— Вот, я все думаю, почему же в христианах такое оскудение? Ведь любовь к Богу — тоже Божий дар и, получается, его подаяние оскудело? Должно быть именно так — ты любишь Бога, и эта любовь поглощает все, все затмевает. И тогда начинается аскетика, которая помогает отсекать все, что реально мешает. А если аскетика начинается с «того делай — того не делай» — это признак упадка, и упадка далеко не вчерашнего. Св. Григорий Богослов видел еще такую любовь, да и сейчас, теоретически, где-то у кого-то как-то там она присутствует. Только где?
— Потому, что для духовного роста нужна синергия. Бог идет навстречу тому, кто идет навстречу Ему. Чем быстрее, тем быстрее. И наоборот.
И потом, раньше люди были, наверное, простодушнее. А теперь слишком много иезуитства. Об этом о. Александр наш однажды хорошо сказал, когда я ему рассказала, как одна женщина у меня спрашивала насчет крещения, а я ответила, что если креститься, то надо менять свою жизнь, если же она собирается «просто так» покреститься и все, то нет смысла, таких номинальных христиан потом осудят больше, чем язычников, как было откровение св. Макарию. Меня один поп отругал за то, что я вот так «отпугнула» эту женщину, и я спросила у о. Александра. А он ответил: «Сейчас все стало очень сложно. Если б мы жили в те времена, когда жил преподобный Макарий, мы бы, может, уже ангелами были, потому что тогда все было понятно: или так, или этак; а теперь, вроде бы, можно и так, и сяк…» Вот то-то и оно, что в те времена многие спасались в простоте и не думали обо всяких «тонкостях», как теперь. Но сейчас уж такое время, что уже нельзя не думать, а иначе амебой будешь.
— Я не могу сказать, что сейчас никто не идет Ему навстречу. Идут многие. Особенно новоначальные. Только идут как-то совсем не так, как раньше.
— Не знаю. А как — «так»?
— Сейчас, как я вижу, начинают с черной юбки, житий и всяких аксессуаров. А вот Антоний начал с того, что нужно соблюдать заповеди — серьезно и до конца. У него не видно самопринуждения, что ли? А у сегодняшних видно: вот я того не буду делать, и этого...
— Ну, слушай. Что значит — соблюдать заповеди? Приходит человек в храм, он же нифига не знает. И думает, что ему там помогут. Ну, ему и помогают: говорят надеть платок и юбку и суют какою-н. православную муть. Он читает, засоряет мозг, начинает искать духовника, ставить свечки за умершую бабку или пьющего мужа и всякое такое. А чего, опять же? Есть же заповедь: «жена да покрывается» и да не стрижется. Или «молитесь друг за друга, да исцелеете». Потом он находит духовника... Ну, и т.п. При этом он искренне думает, что соблюдает заповеди. Правда ведь, есть такая заповедь: «покоряйтеся наставникам вашим». Или там «оставь все и следуй за Мной», — и вот, человек продает квартиру и прется в Дивеево от антихриста спасаться, потому как так прорек св. Серафим, а есть заповедь «пророчество не уничижайте». Или окружающие садятся ему на шее и ездят, а он везет. Потому что «носите тяготы друг друга, и тако исполните закон Христов». «Возлюби ближнего, подставь щеку» и т.п., и т.п. Все схвачено, за все заплачено. Что это — не заповеди? Ну, и молиться, да, правило, поклоны, пост. Всё путем. Чего тебе еще надо?
— Да я и сам не знаю, чего надо. Чего-то надо, вот.
Св. Антоний Великий услышал про «не пецытеся на утрей» и понял, что внутри что-то изменилось. Он побежал от мира к Богу. А эти все дивеевы — просто иной образ бытия в миру, вот что. Поклоны да батюшки Бога заменяют. — Ну, может быть, я страшно несправедлив, и кругом ошибаюсь. Но что-то принципиальное, какая-то разница есть, ее нужно нащупать. Хотя, конечно, нашел я кого и с кем сравнивать :) И все же уверен, что у древних был совсем другой род самопринуждения, другая мотивация. И там всякое бывало, но не могу представить, чтобы там столько «практикующих» потом бросали все и расцерковлялись.
— Они не расцерковлялись потому, что церковь была частью общественной жизни, примерно как при совке вера в коммунизм. В царской России тоже это было частью приличий, просто у приличий стали большие допуски и припуски; а вот во времена купца Калашникова было самое оно — только, конечно, подичее, чем в Византии, но это из-за невежества.
А так, почитай хоть житие Андрея Юродивого и увидишь, что не так-то много было истинно благочестивых христиан.
Вон, когда арабы завоевали Сирию и Египет, там дофига народа плюнуло на христианство и перешло в ислам, чтоб налогов не платить. Вот и все благочестие.
Просто в те времена общее окружение было таково, что если человек расчухивался, у него была возможность обрести настоящее христианство в том или ином виде. А теперь такой возможности нет, поэтому он чаще расцерковляется, и на этом все заканчивается.
— Я в этом не сомневаюсь. Но во времена св. Антония еще было дофига язычников и, в принципе, экологические ниши для расцерковившихся существовали. А вот «окружение» действительно важно. Естественно, христианство во все времена сохранялось в остатке верных. Но в том то и вопрос, что он очень долго существовал, а теперь его вроде как и нет. И объяснить все это простым регрессом — хоть и соблазнительно — не получается. Да, уже давно рождались мысли типа: чего достигли мы — чего наши потомки — чего их потомки. Но с чем же они были связаны? Ведь истинная религия — не круги по воде, что расходятся от камня, а потом пропадают. Не может быть все так просто. И ответ на этот вопрос найти надо. Он очень важен, как мне кажется.
— Ну, ищи-ищи.
Июль 2008 г.