыковые лопаты на широкие и плоские для уборки снега.
И прибавилась в деревне работы мужику, чтоб не залеживался, да жирку не нагулял: каждый день выгребать из ограды снег, расчищать дорожки, чтоб можно было к дому пройти, да салазки с флягой воды провезти. Рачительный хозяин обкладывал снегом низ дома до самых окон, чтоб не промерзало подполье, да не померзла картошка.
Соня все делала сама, поспевая до ухода на работу накормить двух поросят, собаку, кошку, очистить от снега двор и дорожки и привезти хотя бы одну флягу воды. После работы та же карусель: накормить животинку, вычистить стайку, привезти воды, натаскать дров, затопить печь, поставить варить картошку для поросят. Хорошо, если за день не наметет снега и не надо браться за лопату. На работе Соня не задерживалась ни на минуту, спешила домой, иначе домашние дела могли затянуться до полуночи.
В этот вечер, как всегда, торопилась после работы домой, радуясь, что не приходится спотыкаться в темноте и ругать местную администрацию за экономию света. От снега все белым-бело. И дорога, и нахоженные тропинки видны как днем. Она свернула с большой дороги к себе в переулок, когда ее обогнал газик и преградил дорогу. Соня не испугалась, почувствовала, что это он, хотя машина была не знакомая.
Огромная тень Квазимоды приближалась к ней. Тень раскинула мохнатые лапы – крылья, и Соня оказалась в крепких объятьях Ивана. Она не сопротивлялась, когда он приподнял ее от земли и усадил на заднее сидение машины. Стал расстегивать на ней шубку, кофточку, прикасаясь руками к ее телу, отчего жаром полыхнуло лицо. Жар переходил вместе с его руками то вверх, то вниз, растекался по всему телу, вызывая желание обнять и прижаться к этому огромному мужчине. В темноте он нашел ее губы, нежно прикоснулся к ним, и вдруг резко языком открыл ее рот и стал ласкать им ее небо и язык, призывая ее сделать то же самое. Соня ответила на его немую просьбу. И коснувшись его языка, застонала от желания. Он понял ее, и стал медленно снимать с нее белье, не переставая целовать губы, шею, нежно покусывал грудь и мочки ушей.
Он играл с ней как кошка с мышью, то отдаляясь от нее, то вновь сливаясь с ней в нежном поцелуе. Теперь уже она искала его губы, прижимала его голову своей груди, своими руками направляла его руки, и, постанывая от удовольствия, помогала снять всю одежду с себя и с него.
Сколько времени продолжалось соитие - она не помнила. Они кричали в два голоса, кусались, целовались взахлеб, взлетали ввысь, проваливались в бездонную яму, вновь взлетали, падали и опять воскресали. Наконец, весь в поту, издав звериный рык, он рухнул на нее. Не чувствуя тяжести его тела, она лежала под ним распластанная, мокрая, отдавшая все силы малоизвестному мужчине, не имея ни малейшего желания шевелится, впервые не стыдясь своей наготы.
От усталости оба задремали, и, проснувшись от холода, в темноте стали шарить по салону машины, ища разбросанные вещи. Кое-как натянув на себя колготки, засунув ноги в сапоги, накинув на плечи шубку, вышла из машины.
Месяц яркий, как никогда, освещал весь переулок. Недалеко от ее дома выделялась машина на обочине, в которой она еще пять минут назад занималась любовью. Запоздалый стыд возвратил Соню к действительности. «Отдалась в машине, на голом сиденье, как последняя шлюшка. А если кто из соседей проходил мимо? Слышал их вопли и стоны, видел, как раскачивался газик из стороны в сторону?»
Ужас охватил Соню. «Домой, скорее домой, под свою крышу!».
Квазимодо хотел помочь собрать ее белье - она его резко оттолкнула, схватила, что попалось под руку, и убежала.
Закрыв за собой ворота, перевела дух. Обидчивым потявкиванием встретила припозднившуюся хозяйку Кнопка.
-Сейчас накормлю, сейчас всех накормлю - скороговоркой твердила она, намешивая свиньям болтушку. И как была в шубе, шапке зашла в стайку, опрокинула месиво в корыто. Вернулась на кухню, достала из холодильника свой ужин и вылила собаке. Бегом притащила из сарая дрова, накидала, как попало их в печку - растопятся, сухие. Подожгла лучинку и поднесла ее к поленьям. Огонь с лучины быстро перепрыгнул на полешки, легко побежал по бересте – и вот пламя заиграло во всю свою мощь, завертелось по всей печи. В трубе загудело.
Все.Можно передохнуть, привести мысли в порядок.
-Отдалась как последняя шлюха! - снова застучало в мозгу.
-Ты же этого хотела, - возразил внутренний голос.
-Но не так же по-скотски!
-Зато получила наслаждение.
-Меня осудят, не поймут дети, - отбивалась грешница.
-Безгрешных нет. Зато ты познала страсть.
-Господи! Зачем мне она? За двадцать лет замужней жизни я ничего подобного не испытывала.
-Все познается в сравнении, ты разве этого не знала?
-Знала - не знала, что теперь будет? - металась Соня, но ответить на этот вопрос она так и не смогла.
Ночью ей снились кошмары. Соседи толпой, плечо к плечу, наступали на нее. Вместо лиц – морды животных. Хруля, тетка Мотя, баба Тася, дед Леха, еще какие-то страшилища теснили ее к реке. Рты у всех были широко открыты, корявые руки их тянулись к ее горлу. Вот - вот дотянутся, и сбросят ее в холодную реку. Вперед выходит какое-то чудище c вилами в руках. И вдруг чудище превращается в Райку – сожительницу Квазимодо, лохматую, страшную, с перекошенным от злости ртом. Она что-то орет, размахивая вилами, и вся толпа вторит: «Смерть, смерть потаскухе!».
Соня в ужасе оглядывается по сторонам. Кто, кто поможет? Кто придет ей на помощь? Показалось лицо Ивана, и тут же пропало, проплыло мимо. Ноги у нее в воде, а толпа все дальше загоняет ее в реку. Вода уже по пояс. Она дрожит от холода, зубы выстукивают дробь, и холодные речные волны уже накрыли ей плечи. Вода давит на горло. Трудно дышать. Еще немного и она окажется под водой.
« Помогите-е-е-е-е, – захлебываясь, закричала Соня. И от крика проснулась, не понимая где явь, а где сон. Но, слава Богу!- кошмар приснился, и она облегченно вздохнула.
На первый взгляд, ничего в жизни Сони не изменилось. Как и прежде, неулыбчивая ходила на работу, в чистоте и порядке содержала дом и двор, но душа и каждая клеточка ее тела ждала ночи. По звонку Ивана бежала к большой дороге, залезала в кабину огромной машины, и едва дождавшись, пока он отъедет за деревню, кидалась в его объятия. Она желала его много раз, и каждый раз отдавалась с такой страстью, что радовало и пугало его одновременно.
«Откуда в этом теле столько энергии, огня, нерастраченной любви? - поглаживая ее расслабленное тело, рассуждал он. - Такая покорная ночью, и ершистая днем, на сраной кобыле не подъедешь. Не задает вечного женского вопроса: любишь - не любишь. Ничего не просит. А он- то не понаслышке знает, как бабе одной тяжко. Неужели, кроме секса ей от меня ничего не нужно? Только бы намекнула, чего хочет, а уж он разбился бы для нее. Гордая…. Но как тянет к ней... Целовал и целовал бы ее припухшие губы, тонкие пальчики, маленькие руки».
Наклоняется, начинает медленно целовать глаза, нос, губы. Слизывает капли пота у нее под мышками, в ложбинке между грудью. И пот ее не такой терпкий, как у деревенских, и тело маленькое точеное, как у бронзовой статуэтки уже изогнулось ему навстречу.
И который раз их тела сплетаются в нераздельное целое, чтобы, отрешась от всего земного, почувствовать сладость любви, опрокидываясь то в бездну, то, поднимаясь ввысь до самых небес.
Все тайное рано или поздно становиться явным. Баба Тася первая решила заговорить об Иване:
-Знаю, девонька, куда по ночам бегаешь. По деревне про тебя судачат, что Ваньку отбиваешь у Райки.
-Да не отбиваю я.
-А зачем тогда волындаешься с ним?
-Не знаю, не поняла еще.
-Когда поймешь, уже поздно будет. Ты бабку Мотю, Райкину тетку знаешь? Да вот живет на другом переулке, она за племянницу глаза выцарапает тебе. Еще и окна высадит - мимо ведь ходит.
«Вот они, чудища безобразные во сне» - вспомнила Соня недавний сон.
-А замуж этот кобель тебя зовет? - спросила баба Тася.
-Не было разговора.
- О чем же вы говорите? - изумилась она.
Соня пристально посмотрела в бабкины глаза, придуривается или правда не понимает, что не до разговоров им в кабине ночью. Не скажешь ведь открытым текстом, чем они там занимаются.
-А я и не собираюсь замуж за него выходить.
Лучше этого было не говорить: бабу Тасю прорвало:
-По ночам с чужим мужиком шалавиться можно, а замуж не обязательно за него выходить?! Где это видано! Уж коль хорошо тебе с ним в машине кувыркаться, дык уж лучше у себя дома на законных основаниях!
-Успокойся ты, вот он уедет в рейс и все будет как прежде.
Долго не унималась баба Тася, а под конец добавила:
-Если тетка Мотя чем обидит тебя - скажи мне. Я ей напомню про ее молодость, как своего Егора от законной жены увела, троих детей осиротила. Это сейчас она такая правильная, а по молодости хвостом крутила – будь здоров! Так что, девонька, не дам я тебя в обиду.
На том и расстались.
Бурные ночи сменялись дневными страхами. А вдруг Райка в магазин зайдет? А вдруг бабка Мотя встретит? Что говорить, чем оправдывать связь с чужим мужем?
Бабка Мотя не заставила себя долго ждать. Еще издали Соня заметила, как та переходит улицу, чтобы встретиться лоб в лоб.
-Что, шалава, решила семью разбить? - на всю улицу завопила она. - Проститутка, проститутка приезжая, я тебе покажу, где раки зимуют, - наступала на нее тетка, размахивая пустой сумкой.
Редкие прохожие, задерживая шаг, прислушивались, чем все это закончится. Соня вся сжалась. От стыда щеки горели огнем, язык прилип к небу, не желая отвечать на оскорбления. «Стыд- позор, стыд- позор!» - стучало в голове у Сони.
Полупьяная баба остановилась рядом, и визглявым голосом начала подбадривать тетку Мотю:
-Врежь ей, врежь ей по морде!
Тетка, услышав поддержку, широко размахнулась и сумкой прошлась по Сониному лицу. Хлесткий удар наконец-то вывел Соню из оцепенения.
Забыв про преклонный возраст обидчицы и про все приличия, она вырвала сумку их рук старухи, откинула в сторону, и со всей силы ударила ее в грудь. Та, не ожидая сопротивления, покачнулась, и, не удержав равновесия, рухнула задницей на укатанную скользкую дорогу.
-Убивают, помогите! - заорала она.
Не обращая внимания на вопли, Соня за шиворот приподняла бедную вояку, притянула к себе и прошипела - отчего глаза у старухи округлились:
-Убью в следующий раз! - и резко оттолкнула от себя.
Не оглядываясь, пошла на работу. От случившего ее всю трясло, в голове стоял жар, но глаза горели победным огнем: «Я вам покажу, чудища проклятые. Я вас сама в реке утоплю».
Поздно вечером позвонила Наталья:
-Ну, подруга дорогая, наделала ты шума. Ко мне Райка подходила, про тебя все выпытывала, да и заодно рассказала, как ты ее тетке весь зад отбила. Милицией грозит.
-Что теперь будет?- забеспокоилась Соня.
-Сонь, я, если до милиции дойдет, пойду свидетелем. Буду говорить, что вместе с тобой шла, а тетка Мотя первая напала. Ее скандалистку все знают, а мне поверят.
-Чтобы я без тебя делала, спасибо тебе.
-Рано благодаришь, подруга. Все еще только начинается, - «упокоила» знающая Наталья.
А ночные встречи продолжались. Сплетни, косые взгляды, страхи ночью отодвигались далеко-далеко, забывались от жгущих поцелуев, нетерпеливых ласк Квазимодо. От бессонных ночей под глазами обозначились черные круги, резче обозначились скулы на худом лице Сони.
Как и предполагала Наталья, все только начиналось. Воскресным днем ни свет, ни заря пришел Хруля:
-Сонь, привет! Я к тебе за интимными услугами пришел. Тут телефон твой указан. А мне, зачем звонить, я и дойти могу, - с противной улыбкой протянул ей объявление. – Я- то думал, ты только самогонку хорошую гонишь, а ты, оказывается, и в койке хорошо обслуживаешь. Почитай, почитай, на всех столбах расклеено.
Внутри все похолодело. Вот так, доигралась. Взяла протянутую писульку, вслух прочла: «Профессионально оказываю интимные услуги. Звонить после 20-00 по телефону…» И ее телефон указан...
-Тут же сказано после 20-00. Чего спозаранку притащился? - собирая остатки сил, спросила она.
Противная ухмылка исчезла с лица одноклассника:
-Сонь, не со зла я, ты не думай ничего. Я, где видел - все сорвал. Пройду еще по центру, там погляжу.
Соня без сил опустилась на маленькую табуретку возле печки: «Что делать? А если сын со снохой прочтут? А, что если доброжелатели Кате расскажут, чем ее мать занимается? Отказаться от ночной любви? Перестать видеться с Иваном? Да, так и нужно поступить. Это самое правильное решение».
Соня, не торопясь, стала накладывать дрова в печку. Полено за поленом, ровно друг на дружку, не очень плотно, чтобы был ход воздуху. Отщипнула лучинку, подожгла. Подождала, когда пламя наберет силу, и положила в проем между поленьев. Не закрывая печку долго, не мигая, смотрела на разгоравшийся огонь.
Сердце Сони не хотело отказываться от Ивана. Оно не замечало его некрасивости, лысой головы, наполовину беззубого рта. Оно трепетало под его руками, жаждая ласки и любви. Но рассудок противоречил влюбленному сердцу. Надо забыть Ивана. Не будут кумушки шептаться за спиной. Не боясь, будешь смотреть детям в глаза. Без страха, что тебе выбьют стекла, будешь засыпать…. Много чего передумала она, глядя на огонь. «Сначала поговорю с Иваном», - решила она и занялась домашними делами.
Первый раз на свидание не летела, как птица.
«Рассказать- то расскажу о Райкиных объявлениях, а поймет ли? Как он ее остановит? Чем? Она ведь за свое бьется. Хоть не муж, а прожила с ним четыре года. А я что? Ведь не силком же гонят меня ночью к мужику. Правду покойница мама говорила «сучка не захочет, кобель не вскочит».
Иван ждал на старом месте. Сгреб в охапку, закружился с ней на руках вокруг машины, напевая мелодию знакомого вальса. Подсадил в кабину.
-Завтра в дальний рейс ухожу. Ждать будешь?- спросил, заглядывая в глаза.
–А надо?
-Не по-нял, - как-то на распев протянул дальнобойщик. И только сейчас заметил произошедшую в Соне перемену.
-Ты разлюбила меня, - упавшим голосом не то спрашивая, не то уточняя, произнес он.
-Страсть - это не любовь, - заметила она.
-Я не из графьев, таким тонкостям не обучен, можешь называть это как хочешь, а я без тебя не могу жить. Решил, после рейса к тебе приду жить.
-А моего согласия не нужно? - глаза-льдинки холодно посмотрели на него.
Иван изумился: «С чего колючки выставила? Опять на сраной кобыле не подъедешь!» Но спросил другое:
-Я тебя обидел?
-Не ты, твоя сожительница, - и протянула скомканное объявление.
Лицо Ивана стало угрожающим:
-Ну и баба, на всякую подлянку способна. Ну, погоди…Теперь уж точно, она меня не удержит. Ну, и пакостная баба, ну и дрянь, - не мог успокоиться он.
Соня ладонями повернула его лицо к себе и, глядя в глаза, начала говорить:
-Иван, я не сказала, что хочу с тобой жить. Я не сказала, что люблю тебя. То, что мы с тобой встречаемся - аморально. И Рая права во всем. Я не знаю, что нам делать. Хорошо, что уезжаешь надолго, и у нас будет время подумать, сможем ли мы друг без друга.
Она замолчала.
-Ты уже все решила, - после долгой паузы заметил он.
На лице Ивана было отчаяние и непонимание. Он не может без нее жить, а ей нужно еще подумать. С первой их встречи, там, на дороге, когда увидел ее такую маленькую, испуганную, он понял, что именно эту женщину искал всю свою непутевую жизнь. А она, оказывается, не любит его, и называет это страстью. Тогда какого хрена бегала к нему на свидания? Зачем давала ему надежду? Чего она вообще хочет, эта странная женщина? Соне стало жаль Ивана, прижалась к его плечу:
-Ваня, я буду тебя ждать, - как бы извиняясь за свою резкость, мягко начала она, поглаживая его по руке, - я не знаю, что со мной. Стала всего бояться, оглядываться на всех, не кинут ли в спину камень, не обзовут ли вслед. Я тебя ни в чем не виню, ты ни в чем не виноват, я ведь сама этого хотела. Но мне так трудно, поверь. Да еще эта тетка Мотя, объявления на всех столбах…. Ты меня понимаешь?
-Давай поженимся, и все дела. А с Райкой и ее теткой я разберусь. Сонь, я тебя люблю, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Вот увидишь, все будет хорошо. Пить брошу совсем. Скажи только - подошьюсь от пьянки. Ты только скажи, что ты хочешь - все сделаю для тебя.
Соня растрогалась. Она давно поставила на себе крест, и жила только заботами о детях, об урожае картофеля, о выкармливании поросят. А сейчас она слышит от большого и неуклюжего мужчины страстное признание в любви, какого не слышала много-много лет. Она любима, она желанна…
-Говори, еще говори - твердила она, покрывая его лицо поцелуями.
-Девочка, моя любимая девочка, любимая, любимая - шептал он, сливаясь с ней в экстазе.
Приехала Катя из города, и Соня решила ей рассказать про свои отношения с Иваном.
«Будь что будет. Осудит-будет причина отказать ему». Подбирая слова и выражения, старалась донести до сердца дочери те чувства, что испытала в свои немолодые годы. Ждала насмешки, язвительных слов, понимая, что заслужила их. Но маленькая – маленькая надежда, где-то глубоко запрятанная, теплилась в груди. Юная девочка, сразу поняла, в каком трудном положении оказалась ее мать, как она страдает, и как беззащитна перед людской молвой.
-Мамочка, моя милая мамочка, ты сильная, ты все выдержишь. Я всегда буду с тобой, - успокаивала ее дочка, обнимая свою грешницу мать.
А на следующее утро, у колонки Катю встретила тетка Мотя:
-У, чертова девка! Мать проститутка местная и ты такая же! И подружки все у вас шалавы, ходят тут, заступницы чертовы! - не давая раскрыть Кате рот, тараторила она.
Девочка знала от матери про козни Раиной родни. Молча набрала воды, и, как бы нечаянно, выплеснула ее на валенки злобной старухе. На морозе валенки вмиг оледенели, прилипли ко льду. Старуха завопила. А Катя набрала воды и пошла к дому. Из окна было видно, как к колонке подошел дед Леха, вытащил тетку Мотю из валенок, кое-как отодрал валенки ото льда и, чертыхаясь, почти бегом, повез бабку на салазках домой.
С того времени тетки в переулке не видно. Даже к колонке подходит с другой улицы, чтобы мимо Сониного дома не проходить. Так-то, старая бестия!
Пять месяцев не был Иван в родной деревне. Весенние работы были в самом разгаре. На помощь Соне приехала сестра Татьяна. Как никак двадцать соток нужно обработать, да еще садовый участок. Татьяна уговорила сестру принять помощь от Хрули:
-Смотри, сколько вручную копать, надорвемся ведь! А из подполья картошку вытаскивать кто будет? Ты на себя посмотри - одни мослы торчат, завалишься, еще внизу… Самогонкой рассчитаемся, стол накроем.
На том и порешили.
Лопата в руках у Хрули так и мелькает. Хоть вилы возьмет, хоть грабли-все играючи делает мужик на огороде. Татьяна, подбоченясь, шутит:
-Эх, Хруля, была бы помоложе - не упустила тебя. На все руки мастер. Чего никто тебя не подберет?
-А ты у сестры спроси - чего нос от меня воротит?
-Хруля, а может, какой изъян имеешь? - не унималась Татьяна.
-Давай проверим сегодня, - подыгрывал ей мужик.
Соня с улыбкой слушала их перебрех.
Какая в этом году дружная весна! И река вскрылась рано, и от снега очистилась недели за две. Деревья уже все в молодой зелени стоят. Одуванчики раскрыли свои желтые головки на поляне перед домом. По вспаханному огороду важно расхаживают скворцы. Пахнет теплой землей, навозом. Куда не глянь - везде просыпается жизнь.
Соня любила эту пору. Уже тепло, но жары еще нет, можно по огороду ходить без платка, не опасаясь, что солнце напечет голову. И нет надоедливых комаров, которые не дают спокойно посидеть вечером на крыльце и полюбоваться ночным небом.
Все хорошо, только Ивана долго нет. Так долго, что, кажется, целая жизнь прошла. Да какая это жизнь? Одно мучение. Как кукла, заведенная ключиком, строгая, неулыбчивая, с глазами-льдинками ходит она на работу, часто не замечая и не здороваясь со знакомыми. «И чего Ванька в ней нашел? Ни рожи, ни кожи, а глядит- то с высока! Не нашенская она. Не приживется в деревне».
Об этих разговорах она знала, но дружбы ни с кем не искала, в глаза никому не заглядывала.
После тех злополучных объявлений вломился к ней один фермер. Так и сказал:
-Я по объявлению! - поставил бутылку водки на стол и с наглой рожей к ней подступает.
Не растерялась Соня. Сначала бутылка полетела об дверь, потом кухонным ножом пригрозила:
-Убирайся, а то в тебя запущу.
Задом-задом, так молча и вышел.
Звонков с угрозами, матами было много. Грозили глаза уксусной кислотой выжечь, а встретят - хребет переломать, и ворота скипидаром облить.
Узнав об этом, Наталья пустила « утку» по деревне, якобы Соня написала заявление в узел связи на прослушку всех звонков на ее номер. Подействовало! Угрозы и маты прекратились через два дня. По этому случаю по сто грамм самогонки с Натальей выпили:
-Не дрожи ты, как лист осиновый. Мы еще повоюем! - успокаивала верная подруга.
Сестре Татьяне Соня тоже поведала про свою любовь. Чего скрывать? Татьяна выразила сомнение:
-Что-то часто он жен меняет. Тебя это не настораживает?
-Не думаю об этом. Сколько проживем – столько и ладно.
Теплым вечером, сидя на крыльце, старшая сестра выговаривала младшей:
-Зачем мужик в деревне? - сама себе и отвечает,- чтобы всю тяжелую работу делал. А когда твой сокол заниматься домом будет? - не дождавшись ответа, продолжала. - Спать ты иногда, подчеркиваю – иногда_- будешь с Ваней, а огород копать, дрова пилить - будешь Хрулю нанимать. Зачем отдавать деньги Хруле, если можно спать с ним? - и от своих логических выводов расхохоталась, запрокинув назад голову. - Сонь, ты, правда, подумай. Хрен редьки не слаще. И деньги целы, и работник в доме.
Веселое настроение передалось и сестре. Смеялись от каждого пустяка, передразнивая мужиков, их ухаживания, шутки...
Иван подъехал, когда солнце уже опустилось за горизонт.
-Сонь, твой объявился. Иди хоть умойся, - посоветовала сестра, видя, что Соня, в чем работала на огороде, с грязными руками, перепачканным лицом, молча села на крыльцо.
-Кто так мужика встречает? - суетилась сестра, споласкивая руки в бочке – Совсем чокнулась от любви, что ли?- не унималась она.
Такой, сжавшейся в комочек, и увидел ее Иван. Он стоял перед ней во весь свой огромный рост, с улыбкой на лице, прижимая охапку лесных цветов. Последние подснежники, только-только набравшие цвет огоньки, какие – то зеленые, душистые веточки легли на колени Соне. И опустившись перед ней, уткнулся лицом в рассыпавшийся букет.
-Правда, чокнутые оба, - увидев немую сцену, нарушила тишину Татьяна.
Иван поднялся с колен, протянул руку:
-Давай знакомиться, родственница!
-Это, с какого бугра ты мне родственничек? - засмеялась она. - В деревне, куда не плюнь, все твои родственницы. Не много ли? - съязвила сестра.
Добродушный Иван, не обращая на колкости внимания, позвал женщин к машине. С «фуры» стал подавать коробки с фруктами, колбасой, консервами. Подал упакованную соковыжималку, пододвинул к краю новенькую стиральную машину.
-Родственник, а ты случайно адресом не ошибся?- опять начала Татьяна, намекая на его многоженство, - может, не все нам причитается, может поделиться с кем надо?
-Да нет, Татьяна, все в этот дом. Набегался за свою жизнь, хватит. Здесь до старости буду жить. Баньку новую срублю, а затем и дом новый буду ставить - отвечал Иван, а сам заглядывал в глаза Соне, что она скажет.
-Твоими устами да мед пить, - отвечала Татьяна
-А родственнице моей ты будешь обязательно. Завтра в ЗАГС пойдем, зарегистрируемся с твоей сестрой.
У Сони от удивления приподнялась левая бровь: опять за нее все решает.
-Правильно, Ваня, бери быка за рога, то есть корову, а не то бодаться начнет, как очухается.
Дружно засмеялись.
-Девочки, вы тут стол готовьте, а я за своими пожитками съезжу.
-Ты говорил, что все твои пожитки с тобой в спортивной сумке, - заметила Соня.
-Диван хочу забрать.
-Не надо его сюда везти, оставь там.
-Да он еще новый, в упаковке в сарае стоит. А потом, если б не ты, сроду его не купил. Да не волнуйся, я мигом обернусь.
Потом до утра сидели втроем на крыльце, слушая байки Ивана о шоферской жизни, о приключениях на дорогах, о своих неудачных женитьбах.
Три счастливых месяца пролетели как три дня. Днем работа, огород, друзья-товарищи Ивана, а вечер и ночь были в их распоряжении. Накрывшись пледом от комаров, удобно расположившись на крыльце, у них начиналось ночное чаепитие. О чем только они не вели беседы под звездным небом…
На чашку чая заглядывала баба Тася, пересказывала деревенские новости и торопилась оставить их вдвоем, сетуя на «комарье проклятое», мешавшее ей посидеть подольше. Соня стала спокойней, улыбчивей. Из глаз исчезли льдинки - холодинки; как будто лучик солнца заигрался в них и растопил ненужную холодность. Ушла резкость в движениях. С работы шла не торопясь, знала, что Иван управляется со скотиной, поливает огород, чистит стайку. Сидя напротив Ивана, подперев щеку кулачком, наблюдала, как много и с удовольствием он ест. Поражалась, как беззубым ртом откусывает мясо, жует его.
-Десны у меня вместо зубов, - шутил он.
«В первую очередь накопим деньги - вставим зубы, а пиломатериал на дом подождет, крыша над головой есть – на голову не капает»- размышляла Соня.
И любовью они стали заниматься не спеша, с наслаждением. А куда торопиться? Вот он, здесь. Рядом. Только протяни к нему руку - и его большие ручищи уже тянутся к ее ладошке, покрывая всю поцелуями.
-Завтра утром ухожу в рейс, - виновато сообщил Иван после работы, - Ты не беспокойся, я договорился с Хрулей, поможет выкопать картошку. Сестре сказал, чтоб не оставляла тебя одну. Да и родственница обещалась взять отпуск, к нам приехать... А я в сентябре уже дома буду. Вот, увидишь, девочка моя, - убеждал он расстроившуюся Соню.
Она знала, что ремонт машины когда-то закончится, и придется Ване ехать к черту на кулички зарабатывать деньги. Знала, но все равно новость была неожиданной.
«Почему надо расставаться? Разве нельзя найти работу в деревне? Ради чего мотаться по всей стране? За длинным рублем? Зачем нужны деньги, если не будет здоровья, ведь не молодой совсем? - эти вопросы не раз задавала Ивану при ночных посиделках на крыльце
-Я двадцать лет мотаюсь, это часть моей жизни, ты пойми, - отвечал он ей. - В деревне много не заработаешь, а нам, ох как нужны сейчас денежки. Я в первый раз хочу построить свой дом. Наш дом. Чтоб все как у людей было: дом, семья. Ты понимаешь меня?
Конечно, понимала, Но как разлучится на полтора- два месяца? И дальние рейсы небезопасны: на дорогах бандитов развелось видимо-невидимо, и нет от них никакой защиты.
-Я ж тебе рассказывал, что с бандюгами у меня разговор короткий. Требуют деньги – отдаю; последний зуб подставлять не буду, еще и расписку попрошу для отчета, - пытался шутить Иван.
Ранним утром, провожая его до машины, Соня разревелась.
-Ну что ты сопли распустила, Соня? Думаешь, мне легко от тебя уезжать? Звонить буду каждый день, успокойся, прошу тебя.
-Не уезжай, не уезжай! - твердила она.
Хотелось броситься ему на шею, заголосить по- бабьи, в голос.
Иван шарахнулся от нее, боясь, что она его остановит. Вскочил в машину и завел мотор. Медленно стал отъезжать. Вот большая машина с рефрижератором доехала до конца переулка, вот повернула направо на большую дорогу, вот и последний прощальный сигнал для нее. И все. Машина скрылась из вида.
Пока ездил по российским дорогам - звонил каждый день.
Из Казахстана смог дозвониться только один раз. А из Грузии звонков не было. Она волновалась и все ждала известий.
Как-то Хруля принес новость, что у Ваньке на грузинских дорогах сломался «Ман», запчастей немецких там нет, и сколько придется ему в горах «загорать» никому неизвестно.
-Господи! Помоги ему, чтоб с ним ничего не случилось, - взмолилась Соня.
Шли дни, недели. В начале сентября весь деревенский люд был на огородах. Погода стояла чудесная, и все торопились выкопать картошку. Соня не отставала. Еще и помощь подоспела - Татьяна взяла отпуск и приехала на подмогу. Хруля, как и обещал Иван, не уходил до вечера с ее огорода: подкапывал кусты, и тяжелые ведра с картошкой таскал. Работа спорилась. За домашними делами и огородными работами до темноты тревога за Ивана отступала. Зато ночью все разговоры с сестрой были о нем. Где он? Почему так долго не дает о себе знать? Сестра « жужжала»:
-У этих дальнобойщиков в каждом городе по жене. Видела фильм про них? Вот и твой Ванечка пригрелся у новой юбки и в ус не дует, что ты за него переживаешь.
-Не говори того, чего не знаешь!- оборвала Соня,- и так тошно.
На следующий день в магазин к Соне зашел Александр Николаевич с женой, хозяин машины, на которой работает Иван. Не хорошо стало на душе. Сердце начало колотиться, как канарейка в клетке на подоконнике. Во рту стало сухо. Беда, беда ведь случилась - по их глазам видно! Почему тогда молчат? Чего тянут? На ватных ногах подошла к Александру Николаевичу, притянула за лацкан пиджака его к себе:
-Говори же, говори, говори! - затрясла она его.
-Иван разбился. Не справился на горной дороге с управлением. Упал в пропасть, - медленно и тихо произнес он.
Соня разжала кулаки, опустилась на выставочный диван. Не заплакала, не закричала, не лишилась чувств. Безразличие охватило её. Таня - жена Александра Николаевича – накинув на Соню плащ, повела ее к машине. Повезла домой.
Плохие вести быстро разносятся по деревне. В дом заходили и выходили знакомые и незнакомые люди. Увидев сестру, зарыдала Татьяна. Какая – то женщина громко плакала в углу. Баба Тася, утирая слезы, тормошила Соню:
-Поплачь, ну поплачь, легче будет.
Наталья Егорова разжала Соне зубы и влила что-то безвкусное в рот. Вот и родственники Ивана потянулись друг за другом. Валя, старшая его сестра голосила у печки.
Все Соня видела как в замедленном кино. Будто тяжелая бетонная плита давила на грудь, задерживая слезы и слова. И за похоронной процессией шла молча, одетая в черное, маленькая и сгорбившаяся, похожая на раненую птицу. Она не видела, что в последний путь Ивана пришли проводить все жители деревня, не слышала прощальных гудков всех размеров машин друзей- шоферов. Шла и шла, механически переставляя ноги, как заведенная кукла.
На поминках вспоминали Ивана, его шутки- прибаутки, шоферские рассказы о дальних поездках. Соне стало трудно дышать, к голове прилил жар, лоб вспотел. Она поспешила выйти на воздух. Захотелось побыть одной.
Но куда скрыться от людей? Взгляд метался по двору.
Куда, куда? В сарай! – внезапно пришло решение, и облегченно вздохнула всей грудью, точно сбросила тяжелую ношу, давившею на нее.
Соня стояла на том же месте, где ровно два года назад ее мама Анна Алексеевна свела счеты с жизнью.
-Зачем дальше жить, зачем жить? Его нет. Нет и смысла жить.
Долго копившиеся слезы хлынули потоком. Она их не сдерживала, не утирала:
-Нет смысла жить, нет смысла жить, - повторяла она, ища глазами веревку.
Вот она, на гвозде висит. Тонкая, прочная. Сдернула ее с гвоздя, перекинула через стропилину. «Сейчас, сейчас буду с вами», - быстро говорила она , завязывая петлю.
-Мама, мама, ты где?
«Какую-то маму ищут», - отрешенно подумала она.
-Мама, мама! - повторился крик.
Господи! Это же Катя её зовет! Как она могла про нее забыть! Про свою девочку, свою кровинку?
-Девочка моя, доченька-а-а, - закричала Соня.- Я здесь, девочка моя, я здесь.
Забежав в сарай, Катя прижалась к матери.
-Ты у меня сильная. Все пройдет, вот увидишь. Только надо жить, обязательно жить! - как маленькой твердила она Соне.
Обнявшись, вышли из сарая.
Теплое сентябрьское солнце наполовину спряталось за рекой. «Какой бордовый закат,- отметила Соня. – Завтра, наверное, будут заморозки, а сколько еще дел нужно переделать».
Да, завтра с первыми лучами солнца наступит новый день. С утра появятся важные и не очень важные дела, заботы.
Завтра начнется новая жизнь.