Синусоиды Рикки

 
   

                Элла  Конти 
               
               

               
                Вокруг много народу. Я вглядываюсь в толпу, но
                не нахожу её лица. Если я никогда не увижу её,
                всё потеряет смысл.         
                Рикки I

          Какое счастье, что мы все вместе! Квартира у нас небольшая.  Всего одна комната. В нише, слева от окна, сверкает белизной, даже глазам больно, газовая плита и раковина. От нее в стену упирается полочка, а под ней маленький холодильник, который, видно, создан для людей не страдающих радикулитом. Для нас. Мы все молодые, все работающие. Почти.  И я с нетерпением жду вечера – опять все вместе: кто-то читает, кто-то смотрит телевизор.  Правда, последнее время мои ворчат, что русское телевидение смотреть невозможно. 
- Сплошная ложь что в новостях, что в сериалах, - негодует Олег.
Я с ним полностью согласен.
- Давай переключим на американский канал и послушаем джаз, - предлагает Оля.
И вот мы уже втроем постукиваем в такт музыке.
Как замечательно быть вместе, но это всего несколько часов.  Поэтому, я люблю выходные.
       После завтрака каждый занимается своми делами: Оля моет посуду, Олег просматривает газеты, я дремлю на диване.
- А процент на заем в банке понизился, - с удовольствием сообщает Олег.
- Может и первый взнос отменили? - иронизирует Оля.
- Малыш, - Олег подходит к ней сзади и нежно поглаживает ее руки от плеча до локтя.  Оля делает вид, что хочет сбросить руки Олега.
Я с умилением наблюдаю за ними.
- Малышечка, есть такие контракты, где первый взнос всего пять процентов. У нас на это хватит.
- А закрыть контракт? А адвокат, агент по недвижимости, наконец, налоги?  Все это немало стоит, - она поворачивается, кладет руки на его плечи так, что мокрые ладони повисают в воздухе, -  Олежек, давай договоримся, ничего не предпринимаем, пока я не добью эти курсы, которые, по мнению боса, неимоверно повысят мою квалификацию, а, по моему мнению, и зарплату.
- О кей,  - вздыхает Олег и вновь принимается за газету.
      Все. Посуда вымыта, пол подметен.  Мы играем.  Потом они уходят за покупками, но ненадолго. Я всегда встречаю их, и очень люблю залезать во все мешочки, которые оставляют тут же у дверей – оттуда иногда так привлекательно пахнет. И по мере того, как Оля кладет продукты в холодильник, мне достается кое-что вкусненькое. Я счастлив.  Не подумайте, что из-за еды.  Мы опять вместе, а это я ценю больше всего на свете. Завтра воскресенье, снова все дома. Какое счастье!  Я знаю – мы никогда не расстанемся.

- Олег! – кричит Оля с порога, - Олежка, где ты? – и еще громче, - Иди, поздравляй!
Мне на секунду становится страшно: «Почему такой крик? Что-то случилось?». Я вижу, как из ванной вылетает Олег, с набедренной повязкой из полотенца, с мокрых волос стекают капли на мускулистую спину. Он хватает Олю и кружит ее по комнате.
- Осторожно, Вещий! Ты что решил промакнуться об меня? – хохочет Оля. – Да отпусти ты.  Мы сейчас всю мебель разломаем.
- Разломаем!  Весь стол, все два, с позволения сказать, антикварных стула и старый диван. Ура! Сколько положили? – уже более рассудительно спрашивает он.
      Они берут бумагу, пишут какие-то цифры, делают какие-то подсчеты. И все это так радостно.  Им весело, значит и мне хорошо.
     Оказалось, что одни радуются, а другие грустят по одному и тому же поводу.  Я это понял, когда Оля с Олегом в чудесном настроении ушли рано утром в субботу и такие же жизнерадостные вернулись поздно вечером. А потом еще несколько часов писали столбиком цифры, что-то считали на калькуляторе и целовались.  А мне весь день было так одиноко.  Ну, завтра-то они точно будут дома – воскресенье же. Выяснилось, зря я на это надеялся.  Они ушли, когда я еще спал. Оставили, правда, вдоволь еды.  Ну и что?  Разве в этом счастье?
      Последующие несколько недель я их и вечерами мало видел.
      Но вот настал день, когда они вдруг начали паковать вещи.
- Как ныне сбирается вещий Олег в квартиру свою переехать, - декламировала Оля.
- Вернее было бы сказать, княгиня ты моя, - вступил в игру Олег, - «Как ныне сбирает все вещи Олег в коап, чтобы наш переехать».
- Да, - смеясь сказала Оля, - поэты из нас никудышние, даже на плагиат неспособны, а вот на почте вполне могли бы работать – смотри как ровненько обклеиваем скотчем коробочки.
     Они веселились, а я грустил как всегда, когда они куда-то уезжали. Наверное, опять в отпуск.  Но зачем им столько вещей?  И почему кроме чемоданов еще и коробки понадобились. Они два раза упомянули слово «переехать».  Я подумал и вспомнил что, это не одно и то же, что «уехать».  Про коробки говорят, а про меня нет.  Тут я так разволновался, что перестал есть.  Какая может быть еда, если они решили от меня уйти.  Это было видно по всему: пусто стало в шкафу, куда я любил забраться, стащить олино платье и улечься на него.  От платья так вкусно пахло Олей, что я мог лежать на нем часами.  Вот тогда действительно я чувствовал их любовь – они меня долго искали или делали вид, а когда находили, то я даже уставал от их ласк.
- Оленька, грузовик уже внизу, - прокричал взъерошенный Олег, вбегая в квартиру.
Он подскочил к ней чмокнул в щеку и схватил большую коробку.
- Осторожно! Там посуда.
Я с волнением следил, как Олег выносит нашу коробку.  И тут же пришла мысль, что, наверное, он вернется и заберет еще что-нибудь.  Одним большим прыжком я освоил расстояние от окна до дивана, улегся на него и решил: «Ни за что не отдам».  Уж, если они хотят от меня уйти, то мой любимый диван останется здесь. Я с тоской наблюдал, как пустеет наша комната, и было абсолютно непонятно почему Оле с Олегом весело.
- Малыш, я беру чемодан, а ты – Рикки, - скомандовал Олег.
Поверьте, я упирался изо всех сил, но Ольга все-таки больше меня, и она победила.  Правда, мелькнула мысль, что если меня берут, значит не бросают.
       Я весь задрожал, когда Оля вынесла меня на улицу, и еще больше, когда стала взбираться в жутко шумную кабину грузовика.  Даже начал открывать широко рот, чтобы хоть как-то заглушить этот кошмарный рев мотора. Попробуйте, помогает. Мы тронулись. Я прильнул к олиной груди, положил голову на ее плечо и обнял за шею. Она гладила меня и что-то нежно приговаривала. Я почти перестал дрожать.  Но вдруг грузовик резко остановился, Олег распахнул дверь кабины и стал поучать Ольгу:
- Ты держишь его на руках до самой двери квартиры, потом одной рукой отпираешь ее, широко распахиваешь дверь и только тогда опускаешь Рикки на пол. Тетя Женя сказала, что хорошая примета, если кот сразу войдет и начнет тут же осваиваться.  А ему теперь есть где разгуляться – целых три комнаты.  Ну, вперед, - и протянул Оле ключи.
       В лифте Оля поведала мне, что теперь начнется другая жизнь, что у меня будет свой уголок с туалетом и столовой, что меня будут выпускать на балкон (я понятия не имел что это) подышать свежим воздухом, что там будут летать птички.  Кстати, это заявление меня очень заинтересовало и я в нетерпении заерзал на ее руках.  Однажды мое знакомство с птичками состоялось.  Семья моя очень заботилась о моих коготках, но мне ужасно не нравилась процедура подрезания и я энергично сопротивлялся.  Попробуйте, и вам не понравится.  Поэтому, мы шли на улицу, где я вел себя немного сдержанней (все-таки непривычная обстановка), садились на лавочку и я, лениво упрямясь, давал им лапы.  После этого, в качестве поощрения, меня опускали на землю и я на полусогнутых обследовал углы двора.  И однажды увидел птичку, но не игрушечную, которая валялась в комнате на полу то тут, то там, а настоящую.  Решил с ней поиграть. Играл, играл, а она уснула.  Но спящая она была мне уже неинтересна, и я повел семью домой.  Причем точно привел удивленных Ольгу и Олега к двери нашей квартиры.  Чему удивлялись?  Как будто трудно запомнить дорогу.
     Оля выполнила все предписания Олега.  И вот я вхожу в нашу новую квартиру.  Вообще-то, я очень любознательный.  Конечно, обследовал все комнаты за пять минут, и одобрительно разлегся на середине комнаты.
- Ну как? – поинтересовался Олег, с трудом втаскивая чемодан.
- Кажется, ему понравилось, - не глядя на Олега и умиляясь моим многочисленным переворотам, ответила Оля.
- Значит одобрено? – Олег подошел ко мне и почесал животик, который я, так и быть, благодушно подставил.  «Чеши, Олежек, получай удовольствие».
        Пока я привыкал к большому количеству комнат, Оля с Олегом занимались покупкой мебели. Теперь вместо табуретки, на которой раньше стоял телевизор, появилась (они это так называли) стенка, хотя раньше я считал, что стенка это часть комнаты, о которую я точил свои коготки, за что, правда, попадало.
    Я думал, что все волнения позади. Но однажды Олег не пошел на работу, и я было обрадовался, как в дверь позвонили.  Пришли какие-то дядьки и стали выносить наш диван.  Это было невыносимо.  Я на них шипел, даже пытался укусить. Олег легонько шлепнул меня газетой.  Я обиделся и отошел к балкону. Какая неблагодарность! Зря он пренебрег моей помощью. Кто же защитит наше имущество от посягательства, если не я?  Терпение, Господи, дай мне терпение!  На чем прикажете теперь мне лежать и смотреть телевизор?  А сам ты, Олежек, куда сядешь, чтобы почитать газетку?  Я возмущенно начал ходить по комнате. Что это оттопыривается? А, обои! Вот, пожалуйста!  Это качественная работа? Лучше бы ты, Олег, мастеров хлопнул газетой или чем-то потяжелей по тому же месту, что меня.  Кстати, диван это безобразие благополучно прикрывал. Я продолжал вышагивать взад и вперед, но дойдя до двери мне пришлось быстро повернуть и даже побежать потому, что на меня чуть не наступил тот  же дядька, который меня и не увидел бы, потому что пятился, как собачки в цирковом представлении (на прошлой неделе по телевизору показывали). Я понял! Принесли новый диван. Ну-ка, ну-ка, дайте понюхать.  Пока что не очень нравится.  И вообще, такой запах должен быть у туфель.  Да, конечно, я помню пару месяцев назад Оля купила туфли. Вот они так пахли.  Но диван так пахнуть не должен.  А вот и кресло внесли. Тот же запах. Это неправильно.  Я в недоумении трогал поверхности лапой.
- Оленька, все привезли, - рапортовал в трубку Олег. – Да, очень красиво.  Рикки, кажется, не очень доволен.  Что?  Какое покрывало? Где?  Хорошо, постелю.  Ну, пока.  Побежал на работу.  Целую. 
После того, как Олег застелил диван, я вспрыгнул на него, сделал несколько шагов.  Да, твердовато.  Попробуйте полежать на таком.  Что делать, будем привыкать.  Старый был гораздо лучше.  Да, старое все лучше.  И называлось это мя-у-гкая мебель.  А эту как назвать: твердая мебель?  Я полежал несколько минут – нет, привыкать начну позднее.  А пока пойду в стенной шкаф. К удивлению моей семьи, я давно научился самостоятельно открывать его.  Странные люди!  Это же так просто: ставишь лапу на край двери, она начинает двигаться и образуется щелочка.  А мне больше и не надо - потихоньку начинаю в нее пролезать и дверь отодвигается на нужную ширину.  Вот закрывать куда труднее.  Я как-то попытался – не получилось.  Да и так хорошо.
    Под нижней полкой темно и уютно, а если стащить куртку Олега, лучшего и не пожелаешь. Попробуйте, понравится.  Но, однажды Олег, не зная, что я в шкафу, задвинул дверь до конца.  Открыть изнутри мне не удалось. Пришлось провести там весь день.  Конечно, хотелось кушать да и в туалет не мешало бы заглянуть, но я знал, что звать на помощь некого – все на работе.  Скажу честно: еле вечера дождался. Когда Оля услышала мое настойчивое мя-у-уканье и с ужасом обнаружила меня там, то сначала проверила место, где я лежал, а потом только кушать дала.  И долго с восхищением рассказывала Олегу о моем воздержании.  Ну и люди.  Я же кот, а не свинья.
    Через пару недель привезли большую кровать и огромный шкаф – аж четыре двери.  Вот это другое дело!  Сразу после того, как его собрали, я попросился внутрь и понял, что это будет самым моим любимым местом отдыха. Оля – умница, сразу сообразила, что мне иногда нужно побыть одному. И, когда этот момент наступал, я становился у  шкафа, издавал два звука «Ми-у» и призывно смотрел на нее, она тут же открывала дверь.
- Ну, теперь до обеда, - резюмировала Ольга и уходила на кухню.  Это по воскресеньям.  Теперь в субботу она работала тоже.
И Олег куда-то уезжал в выходные.  Я тоскливо бродил по комнатам и вспрыгивал на подоконники, чтобы наблюдать за улицей. Моих могу узнать за милю, и иногда действительно видел их, приближающихся к подъезду. Тогда я радостный бежал к входной двери и с нетерпением ждал. Вот, наконец, и скрежет ключа о замок.  А часто, вы не поверите, случалось, лежу отдыхаю и вдруг внутренний голос мне говорит: «Иди к двери, иди к двери...».  И действительно через пять минут слышу шум лифта, он останавливается на нашем четвертом этаже и стучат олины каблучки. Они стучат по-особенному, потому что Оля ходит по-особенному. Куда там худым моделям, которых показывают по телевизору.  Называют показом женской одежды, а по подиуму ходят, ну, даже не знаю кто. У Олега есть гитара.  Я как-то долго смотрел на нее и думал: «Кого она мне напоминает?»   А потом понял, глупый – Олю. Только Оля большая и мя-у-гкая.  Я это особенно чувствую, когда прихожу к ней ночью, ложусь рядом и плотно-плотно прижимаюсь.  Оля спросонья кладет на меня руку, и я начинаю урчать. От удоволствия.  А вообще-то я их в строгости держу. Не то, что Иоланта из соседней квартиры.  Мы с ней как-то разговорились на балконе.  Так она мне рассказала, что забирается на колени к своей хозяйке.
- Какой хозяйке? – спросил я.
- Ну, у которой я живу, и которая меня кормит, - непонимая вопроса ответила Иоланта.
- Хозяйка! Имя тебе дурацкое придумала.
- Зато она очень добрая, – похвасталась Иоланта. – А ты как своих называешь?
Соседка оказалась не только дурой, но еще и очень любопытной.
- Они – моя семья, – пояснил я этой дурехе.
- Мои – тоже семья. Пока. Я планирую их развести, – мечтательно замурлыкала Иоланта. – И тогда хозяйка будет любить только меня.
Я подумал: «А она не только дура, но и сволочь.  И не мудрено.  Вся такая белая-белая и пушистая.  Блондинок терпеть не могу.  Вот у Оли черные вьющиеся волосы до плеч.  Красота!».
- А я своих наоборот спас от развода, –  приврав, заявил с гордостью, и подумал: «Может когда-нибудь такое и случится». – Пусть меня любят два человека.
- То-у есть, дв-у-а хозя-у-ина, -  промяукала она насмешливо.
- Я тебе вот что скажу, - начал я, но не успел закончить фразу, потому что на балкон вышла Оля и позвала меня в квартиру.  Уже на пороге я крикнул Иоланте:
- Во-первых: мы партнеры, но тебе этого не понять. А во-вторых:  скажи  хозяйке, пусть к логопеду тебя отведет, - и презрительно махнул хвостом.
     Послышалось то ли междометие, выражавшее возмущение, то ли скрип дверной пружины. Да и неважно. Главное – сегодня суббота, а Оля дома что-то стряпает на кухне. Пахнет! Пойду потрусь о ее красивые ноги. Иногда и днем можно проявлять любовь. Я же не какое-то бесчувственное животное и не бисексуал.
- Ну-ка, Олежка, помоги, - она протянула ему большую белую скатерть, - можешь ставить тарелки и рюмки.
-  Я люблю Вас, я люблю Вас, Ольга, - не совсем правильно выводил Олег тусклым голосом ариозо Ленского.
- Правильно-о дела-е-ешь, Вещий, - ответила она чудным сопрано.
Я не выдержал и запел тоже, и они засмеялись. 
      Потом стали приходить какие-то люди с цветами и бутылками и рассаживаться за столом.  Но до этого каждый посчитал нужным меня погладить.  Я с трудом сдерживал себя, чтобы не зашипеть, но понимал, если моя семья им улыбается, значит, наверное, они приличные люди. Когда своими ласками они меня окончательно достали, я решил уединиться в шкафу, но через небольщую щелочку мне было все видно и слышно. Оля к тому времени уже поставила на стол много еды и бутылок.
- Вначале мы должны обмыть квартиру, - заявил по-деловому один из гостей.
Я недоумевал. Зачем мыть квартиру? Оля с утра все вымыла. Я – свидетель. Правда, по привычке, немного мешал: уж очень с тряпкой люблю играть. Попробуйте, чудная забава. Они все чокнулись и начали есть.  Я все следил за ними: вот сейчас встанут и начнут мыть.  А встал один бородатый и пошел на балкон.  Ну, и я за ним.  Он вынул сигарету и прикурил. Мне дым очень не нравится. В нашей семье никто не курит. Когда хозяин Иоланты начинает пускать кольца на соседнем балконе, я тут же забегаю в квартиру.  Вообще-то, этот бородатый мне сразу не показался. Он сидел рядом с Олей, все время наклонялся к ней близко-близко, что-то говорил прямо в ухо, как-будто она плохо слышит.  Да у нее такой слух и музыкальный тоже!  И еще бородатый все время притрагивался к Олиной руке.  Ну, этого я выдержать не мог. Уж, извините.  Похоже, и наступил момент, когда  надо помочь Олегу сохранить семью. Ну-ка, мочало, давай поговорим, как мужик с мужиком. Я решительно пошел под стол и несильно, так, для профилактики, укусил его за ногу. Тут такое началось... Меня довольно обидно прогнали, семья моя извинялась, мол де, со мной это впервые, бородатого все успокаивали – тоже мне, недотрога.  Будет знать!
Потом  кто-то  предложил обмыть новую машину.  Какую машину? Лучше бы мочалу под холодный душ.  И почему они все хотят мыть?  Наверное, такие же чистюли, как наша Оля.  Одно мне было непонятно: говорят одно, а делают другое. Вот люди!  А Олег у нас не такой.   Когда он предложил сыграть на гитаре, то снял ее со стены, и действительно заиграл и все запели.
    Им было очень весело, но я все-таки ждал, когда все разойдутся.  Близкие мои так заняты гостями, что про меня забыли.  И дождался.  Но самое обидное, что Оля с Олегом тоже ушли с ними –показывать эту самую машину. Вернулись они не скоро. Наверное, сначала показали, а потом все же помыли.
     Неприятности ждали меня и на следующий день, потому что с утра мои поехали, как они сказали: «Обкатывать машину».  То показывать, то мыть, то обкатывать. Кошмар! А ведь завтра вам на работу. И как же я?  Да, до этой квартиры все было лучше. Эх, жизнь моя, котячья!  Хотя, грех жаловаться, если подумать, как живут другие особи моего рода: в железных клетках приютов или, не про меня будет сказано, на улицах. Мы, коты, как и люди всегда всему находим оправдание. Один бездомный и здорово облезлый как-то с гордостью промяукал мне с лестницы, ведущей на крышу дома: «Только такие, как я понимают что такое свобода». И похромал дальше. А я подумал: «Кому такая свобода нужна?!».
     Я лежал на новом диване, к которому еще не привык, и думал о несовершенстве мира людей.  Вот Иоланта, например. Чувствую, что нравлюсь ей.  Так она, хитрюга, любыми способами пытается удержать меня на балконе, чтобы подольше рядом потусоваться.  А мои?  Ведь точно знаю, что любят меня.  А где они?
    Я так по ним скучал, что хотел только одного: чтобы они поскорей оказались дома. И когда услышал, как отпирается дверь, понял: главное – чего-то очень желать и все сбудется.  Попробуйте.
    В общем, жизнь продолжала идти или бежать, или течь, или что еще там бывает с нею, а я видел свою семью все реже и реже. Им, наверное, тоже меня не хватало, поэтому раза два в месяц по воскресеньям они меня брали с собой, но не в маленький дворик, там такого даже не было, а ехали мы на машине в парк.  Ну, в парке-то хорошо было. Я мог поваляться на травке, половить птичек. Но езду в машине еле переносил. И всякий раз дрожал у Оли на руках. Да еще в открытые окна врывался ревущий шум разных моторов, а часто - дикая какая-то музыка, которая оглухивала меня. Вот мои слушают такие красивые песни, но никогда так громко радио не включают. Даже, грешным делом, думал, что уж лучше бы дома оставили, хоть и очень люблю  вертеться возле них. Конечно, свое недовольство я демонстрировал известными мне способами  Однажды забрался под переднее сидение, да так далеко, что и самому-то трудно было оттуда выбираться.  А Оле с Олегом просто невозможно было меня достать.  Сопротивлялся я со страшной силой, само собой.  Они двадцать минут меня уговаривали и пытались вытащить. Смотрю – сокрушаются.  Ну я, так и быть, кое-как выполз.  Думаю: «Будет вам урок».  И что?  Через две недели опять повезли.  Вот люди!  Ничему не научишь!
      Слава Богу, начались дожди, потом очень холодно стало, и снег пошел. Мне нравится сидеть на подоконнике и следить за снежинками.  Так и тянется лапа, чтобы схватить самую большую и забываю, глупый, что там стекло. Вот и удараю по нему время от времени.  Раньше на стук Оля прибегала, гладила меня и что-то долго объясняла про снег. Теперь сколько хочешь стучи в субботу. Оля не прибежит, потому что на работе. А в воскресенье она из кухни может крикнуть Олегу:
- Вещий, сними масика с подоконника.
Это я-то «масик»? А сама Олегу жаловалась: доктор считает, что вес мой слишком большой и хорошо бы меня на диету посадить.
- Малыш, не трогай бедное животное, - горячо реагирует Олег, - хватит, что ты с диет не слезаешь.
Приятно, что он всегда за меня заступается.
     Сегодня четверг, а Оля почему-то дома. Я пытаюсь ловить снежинки и снова стучу по стеклу.  Подходит Оля, гладит меня, как мне кажется, нежнее обычного.
- Ну. что опять снежинки покоя не дают? – и начинает рассказывать об их недолговечности.
- Вот и человек тоже иногда тает, - заканчивает она грустно и смотрит куда-то. Я тоже смотрю туда, а там – ничего: просто стена. Но я догадываюсь почему у Оли слезы на глазах. Добрая тетя, которая мне всегда приносила разную вкуснятинку, а Оля называла ее «мамуля», больше не приходит. Оле плохо и я грущу. Поэтому, перестаю заниматься бесполезным делом, спрыгиваю с подоконника и трусь об Олины ноги – она должна чувствовать мою любовь и поддержку.  На кого же ей еще опереться?  Олег очень хороший, но он теперь тоже много работает.
    Существенно то, что я уже привык к дивану. И мне здесь в принципе нравится, если бы я только больше видел своих.  Скоро лето.  Неужели опять в парк повезут? А ведь я еще более неподъемный.  Но страхи мои не подтвердились. И оказалось, что бояться нужно совсем другого.  Мои снова начали паковать вещи.  Оля аккуратно заворачивала бокалы в бумагу и приговаривала:
- Риккочка, тебе там очень понравится.  Комнат еще больше, чем здесь потому что они на трех этажах.  Лестницы освоишь.  Будем с тобой бегать вверх и вниз. Похудеем.  И еще  - большая терраса, где сможешь играть или лежать на солнышке, а за террасой - садик.
- Да, малыш, ты столько перечислила, чувствую, что все мы похудеем. Я тебя послушал и теперь даже побаиваюсь нашей собственности. Представляешь как пахать придется и в прямом и в перено-о-о-сном?- Олег с трудом поднял телевизор и осторожно поставил его на одеяло, растеленное на полу. 
- Зато на свежем воздухе: летом травку косить, цветочки поливать, зимой – снег убирать.  Мне сказали, что за неочищенные дорожки даже штрафуют, - доверительно сообщила Оля.
- Избавимся от штрафов за парковку, зато приобретем за снег, -  не очень оптимистично заметил Олег,  - и, наверное, еще за что-нибудь, - совсем тихо добавил он.
Я, конечно, умный и сообразительный, но никак не мог представить дом. Сообщение о лестницах меня очень взволновало.  Помню, в старой квартире поднялся по пожарной лестнице с нашего третьего на шестой.  Так испугался!  Стал Олю звать.  А она высунулась из окна и тоже зовет меня: «Иди сюда, мой хороший.  Ну-ка, ну-ка».  А я боюсь, дрожу. Вверх получилось, а вниз – ну, никак. Так бедной Оле пришлось  вскарабкаться по этой лестнице, взять меня на руки и медленно спускаться вниз.  Что же это получится?  Они меня таскать что-ли будут с третьего на первый, где обещали устроить мой туалет? Не жизнь, а сплошные переживания. И еще я заметил, когда мне грустно, им весело, когда мне весело, им грустно. Взять хотя-бы случай с гардиной. Я тогда еще маленький был. Ношусь по комнате, как угорелый, веселюсь вовсю, и пришло мне в голову на гардину прыгнуть и полезть по ней вверх. В детстве ничего не страшно. Гардина, конечно, порвалась, а Оля загрустила:
- Придется новую покупать, - и сказала она это с тяжелым вздохом.
Господи, ну пошалил ребенок, зато он у вас здоровый и подвижный.
Вот когда в трехэтажный дом переезжать нужно было, а не сейчас.
      Как же все будет? Невеселые мысли одолевали меня. И, как известно, думается хорошо под столом или под диваном.  А когда эти вещи уже вынесли из квартиры?
     Ничего не поделаешь, скоро оттарабанят в дом. Особенно сопротивляться не буду – любопытство берет верх. И еще на мне важная условность: первым обследовать жилище. Ну, с нижним этажом я разберусь, а вот с другими...  Да-а-а.  Испытание.
- Олежка, ты только посмотри как проворно Рикки взбежал наверх, - восторгалась Оля.
- Малыш, давай поставим ему еду на кухне и посмотрим как он спустится, - предложил Олег.
Я это услышал и подумал: «Экспериментатор!  Делаешь опыты с пробирками на работе и делай, а на мне-то зачем экспериментировать?». Но из кухни потрясающе пахло – сегодня подали самое мое любимое блюдо: лосось в соусе из овощей.  Ах как хочется это умя-у-мять!  Я стоял на верхней ступеньке и беспомощно смотрел вниз.  Нижний этаж представлялся мне невообразимо далеко, как будто-то я разглядывал землю с самолета. Я-то сам не летал, спасибо моим хоть за это, но по телевизору видел. Что же делать?  Мне ведь необходимо обеспечить себе жизненноважные процессы - пить, есть и, извините, какать.  И, преодолев свою природную трусость (это между нами), я медленно начал спускаться вниз, считая каждую «взятую» ступеньку.  Кажется, получается!  Когда оказался на ровной поверхности второго этажа, с облегчением вздохнул и с гордо поднятой головой и хвостом продефилировал в сторону своей столовой.   Оля стояла на пороге кухни в «позе ругани через забор», то есть руки ее упирались в бедра, но не нижней стороной ладони, а тыльной.  Но позу эту использовала не по назначению – так, видимо, удобней наблюдать за мной.
- Молодчина, мальчик! – она умильно склонила голову набок.
Я даже не оглянулся, вспомнил слова песни, которую пел друг Олега, воистину верные:
       «Жрать захочешь – придешь, и пещеру найдешь.
        Хобот мамонта вместе сжуем.
        Наши зубы остры, не погаснут костры.
        Эту ночь проведем мы вдвоем».
Хотя, если честно, текст песни не совсем совпадал с поставленной целью. Кушать, конечно, хотелось, но еще больше – доказать моим свою независимость.  Пусть работают спокойно.  Это, пожалуй, все, что происходило с их жизнью.  Сплошная работа семь дней в неделю с утра до вечера.  А жить вы когда собираетесь, дорогие мои?
        Со временем, я обследовал все уголки дома.  Да, места много. Ну и что мне со всем этим делать? С этими многочисленными подоконниками, на которых сколько ни сиди и ни выглядывай своих не увидишь?  Я уже сплю, когда они приходят – очень устаю от ожидания.  Как все-таки хорошо было в одной комнате!
      К тому же, у меня проблема с водой.  Дело в том, что пить я люблю из-под крана.  Попробуйте, понравится.  Так приятно ловить капельки из тоненькой струйки, которую запускали мне то Оля, то Олег.  Они с восторгом наблюдали мой головокружительный прыжок на высокий прилавок у раковины и призывный взгляд - открывайте кран.  Это и было пониманием, как говорят, с полуслова.  Правда, в моем случае, с полувзгляда.   Хотя смотрел я двумя глазами...
         О чем это я?  А, о воде. Так вот, пить мне хочется несколько раз в день, а кран открывать я еще не научился – это вам не дверь шкафа и не занавеска.  А котячий доктор сказал, что мне нужно больше пить из-за неприятности в этом, как его, мочеиспустительном канале.  Семья моя, конечно, оставляет воду в такой красивой пиале, но я к ней почти не прикасаюсь – ну, не люблю я стоячую воду.  Так они что придумали: купили маленький фонтан.  Но он мне тоже не нравится – брызгается очень. Вот жизнь мне устроили: механическая вода, механический туалет – потом расскажу как работает. Еще бы вместо себя каких-нибудь механических кукол завели.
     Конечно, есть у меня и удовольствия, особенно летом.  Пока они на работу собираюся, открывают дверь на террасу. А там солнце и птички, и еще совсем маленькие птички – такие красивые и разноцветные – Оля называет их бабочками.  А мне неважно как их зовут.  Главное -  подпрыгнуть и попытаться поймать.  Попробуйте, вдруг у вас получится. У меня пока нет.
      И по-прежнему, несравнимое ни с чем, удовольствие – это спать около Оли. Хотя считаю, что это и моя обязанность.  Оля, наверное, не знает, что я беру на себя её плохую, ну эту, отрицательную энергию, а когда даю себя гладить, снимаю стресс и головную боль, еще делаю давление нормальным и забочусь о её сердечке.  А чтобы убаюкать Олю, начинаю мурлыкать. Один умный друг Олега сказал, что я мурлычу в диапазоне от 27 до 44 герц, и что это как ультрозвуковая терапия, которая помогает укреплять кости.  Только я точно знаю, что мое мурлыканье  гораздо лучше всякой терапии и для олиных косточек, и для того, чтобы кровь лучше крутилась у нее в уме.  Друг Олега  про это тоже говорил: «Улучшает мозговое кровообращение».  А это Оле ой! как нужно, чтобы она могла зарабатывать ненавистные мне деньги.
     Слово «деньги» в нашей семье стали употреблять чаще, чем раньше. В маленькой комнате, помню, посожалеют, что бумажек этих мало, а потом весело играют со мной, а сейчас с радостью показывают друг другу чеки, уставшие ложаться спать и грустные уходят на работу.  Эх, люди, люди!  Вам же из-за этого некогда посмотреть на красоту вокруг. А с подоконника, что на кухне, видно роскошное дерево в нашем саду. Я обожаю на него смотреть.  Интересно, если у Олега спросить сколько всего деревьев в саду, он ответит?  Сомневаюсь.

- Малыш, ну-ка отойди. Жарить шашлыки – это мужское дело, - гордо заявляет Олег и кладет шампуры на блестящую поверхность алюминиевой бумаги, которой накрыта решетка.  Он уже освоил новый газовый гриль: со знанием дела переворачивает металлические стерженьки и торжественно закрывает крышку гриля.  Пришедшие друзья с интересом наблюдают за священнодействием.  Через час Олег ставит на стол тарелки с шашлыком.
- Ребята, как же хорошо на свежем воздухе!
- Душевно, - произносит Оля свое привычное, и с удовольствием  разжевывает кусочек мяса, выданный Олегом «на пробу». Меня, естественно, тоже не забыли, и про свой кусочек я бы три раза повторил «душевно».
     Все дружно принимаются за еду, совсем скоро начинается тихая неторопливая беседа. Ну, а, когда разговор становится громче, я понимаю: опять про деньги. Оказывается, в этот раз я ошибся: говорили о каком-то сокращении, причем, с течением разговора становилось очевидно, что никому оно, ну, сокращение, не нравилось.  Это слово было новым, как для меня, так и для моей семьи.  Но позднее я понял, что слово не такое уж плохое потому, что теперь Олег ходил на работу только во вторник и в четверг.  Правда, со мной он играл мало – хмурился, все время читал газеты и что-то на них писал. Неважно, все-таки Олег дома и можно полежать на диване около него, и  почувствовать руку у себя на загривке, пусть даже если делает он это машинально.
     А вечерами Оля садилась рядом с Олегом и гладила его по голове, ну совсем, как меня.  Только я-то знал, что пользы от этого Оле никакой, разве что Олегу приятно.  И, видимо, чтобы сделать что-нибудь для Оли тоже, Олег совсем перестал ходить на работу, и  занялся хозяйством: ездил за продуктами, готовил еду, накрывал на стол. Теперь, когда он ставил тарелку перед Олей, залядывал ей в глаза, как когда-то делала она – понравилось ли.  Она же неохотно брала вилку и, вместо того, чтобы энергично поглощать, по моему мнению, вкусности, начинала, ну, форменное строительство. Да. В картофельных сугробах проводила каналы, по которым стекал соус, городила ограду, чтобы соус не достиг скатерти, строила насыпи и клала кусочек мяса на самую верхушку.  Наверное, представляла, что это охранник на вышке, который должен наблюдать за соусом, чтоб не убежал.  Я садился напротив в позе «копилки» - так они это называют, молча наблюдал и даже не смел ничего просить. Попробуйте удержаться.  Меня смущало поведение Оли: неужели не нравится?  И, несмотря на мои глубокие чувства к ней, тихонько подходил к Олегу и слегка притрагивался к его ногам – я же не гей какой-то, чтоб тереться изо всей силы.  Хотя это вы уже знаете.  Я чувствовал всеми своими волосинками, что ему нужна моя поддержка.  В знак благодарности, конечно же, получал мясо – тот самый кусочек, с насыпи – очень вкусный.  Очень!  В недоумении чесал нос о ножку стула: «Оленька, где же твое неповторимое «душевно»?
- Малыш, так нельзя. Сейчас тебе необходимо усиленно питаться, - твердо сказал Олег. А мы с Олей услышали столько заботы в его голосе, что я тут же забыл о своем носе, и Оля подняла грустные глаза на Олега:
- Олеженька, может быть сейчас не время, - просительно начала она.
Он поднял руки на уровень лица ладонями наружу, как-будто от кого-то защищался:
- Ты что, малышечка, даже не думай. Как-нибудь вырулим, - добавил он оптимистично, резко отталкивая воображаемого кого-то, и тут же назидательно, как старичок, - а если сделаем ошибку, время это может и не наступить никогда. Вон, как у тети Жени с дядей Мишей.
Оля покорно закивала:
- Налей чайку.
- Чаек it is, - Олег бросился к плите, и через пять минут вернулся с чашкой и тарелкой, на которой лежал бутерброд с молочной колбасой. Я однажды попробовал – гадость.  Не понимаю, о чем нужно было так долго беседовать, чтобы закончить колбасой, от которой меня даже мутило.  И это вместо мяса?  Люди, вы действительно непредсказуемы! Я улегся на порожке кухни.  Это так удобно – половина тела на возвышении, а вторая – покоится чуть ниже, уже на территории гостиной.  Попробуйте и убедитесь.  К тому же, Оля оказалась спиной ко мне и уволила меня от наблюдения за процессом поедания этой ужасной колбасы.
- Оленька, сколько мы живем в этом доме? –  и сам ответил. - Почти три года.  А сколько раз мы отдыхали? – Олег продолжал задавать вопросы, но ответа не ждал. – Один раз друзья на неделю вытащили на север штата?  Помнишь как Рикки обиделся, что мы его к тете Жене отвезли?  Месяц с нами не разговаривал.
    «И правильно, - подумал я, - тетя Женя, конечно, ничего. Но часто меня будила своим громким: «Лежебока!», и еще соней называла.  Ну, как ей, недалекой, втолковать, что даже, когда я сплю, продолжаю мыслить». 
- А когда в квартире жили, - Олег назидательно качнул головой, -  во время наших отпусков соседка приходила его накормить.  И животное не травмировали.  Но дело не в этом.  Сколько раз мы выходили на нашу террасу? Редко – времени нет.  Слушай, - лицо его стало серьезным, - давай распрощаемся с этой недвижимостью. Сейчас хорошее время.  Даже чего-то наварим.  Купим небольшую квартирку. Работу я обязательно найду - вот увидишь.  Родишь нам мальчика.
Впервые за всю тираду Олега Оля оживилась:
- Девочку!
- Пусть – девочку.  Для этого тоже деньги потребуются.  Правильно? – он взял ее лицо в руки. – Кроватку поставим...
- Люлечку, - с удовольствием поправила его Оля.
- Хорошо, люлечку поставим рядом с нашей кроватью, а когда мальчик подрас...
- Девочка, - произнесла Оля с нажимом.
- Девочка, - как можно радостнее повторил Олег, - так вот, пока ребенок будет расти, денег поднакопим.
- Поднакопим.  С ребенком? – она взъерошила шевелюру Олега, при этом приговаривая. – Ты мой самый безнадежный оптимист в мире.  Но я с тобой согласна: мы почти не бываем дома, последние три недели не в счет.  Понимаю, что ты очень нервничаешь. Знаешь, смешно, конечно, или скорей грустно, но я пару раз на работе пыталась вспомнить, как выглядит наша гостиная днем, и не смогла.
- Да, - вздохнул Олег, и нежно провел по олиным волосам. – Значит решено?
Не разжимая губ и печально качнув головой Оля издала два звука:
- У-гу.
- Завтра говорю с агентами, - энергично начинает Олег, - и думаю, что в четыре-пять месяцев мы уложимся.  А это существо, - он осторожно дотронулся до олиного живота, - появится уже на новой квартире.  И заживем мы вчетвером, как в сказках говорится: дружно и счастливо. Правда, Рикки?
    Я понятия не имел о чем шла речь - совершенно перестал их слушать. Опять мыслил. И мыслил я о том, что мне, как всегда, доставляет удовольствие просто смотреть на них. Настоящее привлекает: людей – там в разных музыках и книжках, а нас – в отношениях, ну, и в еде, конечно, не без этого.   Я видел другие семьи, где все абсолютно по-другому, чем в нашей.  Взять хозяевов Иоланты.  Так те постоянно кричали друг на друга.  Или соседку Эму, которая кормила меня пока мои в отпуске были. Бывало зайдет, насыпит вкусные такие хрустящие звездочки в мою тарелочку и наблюдает, как я их умяу-у-наю.  Вдруг с криком врывается ее муж: 
- Где моя голубая рубашка?
Эма спокойно отвечает:
- В химчистке. Вчера не успела забрать.
А он опять орет:
- Не успела!  А что ты вообще успеваешь?  Вот этого, небось, вовремя кормишь.  А где мой завтрак? – и жутко хлопает нашей дверью, потом, правда, и своей.
А тетю Женю и дядю Мишу просто не могу понять.  По отдельности, вроде хорошие добрые люди, а когда рядом, всегда молчат. Только очень плохо молчат, как будто сердиты друг на друга.  Иногда тетя Женя гладит меня и плачет.  Но, не дай Бог, дядя Миша заметит.  Ои делает такой жест, как будто плюется и тоже хлопает дверью.
Нет, наша семья особенная.  Я тут недавно стишок сочинил:
                Деньги  - дело наживное,
                О них нечего тужить.
                Вот любовь – дело другое.
                Ею надо дорожить.
Здорово?  А?  Гарик, большой знаток стихов – друг Олега – точно бы сказал, как всегда говорит: «Эталон поэзии!».  Правда, стихи это такое тонкое дело: бывает, читает свое произведение одухотворенный автор, а оказывется, что кто-то другой его уже сочинил.
     И еще Гарик говорил, что человеческий глаз видит все в перевернутом виде, а мозг это переворачивает обратно.  Он сказал, что и у животных то же самое. Наверное, у некоторых людей мозга вообще нет -  они так и продолжают видеть все кверху дном.
     И опять я брожу по пустому дому.  Нет, мебель на месте.  Пусто, когда моих нет. Олег снова уезжает почти каждый день, наверное, на работу. А у Оли, ура! два выходных. И все равно я ее мало вижу.  В субботу и воскресенье полдня с Олегом где-то пропадает. А по утрам она дольше обычного задерживается в ванной, и оттуда доносится покашливание. Почему?  Вроде не простуженная.  К огорчению Олега, по-прежнему мало ест. Для меня это большая загадка: ест мало, а поправляется.  Вот, когда я мало кушаю, худею.  Да, все-таки мы очень разные.
     Нас стали посещать какие-то незнакомые люди. Ведут себя отвратительно.  Ходят по дому, как хозяева.  А Олега, который никогда не отличался хвастовством, просто несет: «Посмотрите сюда, посмотрите туда, у нас это есть и это есть».  Одни уходят, другие приходят, а Олег хвастает все больше и больше.  Противно!  А они как будто этого не замечают – улыбаются, жмут руки на прощанье.  Все это время я стараюсь отсиживаться в стенном шкафу. Так иногда эти бессовестные даже в шкаф заглядывают.  Представляете? Но это оказалось не самым страшным. Я даже говорить не могу, когда  вспоминаю – всего трясет.  И сколько еще будет – не знаю.  Мне стало очевидно, что жизнь моя в опасности..  Попробовали бы вы через такое пройти.
    А произошло вот что. К нам в гости пришла тетя Женя.  Да, та самая, славная тетя Женя.  С порога бросилась обнимать и целовать Олю.  Так ее тискала, что у той от умиления слезы навернулись. Ну и тетя Женя ей компанию составила.  В общем, поплакали вдвоем, и стала тетя Женя всякие вопросы задавать.  Говорили они, говорили, вижу на меня показывают.  Я и прислушался.
- Оленька, я понимаю, что ты его любишь, но вдруг у ребенка начнется аллергия, не дай Бог, - взволнованная тетя Женя схватила журнал и начала обмахиваться. – Потечет из носика, глазки заслезятся, а самое страшное - будет трудно дышать.  Даже астма может развиться.  Я знаю один такой случай, не про нас будет сказано.  Еле спасли дитя.
     Странно.  Говорят про какую-то аллергию, а смотрят на меня.  При чем здесь я? Решил подойти поближе к олиным ногам, а она руку протянула, нежно так гладит и говорит:
- Ну что мне его на улицу выбросить?
Тут я подумал: «Об Олеге она так не может говорить, значить речь обо мне.  На улицу.  За что?».
А тетя Женя свое гнет:
- Кроме аллергии от котов еще бывает экзема.  От этой гадости вообще не избавиться.  Ты этого хочешь? – и рассудительно продолжает, - Ну зачем же на улицу?  Может кто из знакомых или друзей возьмет.  Нет, так, в конце концов, есть кошачьи приюты.
- Но как же... – Оля страдальчески смотрела то на меня, то на тетю Женю.
- Я не могу, - быстро отреагировала та, - на неделю – куда ни шло. Миша заболел.  Мне теперь хлопот хватит.
- Что-то серьезное? – осторожно спросила Оля.
- А-а-а, - тяжело вздохнула тетя Женя, - боюсь, скоро потеряем его.
Они помолчали.  Оля закусила нижнюю губу, положила свою руку на тетину:
- Вот и не останешься одна, забава все же.  А?  Теть Жень?  Возьми его. Не сейчас, месяца через три.  Ты же знаешь: он ласковый, умный. Правда, Рикки?
   Мое сердце страшно забилось и стало трудно дышать.  Они  только что говорили - такое может случиться из-за меня.  А случилось, что у меня – из-за них.  Я тихонько развернулся и хотел уйти в шкаф – нужно о многом подумать.  Но лапы не слушались меня.  С трудом сделал два шага и оказался под столом, который и стал моим пристанищем в последующие несколько дней.  Стол этот был необычным.  То есть, то место, куда ставили тарелки, такое же ровное, как и у других столов, и стоял он на четырех ножках, но от верхней части каждой ножки отходили полукруглые детали к центру, почти у пола.   И соединял их  один большой круг.  Если пролезть через узкую щель, и оказаться на этом кругу, то черта с два тебя кто-нибудь оттуда вытащит.  Однажды пробовали – не получилось.  Но тогда мы просто играли.  А сейчас...
      А сейчас я лежал почти бездыханный.  Мысли путались: «Неужели Оля?..  Я же ее...  Она же меня...   Отдадут?..   На улицу?..   Лучше умереть...   Это выход».  Я непереставая дрожал, но спасительный сон сморил меня.
     Утром я проснулся с тяжелым чувством и понял, что мои страхи не напрасны – Оля не звала меня под утро к себе, как обычно бывало, если я задерживался в шкафу.  Все.  Жизнь кончена.
      «Что ж, ты прожил шесть счастливых лет, - сказал я себе и почувствовал, как биение моего сердца быстрыми ритмичными ударами отдается в лапах, в носу, в ушах.
- Рикки, Рикки, Ри-и-кки! – услышал я голос Олега, - Кушать хочешь?
Это был ритуал.  Обычно я подбегал и Олег говорил со мной, как с глухонемым: требовал, чтобы я смотрел ему в глаза и сильно артикулируя с выражением произносил вот это самое: «Кушать хочешь?».  И всегда с восторгом слушал мой ответ: «Мя-я-я-у!».  Сегодня  я не вышел на его зов.  Олег позвал опять.  Откуда ему было знать, что вчера я принял роковое решение.
- Котярский, я убегаю.
     Послышался характерный шум, падающих в пиалу хрустящих звездочек, но они меня нисколько не интересовали.  В животе что-то подрагивало и сосало, но не от голода – точно знал: от нервов.  Я часто слышал от людей: «Как несправедлива жизнь!». А ведь кроме болезней и несчастных случаев, не про меня будет сказано, люди друг другу эти несправедливости и устраивают. Так причем тут жизнь?                Люди, какие-то другие, незнакомые мне люди, но Оля...  Неужели она на самом деле решила от меня избавиться?  Помню, рассказывала друзьям как везла меня крошечного двухнедельного домой от своей знакомой, как удобно расположился на ее плече, а она придерживала меня ладошкой, которой с избытком хватило, чтобы прикрыть все мое тело, как кормила меня из бутылочки с сосочкой.  А сколько фильмов, сколько фотографий было снято! Она что их все выбросит? И ту, увеличенную в десять раз, которая висит в гостиной на самом видном месте, где я еще маленький, чуть больше апельсина, который лежит рядом со мной, выглядываю их хрустальной вазы, опираясь на передние лапки?  Неужели?
     Вот с такими мыслями и с пустым желудком я обессиленный уснул. Разбудил меня голос Олега:
- Малыш, ты что не давала Рикки консервы?  Пиала абсолютно чистая.
- Он и к звездочкам не притронулся, - обеспокоенно сказала Оля, - и воду не просил, и вообще не появлялся.  Вчера я видела, как он залез в стол.  Может он до сих пор там?
- Рикки, - Олег присел на корточки у стола и просунул руку в щель, -  Да, здесь.  Риккочки, ну почему ты отодвигаешься?  Иди сюда, мальчик. – Олег снова сделал попытку, -  Нет, не достать.  Что же делать?
- Говорят, что когда они заболевают, уединяются. Может в этом причина? - предположила Оля.
- Тогда нужно в госпиталь.  Но как его выманить оттуда?  Пожалуй, сейчас перехитрим, - уверенно заявил Олег и пошел к холодильнику.
Я вжался в дальний угол – сейчас самым главным было остаться в моем убежище: если выйду, окажусь у тети Жени или на улице, что одинаково скверно, если без моих.  Вдруг резкий запах колбасы, как пуля влетел в мой нос –  как известно,  наше обоняние в четырнадцать раз сильнее, чем у вас, люди – запах облепил все мои рецепторы, казалось, что он в ушах, глазах и даже на спине.  Именно он помог мне выстоять и сделаться сильнее.   «Нет, ничего у вас не получится.  Я уже не маленький, и колбаса слишком дорогая».
- Черт возьми, - сокрушался Олег, - на такую колбасу не реагирует!
- Дай ему хотя бы водички туда, - посоветовала Оля.
Рука Олега осторожно поставила пиалу с водой, а я буквально влип в дерево, опустил уши, что делаю всегда, когда сержусь или пугаюсь, и хотел зарычать или хотя бы зашипеть, но не хватило сил.
- Олежка, пойдем спать.  Сегодня он уже не выйдет, - и Оля безнадежно покачала головой.
      Наконец, в доме погасили свет и я облегченно вздохнул.  Сколько еще я продержусь в этой крепости?  Нет, есть не хотелось.  Пить? «Пожалуй, проглочу пару капель», - решил я, и с трудом подполз к пиале.  Сделал несколько глотков, и с сожалением подумал, что туалет в подвале, а идти ох, как! надо.  Бесшумно вылез из своего укрытия.  Господи! Как хорошо на свободе!  Но лучше, как можно скорее возвратиться в место  самозаточения.  Мне понадобится много энергии, поэтому нужно спать, спать, спать...
    Утром я проснулся от шороха.  Это была опять рука Олега, которая теперь забирала пиалу.  Они хотят, чтобы я умер от жажды.
- Ну что? – послышался нетерпеливый голос Оли.
- Он даже не притронулся, - сказал Олег и возвратил пиалу на место.
- Положи кусочек колбасы около пиалы и отойди.
- Давай ты. Он же тебя больше любит, - в голосе Олега можно было уловить легкую обиду.
   Когда я увидел олину руку, не выдержал и... зарычал.  Она даже не успела положить колбасу.  Может это к лучшему – меньше соблазна.
- Оль, может мне взять отгул?
- Не надо, Олежка. Оставим его в покое.
- А вдруг он болен? – голос Олега дрогнул.
- Если рычит, значит все в порядке, - уверенно сказала Оля, - пойду собираться на работу.
   Минут десять ноги Олега мелькали то в одной щели, то в другой.  Он что-то тихо говорил, даже шептал.  Я еле успевал поворачивать голову.          Хлопнула входная дверь и все стихло.  Для уверенности подождал еще немного и выполз из стола.  Меня так шатало, что пришлось тут же улечься.  Обида с новой силой захлестнула меня.  Что если в знак протеста на’писать на ковер?  Нет, нельзя.  Они сразу поймут, что я выходил из стола.  А это, как они там называют?  Катипуляция, что ли. Кушать, на удивление, по-прежнему не хотелось, и я задремал.  Но перед тем, как окончательно уснуть, подумал: «Главное, вовремя возвратиться в собствннолапно сотворенную тюрьму».
    Спал я долго и крепко, а проснулся оттого, что внутренний голос мне доложил: «Наша машина подъехала к дому».  Я мгновенно оказался в столе, лизнул воду и замер. Послышались быстрые шаги потяжелевшей Оли и явно бегущего Олега.
- Он не выходил, - Олег тяжело вздохнул. – Так больше нельзя.  Он там умрет.  Что же случилось?  Малыш, может его кто-то обидел?  Может кто-то из покупателей?
- Да, вроде, нет.  И потом, последний раз к нам приходили  месяца полтора назад.
- Ну, может  кто-то из твоих подруг заходил? – допытывался Олег.
- Никто. – Оля на минуту задумалась. – Хотя...  Тетя Женя недавно навещала.
- И что?  О чем вы говорили? – вопрос был задан тоном следователя.
- М..   Она меня поздравила.
- Пожалуйста, вспомни весь разговор, - настаивал Олег.
- Ну, говорили о ребенке.  И, кстати, она сказала, что у детей от котов бывает аллергия.
- А ты что?
- Я сначала испугалась и даже предложила ей забрать Рикки.
- Ты такое сказала?  Ты правда так сказала?  Как ты могла? –  он возмущенно затряс руками.
- Я же тебе объясняю: тетя Женя меня здорово напугала, - оправдывалась Оля.
Олег молча качал головой из стороны в сторону.
- Олежка, подожди, не кипятись.  Когда она ушла, я залезла в интернет и нашла несколько статей, где говорилось, что проблемы могут быть, если завести кота, когда ребенку несколько месяцев.  А, если принести кроху в дом, где кот давно живет, то вероятность аллергии почти исключена.
- Замечательно.  Скажи, а Рикии слышал, когда ты предлагала его отдать?
- Да, но..
- Он все понял, - безапеляционно заявил Олег.
- Ты с ума сошел, - возразила Оля.
- Они намного умнее, чем мы думаем, а иногда – умнее нас.  Так, - засуетился Олег. - Где мои инструменты?
- Что ты собираешься делать?
- Разберу стол. Все равно через месяц переезжать.
   Я опять увидел ноги Олега, только...  Что это с ним?  Он стоял на коленях, в руке у него был вроде как пистолет, только очень большой.  Олег приставил его к крышке стола. Раздался неприятный зудящий звук, что для моих ушей было невыносимо.  Он постепенно  нарастал, потом резко обрывался.  «Нужно бежать», - решил я и уже просунул голову в дальнюю от Олега щель, как среди жуткого шума стал различать голос Олега:
- Рикки, мальчик.  Мы никому тебя не отдадим.  Потерпи немного.  Я тебя сейчас достану.
    Я остановился и прислушался.  Олег не замолкал ни на секунду.  Я даже не подозревал, что существует столько ласковых слов. Он  говорил и говорил, и переходил на коленях от одной стороны на другую, а этот кошмарный звук повторялся опять и опять. Терпеть было невозможно.  Я начал широко открывать рот и вдруг увидел, что моя спасительная крыша движется, уже показалась часть потолка.  Крыша исчезает совсем, и потолок виден полностью.  Но Олег собой заслоняет его снова.  Он наклоняется и протягивает руки:
- Риккочки, мальчик, иди ко мне.  Иди, не бойся.  Обещаю, мы никому тебя не отдадим.  Никогда.  Иди сюда, хороший.
  Я недоверчиво смотрю ему в глаза, а он непереставая говорит и дает обещания.  Весь дрожу, и все сильней и сильней бьется мое сердце.  Я, кажется, ему верю. Не выдерживаю и прыгаю на руки Олегу, прижимаюсь к его груди, обнимаю за шею и кладу голову на плечо.  Он гладит меня и шепчет на ухо:
- Глупенький, я тебя никому не отдам, а если что, с тобой уйду в приют.
Сзади к Олегу подходит Оля.  Из-за плеча вижу ее виноватую улыбку. Она протягивает руку, а на ладони кусочки той самой дорогой колбасы.
- Возьми, мальчик, возьми, - подбадривает меня Олег.  Но мне сейчас больше хочется пить, чем есть, и я издаю короткое: «Мя».  Олег меня тут же понимает, несет и ставит на прилавок, открывает кран, и я с удовольствием ловлю живительные капельки – еще одну, еще, еще. Они наблюдают за мной молча, только вздыхают.  А я пью и пью, останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, и  пью опять.  Слышу возглас Оли:
- Господи!
   Олег уже у холодильника.  Догадываюсь, что нарезает малюсенькими кусочками красный перец, который я так люблю, смешивает его, наверное, с куриным паштетом, который просто обожаю.  Я спрыгиваю с прилавка, сначала с благодарностью трусь о ноги Олега, и с жадностью набрасываюсь на еду.  Мне кажется, что прошел год с тех пор, как я ел в последний раз.  Каждый съеденный кусочек придает мне все больше уверенности: «Мне ничего не грозит. Со мной никогда не случится ничего плохого.  Олег всегда защитит меня».
- Ну что скажешь, малыш?  Я оказался прав? – он кладет крышку на постамент стола, - привинчивать не буду.
Оля в задумчивости наматывает на палец прядь волос:
- Он даже не подошел ко мне.
- Обиделся, - заключил Олег и поспешно дабавил, - Не переживай.  Я где-то читал, что коты держат обиду 16 часов.  Завтра  помиритесь.
   А вот тут Олег жестоко ошибался.  Начитался книжек.  Возможно, там описывали нормальных, ординарных котов.  Но я-то у вас не такой.  Вам и, особенно, мне это известно.  Поэтому...
   Поэтому, обида моя не прошла через 16 часов, не прошла она и через 24, и даже через 48. Я лежал в шкафу и думал: «Почему так происходит?  Ведь я же люблю Олю», и понял, что чем лучше мы относимся к другому существу, тем больнее предательство.
    Тем временем, мои опять паковали вещи.  На этот раз я им абсолютно не мешал и не препятствовал выносу мебели – очень был занят своими переживаниями и размышлениями.  Оля неимоверно растолстела, и ей было трудно укладывать коробки. На помощь пришла тетя Женя.  Я наблюдал за ними из шкафа.
- Ну, что ты реши..., - только начала тетя Женя, как Оля проворно подскочила  и прикрыла ей рот ладошкой, что я испугался, как бы ребеночек не выскочил из животика.  Про это рассказал мне Олег.  И еще счастливый будущий папа долго объяснял, что, когда маленький Олежек приедет домой, он будет в пять раз меньше меня, что он не сможет ни ходить, ни лазать, что я не должен трогать его лапами и даже целовать. Но обещал, что Олежек обязательно станет моим другом, когда подрастет.  И случится это очень скоро -  месяцев через шесть–восемь.  Интересно, все эти месяцы Оля будет занята только маленьким и забудет про нас с Олегом?  А может быть, мы ей будем нужны – с таким-то беспомощным?  В хорошей семье помогают друг другу.   Мы –  хорошая.
    Все.  Вещи в грузовике, я на коленях у... Олега.  Оля не сумела бы меня нести, даже, если б наше примирение состоялось.  И снова шум улицы и рев мотора, но все переношу легче – мне хочется верить, что это последний мой переезд.  Вообще-то, обычные коты привязаны в перую очередь к дому, а затем уже к хозяевам.  Что касается меня, в нашей семье нет хозяев – мы партнеры.  Помните?  И главное для меня – быть с ними, неважно где, лишь бы рядом.
    Я, как всегда, вхожу в квартиру первым. На самом деле, мне абсолютно все равно какая она, но я должен показать своим, что мне нравится.  Пожалуйста!  Что мне стоит!  Я пересекаю небольшую гостиную, вхожу в спальню, где стоит всего лишь один предмет – Олег еще вчера завез – детская кроватка, и чувствую, что мне действительно нравится.   
     Наступает вечер.  Опускается ночь.  Я в раздумьи стою у большой кровати. Надо бы прилечь Олегу под бочек. Несколько секунд переминаюсь с лапы на лапу. Затем прыгаю на Олину сторону, устраиваюсь поудобнее и чувствую, как она спросонья кладет мне на спину свою руку. Я начинаю урчать. Нет. Все-таки я люблю Олю больше.

     Staten Island, 2008               

Фотографии из «личного архива Рикки».
Фотограф  Элла  КОНТИ.