Линдсей Дэвис. "Серебряные свинки", детективный роман из жизни Древнего Рима, перевод (2)
IV
Закон пытался справиться с дыханием после подъема по лестнице.
– Входи, – произнес я дружелюбно, – открыто.
Он вошел. Он шумно упал на другой конец моей скамьи.
– Не стесняйся, можешь садиться, – предложил я.
– Фалько, злодей! Какой прогресс! – и он послал мне медленную усмешку.
Петроний Лонг, капитан патруля аветинской стражи. Большой, спокойный, сонно выглядящий мужик с лицом, которому люди доверяли – возможно, потому, что на нем ничего не отражалось.
Петроний и я были знакомы очень давно. Мы вступили в армию в один и тот же день, столкнулись друг с другом, стоя бок о бок во время присяги императору, а потом наткнулись на факт, что выросли в пяти улицах один от другого. Мы семь лет делили одну палатку, и когда вернулись домой, у нас оказалось еще одно, что нас объединило – мы оба оказались ветеранами II Августовского Легиона в Британии. Не только: мы были ветеранами Второго – во время Восстания королевы Боадицеи против Рима. И по причине его плачевных успехов мы покинули армию на 18 лет раньше положенного, и у нас обоих было нечто, о чём мы никогда не хотели бы болтать.
– Верни свои глаза на место, – сказал я ему. – Её зовут Еленой.
– Приветствую, Елена. Милое имечко! Фалько, где ты нашел это чудо?
– Она играла в салочки вокруг Храма Сатурна. – Я решил отвечать честно и прямодушно, поскольку имелся легкий шанс, что Петроний уже что-то знал. Кроме того, я хотел, чтоб девушка поверила, что она имеет дело с человеком, который говорит правду.
Я представил капитана своей ослепительной клиентке:
– Петроний Лонг, окружной стражник, самый лучший.
– Добрый вечер, господин, – ответил она.
Я горько засмеялся.
– Стоит лишь пойти работать на правительство, как женщины примутся назвать тебя «господин». Милая, нет нужды так усердствовать.
– Не обращайте внимания на этого хитреца, – принялся слегка насмехаться Петроний, улыбаясь ей с интересом, которого я совершенно не мог одобрить.
Она улыбнулась ему ответ, но я резко это оборвал:
– Мы, мужчины, хотим побеседовать о судьбах нации над кувшином с вином, отправляйся в спальню и жди меня там.
Она стрельнула в меня взглядом, но всё же пошла. Это заслуга прогрессивного образования – малютка знала, что живет в мужском мире. Кроме того, она была отлично воспитана, а этот дом был моим.
– Мила! – одобрил Петроний вполголоса.
У него есть жена, которая его по непонятным причинам обожает. Он никогда о ней не упоминает, но наверняка очень заботится: он из такого типа мужчин. У него три дочери и, как следует правильному римскому отцу, он без остатка сентиментален, когда речь идет о его девочках. Я вполне мог дождаться дня, когда Туллианская тюрьма будет переполнена молодыми вертопрахами, которые осмелились сверкнуть своими глазёнками на дочерей Петрония.
Я нашел две чаши для вина, которые выглядели чистыми, хотя, прежде чем поставить их на стол, я всё же протер емкость Петрония подолом своей туники. В отверстии под половицей, которая служила моим винным погребом, сохранилось немного дымной испанской отравы – подарок от благодарного клиента, несколько свежей краснятины, которая на вкус была такой, будто её сперли из этрусской гробницы, и старая амфора с приличным белым сетийским вином. Так как визит Петрония был внезапным, я потянулся было к этрусской свежатине, но передумал и взял сетийское – в конце концов, мы были старыми друзьями, да и мне оно нравилось больше.
Как только он его глотнул, то понял, что его подкупают.
Он ничего не сказал. Мы осушили несколько чаш. Наконец разговор стал неизбежным.
– Послушай, – начал он, – тут стоит вопль и ор из-за парчовой юбки, которую этим утром сдуло из сенаторского дома, не спрашивай меня, с чего это.
– Они хотят, чтобы я этим занялся? – предположил я, живо приободрившись, хотя знал, что это его не обманет. – Она наследница?
– Заткнись, Фалько. Её позже заметили в компании некого лебезящего упыря, чье описание как две капли воды подходит к тебе. Её зовут Сосия Камиллина, и ей не следует гулять где попало, так что я очень хочу вернуть её куда положено, прежде чем на нашу голову свалится куча помощников претора, которые примутся ползать по моему участку и критиковать, как я слежу за торговыми ларьками. Это она там? – он мотнул головой в сторону спальни.
Я смиренно признался:
– Скорей всего, она.
Он мне нравился, он был хорош в своем деле. Мы оба знали, что он нашел своего потерявшегося котёнка.
Я рассказал ему её историю, делая особенный упор на мою доблестную роль спасителя обезумевшей аристократки, и (ввиду более раннего замечания Петрония), и никакого – на мою роль в разрушении торговых ларьков. Лучше не ставить перед ним затруднительных дилемм.
– Я должен отвести её назад, – сказал Петроний. Он уже хорошенько наклюкался.
– Я сам её отведу, – пообещал я. – Сделай мне одолжение. Если ты пойдешь, будет «спасибо, офицер, что выполнили свой долг», а мне они могут немного отстегнуть. Поделим?
Задобренный добрым вином, мой друг Петроний проявил благородство. Не так уж много людей также внимательны к столбцам «доходы» и «расходы» личного счета М. Дидия Фалько.
– Ну… – он сжал свою чашу с усмешкой. – Договорились. Дай мне слово.
Я дал ему слово и остатки сетийского, и он ушел прочь счастливым.
На самом деле я совсем не собирался отводить её обратно.
Ну, пока не собирался.
V
Я бросился в спальню, опасно разозленный. С шумом рванул занавеску с карниза. Маленькая заблудившаяся девочка виновато подпрыгнула, уронив мои личные записи на пол.
– Отдай мне их! – я зарычал. Теперь я действительно рассердился.
– Так вы поэт! – она на секунду замолчала. – Это о женщине, «Аглая – безупречная голубка»? Я думаю, они все о женщинах: они такие грубые. Извините, мне было любопытно…
Аглая была девицей, которую я знал, впрочем, отнюдь не безупречной, и подобно голубице она тоже не клевалась. Вдобавок, её звали вообще не Аглаей.
Яркие глаза продолжали взирать на меня столь же ошеломляюще, но эффект был намного слабее. Самые прекрасные женщины теряют свое очарование, стоит раз заметить, что они врут тебе в лицо.
– Хочешь услышать что-то погрубее? – заявил я. – А, Сосия Камиллина? Итак, что за вранье?
– Я испугалась! – запротестовала она. – Я не хотела называть свое имя, я не знала, чего вы хотите, и отпустите ли меня.
Я тоже не знал.
– Кто такая Елена?
– Моя двоюродная сестра. Она сейчас в Британии, развелась.
– Блажь или просто адюльтер?
– Она сказала, что все слишком сложно, чтобы объяснить.
– А! – Я горько вздохнул. Женат я никогда не был, но в разводах был экспертом. – Тогда значит, прелюбодеяние. Слыхал я, чтоб женщин ссылали на острова за аморальное поведение, но ссылка в Британию – это слишком жестоко!
Сосия Камиллина выглядела заинтересованной:
– Откуда вы знаете?
– Я там бывал.
Воспоминания о мятеже сделали меня немногословным. Ей было лет шесть тогда. Она не помнила великое Британское Восстание, а я сейчас не собирался давать уроки истории.
Внезапно она спросила требовательно:
– Почему ваш друг сказал, что вы хитрец?
– Я республиканец. Петроний Лонгин считает это опасным.
– Почему вы республиканец?
– Потому что у каждого свободного человека должен быть голос в управлении города, где он живет. Потому что Сенат не должен отдавать контроль за Империей одному единственному смертному, который может оказаться безумным, безнравственным или продажным – и скорей всего окажется. Потому я ненавижу наблюдать, как Рим вырождается в сумасшедший дом, управляемый горсткой аристократов, которыми вертят их циники-вольноотпущенники, в то время, как большая часть граждан не может заработать себе на достойное проживание… – невозможно сказать, что она из всего этого поняла. Её следующий вопрос был весьма практичным:
– Частные осведомители себе на достойное проживание зарабатывают?
– Пользуясь каждой законной возможностью, они получают впритык, чтобы не сдохнуть с голоду. В хорошие дни, – сказал я, – на столе может оказаться достаточно пайки, чтобы придать нам сил на то, чтобы вступить в битву со всеми теми несправедливостями мира, от которых столь я далёк сейчас!
По хмелю в желудке я, кажется, догнал Петрония.
– Вы думаете, что мир несправедлив?
– Я знаю это, госпожа!
Сосия посмотрела на меня серьезно, будто её опечалило, что мир обошелся со мной столь жестоко. Я вылупился в ответ. Не сказать, чтоб я тоже сильно был этим доволен.
Я устал. Пошел обратно в комнату, и через секунду девочка приплелась следом:
– Мне снова нужно в уборную.
Меня охватило дикое беспокойство человека, который привел домой щенка, потому что тот казался таким пусечкой, а затем понял, что на шестом этаже возникает проблема. Без паники. Квартира у меня спартанская, но образ жизни – гигиеничный.
– Ну, – подразнил я её. – Есть несколько вариантов. Ты можешь пойти вниз и уговорить Лению отпереть прачечную в неурочный час. Или ты можешь прогуляться вдоль улицы к большому общественному заведению, но не забудь захватить с собой монетку, чтоб заплатить за вход. Будет грустно тащиться за ней обратно на шестой.
– Я предполагаю, – произнесла Сосия надменно, – что вы с вашими приятелями— мужчинами мочитесь с балкона?
Я выглядел потрясенным. Я и был, честно говоря:
– Ты разве не знаешь, что это запрещено законом?
– Представить себе не могу, чтобы вас волновали общественные законы о непристойности.
Она уже оценила среду, к которой я принадлежал. Я сам тоже был взвешен и измерен.
Я поманил её пальцем. Она последовала за мной обратно в спальню, где я познакомил её с приспособлениями, которые умеренно использовал.
– Благодарю вас, – сказала она.
– Не стоит упоминания.
Я помочился с балкона просто чтобы доказать свою независимость.
К тому моменту, как она возвратилась, я был погружен в раздумья. Кажется, тут было что-то большее, чем простое похищение. Я не мог уловить, что именно упускаю, или знаю ли я все факты, в каких нуждаюсь. Меня заинтересовало, занимался ли её сенатор активной политической деятельностью. Сосию могли схватить, чтобы повлиять на его голос. О боги, конечно нет! Уж слишком она красива. Тут должно быть что-то еще.
– Вы отведете меня домой?
– Слишком поздно. Слишком рискованно. Я слишком пьян.
Я отвернулся, покачиваясь, добрался до своей спальни и упал на кровать. Сосия торчала в дверном проеме, как рыбная кость в горле.
– Где я буду спать?
Я был пьян почти как Петроний. Я лежал на спине, баюкая мои бумаги. Я был не способен ни на что, кроме слабых жестов и глупостей.
– У моего сердца, маленькая богиня! – воскликнул я, затем гостеприимно развел свои руки, очень аккуратно, одну за другой.
Она испугалась.
– Заметано! – она парировала. Она была доблестной маленькой крошкой.
Я ей слабо усмехнулся, затем бессильно упал обратно. Я сам себя испугал.
Однако я был прав. Крупный риск – отправиться наружу с персоной, столь драгоценной. Не в сумерках. Не в Риме. Не по тем, черным как смоль улицам, полным душегубов и мужеложцев. Со мной ей было безопасней.
«Было ли?» – спросили меня как-то потом. Я уклонился от ответа. Я и сейчас не знаю, честное слово, было ли Сосии Камиллине со мной безопасней посреди той ночи, или нет.
Сосии я сказал грубо:
– Для гостей – ложе для чтения. Одеяла в деревянном сундуке.
Я смотрел, как она сооружала гнездо. Она делала это ужасно. Напоминало палатку для рекрутов-легионеров: восемь неуклюжих парней в натирающих доспехах, которые никогда в жизни не спали в полевых условиях. Она билась вокруг ложа целую вечность, пытаясь тут слишком много покрывал натянуть слишком тщательно.
– Мне нужна подушка, – наконец пожаловалась она тонким серьезным голоском, словно ребенок, который может заснуть, только если все идет согласно его привычкам. Я был блажен вином и волнением, мне было все равно, будет у меня подушка или нет. Я поднял руку, сграбастал её из-под своей головы и кинул ей – быстро, но она успела поймать.
Сосия Камиллина изучила мою подушку с таким вниманием, будто искала блох. Еще один пункт к моему списку обвинений против аристократии. Возможно, они там и обитали, но вся дикая природа была плотно закупорена внутри веселенькой красно-фиолетовой наволочки, сшитой моей мамой. Мне не нужны были бойкие девчонки, оскорбляющие моих домашних богов.
– Она идеально чистая! Бери и будь благодарна.
Она очень аккуратно положила подушку в изголовье кровати. Я задул свет. Частные осведомители могут быть джентльменами в те моменты, когда они слишком пьяны для всего остального.
Я спал как младенец. Понятия не имею, спала ли моя гостья также.
Скорей всего нет.
VI
Сенатор Децим Камилл Вер жил в округе Капенских ворот. Порта Капена была через один округ от моего, так что я отправился туда пешком. По пути я миновал свою сестру Майю и как минимум два хулиганистых отростка нашего фамильного древа.
Некоторые частные осведомители производят впечатление одиноких людей. Возможно, именно тут я ломал шаблон. Каждый раз, тайком следуя за каким-нибудь блудливым чиновником в яркой тунике, я натыкался на одного из этих пацанов, сморкающихся в ладонь и кричащих мое имя через всю улицу. В Риме я был как хромой осёл. Большинство народу между Тибром и Ардетинскими воротами, должно быть, приходилось мне родней. Я имел пять сестер, плюс еще одна бедняжка, на которой не нашел времени жениться мой брат Фест, тринадцать племянников и четыре племянницы, да еще несколько, если верить глазам, на подходе. Это не считая всех тех, кого законники называют наследниками четвертой и пятой степени: братья моей матери, и сестры моего отца, и всякие троюродные братья детей от первого брака отчимов теток моего деда.
Еще у меня была мать, как бы я не пытался это игнорировать.
Я на ходу поприветствовал хулиганов. Я стараюсь их умасливать, чтобы они были добрыми. Один или два даже бывают. Вдобавок, я использую этих ловких пострелов, чтобы следить за прелюбодеями, когда мне самому хочется отправиться на бега.
Децим Камилл Вер владел личным особняком на своей собственной земле в тихом квартале, полным жилых домов. Он купил право провести воду напрямую из старого акведука Аппия, стоявшего поблизости. У него не было нужды сдавать свои фасады в аренду под магазины, а верхние ярусы – под жилые комнаты, хотя он и поделил свой ценный земельный участок пополам с владельцем точно такого же соседнего дома. Из чего я заключил, что этот сенатор не был умопомрачительно богатым. Как большинство из нас, бедняжка во всём стремился поддерживать уровень жизни, приличествующий его сословию. Разница между ним и большинством из нас состояла в том, что раз Децим Камилл Вер попал в Сенат, то значит, он был миллионером.
Поскольку я собирался нанести визит миллиону сестерциев, я решил рискнуть своей жизнью, подставив глотку под лезвие брадобрея. Я надел поношенную белую тогу, постаравшись задрапировать дырки, короткую чистую тунику, мой лучший пояс с кельтской пряжкой и кожаные сандалии. Свободный гражданин, чью значимость обозначала длина его свиты рабов позади, в моем случае – нулевая.
В сенаторской двери были отличные новенькие пластины вокруг замочных скважин, но пристыженный привратник с сильно разбитой скулой выглянул сквозь решетку и отпер дверь сразу же, как я позвонил в большой медный колокол. Они кого-то ждали. Возможно, того же, кто стукнул вчера привратника и свистнул девушку.
Мы пересекли атриум, вымощенный черно-белой плиткой, с бассейном и поблекшей киноварью на стенах. Камилл оказался недоверчивым мужчиной лет пятидесяти, который окопался в библиотеке среди кучи бумажной работы, бюста императора и одной-двух пристойных бронзовых ламп. Он выглядел нормальным сенатором, но таким не являлся. Во-первых, он был вежливым.
— Доброе утро. Что я могу для вас сделать?
— Зовусь Дидий Фалько. Вот верительные грамоты, господин. – Я протянул ему один из браслетов Сосии. Это был гагат из Британии, камень, который они привозили с северо-восточного побережья, соединенный звеньями как головоломка по типу сомкнутых китовых зубов. Она сказала, что браслет прислала её кузина. Мне был знаком этот стиль с армейских времен, но в Риме они были редки.
Он его внимательно изучил.
— Могу я спросить, где вы получили его?
— С руки прекрасной особы, которую я спас вчера от двух громил.
— О… она ранена?
— Нет, господин.
У него были тяжелые брови над широко расставленными глазами, изучавшими меня в упор. Хотя его волосы не были коротко подстрижены, они стояли торчком над макушкой, и это придавало ему бодрый мальчишеский вид. Я видел, что он пытается выдавить из себя вопрос, чего же я хочу. Я примерил свое «лицо очень полезного человека».
— Сенатор, не желаете ли Вы, чтобы я привел её обратно?
— Каковы ваши условия?
— У вас есть какие-нибудь мысли насчет того, кто её похитил?
— Ни одной.
Подумай я, что он лжет, то восхитился бы его манерой это делать так проворно. В любом случае, мне понравилось его упорство.
— Что вы хотите?
— О, всего лишь удовлетворить профессиональное любопытство. Я отвел её в одно безопасное место. Я – частный осведомитель. Капитан патруля по имени Петроний Лонг в XIII секторе может поручиться за меня.
Он достал свою чернильницу и сделал пометку на уголке письма, которое читал. Это мне тоже понравилось. Он собирался проверить.
Я предложил, не особо сильно давя, что в знак благодарности он мог бы нанять меня с этим разобраться. Он задумался. Я в общих чертах охарактеризовал свои расценки, слегка вздув их по причине его высокого статуса – ведь мне придется потратить чуть побольше времени, все время вворачивая уважительное «господин». Он немного посопротивлялся, по моему мнению – из-за того, что ему не хотелось видеть меня болтающимся вокруг девчонки, но, в конце концов, мы сошлись на том, что я буду консультировать его по вопросам безопасности особняка и держать ухо востро, надеясь услышать что-нибудь о похитителях.
— Вы, наверно, правы, решив спрятать Сосию Камиллину, — сказал он. — Ваше укрытие респектабельно?
— За его респектабельностью следит моя собственная мать! — это правда, моя мать регулярно обыскивала квартиру в поисках шлюх. Иногда она их находила, иногда же я успевал вовремя их вытолкнуть.
Этот сенатор не был идиотом. Он решил, что кто-то должен отправиться вместе со мной и убедиться, что девчонка в безопасности. Я отсоветовал. Я заметил пару жирных бугаев в харчевне напротив дома, которые следили за посетителями сенатора. Конечно, стопроцентно утверждать, что они связаны с Сосией, было нельзя; вдруг это были обычные грабители, которые по совпадению отвели этот несчастный денек на то, чтобы прикинуть будущее вторжение. Он всё равно стал показывать мне дом, так что мы отправились посмотреть и на них.
На входной двери у них был здоровый деревянный запор, чугунный поворотный ключ в восемь пальцев длиной с тремя зубцами, плюс четыре медных засова, обзорное окошко с решеткой на милой небольшой задвижке и отличная балка из каменного дуба, которую на ночь опускали на два крюка. Привратник жил в каморке рядом.
— Достаточно? — бросил сенатор.
Я одарил его долгим взглядом, прежде с пристрастием изучив шатаемого ветром сонного представителя мира духов, которого они использовали в качестве привратника, позволившего похитителям Сосии войти внутрь.
— О да, господин! Конструкция прекрасная, так что предлагаю вам бесценный совет – пользуйтесь ею! — я заметил, что он понял, что я имею в виду.
Я показал ему через решетку двух бездельников в харчевне напротив.
— Эти шпики видели, как я заходил. Перепрыгну через вашу заднюю стену: позвольте мне изучить задворки дома. Отправьте раба к местным властям и попросите арестовать этих типов за нарушение общественного порядка.
— Но они его не нарушали.
— Нарушат, — объяснил я ему. — Когда отряд претора попробует их арестовать.
Я убедил его. Руководителями Империи так легко руководить.
Сенатор отдал приказ своему привратнику, который был этим весьма недоволен, но поковылял прочь выполнять поручение. Я заставил Камилла Вера показать помещения наверху, затем, когда через десять минут мы спустились, выглянул наружу и увидел тех двух бездельников, руки за спину, под конвоем отряда солдат следующими вниз по улице.
Прямо не нарадуешься, как же быстро реагирует магистрат на жалобы состоятельных граждан!
Со всем этим изобилием кузнечной работы на главном входе, с задней стороны у них было в сад целых семь отдельных выходов, и ни на одном из них – приличного замка. Кухонная дверь открылась, стоило лишь испробовать на ней мою самодельную отмычку. Решеток не было ни на одном окне. Балкон вдоль верхнего этажа обеспечивал удобный доступ ко всему дому. Изысканная столовая-триклиний в дымчато-голубых тонах была оборудована неубедительными складными дверьми, которые я открыл куском бордюра от клумбы, пока на меня задумчиво взирал секретарь сенатора. Это был тощий раб-грек с крючковатым носом и аурой превосходства, которыми каждый греческий секретарь снабжается от рождения. Я решил отнять у него как можно больше времени диктовкой своих инструкций.
Я решил, что мне даже очень нравится диктовать. Кроме того, еще мне весьма понравилось выражение лица грека, когда я, наконец, попрощался с ним, вскарабкался на солнечные часы, оперся ногой на плющ и поднялся на стену, чтобы разглядеть дом по соседству.
— Кто там живет?
— Младший брат хозяина.
Сам будучи в семье младшим братом, я с удовольствием отметил, что здравый смысл у Камилла Мл. имелся. Он прикрыл каждое окно крепкими филенчатыми ставнями, все покрашены в тёмно-зеленый оттенка малахита. Оба дома были облицованы стандартными блоками лавы, с верхним этажом, водруженным на тонкие колонны из простого серого камня. Архитектор не поскупился на терракотовые фронтоны для отделки дома, но к тому времени, как дошла очередь до украшения сада типовыми статуями изящных нимф в дезабилье, его бюджет, видимо, исчерпался. Сады были украшены лишь скудными палками шпалер, хотя цветы на них цвели обильно. Оба дома явно строились по одному подряду. Трудно понять, почему особняк сенатора вызывал приятную спокойную улыбку, а обиталище его брата смотрелось формальным и холодным. Я был доволен, что Сосия живет в доме, где есть улыбка.
Я глазел на дом брата достаточно долго, сам не зная, что именно ищу. Затем, прощально помахав греку, я прошел по стене до конца участка. Я беспечно соскочил со стены.
Я покрылся пылью с головы до ног, да вдобавок подвернул колено, приземлившись в переулок позади сада сенатора. Геркулес знает, зачем я это сделал: там рядом был въезд с отличными воротами для телег поставщиков.