ПРОЛОГ
Денис стоял и вслушивался в спокойный мерный гул. Все-таки лифты в новых домах совсем не те, что были раньше. Комфорт пришел и сюда, ни тебе толчков или скрежета - все плавно, тихо, размеренно. Всего через несколько секунд лифт остановился, моргнул зелеными лампочками, издал приятный звуковой сигнал и двери открылись, бесшумно уходя в стороны.
Денис не спешил выходить, он запрокинул голову и закрыл глаза, негромко вздохнул. Легкая, еле заметная, усмешка коснулась его губ. Лицо, до того хранившее печать какой-то отстраненной задумчивости, вдруг, на мгновение погрустнело - усмешка оказалась горькой. Тряхнув головой, отгоняя не к месту нахлынувшие мысли и воспоминания, он попридержал, уже начавшие закрываться, двери и вышел.
На ходу доставая ключи, Денис подошел к собственной квартире. Почему-то он не любил звонить, всегда сам открывал дверь, хотя знал, что жена уже дома.
Ну а далее набор стандартных действий - раздеться, принять душ, поужинать.
- Всем привет,- негромко крикнул он, оповещая о своем приходе.
В принципе кроме него никто прийти не мог - ключи были только у них двоих, но так уж повелось, можно сказать - традиция. Услышав с кухни в ответ: "И вам не хворать!" - Денис прошел в комнату, быстренько скинул рабочий костюм, натянул легкие штаны и направился в душ.
Все-таки вода возвращает к жизни после трудового дня. Усталость уходит, мышцы расслабляются - да и какое удовольствие просто стоять под тугими горячими струями.
"Бриться или не бриться - вот в чем вопрос",- рассуждал Денис, уже стоя перед зеркалом и придирчиво рассматривая на собственном подбородке двухдневную щетину - колючую, но не особо заметную со стороны. "Лень",- наконец заключил он и принялся вытираться.
Денис выглядел моложе своих 28 лет. Быть может, причиной тому стали занятия спортом, которые он никак не желал прекращать - тренажерный зал давал свои результаты, тело выглядело подтянутым и рельефным. А может быть, внутренний мир находил выход и во внешности - чего и говорить, в душе Денис никак не желал взрослеть, все еще оставаясь мальчишкой.
Лишь выходя из душа, Денис пересекся, наконец, с Мариной. Сегодня она была одета в короткую черную свободную юбку и в короткий же белый топик прямо на голое тело. "И почему раньше она так, почти никогда, не одевалась дома?"- подумал он, глядя на свою супругу. Какие-то непонятные балахонистые халаты никогда не вдохновляли его на подвиги. "А почему я молчал?" - тут же задал он себе мысленный вопрос. Ответа на него не нашлось.
Марина была на год младше Дениса и чуть ниже его так, что для поцелуя он чуть нагибал голову или же она привставала на цыпочки. Впрочем, последнее время поцелуев становилось все меньше. Да и те, что все еще оставались, носили скорее характер привычки, выработанный за годы совместной жизни - легкие, ничего не значащие, для галочки одним словом.
Вот и сейчас был именно такой поцелуй.
- Все на столе, еще горячее,- произнесла Марина,- как твои дела?
- Нормально, ничего нового, все как всегда, устал только очень, наверное, поем и спать лягу, завтра надо будет сходить в гараж, что-то стартер барахлит.
- Хорошо, я тогда съезжу, навещу родителей.
- Уху,- проронил Денис и направился в кухню.
Поев и сполоснув за собой посуду - последнее он никогда не считал зазорным, Денис снова посетил ванную и, взглянув на часы, пошел в комнату, где сидела Марина и читала какую-то книжку.
- Ты еще не ложишься?- проговорил он, уже находясь у двери в спальню.
- Еще почитаю чуть-чуть.
- Тогда спокойной ночи.
- Спокойной.
* * *
Денис лежал с закрытыми глазами. Сон почему-то не шел, хотя организм вымотался за рабочую неделю до предела. Впереди были выходные, но этот факт совершенно не радовал.
Все сломалось... Почему? Отношения, что когда-то казались вечными, теперь истаивали с каждым днем, подобно снегу по весне под лучами все более уверенного в своих силах солнца. И что самое плохое - ничего не хотелось делать для сохранения этих отношений, сохранения былых чувств.
А ведь когда-то, казалось, совсем недавно, он, будто, на крыльях летел к дверям квартиры своей будущей жены. И ничего, что лифт почти всегда был сломан, ничего, что приходилось подниматься на восьмой этаж, он не замечал ступеней и пролетов. Перед его мысленным взором была она, такая родная, такая желанная и любимая.
Денис с самого первого взгляда попал под ее обаяние. Случайная встреча на свадьбе у двоюродного брата перевернула жизнь восемнадцатилетнего парнишки. Он потерял и сон, и покой, с такой силой на него обрушилось новое, до того не изведанное чувство. Конечно, он влюблялся и раньше, но то были мимолетные непродолжительные романы без глубоких переживаний.
Сейчас, находясь на грани между сном и реальностью, он вспоминал.
Вспоминал первые прогулки до самого позднего вечера, уже больше смахивающего на ночь, когда холодный воздух заставлял их еще ближе прижиматься друг к другу. Но, не смотря на холод, влюбленные не спешили по домам, не желая расставаться.
Вспоминал первые поцелуи. Такие теплые и мягкие. Он будто чувствовал их сейчас на своих губах. Слышал негромкое журчание речки, протекающей под невысоким горбатым мостиком, на котором стояли они. Мягкая ночь укутывала их своим покрывалом, пряча от посторонних взоров, оставляя одними в целой вселенной. Они будто поднимались над землей - уплывали в звездные дали, чтобы кружиться среди созвездий и галактик, наслаждаясь губами друг друга. И лишь равномерное негромкое журчание напоминало о реальности, возвращало обратно, хотя так не хотелось.
Воспоминания скакали и перемежались, складываясь в несвязанный калейдоскоп событий. Событий, оставивших глубокие следы в его памяти, в его сердце. Вспоминалось, почему-то, лишь хорошее, но от этого еще горше становилось на душе - приходило осознания того, что все это утрачено. Не осталось романтики и неожиданности, загадки и ожидания чего-то волшебного, таинственного, неземного. Такого, от чего земля снова уйдет из под ног в невообразимом вихре ярких эмоций, пронизанных любовью и нежностью к своей второй половинке.
Усталость брала свое, и тело погружалось в раскрывающиеся объятия сна, мысли гасли, воспоминания остановились на последнем блекнущем образе - бредущая по зимней тропинке пара, держащаяся за руки, летящие с черного ночного неба, кружащиеся на легком ветру огромные хлопья снега и слова, его собственные слова:
- Ты будешь моей женой?
* * *
Марина проводила уходящего в спальню мужа равнодушно-задумчивым взглядом. Книжка - лишь предлог задержаться в комнате и не идти спать. Не то, чтобы ей было противно ложиться с человеком, по сути уже чужим, пусть все еще и являющимся на бумаге ее мужем, просто какое-то внутреннее неприятие и нежелание быть рядом с ним поднялись и взяли верх над привычными действиями. В конце концов, рекомендуют же психологи спать в разных кроватях, вот почему бы ни воспользоваться столь дельным советом.
Встав и подойдя к шкафу, Марина вытащила с одной из его верхних полок подушку и сложенный теплый плед. Сегодня девушка решила спать на диване. Непривычно, однако она уже не чувствовала необходимости в объятиях мужа, как раньше - после свадьбы, когда засыпать одной было так не комфортно и грустно. Однако стоило ему лечь рядом и обнять ее - приходило спокойствие и добрые сны.
Скинув прямо на пол юбку и топик, девушка забралась под плед в одних трусиках и, удобно устроившись, снова взяла книгу, попытавшись продолжить чтение, однако прочитанные слова никак не желали складываться в осмысленные предложения. Казалось, что Марина смотрит не в книгу, а внутрь себя, вновь и вновь переживая события последних месяцев.
Как так случилось, что, когда-то, счастливая семейная пара, стала такой далекой для самой себя? Семейная, но уже далеко не пара - два человека, живущие под одной крышей и все еще ведущие общее хозяйство, вот и все. Что их еще удерживает вместе? К чему врать себе и говорить, что все еще уладится и станет как прежде? Что одним солнечным утром они, вдруг, проснутся и поймут, что любят друг друга и все, что было в эти месяцы - лишь страшный сон, который уже развеивается и забывается.
Когда только Марина заметила, что в отношениях Дениса к ней появились кристаллики льда, она пробовала что-то делать, чтобы вернуть отношения. Но тогда, видимо, было уже поздно, и Денис не хотел, а может быть просто не мог, ей помочь. А одна она не смогла возродить утраченное.
Марина не чувствовала себя нужной и желанной. Она знала, что страсть не может длиться вечно и со временем угасает, но не истлевает же в пепел, который, подхваченный ветром, развеется в ничто, оставив после себя лишь жалкие смутные воспоминания.
Конечно же, у них случался секс и теперь. Ни Денис, ни Марина до сих пор не ходили на "лево", каждый из собственных соображений, однако организмы требовали свое, не смотря ни на что, как бы отношения ни были натянутыми. Но это был именно секс - удовлетворение физического, животного инстинкта, когда чувства не важны, да и не нужны по большому счету. Занятия любовью ушли в прошлое - волшебное действо, переполненное эмоциями и чувствами, расцвеченное и усиленное в разы взаимной заботой партнеров друг о друге, желанием вознести друг друга на небеса блаженства и радостью и возбуждением от одного лишь вида распаляющегося близкого любимого человека. Нечто сказочное превратилось в банальное совокупление, приносящее лишь физическое удовлетворение, о моральном же речи уже не шло.
Ей так хотелось ухаживаний и внимания. Когда Денис ей дарил последний раз цветы или делал какой-нибудь маленький подарок? Просто так - без повода, а лишь по тому, что он любит ее и ценит. Марина не помнила. Ей хотелось комплиментов и нежностей, хотелось заботы - элементарной заботы любящего мужа. Но ее не было. И все это неотвратимо увеличивало пропасть между супругами.
Сквозь, уже прикрытые, веки Марины проступили слезы. Капли набухли и, сорвавшись с ресниц, побежали по щекам, стремясь к подушке, впитываясь в нее, почти не оставляя следов.
Уже давно не нужная книга сама собой выпала из руки и соскользнула на пол.
Девушка засыпала, подложив руку под голову, и, уже проваливаясь в сон, откуда-то из глубин сознания всплыли строчки стихов, неведомо, где услышанные:
Подойди поближе, протяни мне руку
Я ее в последний раз держу в своей руке.
Подойди поближе, мы окончим муку
Отпускаю я тебя сегодня на заре.
Сядем на дорожку, как ни раз сидели
Только в этот раз у нас разные пути.
Сядем на дорожку, годы пролетели
Почему мы друг для друга стали далеки?
КОСТЕР
Дорога. Выматывающая и сводящая с ума змеящаяся лента, теряющаяся в дали и снедаемая горизонтом. Куда не кинешь взгляд - лишь каменистая пустыня, изредка перемежающаяся чахлыми голыми полусухими кустарниками, не понятно как умудряющимися выживать в столь неблагоприятной среде. Пыль да камни, вот и все местные достопримечательности. Камни, которые уже скрипели на зубах и пыль, забившаяся, куда только можно, покрывавшая давно не мытые тела равномерным серым налетом.
Солнце, безжалостно палившее практически от самого рассвета и до заката, забирало последние капли влаги из здешних земель, лишь ночью давая легкую передышку местным обитателям - немногочисленным пресмыкающимся и различного вида насекомым, деловито снующим между камнями.
В лучшие годы, не такие засушливые, нежели теперешний, местная растительность, пусть и крайне скудная, покрывалась жиденькой зеленью, оживая, делая пейзаж более живописным. В последние же недели даже самого простого одинокого облачка увидеть на небе было большой редкостью, не говоря уж о появлении настоящей дождевой тучи.
По дороге, скрипя и постукивая деревянными колесами о камни, двигался обоз. Сказать по правде - обозом его можно было назвать лишь с известной долей преувеличения, так как состоял он всего лишь из одной крытой телеги, запряженной парой лошадей, да еще двух верховых, едущих вровень и негромко переговаривающихся.
В телеге, среди мешков и нескольких небольших бочонков, на ворохе соломы лежал молодой мужчина. Среднего роста, черная густая шевелюра, мускулистый обнаженный торс с перевязанным левым плечом. Звали его Ричардом, и сейчас он возвращался домой.
Пару месяцев назад барон Мартин Блэкстоун повздорил с одним из своих соседей - бароном Патриком О'Нилом - человеком непредсказуемым и своенравным. Началось то все с какой-то мелочи, да окончилось кровной обидой, громкими словами и яростными взглядами, которые, впрочем, вскоре переросли в реальные действия. Спустя всего три дня после ссоры на одну из деревень, принадлежащей Блэкстоуну было совершено дерзкое нападение большими силами. Само собой жители не могли оказать должного сопротивления захватчикам, а по сему - перешли во владение новым господином. По большому счету, самим крестьянам было все равно, кому платить подати. Вот только Блэкстоун, теперь уже бывший их господин, не собирался мириться с таким оскорблением и в свою очередь в максимально краткие сроки собрал, как ему казалась, достаточное ополчение, чтобы вернуть себе потерянное и проучить наглого соседа.
Ричард, в числе прочих в это самое ополчение и попав, вскоре выступил в поход к злополучной деревне восстанавливать права и границы.
Дома он оставил Луизу - свою любимую. Они поженились всего год назад и до сих пор находились в полной эйфории друг от друга, ничуть не утратя тех чувств, что испытывали тогда, давая согласие быть вместе и в болезни и в здравии.
Именно Луизу он вспоминал во время двух месячного похода. Ему не нужно было таскать с собой ее изображение, она была в его голове, пред его внутренним взором, стоило только закрыть глаза.
Даже сейчас Ричард отчетливо помнил их прощальную ночь перед походом. Ночь, ставшую феерией чувств и переживаний. Они прощались долго и страстно, вконец обессиленные заснув всего на пару часов перед самым рассветом. Волшебная бесконечная ночь - отражение чувств двух любящих сердец. Они не хотели отпускать ее, будто та ночь была последней в их жизни.
Прошло почти два месяца, наполненных переходами и стычками, большими и малыми. Удача была то на одной стороне, то на другой. Военные формирования, состоящие из ополченцев и наемников обоих баронов, попеременно имели тактическое преимущество и одерживали небольшие победы. И надо же было такому случиться, что совсем не за долго до окончания компании, выполняя курьерское поручение, Ричарду "посчастливилось" наткнуться на один из авангардов противника. Все произошло так быстро и неожиданно, что враг растерялся, и эта растерянность сыграла большую службу Ричарду. Впрочем, без потерь уйти не удалось - стрела точно под левую лопатку чуть не выбила его из седла. Превозмогая боль и чудом удерживая так и норовящее ускользнуть сознание, он все же смог добраться до места назначения и вручить донесение адресату, сразу после чего мешком свалился наземь и провалился в беспамятство.
Рана оказалась крайне неприятной. Несколько дней Ричард находился на грани жизни и смерти, не приходя в себя. Потом он вспоминал, будто слышал голос Луизы. Она звала его в мир живых, не давая сорваться и потеряться в лихорадивших тело приступах. И он не сдался, очень медленно, но возвращаясь к жизни.
В это самое время стало известно, что бароны таки пришли к общему соглашению и заключили мирный договор. Ополчения возвращались по домам, оставляя лишь несколько гарнизонов, состоящих из наемников. Так же оставляли тяжело раненных - тех, кто просто не смог бы пережить долгий переход.
Ричард только еще начал поправляться, и тело его было очень слабо, когда не то, что рукой пошевелить, а и говорить не получалось. Долгие тягучие дни - время для него почти встало. Он не мог двигаться, мог лишь лежать, как бы это не злило и не выводило из себя - беспомощность, будь она проклята.
Как только Ричарду стало лучше на столько, что он смог вставать на ноги и пусть не долго, но ходить, для него остро встал вопрос о возвращении домой. Старший лекарь, оставленный смотреть за ранеными, и слышать не хотел о подобном. Он ожидал полного выздоровления всех оставленных выживших. Но Ричард не мог больше ждать, даже дня, не говоря уж о нескольких, точного количества которых лекарь сказать не мог, а неопределенность была еще тяжелее.
Ричарда с непреодолимой силой тянуло домой. Луиза снилась ему каждую ночь, смотрела на него теплым нежным взглядом, протягивала ему руки, желая прикоснуться. В ее глазах стояли слезы.
Ричард места себе не находил и уже было решился, не дожидаясь дозволения, пуститься в обратный путь, а там уж будь, что будет. Однако и лекарь оказался не железным, видя маяту своего подопечного. Убедившись в том, что состояние раненого достаточно стабильно - выписал таки тому сопроводительные документы и, дав пару рекомендаций по уходу за раной, отпустил с первым обозом, идущим в нужную сторону.
- Видимо она, и правда, много для тебя значит,- проговорил лекарь на прощание, похлопывая Ричарда по здоровому плечу и смотря на него с улыбкой, такой теплой, будто отцовской,- ты все время повторял ее имя в бреду. Что ж, удачно тебе добраться, доброй дороги.
Как ни торопился Ричард, но для путешествия верхом сил у него все еще не было. Поэтому и трясся он теперь в душной повозке, скрипя зубами от боли, когда под колеса попадал особо большой камень, и та подпрыгивала и жалобно скрипела, чуть не рассыпаясь на ходу.
Постоянные тряска, скрип и жара готовы были свести с ума, но Ричард старался не думать о них. Он почти наяву видел перед собой свою Луизу. Длинные, почти до плеч, светло русые волосы в солнечном свете становившиеся золотыми. Огромные зеленые глаза, лучившиеся озорными искорками. Легкая улыбка, появляющаяся на ее губах, всегда завораживала его, заставляя улыбаться в ответ. Изгибы ее тела, становившегося таким податливым в его объятиях.
Медленно, но верно обоз приближался к цели своего путешествия - небольшому городку. На небе за несколько последних дней появились облака, и нестерпимая жара чуть спала, стало легче дышать.
Только добравшись до города, Ричард поблагодарил своих попутчиков, спешно накинул рубашку, собрал нехитрый свой скарб и быстрым шагом, чуть не бегом, бросился в сторону дома. Сопроводительные бумаги он решил занести уже позже, оттягивать встречу с любимой далее сил не было. Петляя по узким улочкам, он улыбался собственным мыслям, предвкушая эту встречу, такую желанную, такую долгожданную.
У своего дома он остановился, как вкопанный, мешок с вещами выпал из рук. Всюду вокруг виднелись следы разорения, будто после набега. Поодаль расположились остатки кострища, довольно большого, валялись осколки какой-то домашней утвари, металлических предметов. Складывалось такое впечатление, словно из дома выносилось все, что может и не может гореть, да и кидалось в огонь. В уже давно остывшей золе угадывались останки книжных переплетов.
Смутный предательский страх зашевелился в груди у Ричарда, ширясь и набирая силу, затмевая собой все мысли, превращаясь в панику. Ричард не мог поверить в свое предположение, не хотел этого, боялся. Стоя с широко раскрытыми глазами он не мог заставить себя подойти к дому и попытаться посмотреть, что же творится внутри. Если не видел - значит, этого нет. Но хуже было то, что он знал, чего увидел бы там.
Сейчас это был бег от себя самого. Ему уже доводилось видеть подобные дома - крепко-накрепко заколоченные ставни и двери, кострище, попытка предать огню все вещи из дома, независимо от их назначения.
Все еще не веря собственным мыслям, Ричард бросился бежать. Не далеко, на соседней улице, жила семья его брата. "Они то должны знать, что случилось",- вертелось в голове предположение, за которое еще можно было держаться, как за иллюзию спасения, ведь на самом деле все могло быть иначе, нежели казалось на первый взгляд. Оставалось надеяться, что кто-то все же будет дома.
На этот раз ему повезло. Дома были все. Когда Ричард с грохотом отворил дверь и буквально влетел в помещение, то даже не увидел выражения удивления на лицах обращенных к себе, скорее жалость.
- Что случилось?- выпалил Ричард без обиняков и приветствий,- где Луиза?
Присутствующие переглянулись. Хозяин кивнул жене, и та поспешно схватила двух дочурок-близняшек за руки и вывела в другую комнату.
- Прошу тебя, успокойся,- проговорил мужчина,- мы пытались тебя найти, но не смогли, нам сказали, что ты ранен или убит. Сами мы не смогли помочь. А теперь, теперь слишком поздно...
Ричарда начало трясти. До него очень туго сейчас доходили слова брата.
- Что поздно? Что тут случилось?- Ричард, пошатываясь, подошел к столу, за которым сидел брат, и взглянул тому в глаза,- прошу тебя, ответь. Это то, что я думаю?- он сам испугался своего вопроса, произнесенного, наконец, вслух. Такого простого и в то же время сложного вопроса, на первый взгляд имеющего множество ответов, но, не теперь.
- Да.
Ричард издал звук больше похожий на стон умирающего. Пол чуть не ушел у него из под ног, мир качнулся.
- На Луизу был донос,- послышался голос вернувшейся хозяйки,- видимо кому-то очень высокому она не угодила. Ну, зачем она только помогала в родах? Мало ли бабок-повитух по деревням и в глуши? Нет же, надо было твоей Луизе лезть не в свое дело. Самая образованная? Правильно люди говорят - от ума только горе накликаешь. Вот же помогла какой-нибудь богатенькой дамочке родить внебрачного отпрыска, да и попала под гнев "рогатого" супруга. А, может, неудачные были роды, и сама роженица осерчала. Кто его теперь знает-то.
Ричард пристально взглянул на женщину. Видимо что-то в его взгляде было такого, что та сразу замолчала, в раз побледнев.
- Когда ее забрали и куда?
- Да третьего дня как,- говорил снова хозяин,- в башню.
Ричард будто очнулся.
- Значит она еще там?
- Сегодня в полдень назначена казнь,- голос отвечающего вдруг осекся и стих, словно сказано было слишком много.
- Где?
В ответ тишина и отводимые в сторону взгляды.
- Где?- взревел Ричард, с силой обрушивая кулак на стол, от чего тот жалобно заскрипел, заходил ходуном. На пол посыпалась посуда, разлетаясь на куски.
- На городской площади,- с небольшой задержкой последовал тихий ответ.
Ричард развернулся и быстрым шагом направился к выходу.
- Стой,- летел ему вдогонку голос брата,- ты ей уже не поможешь, только себя погубишь, одумайся.
Но Ричард уже не слышал этих выкриков, он со всех ног бежал к площади, не смотря ни под ноги, ни по сторонам, не обращая внимания на удивленные взгляды случайных прохожих. Весь мир для него сейчас сфокусировался на образе Луизы, который он видел перед собой.
Вся площадь была запружена народом. Простой люд с огромным удовольствием принимал подобные зрелища. Каждый, наверное, в глубине души в такие мгновения думал, что на месте осужденных мог бы оказаться он сам или его друзья, родственники. Эти мысли пугали, но в тоже время будоражили, будили какие-то потаенные желания, скрытые в повседневной обыденности тяжелой однообразной жизни. Жажда крови и зрелища витала над толпой. Напряжение вкупе с ожиданием ощущались уже почти физически. Люди переминались с ноги на ногу, негромко переговаривались, в томлении всматриваясь в сторону тюремных решеток, не отворятся ли те, не покажется ли долгожданная процессия...
Ричард затравленно озирался по сторонам, стараясь решить, что делать дальше. Наконец его взгляд поднялся над толпой и упал на возвышающийся на деревянном помосте позорный столб, вокруг которого суетились люди в свободных ниспадающих рясах и колпаках, скрывающих лица. Двое карликов, облаченных в какие-то непонятные яркие одеяния, делающих своих хозяев похожими на экзотических птиц, развлекали собравшихся подобием мини спектакля, иллюстрирующим процесс приговора и последующего его приведения в исполнение по отношению к мерзопакостной ведьме.
Вокруг помоста плотной цепью выстроились стражники, облаченные в легкие кольчуги и вооруженные мечами и копьями, последними они удержали толпу на расстоянии. Стража оставалась отстраненной и нейтральной ровно до тех пор, пока толпа вела себя спокойно. Особо нетерпеливые и активные, излишне раззадоренные брагой и пивом, а иногда и смесью последних - получали древком копья по голове или тычок в грудь, буде им приходила в голову мысль подойти к помосту на непозволительно близкое расстояние. Стражники действовали беззлобно - лишь для поддержания необходимого порядка.
Решение пришло само собой. Ричард двинулся к помосту, расталкивая собравшихся зевак, стараясь действовать лишь правым плечом, однако это не всегда получалось, и в результате все тело пронизывала острая боль, от которой левая рука становилась почти бесполезной, висящей подобно недвижимой плети. Сначала двигаться казалось совсем не сложно, плотность толпы тут, на окраине вдалеке от всего ожидаемого действа, была не очень велика. Однако, чем ближе к помосту, тем сложнее становилось - люди не желали пропускать наглеца, вознамерившегося протиснуться вперед них, пришедших сюда уже давно, заранее, успевших занять удобные для наблюдения места.
Каждый шаг давался с огромным трудом. Никогда ранее Ричарду эта площадь не казалось столь огромной и непреодолимой. Но он не сдавался. Пусть со всех сторон слышались недовольные выкрики и ругательства, пусть продвижение не обходилось без применения силы и рукоприкладства, сейчас надо было торопиться. Зачем? Ричард и сам не знал, что будет делать, если успеет к помосту до начала действа, но он шел, так как иного выхода не видел. Слишком много потеряно времени. Катастрофически мало осталось его. Ричард почти наяву видел призрачные песочные часы, теряющие свои последние песчинки. Казалось - протяни руку, переверни их, ведь песка так еще много, но нет, часы ускользали, пророча неотвратимость грядущих событий.
Внезапно по площади, как волна прокатилась.
- Ведьма. Ведут. На костер ее,- слышалось со всех сторон. Толпа в едином порыве загудела, люди старались приподняться повыше, дабы не пропустить ничего из начинающегося представления, кто-то даже залезал на плечи соседу или другу. Действо, действительно, начиналось.
Тюремная башня, стоящая чуть поодаль от площади, однако имеющая выход на последнюю, высилась мрачной грозной цитаделью, всем своим видом демонстрируя мощь и силу верных служителей господа, блюстителей его заветов и законов. Количество и расположение этажей, а так же комнат в башне, горожане, конечно же, не знали, да и знать, откровенно говоря, вовсе не желали. В башню по собственной инициативе непосвященные никогда не стремились, а буде оказывались "приглашенными" - уже не могли отказаться от "высокой чести". Лишь немногие из них имели счастье покинуть те негостеприимные стены живыми, хотя и не всегда здоровыми. Подавляющая же часть "гостей" либо медленно гнила в казематах на нижних уровнях башни, либо попадала сюда, на площадь, где последний раз вдыхала глоток свежего воздуха и устремляла взор к небесам. Кто-то посылал в них бесполезные проклятия полные первобытного отчаяния, а кто-то возносил смиренные молитвы, но кто бы чего ни делал, конец для всех был один - жертва оканчивала свои часы под исступленный рев кровожадной толпы. Разнились лишь детали процесса, ведущего к последнему мгновению бытия.
Попасть из башни на площадь можно было, пройдя через полукруглую арку - в два человеческих роста толстые металлические решетки закрывали ее в обычное время, препятствуя любому проникновению из вне. Сейчас эти решетки отворились настежь, пропуская сквозь себя так ожидаемую толпой процессию.
В голове процессии шествовал одетый в просторную белоснежную рясу священнослужитель, несущий в вытянутых над головой руках простой деревянный крест. Далее за ним, образуя живое кольцо - несколько стражников в легких доспехах и с обнаженными мечами в руках. В центре кольца две фигуры - тоже в рясах, однако на этот раз серых, вели под уздцы лошадь, впряженную в телегу. На телеге возвышалась клетка из прочных деревянных прутьев. В клетке на рассохшихся досках недвижимо лежала девушка, сваленные в колтуны волосы скрывали ее лицо. Лица же серых были скрыты колпаками, имеющими лишь прорези для глаз. Процессия неспешно двигалась в сторону помоста в центр площади.
Ричард знал, кто идет первым в этой процессии: святой отец Маркус - главный обвинитель местного ордена святой инквизиции. Присутствие святого отца говорило о большой тяжести совершенного обвиняемым преступлении, а значит о помиловании, редком, но все же возможном, в этот раз речи идти не могло.
Люди расступались перед процессией, не смея преграждать той дорогу. Вера в незыблемость, верность и праведность деяний ордена в свою очередь порождала страх перед ним же. В результате же полученной квинтэссенции из веры и страха толпа становилась легко управляемой.
В людской массе начал образовываться живой коридор, по которому в последний путь везли ослабленную обреченную девушку, не имеющую сил на то, чтобы подняться на ноги. Святые отцы там, в миру, помогали жить, теперь же они помогали умереть, но сделать это было дозволено лишь в свое строго отведенное время, не давая до приговоренной добраться уже порядком разъяренной толпе, готовой голыми руками разорвать несчастную. Вооруженные стражники, окружающие осужденную, защищали именно ее от особо ретивых горожан, вознамерившихся добраться до мерзопакостной ведьмы, либо же желающих облегчить участь приговоренной, освободить от страданий всего лишь одним точным ударом ножа.
Ричард ненавидел эту толпу, которая подобно стаду безмозглого скота дает возможность обманывать себя, манипулировать собой, не трудясь подумать, а все ли, что делает орден, верно и благословенно. Он ненавидел отца Маркуса с его манией поиска скверны. Ненавидел весь орден инквизиторов, полный фанатиков, мнящих себя дланью господней и во имя Его заполняющих пыточные комнаты, добиваясь признаний от обвиняемых во всех возможных смертных грехах, убивающих не зная пощады. Никак иначе, нежели убийством, Ричард назвать казнь попросту не мог. И он ненавидел себя и свое ранение за то, что оставил Луизу одну и не смог вовремя прийти ей на помощь.
Ненависть и отчаяние, казалось, прибавили ему сил. Ричард рванулся снова, уже не говоря ни слова, а лишь орудуя плечами на право и на лево, прокладывая себе путь к ненавистному помосту. Он уже не чувствовал боли, не чувствовал усталости, перед глазами маячил позорный столб, а чуть левее угадывалось приближение процессии во главе с отцом Маркусом. Лишь со стороны люди видели, как, еще недавно, белая рубашка Ричарда начала наливаться на спине слева красным.
Ричард опоздал. Как он ни старался, но ему оставалось преодолеть еще несколько метров сквозь плотную толпу собравшихся, а на помост уже восходил святой отец - гордая осанка, пронизывающий взгляд умных глаз, скользящий по толпе. Этот человек не был бездумным фанатиком, он ничего не делал просто так и в действиях своих полностью отдавал себе отчет.
С ужасом Ричард услышал голос Маркуса - хорошо поставленный, внушающий уверенность в правоте сказанных им слов.
- Добрые жители, все мы стремимся в меру наших скромных слабых сил следовать заветам Всевышнего, жить праведно и смиренно, искоренять в себе зло и порок, быть достойными детьми Его.
Святой отец поднял очи к небесам и воздел руки, в которых продолжал держать крест. На несколько мгновений над площадью повисла тяжелая тишина. Каждый старался показаться самым благочестивым, старательно кивая словам Маркуса, боясь хоть как-то выделиться из общей массы. Люди помнили случаи, когда неосторожная громко сказанная фраза или действие, показавшееся святому отцу вызывающим, ставили провинившегося рядом с приговоренным.
Один лишь Ричард не обращал на эти слова большого внимания, с упорством продвигаясь к помосту, не церемонясь, расталкивая по пути окружающих. Оставалось совсем не много, вот уже видна стража с копьями в руках.
- Но встречаются среди добропорядочной паствы Его заблудшие овцы, - продолжил отец Маркус, - те, кто отвернулся от Господа и вступил на тропу мерзкую и грязную, связавшись с Дьяволом и продавшим тому свою бессмертную душу. Эти богомерзкие создания скрываются под личинами простых смертных и могут быть даже вашими соседями.
Голос святого отца стал громогласным, из толпы послышались неодобрительные выкрики, касающиеся этих самых богомерзких созданий.
- Но есть мы, скромные служители Его, - снова заговорил Маркус, - те, кто посвятил жизни свои борьбе со злом, поискам его проявлений и защите от него добрых людей.
Маркус махнул рукой в сторону лестницы, ведущей на помост.
- Сегодня с божьей помощью мы освободим одну такую заблудшую душу, - возвестил он, и тут же помощники в серых балахонах втащили девушку на помост, поставив ее у столба и, заведя ей руки за голову, принялись закреплять их в свисающих на цепях металлических браслетах.
Ричард взревел, прокладывая себе последние сантиметры пути. Его взор был направлен на приговоренную, замершую у столба, окруженную вязанками промасленных дров. Там стояла его любимая, его жена, его Луиза. Жутко бледная, с синяками и кровоподтеками по всему телу, наготу которого почти не скрывало разорванное платье в следах сажи и каких-то засохших пятнах грязи. Босая, с растрепанными сваленными волосами, но это бала она - самая дорогая ему на свете женщина. Ее взор, еще совсем недавно такой озорной и лучистый, теперь стал тусклым и отрешенным, лишенным каких бы то ни было эмоций.
Он слышал какие-то нелепые обвинения в адрес Луизы со стороны святого отца. Что-то о связи с Дьяволом, порче, наведенной на соседей, даже краже и умерщвлении ребенка. С каждым новым словом Маркуса, в толпе все явственнее становился неприязненный гул, вновь послышались призывы скорее сжечь ведьму.
Наконец, Ричард пробился сквозь толпу и оказался прямо перед рядом стражников с направленными в его сторону копьями.
- Остановитесь, прошу вас,- в отчаянье выкрикнул он, пытаясь перекричать рев толпы и слова отца Маркуса,- это же все не правда, что вы делаете? Святой отец, как же вы можете верить клевете и наговорам? Вы не Божий суд вершите, вы потакаете и идете на поводу у тех, кто ближнего своего готов продать, коли в этом будет корысть.
Ричард переводил взгляд с Маркуса на Луизу, в глазах которой появилось нечто похожее на робкую надежду. Маркус же поднял руку, призывая всех к тишине и с интересом рассматривая неожиданного нарушителя намеченного действа.
- Люди, одумайтесь, - теперь почти взмолился Ричард, - вы же убиваете невинную. Это же все ложь, в чем ее обвиняют. Наверняка кому-то из вас она помогала и не благодаря черной магии, а используя лишь опыт наших предков.
- Сын мой, - последовал спокойный ответ отца Маркуса, - я слышу в твоих словах сомнение в истинности и справедливости решений, принятых святыми братьями, посвятившими себя борьбе со скверной во всех ее обличиях. Ты попал под чары этой ведьмы, полностью признавшей свою вину и скрепившей обвинительный лист собственной подписью. Ты запутался, приди в лоно церкви Его. Исцелись.
В толпе раздались робкие выкрики в знак согласия со словами Ричарда, однако почти сразу стихли. Люди боялись.
- Да он одержим,- раздалось откуда-то из-за спины. На этот раз громко и уверенно.
Маркус снова взмахнул рукой и один из его помощников, взяв в руки факел, замер у самого столба, ожидая последнего приказа.
- Это все ложь! - выкрикнул Ричард сквозь подступающие слезы бессилия и отчаяния, - ваши методы любого заставят сознаться во всем, независимо от того, совершал человек эти преступления или нет. Вы полностью верите наговорам и не допускаете мысли о их лживости. Тогда как из обвиняемых выжимаете признание всеми средствами и способами.
Девушка у столба попыталась что-то выкрикнуть, однако вместо слов из ее горла слышались лишь нечленораздельные звуки, больше походившие на стоны.
- Ты во власти этой чертовки, - констатировал Маркус и кивнул человеку с факелом, - да свершится же правосудие и да очистит пламя костра душу этой заблудшей.
Девушка забилась и попыталась вырваться из оков, но безрезультатно - железные браслеты лишь сильнее впивались в ее кожу. От запястий к локтям протянулись тонкие струйки крови.
Ричард со стоном рухнул наземь, два кувырка и он уже у ног одного из стражников.
Удар ногой в причинное место и стражник, рыча и ругаясь, начинает сгибаться и заваливаться на колени. Общее мгновенное замешательство, строй распадается. Прыжок. Рев обезумевшей толпы, доносящийся сверху смех отца Маркуса. Теперь бежать к ступеням, как можно быстрее, еще не все потеряно. Удар в голову. Мир разлетается на тысячу осколков. Падение. Боли нет, останавливаться нельзя. Скорее вставать и двигаться дальше.
Факел касается поленьев в ногах Луизы. Крик девушки, который на этот раз полнится невыносимой болью. Пламя легко и жадно охватывает ее одежду, устремляясь выше.
Новый рывок, перед глазами лишь ее лицо, в ушах лишь ее крик. Снова удар. На этот раз мир расплывается, теряет четкость. Приходит боль. Темнота.
ОБРУЧЕНИЕ
Что может связывать дочь богатого влиятельного человека, во владении которого находится фамильный замок и прилежащие к нему земли с крестьянами, и простого сельского учителя, имеющего в кармане всего несколько монет?
Случайная встреча на одной из ярмарок перевернула жизни Марго и Мартина - в одночасье сделав их другими, наполненными новыми чувствами, желаниями и целями. Одного взгляда хватило, чтобы между молодыми людьми, будто молния проскочила, оставив после себя неизгладимый след в сердцах двоих.
А потом - все усилия брошены на то, чтобы встретиться снова. Хоть не на долго - увидеть друг друга, перекинуться парой слов. Немного хитрости и Мартин стал частным учителем для Марго. Раз в неделю он приезжал в замок ее отца для проведения уроков. Этого дня оба ждали с огромным нетерпением, как жаждет глотка чистой воды умирающий от жажды в пустыне. Время шло, чувства лишь крепли. Однако Марго понимала, что отец никогда не даст своего согласия на подобное бракосочетание, и осознание этого убивало девушку. Больше того, он все больше и больше злился на дочь за то, что та отвергает всех выбранных им кандидатов ей в мужья.
Все чаще и чаще возникала сумасшедшая мысль - бежать. Куда глаза глядят, главное, чтобы вместе. Марго даже представить себе не могла, чтобы уступить воле отца. Выгода - вот единственный критерий его выбора. Налаживание отношений между семьями, между соседями. Девушка чувствовала себя вещью. И как подобные браки может благословлять всевышний? Священники попросту закрывают глаза на мнение невесты.
И это называется цивилизацией?
У варваров и дикарей, как теперь называли народы, жившие на этих землях до прихода христианства, был выбор. И их обряды учитывали желание обоих, вступающих в брак. Марго многое отдала бы за то, чтобы иметь возможность обвенчаться, как делали это в старые времена, но это было практически невозможно.
К слову сказать, такие обряды все еще проводилось, однако все меньше и меньше. Служителей и блюстителей исконного осталось совсем мало - постоянные гонения и преследования сделали свое дело. Новый Мир не принимал старые традиции, он боялся их, изживая и уничтожая, как опухоль. Но не все желали так просто отказываться от прошлого и отдаваться новой вере. В народе оставались люди, посвященные в традиции отцов и дедов, чтящие их и передающие следующим поколениям. Случайно Мартину удалось познакомиться с одним из таких людей, и именно тогда появилась безумная идея о свадебной церемонии, проведенной в роще Дриад.
По истине чудесным местом была эта роща. Таинственная и завораживающая, наполненная сонмом звуков, природу которых не всегда мог объяснить простой смертный, попавший сюда. Любой гость, пришедший в рощу, чувствовал на себе пристальные взгляды и сколь не верти головой и не всматривайся - наблюдателя не увидеть. Вполне могло так статься, что это были лишь игры воображения, если не принимать во внимание то, что роща издревле считалась местом волшебным - островком, хранившем в себе тайны прошлого и мощь, накопленную веками.
Марго, не раздумывая, приняла предложение и вот теперь они оба, рука об руку, стояли в центре запретной поляны, а воздух над ними мерцал.
Церемония была простой, но трогательной. Она проходила перед самым рассветом в глубине рощи Дриад под сенью вековых исполинских дубов, своими огромными ветвями-лапами укрывающими волшебство, творящееся в их владениях. Дубы плотной стеной обступали небольшую полянку, ограждая ее от внешнего мира, делая неким отрешенным одиноким островком, хранящим в секрете происходящие на нем таинства.
Величественные стволы, толщиной в несколько обхватов, массивными нерушимыми колоннами устремлялись ввысь и там, на самом верху, превращались в своего рода купол, сквозь листву которого просачивались лучи солнца, удивительным образом создавая эффект витражей - свет окрашивался в различные оттенки зеленого, привнося на поляну элемент сказки.
Но во время обрядов, таких, как начинался здесь сейчас, сказка не прекращалась и ночью.
Мерцание создавали облака светлячков, парившие над самыми головами молодых людей. Какая уж магия заставляла их находиться здесь в таком количестве - оставалось загадкой, но эффект от постоянно перемещающихся светящихся облаков был незабываемым.
Вокруг поляны - в тени расположились двенадцать вертикально врытых в землю массивных камней. Некоторые из них покосились, но продолжали стоять так же незыблемо, как и десятки, а может быть и сотни лет назад, когда были установлены здесь руками неведомых строителей. Если когда-то на камнях и были нанесены письмена, то теперь под напором воды и ветра они истерлись, поверхность представлялась шершавой и выщербленной. В центре поляны, прямо перед молодоженами, в таинственном сиянии виднелся огромный вросший в землю плоский камень. Он был не менее старым, нежели двенадцать столпов стоящих по окружности, однако на нем удавалось различить следы растительных и иных орнаментов, быть может, когда-то представлявших собой письмена.
У каждого их двенадцати камней стоял Служитель рощи, облаченный в длинный, до пят, балахонистый плащ с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Каждый держал в руках посох из орешника, украшенный у оголовья небольшой веточкой с, казалось, живыми листьями, между которыми виднелись золотые и серебряные колокольчики, сейчас хранившие полное молчание.
Все дальнейшее действо в памяти Марго оставило самые теплые и волшебные воспоминания, но не четкие, будто какая-то сила стерла подробности, давая унести скорее сами ощущения, нежели знания.
Колокольчики ожили, и поляна наполнилась тонким переливчатым звоном, уносящим влюбленных к небесам, отрывая их от земли и кружа в танце. Из двенадцати Служителей выделился один и подошел к центральному камню. Он что-то говорил, что-то спрашивал. Марго помнила лишь голос, такой спокойный и глубокий, внушающий уважение, но в тоже время совершенно не заставляющий опасаться его обладателя. Она помнила огромное количество цветов. И откуда они только взялись? Вроде бы это была омела. Тихие песнопения и легкий порез острым серповидным ножом на запястье. Кровь капает на камень - ее кровь и кровь Мартина. Затем их запястья накладываются друг на друга и перевязываются цветной лентой. Снова слова и снова звучат колокольчики. Теперь они муж и жена.
Над храмом, созданным самой природой, начинает светлеть - утро идет на смену ночи. С рождением нового дня родилась новая семья.
Марго помнила губы Мартина на своих губах. Влюбленные стояли по среди рощи Дриад и целовались. Поцелуй был долгим и нежным. Молодожены не видели ничего и никого вокруг, поглощенные лишь друг другом. А по тому, когда поцелуй кончился, они с удивлением заметили, что остались совершенно одни - Служители покинули поляну. Но этот факт нисколько не смутил молодых, даже напротив.
Поцелуи продолжились, став более жадными и страстными. Тело Марго трепетало от новых чувств и желаний, что накатывали на нее и заставляли позабыть обо всем. Ей не хотелось останавливаться. И они не остановились...
А потом была дорога домой.
В лучах восходящего утреннего солнца, только еще начинающего свой каждодневный путь по небосводу, роща сверкала. Капельки росы, висевшие на траве, на листьях кустов и деревьев, удивительным образом преломляли и отражали льющийся солнечный свет, превращаясь в сверкающие драгоценные камни. Под дуновением легкого ветра эти драгоценности качались и переливались всеми цветами радуги. Иногда срываясь с какого-нибудь листа и начав короткий, но яркий путь к земле, чтобы там разбиться на множество сверкающих драгоценных брызг.
Двое, держась за руки, бежали по роще Дриад. Они не боялись ее, они наслаждались красотой и очарованием этого места, вместе скользя и смеясь, попадая под освежающий дождь из росы, случайно сбитый с ветвей молодых деревьев. И тогда к драгоценному сверканию прибавлялся веселый счастливый смех - мужской и женский.
Но как не хотелось, а следовало расставаться. Марго еще должна была прошмыгнуть обратно в замок, незаметно и тихонько, иначе все станет очень плохо. А сегодня надо было быть тише воды, ниже травы - последний день она проведет в родном доме. Дальше медлить никак нельзя, иначе отец вконец потеряет терпение, и сам сделает окончательный выбор за дочь. Оставалось одно - бежать.
Прощальный поцелуй получился долгим и никак не желал прекращаться. После этой ночи расставаться стало еще больнее. Сердце щемило, и на глазах наворачивались слезы. Марго не хотела отпускать Мартина, оттягивая этот момент, как могла. Пусть совсем не долгого им быть не вместе - всего лишь день. Уже вечером все будет иначе. Вечером начнется новая жизнь. И эта мысль радовала и придавала сил, поднимая настроение и прогоняя слезы. Все будет хорошо, только чуть-чуть подождать.
Обмен взглядами и со всех ног готовиться к решающей ночи.
Марго чуть не светилась от радости, чувства окрыляли ее, унося сознание в волшебный мир грез - удивительно прекрасный, наполненный переливчатым щебетом всевозможных птиц, благоуханиями цветов, которым место разве что в самом Раю. Но самое главное - там текла жизнь, свободная от условностей и глупых ненавистных запретов, где факт женитьбы больше походил на сделку купли-продажи, выгодную более или менее обеим сторонам, но очень редко самим молодым. Мир мечты не мог бы быть гармоничным и целостным без ее любимого - без Мартина. И, конечно же, он там был вместе с ней.
Витая в облаках счастья и предвкушения скорой встречи с любимым, девушка что-то тихонько напевала себе под нос, сама не замечая этого.
Она еще помнила его прикосновения, его поцелуи. От сладких волнительных воспоминаний тело бросало то в жар, то в холод, но как же это было приятно - желать и быть желанной. Марго сладко потянулась и зажмурилась - в голове возникали картинки, одна непристойней другой. Девушка чувствовала, как щеки заливает густой румянец, но не спешила прогонять сладкие видения, теперь такие реальные и от того еще томительнее становилось ожидание встречи.
Никогда еще Марго не была так счастлива. Она буквально порхала по комнате, собирая в дорогу нехитрую свою поклажу. Скорее даже девушка просто танцевала, кружась в каком-то невиданном танце - движения рождались сами собой, подобно речи стихотворной. Марго открывалась в этом танце, выпуская на волю свои чувства и переживания. Пока так, потом рядом будет Мартин и тогда все это достанется ему.
Время текло предательски медленно. Солнце ни в какую не желало скрываться за вершинами деревьев и подарить на конец столь желанную сейчас темноту.
Наконец от предметов поползли длинные тени, сначала яркие и отчетливые, а потом все более блеклые в свете наступающего вечера.
Сердце в груди бешено стучало. То ли от волнения перед столь желанной встречей, то ли от страха быть раскрытой, а, скорее всего и от того и от другого. Стук отдавался в ушах тяжелыми частыми ударами тяжелого молота по наковальне. Но даже в мыслях не было повернуть обратно. Марго шла к своему мужу, а вместе с ним там, за стенами замка, ждала новая жизнь. Никакие страхи не смогли бы заставить девушку променять эту жизнь на судьбу, уготованную родителем. Пусть будущее выглядело неясным, пусть впереди будет много трудностей, но это все не важно- рядом с любимым она была готова пройти все невзгоды рука об руку.
Марго прижимала к груди небольшой узелок - немного денег на первое время, немного драгоценностей, если что, то их можно будет продать, несколько дорогих ее сердцу вещей. Все основное соберет Мартин. Она должна двигаться налегке.
Девушка, как могла бесшумно скользила по полутемным коридорам замка, будто тень, прячась в углах и стараясь держаться подальше от редких освещенных мест. Кажется, все было тихо - никто не попадался ей на пути.
Теперь оставалось самое трудное - покинуть замок. На ночь его главные двери закрывались, а ключа у Марго не было. Но шанс выбраться оставался все равно. Девушка уже покидала пределы замка в тайне ото всех его обитателей, кроме одного, вернее одной - своей няни, которую знала почти с самого детства и которой открылась в своих чувствах. И няня, охая и причитая о неразумности своей воспитанницы, согласилась помочь. Если бы отец Марго только лишь заподозрил неладное в действиях дочери и приставленной к ней старухи, то очень не сладко пришлось бы обеим. Однако он почивал в блаженном неведении в то время, как няня каким-то лишь ей известным образом ухитрялась добыть ключи и уже несколько раз тем самым Марго, как птичка, вылетала на свободу к своему любимому.
Но так страшно и волнительно не было даже в первый раз. Девушку била крупная дрожь, пока она стояла, почти не дыша, у самых дверей, судорожно вцепившись в узелок.
Внезапно где-то в стороне в темноте раздался шорох. Этот звук показался перепуганной Марго оглушительным шумом надвигающейся разрушительной бури, смертоносной и беспощадной. Звук стих и снова воцарилась гнетущая тишина, наполненная нервным ожиданием. Спустя несколько мгновений шорох повторился, на этот раз немного ближе. Девушка вжалась в стену, пытаясь слиться с той воедино, стать ее частью, ничем не показывая себя. В полумраке зала появилось темное пятно. Сомнения не было - к дверям кто-то осторожно шел.
- Солнышко, ты здесь? - раздался тихий женский голос.
У Марго, будто скала с плеч свалилась - это был голос няни. Девушка чуть не разревелась у старушки на плече. Эмоциональное напряжение требовало выхода, однако плакать тут, у самых дверей ведущих к свободе, казалось совсем не правильным. Поэтому пришлось лишь несколько раз хлюпнуть носом и глубоко вздохнуть - няня в руках принесла сверток. Когда грубая ткань была развернута и отброшена в стороны - в неверном свете показались долгожданные ключи.
- Ты точно все решила для себя, не отступишься? - с грустью в голосе спросила няня.
- Точно! - последовал негромкий, но уверенный ответ, - я люблю его, а он меня. Мне не нужного иного суженого. Я нашла свое счастье и пойду до конца.
Будь в зале светлее, няня бы увидела, как засверкали глаза ее воспитанницы, как лучились они решимостью. В этом взгляде не было места неуверенности и колебаниям.
Горестный тяжелый вздох донесся до слуха Марго. Затем тихонько звякнули ключи, шум поворачивающегося замка и одна створка тяжелой двери отошла в сторону ровно на столько, чтобы пропустить одного человека.
- Ты же не хоронишь меня, - ободряюще проговорила девушка и обняла няню за плечи, - спасибо тебе огромное за все, я никогда не забуду твоей заботы и доброты. Прощай.
Они обнялись, Марго поцеловала няню в щеку и опрометью бросилась вон из стен, в которые больше никогда не собиралась возвращаться.
Только лишь во след ей летели почти шепотом произнесенные слова: "Прости меня"...
Марго бежала от замка со всех ног. Хорошо еще, что не было ни крепостной стены, ни рва - замок давно уже не являлся оборонительным сооружением, скорее фамильным родовым гнездом и не более того. Предстояло преодолеть всего лишь небольшое свободное пространство, засаженное цветами в причудливых клумбах и углубиться в парк, а там, в условленном месте, должен уже ждать Мартин при двух оседланных снаряженных лошадях. А потом скакать по дальше от этого места - дома, ставшего столь чужим.
Впереди сгустилась темнота - приближался парк, Марго, тяжело дыша от быстрого бега, сбавила скорость, дабы в полумраке не упасть или не налететь на какое-нибудь не к месту подвернувшееся дерево. Ловко лавируя, девушка приближалась к конечной цели своего пути - старенькой полуразрушенной каменной беседке. Ее построили еще какие-то дальние прародители Марго и с тех пор, похоже, ни разу не ремонтировали. Но в печати времени, наложенной на истрескавшийся камень, девушка видела особую прелесть, несравнимую с вычурными новыми строениями, что возводились ее отцом или его соседями.
Заблудиться в парке Марго совсем не опасалась, так как провела здесь, играя, много времени в детстве и знала все тропинки, ложбинки и полянки, столь милые ее сердцу. Теперь же, почти в полной темноте, девушка уверенно держалась верного направления, о чем вскоре убедилась - между деревьями замаячили очертания беседки и слабый крохотный огонек...
Сердце чуть не выпрыгнуло от радости и предвкушения объятий любимого. Мартин ждал ее. Марго уже различала пару лошадей и человека возле них в тяжелом дорожном плаще с накинутым на голову капюшоном и с факелом в руках.
- Мартин, - радостно вскрикнула девушка и бросилась к нему. Забылись все страхи и переживания, стали незначительными насквозь промокшие сапожки и огромная физическая усталость, смешанная с постоянным изматывающим моральным напряжением последних часов. Теперь все будет хорошо, теперь они вместе...
Но что-то, казалось, было не так. Что-то неуловимое, но крайне важное, ускользало от внимания и от того еще более становилось жутко на душе. Марго остановилось, не доходя какого-то одного шага до Мартина.
- Все хорошо, милый? - робко спросила она, боясь, сама не зная чего, - не пугай меня.
- Все замечательно, родная, - произнес в ответ голос из под капюшона и прежде чем ткань сползла на спину и открыла лицо говорившего, у Марго уже подкосились ноги и девушка так и осела наземь. Силы покинули беглянку. Перед ней предстал ее собственный отец.
- Куда-то спешила, солнышко? - голос отца был спокоен, и это заставило девушку съежиться. Лучше бы он кричал на нее, тогда бы все было понятно, но это чертово спокойствие...
- Где Мартин? - пролепетала она. Губы почти не слушались, да и голос совсем сел. Так что получился еле слышимый шепот.
- Кто-кто? Повтори, пожалуйста, а то я совсем ничего не слышу. Стар, знаешь ли, стал. Не то здоровье, что раньше - по лесам ночами выслеживать собственную дочь очень не просто оказалось! - голос отца становился громче, терял свое спокойствие, будто спокойная река во время разлива превратилась в смертельно опасный бурлящий поток - поток негодования. Но раздражение отца, ненависть, сквозившая в его словах, удивительным образом придали Марго сил, вывели, казалось, напрочь раздавленную девушку из оцепенения. Она сумела подняться, все еще неуверенно стоя на ногах.
- Где Мартин? - на этот раз ее голос звучал гораздо громче - дрожал, срывался, но, тем не менее, стал сильнее.
- Ты его обязательно увидишь, даже не стоит беспокоиться по этому поводу. Не могу же я оставить вашу встречу вот так - незавершенной, - отец Марго будто выплевывал слова, наполняя их ядом, который немилосердно жег девушке сердце.
Все пошло не так. Мысли в голове путались. Марго искала выход, но не находила его. "Откуда он узнал? Кто рассказал ему? Где ее любимый?" Вопросы, вопросы... Вот ответов на них не было. Оставалось лишь кусать губы, чтобы не дать воли совсем близко подступившим слезам.
- Возвращаемся домой, утром ты его увидишь еще раз, - тоном, не признающим споров и неповиновения, сказал отец, спрыгивая наземь, и Марго всем своим существом почувствовала, что утром свершится нечто страшное. От осознания этого она попятилась, сделав непроизвольно несколько шагов, даже не помышляя о бегстве.
- Куда это ты собралась, потаскуха?
Жесткая мужская рука схватила Марго за плечо и с силой сжала так, что девушка вскрикнула от резкой нарастающей боли.
- Больше никаких вольностей!
Марго помнила - отец иногда применял силу в вопросах ее воспитания, но то были скорее обидные наказания, нежели очень болезненные, теперь же он размахнулся и наотмашь хлестко тыльной стороной ладони ударил девушку по лицу.
Голова запрокинулась, мир кувыркнулся и возвратился на место. Упасть не получилось - отец все еще держал ее за плечо, однако уже не столь сильно - скорее лишь для того, чтобы беглянка не упала. Ноги не слушались, став ватными, перед глазами все плыло, а в ушах звучал назойливый однообразный звон. Хотелось потерять сознание, но никак не получалось.
- Ну-ка дай сюда бурдюк, - услышала Марго голос отца, звучащих, будто с эхо. К кому направлены были слова она не видела, однако скоро ее губ коснулось горлышко какой-то бутыли. Кто-то больно сжал ей щеки, заставив открыть рот. Несколько глотков сделать пришлось - сил сопротивляться совсем не осталось.
А затем пришло подобие сна - тяжелое и тягучее.
Сознание возвращалось медленно и нехотя. Это не был обычный сон со сновидениями - выпитое Марго сонное зелье дарило забытье на несколько часов. Разум погружался в полное безмолвное спокойствие. Вот только путь обратно в реальный мир из такого сна становился очень не простым.
Голова начала раскалываться, когда Марго находилась на самой грани пробуждения. Она еще не полностью проснулась, а боль уже дала о себе знать тонкими уколами в мозгу. Создавалось такое впечатление, что в голову загоняли тонкую длинную иглу и медленно погружали ее глубже и глубже. Затем вынимали, ждали какое-то время и брали следующую, с которой все действия повторялись.
Марго попыталась открыть глаза, но веки стали ужасно тяжелыми и совершенно не желали слушаться свою хозяйку. Рядом, откуда-то из далеко послышались голоса. Девушка никак не могла определить, кому они принадлежат, но говорил в основном один человек, а другие ему вторили, соглашаясь.
- Начнем, когда она очнется... его тоже приведите в чувства, на кой нам... да водой его полей, идиот... лошади то готовы?.. то, что останется, закопаете потом там...
Видимо девушка несколько раз снова соскальзывала в сон, так как фразы до нее долетали лишь обрывками. Но за это время организм оправился от действия зелья, и на этот раз глаза получилось открыть совсем легко. Но тут же пришлось их закрыть снова, так как свет оказался нестерпимо ярким. Проморгавшись некоторое время, Марго, наконец, осмотрелась. Она лежала на тонком покрывале у одной из стен замка, рядом стоял отец, несколько слуг, пара оседланных лошадей и... поодаль на земле виднелось еще одно тело. Девушка привстала, опираясь на локтях, от этого тут же немилосердно закружилась голова, к горлу подступил комок тошноты, пришлось снова лечь, закрыв глаза и глубоко дыша.
- Ну, вот и проснулась наша спящая красавица, - услышала Марго голос отца, - значит, и начнем не медля. Эй, поднять ее и не дай вам боги допустить, чтобы она пропустила хоть мгновение из того, что мы приготовили нашим голубкам.
Марго почувствовала, как ее подхватывают с двух сторон под руки и ставят на ноги. Голова снова закружилась, но уже не тошнило, да и мир постепенно прекращал свое вращение, возвращаясь в обычное состояние.
И как только зрение вновь нормализовалось, девушка увидела его. Мартина поднимали с земли двое слуг - это именного его она видела лежащим, когда очнулась первый раз. У Марго сердце защемило от его вида. Создавалось впечатление, что парня протащили через строй крестьян, вооруженных цепами и очень многие удары нашли свою цель. На ее муже не было живого места. Его тело сплошь покрывали кровоподтеки, синяки и рассечения - кожа в нескольких местах, не выдержав ударов, полопалась. Девушка не могла бы сейчас с уверенностью сказать - узнает ли он ее, видит ли вообще. Глаза Мартина так заплыли, что образовали пару щелочек, обрамленных фиолетово-черными синяками. Буквально короста образовалась на его теле из запекшейся крови.
- Мартин, - чуть не в истерике выкрикнула Марго, вырываясь из державших ее рук, - любимый, что они сделали с тобой?
Ее крики перешли в рыдания. Мозг отказывался верить в реальность происходящего. Надежда, что еще теплилась где-то в глубине ее души, в это мгновение умерла. Умерла, неся за собой невыносимую боль. Но боль, конечно же, не физическую - моральную. У девушки, будто живьем вырвали сердце.
- Отпустите его, слышите!?
Но ее никто не слышал, точнее не обращал внимания.
Марго брыкалась изо всех сил, кусалась и пыталась царапаться. Все это привело лишь к тому, что к ней подбежала еще пара слуг на помощь тем, что уже не могли справиться с озверевшей девчонкой, такой хрупкой и миниатюрной на вид, но теряющей своего любимого, а по этому борющейся до последнего дыхания. Ибо дышать без Мартина она не желала.
- Держите ее крепче, олухи, - раздраженный голос отца ворвался в ее сознание, - тоже мне мужики, с девкой справиться не могут. А вы чего рожи раззявили? Вяжите его, да в седла.
Марго выбилась из сил и просто висела в держащих ее руках, местами со следами зубов и ногтей - кое-какой урон она все же смогла им нанести.
- Умоляю, отпусти его, я сделаю все, что ты скажешь, только пусть он живет.
- Само собой сделаешь, - отозвался отец, - только надо было раньше думать о покорности да кротости. Не угодишь на тебя мужем, ото всех нос воротишь, а на голозадого польстилась. Ну, теперь то поумнеешь, даст бог.
Между тем, один слуга привязывал к ногам Мартина веревки, другие концы которых были закреплены у седел лошадей. Получалось так, что от одной ноги к одной лошади шла одна веревка.
Теперь Марго поняла, что задумал отец. Но неужели он и вправду пойдет на такую жестокость? Он же не бессердечен.
- Нет! - девушка дернулась, но сил, к сожалению, больше не было. Она могла лишь смотреть, да плакать, - папочка, не делай этого, господом богом тебя прошу, помилуй его.
- Как заговорила, - услышала она насмешливый голос в ответ, - он уже в любом случае не жилец, так что считай, что я делаю ему одолжение, даруя быструю смерть.
Слуги, держащие все это время Мартина, отпустили его и бегом направились к седлам, в которых замерли, дожидаясь последних указаний своего господина.
Марго никогда еще в жизни так не плакала. Сейчас она плакала от боли за любимого, которому было невыносимо больно, плакала за их семью, что погибала у нее на глазах, только лишь успев родиться, плакала от бессилия что-либо сделать.
Мартин, шатаясь из стороны в сторону, как-то умудрялся стоять на ногах. Он повернул голову в сторону Марго, и на его лице отразилось подобие улыбки - вымученной, искаженной страданиями, но все же улыбки.
- Я люблю тебя, я всегда буду тебя любить, - одними губами прошептала Марго.
- Пошел, - прогремел голос отца, ставший за последние часы ненавистным.
Лошади одновременно срываются с мест. Мартин взмахивает руками и падает, гулко стукнувшись спиной оземь. Всадники начинают удаляться.
Пустота заполняет Марго. Девушка чувствует, как из нее уходит жизнь. Уходят желания и мечты. Она теперь одна.
Всадники, до этого скакавшие рядом, расходиться в стороны. На их пути старый дуб. Можно считать мгновения.
Нет, только не видеть. На этот раз тело сдается. Разум заволакивает дымкой и сознание гаснет. Темнота.
ЭПИЛОГ
Денис открыл глаза, одним движением сел на постели. В ушах до сих пор слышался отчаянный крик Луизы, наполненный невыносимой болью и отчаянием. Перед глазами все еще играли языки неумолимого пламени, почти бездымного. Но это впечатление было обманчивым, Денис знал, что дым появится потом...позже, когда пламя поднимется достаточно высоко и окутает собой недвижимую женскую фигуру в изорванном платье. Фигуру, не имеющую возможности бежать, спасаться, обреченную на мучительную смерть в огненной ловушке.
- "Что это было? Сон?" - ударами крови в висках рождались спутанные мысли. Тело била крупная дрожь.
Денис пошарил руками по постели - никого, лишь мокрая от пота простыня, уже не аккуратно расстеленная по всей поверхности кровати, а невообразимым образом скомканная, одеяла же, и вовсе, не удалось найти. Значит, он спал один. В другое время эта мысль его бы не удивила, да и не расстроила бы особо, но теперь... сегодня все было иначе.
- "Это был только сон!"- твердил он себе, с трудом поднимаясь с постели,- "только сон". Но наваждение не желало пропадать и рассеиваться, не желало истаивать в ночной темноте. Денис помнил лицо Луизы, помнил ее волосы, пусть спутанные и всклоченные, но такие родные...
- Да какая, к чертям, Луиза?- в слух выпалил он,- это же была моя Маринка. От резкого осознания случившегося, пусть даже и во сне, у Дениса сердце "упало", внутри что-то надломилось и оборвалось, высвободив острую ноющую боль потери, заслонившую собой все. Шатаясь и спотыкаясь в темноте, он почти бегом бросился из спальни, чувствуя, что если сейчас не увидит свою жену, то попросту сойдет с ума.
Сердце бешено колотилось, казалось, вдруг, ему стало мало места в груди и оно пытается вырваться из телесного заточения, дыхание, как после долгого утомительного бега - поверхностное и частое. Нарастающая паника, огромной волной поднимающаяся изнутри, сметающая зыбкие барьеры сознания, затопляющая собою реальный мир.
Наконец, он добрался до двери. Рука судорожно искала на стене выключатель. Ну почему всегда самые нужные вещи имеют обыкновение теряться в момент, когда мы в них особенно нуждаемся? Так и теперь - треклятая рукоятка никак не желала находиться на своем законном месте. Денису казалось, что время несется мимо него тяжелым локомотивом, разогнавшимся до огромной скорости и неумолимо проходящим мимо, забирая с собой такие драгоценные мгновения, минуты...или уже часы?
На самом деле прошло всего несколько мгновений и, наконец, пальцы нащупали вожделенный поворотный выключатель. Крутанув его до крайнего правого положения, Денис засветил в спальне потолочную люстру на всю мощность. После почти непроглядной темноты яркий свет ослепил его, заставив зажмуриться и заслонить ладонями, вспыхнувшие резкой режущей болью, глаза.
Замерев в самом дверном проеме и немного проморгавшись, Денис заглянул в комнату, где вечером оставил Марину. Конечно же, находясь на самой границе света и темноты, он ничего не мог увидеть, поэтому, сделав шаг вперед и отыскав, на этот раз с первого раза, выключатель комнатного света, аналогичный тому, что был в спальне, повернул его, но теперь лишь на половину.
Комната мягко осветилась.
От увиденного Денис остолбенел. Его жена, его Маринка стояла возле дивана, где, по всей видимости, и спала, стояла спиной, держась руками за голову. "Взлохмаченные, спутанные волосы"? - мелькнула сумасшедшая мысль. Что за глупости, конечно же, все это лишь после сна... однако сна неспокойного.
Марина повернулась. Денис никогда не видел ее такой. Пепельно-серое осунувшееся лицо с глубоко запавшими заплаканными ничего не выражающими глазами - пустыми и остекленевшими.
- Что с тобой? Что случилось? - подбегая и беря жену за руки, взволнованно выпалил Денис. Ответа не было, лишь все тот же пустой взгляд.
- Очнись же, вернись ко мне, не уходи, ты мне так нужна...
Денис отвел волосы, падающие ей на лицо, аккуратно поднял голову за подбородок и поцеловал. Мягкий, еле ощутимый поцелуй в губы, подобный дуновению легкого ветра - то ли он и был, а то ли просто почудилось. Еще один поцелуй, на этот раз более настойчивый и ощутимый. Еще и еще... Теперь он целовал не только губы, но и все лицо своей Маринки. Иногда за поцелуями слышались слова, смысл их разобрать было крайне сложно, да и не важен он оказался теперь, куда важней стала интонация, с которой они произносились... Денис звал свою жену, он не отпускал ее.
- Денис?- раздался робкий неуверенный женский голос,- ты... я видела, как тебя... это было ужасно... я чуть... не умерла.
Будто скала свалилась с плеч Дениса от слов Марины, от ее голоса. И как он не замечал раньше красоту этого голоса, пусть сейчас тот был хрипловатый и робкий - это мелочи. А, быть может, и замечал, но уже забыл. Это тоже сейчас не важно. Важно то, что он снова слышит ее.
- Все позади, это был только кошмар,- почему-то Денис не сомневался, что Маринка видела нечто похожее на его собственный сон. Его руки обняли миниатюрное тельце жены, так нежно и трепетно, как не обнимали уже очень давно.
- Я люблю тебя, Дениска,- снова прозвучал женский голос. На этот раз голос утратил всю неуверенность и робость, он ожил, наполнился красками, хотя слезы сквозили в нем.
Всхлипывая и шмыгая носом, Марина подняла голову. Их глаза встретились. Денис с огромной радостью увидел живой взгляд своей половинки, теперь наполненный нежностью и теплотой.
- Это все был лишь плохой сон и больше он не повторится!- уверенно, но в то же время мягко, произнес Денис. Он не переставал обнимать свою жену, будто эти объятия могли защитить ее от того костра, на который они сами себя возвели, отдалившись друг от друга, пойдя разными дорогами.
И пусть все произошедшее было лишь ночным кошмаром, но теперь Денис точно знал - он сделает все возможное, от него зависящее, для того, чтобы на том костре не превратилась в дым и пепел их, пусть уже не молодая, но все еще такая хрупкая семья.
Марина тихонько плакала на его груди, но то были слезы облегчения, уносящие с собой напряжение и последние образы из ночного кошмара. Девушка прижималась к своему мужу, снова такому бесконечно родному и близкому.
Полуобнаженная пара стояла посреди комнаты, казалось, забыв обо всем. Каждый из них думал о чем-то своем, но так или иначе все мысли пересекались, сходились в одну точку. Звонкая тишина наполнила собой квартиру, лишь изредка нарушаемая редкими женскими всхлипываниями.
За окном царила глубокая ночь, прорезаемая вспышками молний, однако грома почти не было слышно - гроза еще только приближалась, выслав вперед себя авангард тяжелых туч, черных в ночном небе, принесших с каждой минутой все усиливающийся холодный дождь, чьи струи гнулись и хлестали спящий город под порывами сильного ветра. Буря надвигалась неумолимо, набирая силы и мощь, чтобы в следующие несколько десятков минут обрушить наземь всю свою ненависть, ломая и выворачивая деревья, круша хлипкие строения. Все указывало на то, что в эту ночь природа не на шутку рассердилась, вознамерившись устроить, по меньшей мере, потом местного масштаба.
Но для двоих, утопающих сейчас в объятиях друг друга, все это было не важно. Они знали наверняка лишь одно и большего им было не нужно - новый день для них будет добрым...