ЗАХАРЬЕВ Н.И.
ЗАПИСКИ ИЗ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ НАУЧНОГО РАБОТНИКА
В честь отца одна из улиц столицы Киргизии Бишкека (бывшего г. Фрунзе) названа его именем
и это осталось даже после революций
(см. http://i058.radikal.ru/0910/a4/039e1f8358d2.jpg )
Многочисленные фотографии можно получить по электронной почте zakharev@theor.jinr.ru,
сообщите лишь пределы памати,принимаемых Вашим компьютером по почте.
Недавно я перечитал снова прочитанные ранее, в далекой молодости, «Детские годы Багрова Внука» С.Т.Аксакова. Затем увлекся этой замечательной книгой, прочел семейную хронику и интересные записки об ужении рыбы, ружейного охотника, - и все это произвело на меня сильное впечатление. Я заново для себя открыл С.Е.Аксакова, и к этому меня привлекла задушевная статья В.Солоухина «Аксаковские места». Я с истинным наслаждением читал и перечитывал эту статью, переживал многое из того, что мне в иной обстановке, в другое время и в отличных условиях, но тоже пришлось повидать в детские, юношеские годы, и это до сих пор вызывает какие-то необычные воспоминания и радостные, и грустные, но всегда близкие, родные.
Появилось желание записать для своих близких наиболее интересные и запомнившиеся события и жизненные перемены, рассказать, что привлекало внимание, доставляло истинное удовольствие, поднимало настроение и стремление к созидательной деятельности, придавало силы и упорство в работе и даже иногда облагораживало душу.
Н.И. Захарьев дома вечером за работой (г. Фрунзе, ул. Киргизская 14. (Все иллюстрации вставлены сыном Б. Текст в электронном виде подготовлен дочерью Татьяной).
Это оказалось желательным еще и потому, что не один раз мой младший сын, Борис, просил дать в формируемую им семейную хронику, по возможности поподробнее, информацию о прошлых и прожитых годах, точнее о моей биографии, как дополнение к накопленным им материалам о своих родственниках.
У меня были еще давно в двадцатых годах, когда я жил в Москве, довольно интересные записки о путешествии группы близких знакомых по студенческому периоду, выезжавших на Кавказ в экскурсию по Военно-Сухумской дороге.
Записки в память об экскурсии по Военно-Сухумской дороге подготовлены для ознакомления.
Теперь попробую дать описание сохранившихся в памяти наиболее ярких мест из своей биографии. В большей мере попытка восстановить, что еще не забыто, и снова пережить многие эпизоды из жизни, которая оказалась довольно продолжительной, представляет интерес, конечно, прежде всего для меня самого. А жизнь моя, хотя она и была обыкновенной, во многих периодах была занимательна, весьма разнообразна и снова пережить ее, даже за письменным столом, дело стоящее.
Для большей справедливости и предупреждения возражений и замечаний моих читателей, почему я мало уделил внимания проходившим вокруг меня событиям и моим современникам, имевшим крупное значение в наше время, я решил, что будет лучше назвать свои автобиографические записи – записки из личной жизни научного работника.
Записал, вспоминая, я, главным образом, и даже почти исключительно то, что хорошо знал и что касалось меня, моей жизни, реальных переживаний, не заимствуя события из истории и других источников.
Что это записки научного работника, подтверждает фактическая справка: из общей продолжительности намеченного к описанию периода около 50 лет приходится на годы, когда я работал в науке. Этот срок, конечно, продолжительный и благодаря этому он, естественно, повлиял на общий ход изложения всей рукописи, когда мой возраст приближается к восьми десяткам.
Значительная часть моей рукописи, как надеюсь, затронет тот период, когда у меня возникали какие-то интересные идеи, связанные с научной деятельностью и собственной, и моих коллег, а кое в чем может быть даже и некоторых учреждений, или по крайней мере, их подразделений. Хочется сказать о том, что сделано и представляет существенный интерес; по-видимому, следует дать информацию и о том, что не удалось сделать, но надо высказать пожелание о выполнении задуманных идей. Конечно нельзя забывать и о неудачах и изложить свои мысли о том, почему они произошли, что следует предпринять, чтобы их исправить и все-таки совершить задуманное, если они заслуживают внимания и исполнения.
Считаю справедливым оценить всю свою жизнь и деятельность просто обыкновенной не потому, что в ней не было заслуживающих одобрения и интересных моментов, периодов, событий, а, главным образом, из-за обычности своей жизни в целом.
Самым обыкновенным в течение всей жизни, всех ее периодов отмечаю у себя трудолюбие. Скажу по правде, любил работу и выбирал ее по своему вкусу, в соответствии со своей специальностью, работал всегда с подъемом, с огоньком и, так сложилась моя жизнь, что в научной деятельности мне приходилось вести исследования, выбирая не только важное с современной точки зрения, но и перспективное, а накопленный критерий позволял избегать легкомысленных, необдуманных, научно необоснованных уклонов.
Никогда не выходил в своей жизни на какие либо экстраординарные позиции, даже на короткое время по делам административным и научно-организационным; хотя были и такие научные предложения, какие имели большее, чем региональное значение. Не было у меня, что высоко ценил у других, талантливого сочетания разных родов искусств, включая ораторское, хотя всегда старался готовиться ко всем выступлениям, большим и малым, и говорить только продуманные, обоснованные мысли, не позволяя в производственных рекомендациях ни гипербол, ни перехлеста в мнимом новаторстве.
Главным достоинством работающих людей, особенно научных работников, считал имеющиеся у них знания, опыт, прочность высказываемых положений и предложений, а не скоропалительные впечатляющие громкие фразы; считаю, что надо высоко ценить не показную сторону кажущихся новых возможностей и высокую но кратковременную результативность, а истинные обоснованные длительным экспериментом, многократно проверенные достижения, гарантирующие повторность и прочную эффективность.
Всегда считал своей обязанностью и старался быть доброжелательным, равным и внимательным ко всем своим сослуживцам. С юношеских лет с уважением относился к людям всех национальностей, никогда не был националистом по отношению к любой нации и имел очень близких людей самых различных национальностей, в то же время высоко ценю настоящих добрых русских.
Считаю русскую нацию заслуживающей высокого уважения. Нахожу, что главное приобретение своих качеств получено мною как наследство от большой душевности русского народа.
Работая долгие годы в Киргизии, я привык к киргизскому народу, с уважением отношусь к его гостеприимности, хлебосольству, добродушию; когда работал в Министерстве сельского хозяйства республики, бывал часто в гостях у многих колхозников-животноводов и получал самый доброжелательный прием. Мои коллеги по работе в научных учреждениях и руководящие работники республики всегда относились ко мне с вниманием, выражали добрые чувства, высоко ценили мою позитивную деятельность в научных исследованиях.
Национальный состав Киргизии 1995
В жизни мне пришлось мало общаться с рабочими промышленных предприятий, за исключением небольшого времени, когда я работал в Москве в издательстве «Крестьянская газета», где был связан с крупными заводами и фабриками, доставляя один-два раза в неделю выходящие из печати новые журналы – «Под знаменем марксизма», «Коминтерн», «Красная новь», газеты «Крестьянская газета», и «Безбожник». Обычно эту литературу приходилось сдавать в завком и там ,во время кратковременного отдыха, бывали интересные беседы со старыми рабочими, приходившими в завком по своим делам. Больше встреч и связи у меня было с крестьянами, когда я бывал в деревне , или во время работы в Москолхозсоюзе, выезжая по работе в колхозы области. Интересное знакомство с сельским хозяйством Сибири было у меня во время работы в Сибживотноводсоюзе, Сибмаслосоюзе, в совхозе в Красноярском крае, а также в поездках по колхозам Киргизии, во время моей работы в Киргизском институте животноводства.
Но, пожалуй, главные мои встречи и сотрудничество с самого начала моей научной деятельности проходили в общении с интеллигенцией – профессорами и преподавателями ВУЗов, с научными работниками научных учреждений, служащими в тех организациях, где мне приходилось работать в Москве, в Сибири и в Киргизии.
Частыми у меня были общения с работниками колхозов, совхозов – участниками больших собраний, на конференциях, съездах, совещаниях, пленумах и активах; на этих собраниях иногда я излагал свои мысли для широкой общественности.
Считаю себя членом советской трудовой интеллигенции, горжусь, что действую со своим желанием ознакомить иногда устно, иногда письменно специалистов и руководителей разных организаций с прогрессивными идеями в приложении к лучшей системе ведения сельского хозяйства.
Словом, я писал о том, что знал и что было в моей памяти, и с этих позиций прошу рассматривать мои записки, в которых искренне излагаю свои переживания и свое кредо.
Н.И.Захарьев
Фрунзе, май 1979г.
1. Начало моей биографии
ссылки на фото с сайта Radikal.ru будут продолжены
http://i066.radikal.ru/0910/5d/d1e674506379.jpg
http://s47.radikal.ru/i117/0910/70/95c745bd7230.jpg
http://i054.radikal.ru/0910/b5/80d7e0287aee.jpg
http://s48.radikal.ru/i119/0910/7c/778b5fe7d561.jpg
http://s16.radikal.ru/i191/0910/07/c423a3a8515a.jpg
http://s49.radikal.ru/i123/0910/b1/cf29ecdeaa6c.jpg
http://s59.radikal.ru/i163/0910/1f/3d3d9be87a75.jpg
http://i004.radikal.ru/0910/57/9a71c6215c2f.jpg
http://i060.radikal.ru/0910/7a/e0b2662d5648.jpg
http://s15.radikal.ru/i189/0910/e7/efe202aa849d.jpg
Родился я в 1902 году, 25 (12 ст.ст.) апреля, в Малоархангельске, небольшом уездном городе, учрежденном в 1778 г. в южной части Орловской губернии вместо села Архангельское
Свою небольшую известность Малоархангельск приобрел тем, что он расположен в зоне Курской дуги, где в годы Великой Отечественной войны летом 1943 года советские войска нанесли крупнейшее поражение немецкой армии.
В начале девятисотых годов в этом городе имелось около 5-6 тысяч жителей, и его главное назначение было служить уездным административным центром, развивать торговлю, ремесленно-кустарное производство и давать общее образование ученикам в начальных школах.
Кроме начальных школ, в городе имелось одно мужское городское училище с четырехлетним сроком обучения части мальчиков после окончания трехклассного начального образования. Для девочек в первом десятилетии века открыли женскую гимназию с восьмилетним сроком обучения. В 1923 году было учреждено 4-ч классное высшее начальное училище. Куда принимали мальчиков учеников в первый класс после окончания начальной школы. Вскоре после Октябрьской революции в 1918 году было открыто мужское семилетнее реальное училище.
В годы моего детства и начальные годы учения, да и в последующее время в городе не было крупных заводов и фабрик. Наибольшее число рабочих работало на полукустарных предприятиях купца Рузина. Где велась обработка конопли, выращенной и скупаемой в крестьянских хозяйствах уезда .В переработанном виде пенька частично использовалась на производстве веревок для местного потребления, но большая ее часть, как очень ценная продукция, отправлялась в промышленные центры. У Рузина, кроме пенькового предприятия, была крупная хлебная ссыпка. Хлебная торговля в городе была хорошо развита и, как хлебный, Малоархангельский уезд славился наряду с соседними Ливенским и Елецким уездами; он составлял главного производителя товарного зерна всей Орловской губернии.
Из крупных предприятий, которыми владели богатые купцы города, занимались скупкой зерна, переработкой зерна на мельницах, масличных семян на маслобойных заводах, имели пекарные заведения и большие магазины, вспоминаются фамилии Москвитина (городской голова), Сретенцева, Никулина, Крылова, Синельникова, Конькова, Пракунина. Но общее число у нас наемных рабочих было невелико. Большую часть мещанского населения города составляли мелкие торговцы. Многие из них не имели собственных или арендованных лавок, но занимались разъездной скупкой или покупкой прямо с телег у крестьян кожевенного сырья, разной продукции сельского хозяйства и всякого рода кустарных поделок, сбываемых крестьянами и ремесленниками. Бойкая торговля шла на городских базарах два раза в неделю в базарные дни -–в понедельник и пятницу и, кроме того, в воскресенье; эти базарные дни собирали со всего уезда продавцов и покупателей, а иногда даже из соседних уездов.
Мне , помню, доставляло иногда удовольствие походить по шумному разноцветному базару, полюбоваться на продаваемых красивых лошадей, посмотреть интересные поделки кустарей-умельцев, а то и купить по домашнему заказу кое-что из продуктов или хозяйственных предметов. Любил я прокатиться с кем-либо из своих близких на каруселях. Изредка они привозились в город, располагались обязательно где-либо с края от базара и привлекали к себе много детворы, а то и более взрослую молодежь и даже совсем взрослую подгулявшую публику.
Можно сказать, что несмотря на захолустное положение города, расположенного в 14 километрах от ближайшего полустанка, и в 16 километрах от большой станции Поныри на Московско-Курской магистрали, в городе велась довольно оживленная торговля. В лавках Тихонова, Белянчикова, Данилова, Дружинина, Дорошенко, Щукина, Никулина и многих других всегда можно было купить кондитерские и булочные изделия, разных сортов, свежую (с кустарных ледников) или соленую рыбу, разного качества сельди, свежее мясо и копчености – колбасы, ветчинные изделия, разных сортов муку, крупы, овощи, фрукты, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, обувь, простого фасона готовые платья, швейные изделия, колеса, ободья, сбрую, лопаты и прочее, нужное в сельском хозяйстве и в быту городского и сельского населения.
Помимо торгового люда, подавляющую часть населения города составляли ремесленники и кустари, обслуживающие горожан и окрестное местное население. Небольшую прослойку города составляли служащие почты, казначейства, городской и земской управы и других государственных учреждений. Интеллигентную прослойку пополняли учителя, медицинские работники, учащаяся молодежь старших классов, местная и приезжая из больших городов на время зимних и летних каникул, вносящая большое оживление в жизнь города.
Отдельные гнезда города формировали усадьбы помещиков-дворян уезда, которые имели большие дома с хорошим садом и надворными постройками, собственными выездами лошадей. Владельцы этих усадеб проживали по большей части в своих домах недолговременно, преимущественно в зимнее время, выезжая иногда куда-нибудь в губернские центры, в столицы и в зарубежные путешествия, а в летнее время в свои поместья.
К их числу можно отнести усадьбу Макарьева с хорошо благоустроенным с большим подвальным помещением, одноэтажным и многокомнатным домом, расположенном на углу, с двумя парадными фасадами на две улицы. В этом доме после революции разместилось реальное училище, где мне довелось закончить свое среднее образование.
Интересна была дом-усадьба двух помещиц фон-Рутцен, в зимнее время безвыездно живших на городской усадьбе, а в летнее время выезжавших в свое имение, расположенное в 3-х километрах от города, с большим наделом земли (около 3 тысяч десятин).
Город был очень тихим, никакого общественного транспорта не было, пыли в летнее время, грязи осенью, весною и после больших дождей летом было непроходимо много и нелегко можно пройти в эту пору по тротуарам, большей частью не мощенных, а тем более через улицы, даже в глубоких калошах. Ночью практиковалась ходьба по улицам сторожей с колотушками, чтобы оберегать покой горожан. И несмотря на это, расположенный в низине город, не имевший ничего казалось бы замечательного, оставил о себе добрую память и до сих пор вспоминается своими незабываемыми прелестями – тенистыми прудами на небольшой, протекающей вдоль всего города речки Кулико-Ржавец, нависшими над ними многолетними курчавыми ветвями ракит, великолепными катками, устраиваемыми ежегодно на все зимнее время.
Замечательное удовольствие доставляло зимнее катание с горы на салазках или подмороженных плетушках и на лыжах, катание на лошадях вдоль главной Орловской улицы; это преимущественно на рождественские каникулы, в пору крещенских морозов и на масленицу. Ученики в это время получали каникулярные отпуска и составляли главную веселую и развлекающуюся часть городского населения. Беспрерывные шумные вечера с играми, танцами, музыкой, обычно несколько больших вечеров в общественном народном доме, устройство концертов, балов-маскарадов с участием приезжавших артистов и учащихся из губернских городов и своих любителей – все это придавало веселое настроение и выводило из обычного ритма размеренно деловую и чисто провинциальную жизнь.
Мне вспоминаются с большим волнением замечательные вечерние тихие летние зори с великолепными концептами лягушек на реке, трелями \соловьев в кустах сирени и таволги, мелодичный вечерний звон колоколов на соборной церкви и на новой, что находилась на Орловской улице. Красивым было и городское кладбище, заросшее крупными столетними деревьями и цветущим кустарником, куда по большим праздникам я с матерью и родными обязательно ходил на поминки моего отца, к которому все относились с большим уважением, любили за доброту и о котором сожалели, что он рано скоропостижно вышел из состава семьи. Может быть, и мне он передел часть своей доброты, за что вечная ему память.
Не могу не отметить очень простой, но хорошо заросший городской сад, где часто мы гуляли, а уже повзрослевшие ученики знакомились с гимназистками и весело проводили вечернее время до дозволенного родителями часа.
Иногда в саду приезжали давать гастрольные концерты оркестры, отдельнгые артисты и танцевальные группы. Регулярно вечером в саду играл духовой оркестр вольного пожарного общества.
Даже в таком маленьком городе, как Малоархангельск, казалось бы заброшенном, была своя жизнь и прожитое в нем детство и часть юности с какой-то теплотой близкой родины всегда вспоминается с добрыми чувствами, навевая радостную грусть и сохраняя в памяти что-то хорошее, близкое, родное.
Интересны и привлекательны окрестности Малоархангельска. Самыми замечательными из них следует назвать обширный лес Мурашиху, имеющий около десятка тысяч гектаров. Он располагался в 3-4 километрах от города и служил многим горожанам местом прогулки в праздничные дни. Лес этот, главным образом дубовый или смешанный, преимущественно лиственный с очень небольшим вкраплением других пород, местами с густым подлеском, составляет большое природное богатство города, и, конечно , заслуживает серьезного внимания к его сохранности. Помню, что наша семья раза два-три за лето бывала в Мурашихе, мы обычно отправлялись на лошадях, нанимая извозчиков с линейками, забирали с собою все необходимое для пикника, а самовар для чаепития заказывали на месте.
Бывали случаи, когда мы ходили в лес и без родителей, группами, мальчики и девочки под наблюдением кого-либо из преподавателей. Не забуду, что возвращаясь из одной такой прогулки, я получил в подарок от гимназистки очень небольшой пучок ландышей. И это было, пожалуй , первой моей дружбой, которая хотя и не стала прочной, но сохранилась почти до конца восьмого десятка моей жизни. А ведь это было тогда, когда я имел двенадцатилетний возраст.
Хорошие, красивые предместья города располагались на востоке его окраины в направлении спадающих на юг больших склонов в долину, называемую Беленькое, где мы часто собирались для катания и скоростного спуска на лыжах к небольшому протекавшему по самому логу одному
из родоначальников притока довольно крупной реки Сосны, которая через Елец текла на восток до впадения в реку Дон.
х х
х
Краткая информация о моих родителях. Отец мой, Захарьев Илья Николаевич (см. фото в самом началемемуаров), из мещан города Мценска Орловской губернии переехал в Малоархангельск, был служащим у занимавшегося торговлей своего родственника. Судя по общему уровню жизни нашей семьи, отец получал приличное жалованье, что давало ему возможность содержать собственный небольшой дом, обеспечить существование своей семьи и живущих у нас учеников – братьев и сестер матери. Хочется еще раз отметить, что отец был добрым человеком, в высшей степени доброжелательным, особенно к родителям моей матери и находившимся у нас ученикам, учившихся в Малоархангельских городских школах
Мать моя, урожденная Самсоненко Анна Глебовна, см. фото http://s61.radikal.ru/i172/0910/7a/477e1924efc9.jpg
Родилась в деревне Селихово Малоархангельского уезда, вышла замуж за моего отца в возрасте 20 лет. Отец – после смерти первой его жены – ко времени второй женитьбы имел возраст около 40 лет. Таким образом, возраст отца и матери различался почти на 20 лет.
Судя по сообщениям моих близких родственников, долгие годы живших в нашей семье, отец был уважителен к моей матери, любил ее и, как говорят, души в ней не чаял. Управляла в семье, конечно , моя мать, умно и строго.
Мать моя была старшей дочерью в большой, состоявшей из 11 человек детей , семье Глеба Силаевича Самсоненко (истинная его фамилия Самсонов) мелкопоместного землевладельца Малоархангельского уезда, выходца из крестьянской в дореформенное время крепостной семьи Ельнинского уезда Смоленской губернии.
Семья, в которой я родился, помимо моего отца, который умер в 1905 году, когда мне было только три года, матери и меня, единственного сына, имела почти постоянный состав учеников от четырех до шести человек братьев и сестер матери. Это довольно большая семья, оживленная, несколько разновозрастная, но я бы сказал, Дружная, преимущественно молодежная, привлекала к себе обширную группу приходивших к нам знакомых.
После смерти отца мать моя, оставаясь вдовой, не имея никакой специальности, вынуждена была заняться торговлей и, пользуясь помощью родственников и будучи весьма энергичной, вела свое дело в небольших размерах, но успешно, обеспечивая без накопления средства на содержание семьи и имея твердое желание дать хорошее образование сыну.
Ближайшими знакомыми нашей семьи были семья старшего врача городской больницы Морозова, главным образом его мальчики, семья Никольских, главного кассира уездного казначейства, семья Сысоевых. Часто приходили к нам учителя, медицинские работники и многие другие, преимущественно мелкие служащие. Я не помню, чтобы у нас было скучно, всегда оживление. Часто бывали гости и, в то же время, это не мешало всем учиться.
Хорошие дружные отношения были у нас с родными моего отца - семейством его сестры Ольги Николаевны, двоюродного его брата Алексея Николаевича, с семьей Черкасовых, в которой воспитывался мой отец.
Первые пять лет я обучался в Малоархангельске, поступив в первый класс начальной школы в восьмилетнем возрасте в 1910 году.
В год моего поступления в школу наиболее крупным событием, отмеченным всей страной, всей учащейся молодежью и учительством, была смерть Льва Николаевича Толстого. В школе , в классе, об этом сообщил нам учитель Леверий Иванович. Он рассказывал, какая это великая утрата и в память о Толстом прервал обычные школьные занятия и прочел классу наиболее интересные для нашего возраста места из его произведений.
Учился я успешно, с большим желанием и все годы был первым учеником в своем классе. Очень хорошо помню своего первого учителя Леверия Ивановича, который вел все уроки в течение трех лет школы по всем предметам, за исключением закона божия, по которому нас обучал священник большой, называемой новой церкви города отец Андрей. Леверий Иванович – отличный учитель, строгий, справедливый, внимательный, отзывчивый сумел в течение трех лет дать ученикам вполне удовлетворительные начальные знания, хорошую грамотность и, что особенно важно, любовь к чтению книг.
По окончании начальной трехклассной школы в 1913 году, года довольно шумного празднования трехсотлетнего царствования дома Романовых, после которого семье Романовых пришлось поцарствовать только четыре года, мне представилась благоприятная возможность сразу поступить во вновь создаваемое в городе высшее начальное училище. Училище было в новом здании, довольно хорошо оборудованное, с большим двором, где мы бегали на переменах, еще не обросло деревьями и только постепенно привыкало к своему месту.
Наш класс располагался на втором этаже в большой светлой комнате с обширными окнами на Грузинскую улицу, называвшуюся верхней.
Учеников-товарищей по начальной школе, поступивших в высшее начальное училище со мною одновременно, было много , так что у нас сразу же образовалась хорошая знакомая компания. Но были многие ученики, пришедшие из других школ и учившиеся до того в сельских школах, получившие трехклассное образование или подготовившиеся дома и сдавшие экзамены для поступления в первый класс.
Небольшая группа учеников, частично переведенных из городских училищ, после сдачи экзаменов была принята во второй класс.
Таким образом, новая школа сразу с первого года учения имела, как мне помнится, два класса – первый и второй.
Учителя были в училище хорошие, Дисциплина строгая, требования высокие, учился я, как и в начальной школе, хорошо, обучение давалось мне легко и я был в числе первой тройки учеников отличников, что было важно для дальнейшего моего учения. Высшее начальное училище давало хорошие начальные знания немецкого языка, который с дополнительной помощью на дому учительницы Варвары Аркадьевны мне удалось довольно хорошо освоить.
Хорошие учителя были также по русскому языку и математике. Все это для меня было важно, когда по общему семейному решению, и, главным образом, по моему собственному желанию и настойчивому стремлению матери дать мне образование, я поступил в гимназию. Благодаря тому, что у меня были отличные отметки, мне понадобилось сдавать экзамены только по языкам немецкому и французскому. Немецкий я сдал Павлу Карловичу на четверку с плюсом, а по французскому получил только удовлетворительную отметку. На второй день после сдачи экзаменов я вместе с матерью с утра уже отправился в гимназию и от учителя Миртова получил сообщение о моем зачислении в третий класс Орловской первой гимназии.
Радость моя была неописуема, не менее того радовалась моя мать, мечта которой сбылась – дать своему единственному сыну хорошее образование в губернской школе.
Сразу же из гимназии мы пошли в магазин и по городу я разгуливал в гимназической серой фуражке с светлым кантом и белыми металлическими надписями моего нового учебного заведения.
Годы своего детства, до поступления в школу, и в первых классах школы вспоминаю я всегда как время, прожитое в большом, веселом, радостном окружении близких мне по возрасту, или немного старше меня, моих родных или приходящих к нам знакомых мальчиков и девочек. Находились какие-то общие игры, интересные и занимательные занятия, что не давало места скуке. Говорят, что и отец мой, которого , к сожалению, я совсем не помню, был большой затейник т умел находить многие забавы и общение с детьми, его очень любили – с большим удовольствием ожидали, когда он приходил со службы. Пожалуй, наибольшим удовольствием в детстве были мои поездки в деревню к дедушке и бабушке, которые меня любили и за их доброе и ласковое отношение и я относился к ним с большой любовью. Во всяком случае лучшим подарком для меня всегда было разрешение матери поехать в деревню, в Карауловку.
Сколько ж было там в деревне постоянных игр и забав в течение всего дня и в зимнее и в летнее время с мальчиками – помощниками пастухов и обычно весьма затейливыми пожилыми пастухами.
Зимою большое удовольствие доставляло участие вместе с взрослыми в охоте на зайцев, лисиц, особенно с гончими собаками.
С каким азартом, нагулявшись при крепком морозе по полям и перелескам, собирались мы за столом с шумящим самоваром, шло обсуждение удач и промахов в охоте, в котором обычно мне приходилось принимать только пассивное участие – слушать, но слушать и переживать, что видел сам.
Любил я бродить по осеннему саду в яркие солнечные дни, после съема яблок и находить кое-где еще оставшиеся плоды. Хороши и сад и лес в зимнее время, когда можно побродить по снежному насту заледеневшего снега или полазить по глубокому до самых колен пушистому только выпавшему снегу.
Любил я и рыбную ловлю в летнее время, главным распорядителем которой был мой дядя Леша, которому я был предан за его ласковое и доброе отношение ко мне до самых последних лет его жизни.
Какое это чудное занятие раскинуть удочки на тихой реке или пруду перед вечерней зарей, наблюдать за поплавком, летящими над ним стрекозами и слушать звонкие призывы кукушки, пение соловьев, притаившихся в густых зарослях.
На рыбалку я ходил с дядей Лешей очень часто и до сих пор сожалею, что в последние годы так сложилась моя жизнь, что я как-то отошел от этого истинного развлечения, несравнимого ни с чем, и самого лучшего отдыха.
Большое и может быть самое большое удовольствие доставляло нам в летнее время купание в реке Липовица. Находилась эта река примерно в километре прямо за березовым лесом, протекала в спокойном месте среди пологих приподнятых над ее уровнем берегов, с отличной чистой водой и вперемешку углублений в 2-2,5 метра с довольно частыми бродами. Кое-где по берегам имелись небольшие заросли, но ниже по течению, когда, приняв несколько впадающих в нее ручьев, она становится шире, на берегах реки образуются более густые заросли нависших над водой деревьев. Ниже попадаются уже пруды с запрудами для устройства мельниц.
Купание доставляло нам наибольшие радости и почти ежедневно, кроме ненастных дней, а то и по два раза на день вместе с ребятишками большой группой мы бегали к реке , где проводили и по часу, а то и два часа самого жаркого времени в летние месяцы.
Занятны и привлекательны для моего детского возраста были игры, прогулки, рыбная ловля, купание в реке в Карауловке и многое другое, с чем связано пребывание в деревне, куда я всегда с большим желанием буквально рвался из Малоархангельска и пользовался любой для этого возможностью.
Интересна была и сама по себе деревня с ее жителями, многих из них я знал, многие знали меня и не редко с дяде Лешей мы ходили в деревню, посещали знакомые семьи, и я с удовольствием слушал очень занимательные рассказы о прошлом, мудрые рассуждения о предстоящем будущем и собственных желаниях крестьян.
Частыми были посещения дедушки деревенскими крестьянами, которые приходили с какими-нибудь просьбами и вели беседы преимущественно на сельскохозяйственные и бытовые темы, но иногда и о больших событиях, переживаемых страной, о войне, о февральской и Великой октябрьской революции, которая внесла бурную перестройку всей жизни в деревне.
Но, пожалуй, в мои детские годы наиболее привлекательной была сама поездка в деревню Карауловку. Летом чаще с дедушкой на дрожках, но когда мне стало лет 12-14, я ездил иногда один. Меня научили и я уже знал как запрячь лошадь, как натянуть супонь, словом езда на лошади для меня уже не оставляла дива ни в упряжке, ни под седлом, а в ночное даже без седла.
В зимнее время выезжали обычно на двух упряжках большой компанией с удобно устроенным к большим саням розвальням задком-спинкой; тогда в сани укладывалось сено, покрывалось попоной или ковром и создавалось удобное, мягкое сиденье. Обычно езда занимала около 3-х часов и, если мороз был большим, то нас всех высаживали из саней и заставляли делать 10-15 минутную пробежку для согрева и общей разминки.
Дедушка очень любил лошадей и лошади у него были хорошие – метисы орловской породы. Из тех, что использовались для поездок в Малоархангельск и на станцию Змиевку, запомнились мне крупные, сильные и добронравные лошади Струйка и полученный от нее приплод Страченка и Странная серой масти и с отличной рысью, но очень добрая гнедой масти Стрелка, которую давали и мне, запряженную в дрожки. Дедушка предпочитал для поездки именно эту лошадь.
Все по дороге от Малоархангельска до Карауловки около 30 км было мне знакомо, родным , близким и как-то радостно привлекали внимание хорошо известные встречавшиеся по пути и рощи и перелески, сухие балки и овраги, тихие небольшие речки с часто ремонтирующимися мостами, большие и малые по сторонам деревни, село Архарово прямо на пути с высокой на возвышенном месте села церковью. Эта церковь далеко видна с обеих сторон подьезда к Архарово и в весеннюю пору издалека слышится ее колокольный звон.
Особенно привлекали меня поездки в летнее время. Всегда радовали по дороге ржаные и овсяные поля, цветущая гречиха и тяжелые поникшие кисти проса. Это основные хлебные культуры, которые высеивались в малоархангельском уезде. В то время пшеница в нашем уезде не сеялась. Были мне дороги и милы травяные бровки с плотным травостоем вдоль дорожной колеи проселочных дорог с овсяницей, мятликом и другой злаковой и разнотравной растительностью, изредка попадался клевер и голубоцветный цикорий, но это уже на окраинах дороги, поближе к пахотной части поля.
Подъезжая к Карауловскому лесу, очаровывала его осветленная опушка с проглядывавшимися крупными в два-три обхвата многолетними березами, а возле дома длинный ряд вязов, которые в бурную погоду грозно шумели, но хорошо защищали постройки от ветра.
Такие же большие вязы стояли возле дома, где под ними стояла бочка с холодной кристально чистой водой, привозимой из Гремячего колодца, расположенного внизу под горой, и стекающей вниз по желобам из верхнего сада из-под известковой горы. Отличный источник чистой, вкусной, холодной воды поистине дар природы для деревни, и я очень рад, что, проезжая как-то лет 6-7 тому назад, видел его в полной сохранности и в своем первозданном виде.
х
х х
Пожалуй , нет нигде других мест более прекрасных по своему задумчивому тихому очарованию, как несравнимые ни с чем небольшие речки и реки среднерусской полосы, с их таинственной тишиной почти незаметного движения воды, редкими всплесками играющей рыбы, заросшими прудами и легким рокотом колес водяных мельниц, с покатыми по берегам душистыми сенокосами и раскинувшимися поодаль на водоразделах мелкими рощами и небольшими смешанными и слегка изреженными лесами с дубами и березами, кленами и липами, с кучерявыми порослями и цветущим кустарникам.
Мне много пришлось поездить по белому свету и видеть немало красивых мест, привлекавших внимание и даже вызывающих восторг и восхищение. Но нигде я не видел такой самобытной природы, какой награждена Средняя Россия, такого обширного по просторам пейзажа, широкого и тихого, радостного, веселого и в то же время щемящего душу грустью.
Может быть сказывается влияние родных мест, с которыми связано детство, но даже и это не умаляет великого достоинства замечательного окружения, оказывающего долгие годы влияние на формирование особых черт характера русского человека.
Мне думается, что Тургенев и Толстой, Бунин и Никитин, Фет и Тютчев, другие, связавшие многое из своей творческой деятельности с краем их местообитания, получили большую долю зарядки своего таланта и очарования в художественных произведениях под могучим и длительным воздействием их окружения, облагораживающей человека природы и неуловимого, но сильного влияния общения с простым, большой душевности русским народом.
2.В Орловской гимназии
Окончились первые годы моей детской биографии, пройден незаметно быстро этап, оказавший большое влияние на мою жизнедеятельность, и я не жалею об этом, ибо наступило новое время, в которое я прожил свои юношеские гимназические годы, когда продолжалась связь с детством, но наступала и пора зрелой юности, когда мне пришлось пережить большой и неизбежный возрастной перелом, совпавший по времени с событиями февральской революции, а затем коренными переменами, вызванными Великой Октябрьской революцией.
Вначале о годах первых лет моей юности, годах первого отрыва от привычной жизни в родной семье, когда я переходил почти на самостоятельную жизнь вдали от матери и своего дома.
Проводив до трамвайной остановки, приехавшую со мною в Орел мать для устройства квартирных моих дел и домашнего питания у одной хозяйки, взявшей на пансион вместе со мною также Володю и Колю, моих родственников, братьев матери, реалистов четвертого и шестого классов, я впервые оказался один, оторванным от семьи. Вначале было грустно, но эта грусть оказалась недолгой и уже , придя на квартиру, расположенную по Воскресенской улице, недалеко от гимназии, я уже оказался в веселой компании и началась новая необычная жизнь, которой мне суждено было прожить четыре года с небольшой затем паузой до лет студенчества.
Итак, я ученик Орловской 1-ой гимназии. Началась моя ученическая жизнь в новой системе обучения сразу с третьего класса, где меня встретили как новичка из провинциального небольшого городка уже освоившиеся друг с другом с первого класса одноклассники.
Как обычно знакомство мое было недолгим. Нашлись хорошие товарищи, нашлись даже друзья и жизнь потекла в обычном ученическом ритме с классными занятиями, переменами, большой переменой, когда вся ученическая орава выбегала на школьный двор ( на улицу нас не пускали) и там 30 минут продолжалась веселая интенсивная разрядка, после спокойных двух-трех уроков, требующих строгого соблюдения тихого сидения за партой и учебной дисциплины.
Годы моего учения в гимназии вспоминаю как годы начала формирования больших желаний, зарождения первых юношеских мечтаний о служении помыслами и деятельностью своему народу. Наши мечты весьма тонко воспитывались и прививались нам в большинстве своем демократичной учительской интеллигенцией, в умах которой в канун революции имели широкое распространение новые веяния изменения режима классической гимназии. И в школе в разговорах и дома на квартире, где я жил на полном пансионе в семье служащего губернской контрольной палаты, чувствовался в эти военные предреволюционные годы дух ожидаемых больших государственных событий.
Радостные теплые чувства, самые лучшие воспоминания сохраняются у меня о нашем замечательном весьма демократичном человеке и преподавателе физики Матвее Матвеевиче Петрове. Думаю, что лучшего учителя по истории, каким был Аркадий Николаевич Ильинский, нигде ни в какой другой школе в Орле не было. Его урок – это интересная, иногда увлекательная профессорская лекция. Особенно великолепен он был при прохождении курса истории средних веков и новой истории. Близкой к нам была учительница литературы и русского языка Елена Ивановна Турбина. Она была, конечно, на втором плане после знаменитого у нас в гимназии, известного на весь Орел крупного литературоведа А.В.Борового, но человеческие качества Елены Ивановны оценивались всеми нами учениками высоко. Мы с удовольствием занимались ее предметами. Кстати, она один или два года была нашим классным наставником. Хорошим был учитель по математике Верещагин Александр Николаевич, который так великолепно преподавал свой предмет, что не помню, чтобы я когда-либо занимался дома алгеброй, геометрией или тригонометрией, кроме письменных работ, задаваемых на дом.
Добрым хорошим учителем был Сергей Иванович Квитко по географии, часто развлекавший нас на уроках своими рассказами о путешествиях в разные страны, которые ежегодно в летние каникулы он совершал в Европу, а то и в другие страны света.
Не могу не вспомнить добрым словом душевного преподавателя немецкого языка Павла Карловича Сея (швейцарца по национальности), у которого я учился хорошо, всегда имел хорошие оценки и он часто вспоминал, как успешно я сдавал экзамены при поступлении. Пожалуй, следует сказать несколько слов и о нашем латинисте Владимире Сергеевиче Миртове, сумевшем привить нам уважение к замечательному языку латыни, который будучи мертвым, ибо нет народа, говорящего на латинском языке, по своей стройности и благозвучию нашел себе применение, прижился и сохранился до сих пор в медицине, в систематической биологии, в ботанике и зоологии, и недалеком прошлом в научных докладах, которые на латинском языке зачитывались крупнейшими учеными мира в особо торжественных случаях.
Владимир Сергеевич Миртов, был у нас в старших классах года два классным наставником. Это, конечно, наставник непохожий на Елену Ивановну. Он был строг, требователен, иногда передавал нотацию от инспектора Жудро, всегда следил за нашей подтянутостью и требовал соблюдения установленной дисциплины, но не было ни разу случая, когда бы он наказывал или снижал отметки в журнале.
Были в нашей среде учителей и феноменальные консерваторы, которые сохраняли во внешнем порядке и соблюдении исторически сложившихся традиций в одежде по форме, посещении общественных мест, строгого посещения церковной службы в школьной церкви по субботним вечерам и утреннего богослужения по воскресеньям, изучении закона божия и русской истории с запоминанием биографий царствующих особ. Среди таки консервативных руководителей гимназии особо колоритной была фигура нашего директора, грозы гимназии, его превосходительства Аркадия Николаевича Петрученко. Каждый праздничный день, когда ученики всех классов в обязательном порядке посещали без опоздания богослужение в гимназической церкви, директор по окончании церковной службы стоял по правую сторону от клироса, принимал от учеников почтительные реверансы, слегка покачивая своею старческой головой.
Директор считался крупным латинистом и преподавал латынь только в старших – седьмом и восьмом классах.
Не помню теперь имени и отчества, но хорошо запомнил придирчивость к ученикам нашего очень строгого инспектора Жудро, кабинет которого находился на втором этаже рядом с нашим классом. Он был неприятным, общепризнанный придира-надзиратель, часто останавливал учеников, чтобы сделать замечание о каком-либо непорядке. Он был в числе тех, кто мог встретить на улице, особенно на Болховской, что находилась сразу же за гимназией, за мостом через Орлик, где мы гуляли, иногда знакомились с гимназистками, и по нашему мнению, вели себя вполне корректно, конечно, может быть иногда бывали с нашей стороны какие-нибудь шалости. Не дай бог встретить нашего инспектора, он обязательно к чему-нибудь придерется, найдет что-нибудь недозволенное в нашем поведении, сразу же сделает замечание, а потом в гимназии отчитает целую получасовую лекцию и даже накажет, занесет замечание в кондуит
или снизит в четверти оценку по поведению.
Строгости, которые воспитывали нас вести себя хорошо и в классе и на улице, дело нужное, но не придирка, фельдфебельская муштра, это уже не достойно мудрого воспитателя.
Из гимназических лет хорошо запомнились в моей памяти ежегодные торжественные вечера, которые обычно проводились не обязательно в Татьянин день, но вскоре после возвращения учеников с рождественских каникул в первой половине января, числа 10-12 по ст.ст. На эти вечера приглашались по ограниченному числу выдаваемых билетов гимназистки и девочки – родственницы гимназистов – сестры и другие родные. Из гимназистов нашей гимназии на вечер разрешалось приходить всем ученикам, начиная с третьего класса (до восьмого включительно). Бывали у нас обычно довольно многие студенты, приезжавшие в Орел к родным на каникулы из Московского университета и других больших городов.
Вечера всегда проводились в помещении Орловского губернского земства, где имелся вместительный концертный и танцевальный зал с большим числом до тысячи мест для гостей. На антресолях размещались один-два оркестра, один из них обязательно большой духовой оркестр военной музыки.
Во всех примыкающих к концертному и танцевальному залу комнатах, в коридорах и в вестибюле устраивались хорошо оформленные, украшенные елками киоски, имевшие всегда в обилии конфетти, серпантин, живые цветы, бутоньерки.
Подготовка к проведению вечера велась длительная и основательная. На Болховской улице, это главная улица города Орла, в лучших витринах заблаговременно вывешивались художественно оформленные анонсы, дававшие публичное оповещение о проводимом вечере. Лучшие из этих объявлений – анонсов оформлялись хорошим художником учеником старшего класса Кремлевым. Считалось делом чести оформить анонсы наиболее красиво, чтобы привлечь большее внимание.
Билеты гимназистам и приглашенным гимназисткам выдавались бесплатно. Гости билеты покупали, обычно цены билетов были высокие, так как денежный сбор имел благотворительное назначение для помощи бедным ученикам. Некоторые приглашенные гости платили крупные суммы по 20-25 рублей и больше.
Для продажи билетов выделялась группа учеников, которые занимались их распространением.
Как правило, на гимназические вечера не приходили ни директор, ни инспектор, по-видимому, для того, чтобы не связывать веселого настроения учеников. За общим поведением учеников и соблюдением порядка вели наблюдение ученики старших классов, которые выделяли распорядительный комитет, из них один главный распорядитель танцев и другой для ведения концертной части.
Отдельная группа учеников выделялась для приема гостей и наблюдения за общим порядком в помещении. Обязанность этих учеников заключалась в том, чтобы встретить гостей, помочь сдать одежду на вешалку, провести в зал и найти место в концертном зале.
Если кто-либо из девочек приходил без сопровождающих, обязанностью любого ученика, оказавшегося в вестибюле или встретившего идущую одиноко девочку, подойти, помочь чем нужно, провести в зал. Мне всегда нравилась общая дисциплина поведения учеников на вечерах, которая воспитала уважительное отношение к девочкам, предупредительность, вежливость, внимательность, но не навязчивость.
Обычно съезд гостей назначался на 6-7 часов вечера, а заканчивался вечером в 11-11час.30мин.
Учителя, кроме директора и инспектора, всегда присутствовали на вечере и помогали занимать наиболее солидную часть приглашенных гостей, родителей учеников и других, в чем им помогали ученики-распорядители.
Первая часть вечера – концертная занимала непродолжительное время, минут 45-50, не более часа. Программа концерта обстоятельно продумывалась и включала лучшие произведения русских и зарубежных поэтов, писателей, музыкантов. В 1917 году на нашем вечере в концерте принимали вокальные артисты, приезжавшие в Орел, исполнялись каватина Людмилы из оперы Глинки «Руслан и Людмила» по поэме Пушкина, ария Травиаты из оперы Верди, русские романсы Рахманинова, Даргомыжского. Из инструментальной музыки исполнялись произведения Шумана, Чайковского, участвовали скрипки в сопровождении аккомпанемента рояля. Обязательно на любом нашем вечере заключительная часть программы посвящалась памяти Тургенева, исполнялись фрагменты из его прозы, малоизвестные, но замечательные стихи, переложенные на музыку стихи-романсы.
Часто со своими стихотворениями выступали гимназисты, их произведения отбирались особенно строго учениками старших классов и преподавателями литературы А.В.Боровым и Е.И.Турбиной.
Главный распорядитель танцев – душа вечера, судя по сбору гостей, после окончания концерта и двух-трех веселых маршей духового оркестра, подавал распоряжение оркестру и приглашал всех посетителей к первому танцу, которым обычно был венский вальс Штрауса, а затем по инициативе распорядителя и его мастерства следовали мазурка, другие танцы, антракты, иногда показательные или просто веселые танцы отдельных пар, как на катках фигурного катания, под аплодисменты зрителей.
Ученики, присутствующие в зале, обязаны следить, чтобы не было ни одной скучающей девочки, не получившей приглашения к танцу. Если кто-либо из девочек стоит или скучает в одиночестве, требуется обязательно подойти, спросить разрешения и пригласить танцевать, если не на этот, то на следующий танец.
Должен сказать, что по организованности вечера Орловской первой гимназии всегда славились отличным порядком и посещались гостями с большим удовольствием.
Очень распространенной на вечерах была летучая почта, когда записки, главным образом для знакомства с девочками, передавались от мальчиков девочкам через выделенных распорядителями учеников из младших классов. У этих учеников на груди имелись знаки почтового ящика. Если следовала записка-ответ, то этот ответ почтальон должен неукоснительно вручить инициатору переписки. Иногда были записки-шутки, но во всяком случае, веселые, без грубостей, корректные. Было условлено, что плохие по содержанию записки не передаются. С помощью нашей летучей почты я познакомился с одной очень симпатичной девочкой, ровесницей мне по возрасту, с которой мы весело провели вечер, а потом я с удовольствием провожал ее домой.
К сожалению, с милой приветливой Настенькой мне больше не пришлось встретиться, она вскоре уехала со своими родными в другой город, вначале временно, а затем и навсегда. На этом погасло наше хорошее знакомство, но осталось доброе неугасимое воспоминание, которое сохранилось до сих пор, вот уже ни много, ни мало 64 года.
Вспомнился мне чудесный рассказ А.П.Чехова «Дом с мезонином», который трогательно кончается печальными словами: «Мисюсь, где ты?»
Звучит последний вальс, по указанию распорядителя гости в сопровождении учеников следуют в вестибюль к выходу, где гимназистки, если кто-нибудь из них оказывается в одиночестве, обязательно получат сопровождающего ученика соответствующего возраста, чтобы проводить до дома, или довезти на извозчике далеко живущих.
У дома, куда пришлось сопровождать девочку, на нашей обязанности было позвонить, дождаться выхода кого-либо из дома, попрощаться и сдать, что называется с рук на руки. Обычно это уже первое знакомство получает хорошее развитие и встречу на следующем вечере, как старых знакомых, а то и раньше.
Но бывают, конечно, и длительные перерывы без встреч, только воспоминания, о которых не следует жалеть, ибо многие их них сеют в наших душах добрые семена и оставляют в памяти лучшие страницы жизни.
Я может быть и не стал рассказывать о наших торжественных вечерах, если бы у меня не зародилась мысль, что такая информация из далекого прошлого может быть еще нужна и полезна для нашей современности, для молодежи. Думается, что привитие ученикам, да и вообще молодежи уважительного дружественного и я бы не постеснялся сказать нежного отношения мальчиков к девочкам нисколько не противопоказано нашему времени. Во всяком случае воспитание хорошего отношения мальчиков к девочкам и в школе, и на улице, и во всех общественных местах, исключение грубости и, напротив, выработка тактичности в общении было бы весьма полезным, драгоценным делом и в наше время.
В 1917 году к нам в гимназию была добавлена группа учеников эвакуированной Рижской гимназии; в наш класс поступило несколько учеников, один из них Николай Миссин оказался моим соседом по парте. С ним мы скоро подружились, он оказался хорошим товарищем и я постарался быть ему помощником в общем ознакомлении с порядками нашей школы и в классных занятиях. Осенью или зимою в нашу гимназию была полностью эвакуирована Виленская мужская гимназия, которая занималась в вечернюю смену. Конечно, это несколько нарушило обычный школьный ритм и заведенный порядок, но занятия тем не менее продолжались, хотя и были какие-то нарушения.
В управлении гимназией произошли серьезные перемены. Директора нашего заменили, назначив на его место Матвея Матвеевича Петрова, нашего физика, что вполне совпадало с общим желанием учеников нашей школы.
На одном из наших общегимназических собраний мы даже шумно провозглашали: «Да здравствует первый демократический директор – Матвей Матвеевич Петров».
Ушел от нас и инспектор Жудро. Все остальные преподаватели как будто оставались на своих местах. Не стало предмета закона божия и прекратилась церковная служба в школьной церкви. В остальном жизнь школы протекала без особых изменений, хотя число учеников школы уменьшилось.
Продовольственная обстановка в Орле заметно ухудшилась, В 1918 году, пополняя продовольственные запасы из Малоархангельска, мне еще представлялось возможность оставаться на квартире у своей хозяйки и продолжать учение в Орле, хотя хозяйка не раз заявляла, что, по-видимому, вынуждена будет отказать мне в пансионе из-за трудности доставать питание. Кое-как, частыми выездами к себе домой я доставлял в Орел продукты, но в 1919 году это стало очень затруднительно, и я решил заканчивать обучение в Орловской школе и перебазироваться в Малоархпнгельск.
2. Думы о будущей высшей школе
Окончились мои последние сборы, забрал в канцелярии немногие документы, -справку, что ученик 6 класса Орловской 1-й гимназии переведен в 7-ой класс, кажется еще метрику, и с грустью покинул школу, с которой был связан четыре с лишним года лучшего времени моей жизни. В эту школу я уже не возвратился и только, бывая в Орле, заходил в старое здание, частично перестроенное, всегда с теплым чувством глубокой преданности, радостными воспоминаниями о многих преподавателях, которым всю свою жизнь благодарен за посеянные семена знаний и человеческой доброты. Не скрою и не постесняюсь сказать, что школа была хорошая, она сумела привить ученикам серьезные знания по многим предметам, особенно по литературе и русскому языку, по математике, истории и географии, неплохие начальные знания по латыни, и чем я особенно дорожу, воспитало в нас чувство дружбы к близким товарищам.
В тот же день я был в 70 с небольшим километрах к югу от Орла на своем родном полустанке. Проехав с попутной подводой 14 км, проезжал знакомые улицы в городе, где я родился, прошел начальное образование и прожил счастливую невозвратимую пору детства.
Дома меня, как всегда, радостно встретила мать, немного попечалилась, что я, не закончив старую школу уехал из Орла, но тут же нашла мужество и достаточно такта успокоить меня, что среднюю школу можно окончить и в Малоархангельске, где, как она слышала, в доме напротив нашего открылось реальное училище.
Действительно через несколько дней я был зачислен учеником 7-го класса реального училища и закончил его в следующем году , занимаясь в вечерние часы; вскоре реальное училище было реорганизовано в школу второй ступени.
В домашней обстановке у нас всегда было большое оживление, много интересных разговоров о текущих и ожидаемых событиях, ибо дом был насыщен всегда молодежью. Мать моя еще совсем молодая, ей не было 40 лет; с нами жили две ее незамужние сестры Тоня и Наташа, брат , неженатый, Алексей и скоро присоединился еще второй брат Володя, ученик реального училища, немного не закончивший в Орле полный курс и получивший аттестат зрелости в Малоархангельске в реальном училище.
Через несколько дней мне представилась возможность поступить в уездный продовольственный комитет и я начал первый раз в своей жизни получать заработную плату, послужившую взносом на бытовые расходы в общий семейный котел.
Жизнь, конечно , потекла в новом русле, заметно отличная от прежних дней, когда я был в Орле; но к новой обстановке я скоро привык, нашлись новые знакомые, товарищи и время как-то уходило на дела, разные занятия и разные занятия и развлечения без свободного остатка.
Снова я восстановил регулярные посещения городской библиотеки, где встретил Варю, уже знакомую мне по библиотечным встречам, успевшую за последний год заметно повзрослеть. Она подросла и превосходно оформилась во вполне взрослую девушку, сохранив свою таинственную способность дружелюбия, нежности и простоты в обращении. В первый момент, как только я увидел Варю, мне показалось, что я оторопел и почувствовал некоторую отчужденность, но все это быстро прошло, скоро я узнал прошлогоднюю милую девочку ученицу последнего класса женской гимназии.
Новостью в жизни у Вари было ее увлечение теннисом и ее первое предложение было вовлечь меня в эту интересную и полезную для физического развития игру. С большой радостью согласился, скоро познал первые навыки игры, с большим увлечением ходил на теннисный корт, который удовлетворительно был оборудован городским спортивным клубом.
Кстати сказать, спортивный клуб был создан по инициативе отличного спортсмена, видного борца по французской борьбе Ивана Сергеевича Назарова, приехавшего из Ленинграда. По-видимому, приехал он в Малоархангельск подкормиться. Для борца при постоянной тренировке нужна добрая порция мяса, в Ленинграде в то время было голодно, и Малоархангельск приобрел очень хорошего опытного тренера по многим видам спорта; он был добрым человеком и мы часто бывали у него на квартире, старались помочь, кто чем мог, чтобы подкормить нашего старшего товарища и хорошего воспитателя-тяжеловеса.
х х
х
1919 и 1920 годы были тяжелыми для нашей страны. В середине 1919 года южная часть Советской России была занята войсками белой армии Деникина., которому даже удалось захватить на очень короткое время близкий мне город Орел и что-то около месяца продержаться в моем родном городе Малоархангельске, откуда после разгрома под Орлом и Кромами деникинцы откатились быстро к Курску и далее без задержек до Харькова, Ростова и самого своего конца. Время под оккупацией белых было кратковременным для нашего города, стоявшего в стороне от магистрального пути Тула-Курск-Ростов, быстротечным и малозаметным. Но для нашей семьи в этот период были серьезные переживания главным образом из-за находившегося у нас моего родного дяди офицера царской армии, брата матери, Николая Глебовича, получившего отпуск по болезни. Он был во время первой мировой войны учеником реального училища, по окончании которого в 1916 году мобилизован, окончил в Москве Алексеевское военное училище и в чине прапорщика или подпоручика сразу же направлен в действующую армию на Западный фронт.
Горжусь своим близким родственником, что он сумел избежать вступления в белую добровольческую армию Деникина, куда его энергично завлекали, а затем и просто принуждали. Он уехал из города, старался не показываться на виду у своих знакомых, Вскоре после отступления белых был снова в рядах Красной Армии, где и оставался все время, включительно до окончания Великой Отечественной войны, получив по возрасту отставку через несколько лет в чине полковника.
В тот же день, как только деникинцы после кратковременного боя оставили наш город, я был в своем учреждении; туда же пришли и некоторые из моих сослуживцев и мы сразу же приступили к наведению порядка в помещении. На второй день появились наши руководители и работа вскоре вошла в свой обычный ритм. По-прежнему потекла и моя жизнь; днем работа на службе, после окончания работы – реальное училище, а в свободные дни в библиотеку, в спортивный клуб и вместе с Варей на теннисную площадку. Очень сожалею, что не знаю куда девалась Варя потом после моего выезда из Малоархангельска; виню себя за невнимательность, потому что потерял из вида такую милую, добрую, ласковую девочку, с которой всегда было хорошо встречаться и думаю надо было обязательно потом встретиться в жизни. Но теперь уже прошлого не воротить.
х х
х
Быстро пробежало осеннее и зимнее время, и мне в начале лета 1920 года уже вручили аттестат зрелости, свидетельствующий об окончании средней школы; тогда эта фаза обучения в школе называлась второй ступенью. Возникли новые идеи и конечно желание поступить в высшую школу.
Куда поступать, у меня не возникало сомнения; проблема выбора ВУЗа была заблаговременно решена и решена однозначно – в сельскохозяйственный институт. Даже название желаемой высшей школы было определено – Петровская сельскохозяйственная академия в Москве, о которой я имел обстоятельную информацию от моей близкой знакомой еще с гимназических лет – Наташи Демьяновой. В каникулярное время Наташа приезжала из Москвы в Малоархангельск, где неподалеку от города, километрах в 15-20, раньше было имение, а после революции осталась усадьба ее отца, Николая Яковлевича Демьянова – известного профессора органической химии Петровской сельскохозяйственной академии, в последующие годы (1929) избранного академиком АН СССР.
Хорошая собеседница, очень приятная девочка, вероятно нв 1-2 года старше меня, Наташа при встречах в Малоархпнгельске, где она часто бывала, в своих беседах о своей альма-матер давала отличную характеристику, как весьма прогрессивной школе, имеющей лучший состав крупнейших профессоров по сельскохозяйственным и фундаментальным дисциплинам. Петровка всегда и раньше в первые годы ее организации и в последующие годы славилась своими демократическими достоинствами, широкой популярностью, а после разговоров с Наташей Демьяновой буквально очаровала меня. Петровка, только Петровка – высший предел моих мечтаний. И тогда для меня не было других желаний, как поступить в высшую сельскохозяйственную школу и в первую очередь в Москву, в Петровку.
Судьба моя сложилась несколько иначе. Задумав поступать в высшее учебное заведение, конечно, надо было изыскать, определить реальные возможности осуществления своей мечты.
Пробежали подготовительные месяцы и весь 1920 год. В начале 1921 года мне и моим двум товарищам посчастливилось получить путевки-направления в Орел на курсы землемеров. И вот в один из ярких мартовских дней три путешественника – со мной было двое – Володя, младший брат моей матери, и Вася Ревякин, одноклассник Володи по реальному училищу, - с сумками за плечами отправились в поход, в новую жизнь.
Настроение было приподнятое, какое-то одухотворенное большими будущими перспективами, погода была чудесная; весеннее солнце разливало свои лучи нещадно после морозного и вьюжного февраля; грачи с веселым шумом у гнезд на ракитах приветствовали наше шествие, поднимали нам дух и сулили светлые надежды. Для нас это был крупный рубеж новой жизни. И действительно, с этого дня нам открывался путь в большое будущее.
За городом нас догнал на телеге отец Васи и это позволило нам быстро добраться до станции Малоархангельск, расположенной в 14 километрах от города.
Орел – землемерные курсы давали нам право на какой-то паек, жилое помещение и, как оказалось, и что мы хотели, удобным переходным этапом для поступления в высшую школу. Орел – близкий мне город, где я имел многих своих товарищей и знакомых, оказался для меня, да и двух моих спутников, Володи и Васи, удобным плацдармом для оформления необходимых дел с дальнейшей учебой.
Вскоре после зачисления на краткосрочные землемерные курсы (примерно полуторамесячные), я узнав, что в Орле создан университет, побывал в нем, встретил там Володю Клюева (сына хозяйки, где я снимал квартиру и столовался, Фаины Михайловны). Он все мне рассказал об университете. Сам он был уже студентом первого курса и советовал мне обратиться к ректору М.М.Петрову, который был ранее преподавателем физики в нашей гимназии. По совету Володи Клюева я быстро сформировал заявление, приложил необходимые документы и пошел к Матвею Матвеевичу на прием.
Весьма демократичный, недаром мы даже выбирали его как первого демократического директора гимназии, Матвей Матвеевич очень любезно принял меня, выслушал и узнал мое желание получить высшее образование по сельскому хозяйству; настойчиво порекомендовал поступать на агрономическое отделение физико-математического факультета, считая возможным потом перевестись в Москву в Петровскую сельскохозяйственную академию.
Через несколько дней я получил извещение о зачислении студентом первого курса Орловского государственного университета на агрономическое отделение физико-математического факультета.
Итак, в апреле 1921 года я стал студентом; мне вручили зачетную книжку, и, узнав, что для перевода на второй курс мне надо сдать экзамены, как минимум, по ботанике, зоологии, физике и основам геодезии, стал посещать вечерние часы университета.
Началась новая учеба в ВУЗе, в котором особенно привлекал меня курс введения в агрономию и ботаника. Ботанику преподавал профессор В.Н.Хитрово – большой энтузиаст и крупный специалист в изучении растительного мира средней России, особенно черноземной зоны, отличный преподаватель, который произвел на меня очень сильное впечатление и еще больше утвердил в желании учиться в сельскохозяйственной высшей школе.
Учение мое в университете некоторое время совмещалось с занятиями на курсах, которые я успешно закончил, получив вполне удовлетворительные знания по землемерному делу. Это оказалось мне очень полезным и в университете и особенно потом в сельскохозяйственном ВУЗе при прохождении полного курса геодезии.
Теперь все внимание я уделял я университету; с удовольствием посещал лекции хорошо подобранных лекторов и получил истинное удовлетворение в прохождении практических занятий по морфологии, анатомии, особенно по систематике, которые Владимир Николаевич Хитрово проводил на своей усадьбе, расположенной недалеко от Орла. Группа наша была не очень большой, человек 25-30, и уже по пути к месту назначения мы собирали растения для работы с определителями. Боюсь ошибиться, но помнится, что для определения высших растений мы пользовались определителем Маевского, Скажу об общем подъеме студенческой группы, отличном настроении, которое великолепно поддерживал Владимир Николаевич.
Впоследствии я не раз слышал о нем очень добрые отзывы, о высокой квалификации, обширных знаниях и большом энтузиазме от многих крупных ботаников, которые хорошо знали В.Н.Хитрово. Кстати следует заметить, что в течение всего времени ему помогали трое из его ассистентов и лаборантов, хорошо знающих всю программу практических занятий, умело содействовавших Владимиру Николаевичу в усвоении студентами необходимых знаний.
Первое серьезное соприкосновение с большим курсом ботаники оставило большое впечатление, что позволило с интересом и основательно изучить курс систематики высших растений, за который я получил отличный первый зачет в своей студенческой зачетной книжке.
Хочется вспомнить, что занимался я ботаникой по учебнику в тургеневском парке на реке Орлик, впадающей в Оку; в этом парке я часто бывал, живя рядом с парком на Садовой улице. Парк тихий, мало посещаемый, располагался на самом краю города. Говорили, что в этом парке бывал И.С.Тургенев.
3. В Воронежском СХИ
В течение летних месяцев я сдал экзамены по ботанике, зоологии, требовавшимся разделам физики и легко получил зачет по основам геодезии, что дало мне возможность стать студентом второго курса. Студенческая фуражка и традиционная курточка с синими петлицами была мне наградой за успешную учебу и на короткое время я выезжал на родину, хотя мечты о будущем переезде в Москву, в Петровку, не оставляли меня в покое.
И вдруг новое событие, Орловский университет намечен к ликвидации и к новому учебному году, осенью 1921 года он должен перебазироваться в крупное учебное заведение – в переведенный в Воронеж Юрьевский университет. Студенты агрономического отделения физико-математического факультета Орловского университета были разделены на две группы – большую, которую перевели в Воронежский сельскохозяйственный институт, и несколько человек, главным образом из актива нашего отделения получили право перевестись в Москву на агрономический факультет Петровской сельскохозяйственной академии.
Мой путь вместо Москвы пролегал на юго-восток в Воронеж; вместе со своими товарищами мы проциркулировали в специальном вагоне из Орла, через Грязи в новый шумный областной город, центр черноземной зоны страны.
Потекла новая жизнь, вначале знакомство, затем освоение нового учебного заведения и всех его сложившихся и даже сохранившихся традиций, несмотря на бурное время, которое пережил Воронеж за последние годы, а потом и включение в общий учебный ритм и студенческий быт.
Память о почти двухлетии моего пребывания в Воронежском сельскохозяйственном институте оставила у меня большой след и сохранилась на всю жизнь, ибо я впервые познал товарищескую студенческую среду замечательного молодежного общества, которое в послевоенные годы составляли студенты самых разных сроков приема в институт с 1913 по 1921 годы.
Это была такая школа общественного товарищеского воздействия, которая отложилась навечно и оказала истинно благотворное влияние на формирование характера, - пожалуй, первым после гимназии серьезным жизненным уроком воспитания добрых чувств, живя в тесном содружестве со своими товарищами.
Воронежский сельскохозяйственный институт – замечательное высшее учебное заведение, созданное в предреволюционные годы. Он был открыт для приема учащихся в 1913 году в новом построенном ансамбле зданий, в котором предусмотрено все необходимое для прохождения учебного процесса. Расположен он на окраине за городом – крупным областным центром, в 2-3-х километрах от железнодорожного вокзала и главной городской магистрали – проспекта Революции. Размещаясь на возвышенном месте, с огромным фронтально на юг главного корпуса и многими другими капитально построенными зданиями, институт служит поистине украшением города Воронежа.
С городом институт связывала узкоколейная железная дорога, которая , к сожалению, в мое время из-за поломки в годы гражданской войны не действовала, но пешее путешествие от главного корпуса, или от студенческих общежитий, через великолепный паркового типа дендрарий всегда доставляло нам большое удовольствие, требуя небольшой затраты времени, 25-30 минут.
Кроме трех больших трехэтажных зданий студенческих общежитий, директорского корпуса, большого химического корпуса и зданий для лесного факультета, было много подсобных помещений, опытных полей, оранжерей – и все это вблизи великолепного дубового леса, окаймлено полноводной рекой Воронеж, тихой, заросшей кустарником, задумчивой, создававшей превосходный среднерусский пейзаж всему местообитанию института.
В первый же день нашего приезда нас весьма любезно принял ректор института Петренко, профессор по геодезии; познакомился с нами, сообщил, что ректору известно о нашем выезде из Орла; сказал о предварительной их подготовке принять сразу большую группу студентов из соседней области, пожелал нам по возможности удобнее устроиться. Декан агрономического факультета профессор Александр Иванович Минин, очень приятный приветливый человек, немного побеседовал с нами, рассказал об институте, его профессорско-преподавательском составе, оснащенности кафедр, все это в самом кратком виде, и сообщил, что не хочет утомлять сразу с пути, обещал вскоре на одной из своих лекций дать более подробную информацию об институте. Он только пожелал нам доброго успеха, прожить интересную жизнь, как он выразился, в одном из лучших в стране высших учебных заведений по сельскому хозяйству.
По указанию коменданта мы отправились в отведенные нам помещения.
Вначале орловцев разместили в главном корпусе, выделив для нашей группы в 25 человек 4 комнаты, обслуживаемые самими дежурными студентами. В этом корпусе мы прожили первую зиму, но весною нас, мужскую группу, перевели в жилые особняки лесного факультета, за химическим корпусом, где мы расположились с большим удобством по 3-4 человека в комнате
Для девочек выделили отдельные групповые комнаты в женском общежитии, которое размещалось в хорошо архитектурно оформленном директорском корпусе.
С этих пор мы стали уже ходить, мужская и женская группы, друг к другу в гости, располагаясь по разные стороны главного корпуса. Дружба, завязавшаяся у нас в первые месяцы по приезде в Воронеж, сохранилась прочно и как-то невольно мы так и остались в единой группе «орловцев», как называли на студенты и профессора.
По профессорско-преподавательскому составу Воронежский сельскохозяйственный институт, имевший в те годы два факультета – агрономический и лесной (со временем он выделился в самостоятельный институт), располагал крупными силами профессоров и преподавателей во главе с вскоре возвратившимся в Воронеж и ставшим ректором института большим ученым с мировым именем профессором почвоведения Константином Дмитриевичем Глинка. Он, конечно, был гордостью и знаменем института, пользовался огромным авторитетом в Москве, в областных организациях, в научном мире страны и благодаря этому получил крупные суммы и большую материальную помощь на восстановление института, пострадавшего во время гражданской войны. К.Д.Глинка, надо отдать должное его организаторскому таланту, сумел с помощью Наркома просвещения А.В.Луначарского собрать в институте известные имена профессуры. Кафедрой неорганической и аналитической химии заведовал профессор Антон Владимирович Думанский, впоследствии чл.-корр. АН СССР, академик АН Укр.ССР; раньше в 1904 году он впервые в стране организовал лабораторию коллоидной химии; он крупнейший химик специалист в области коллоидной химии, очень строгий, требовательный , чему весьма успешно обучал своих двух ассистентов Костюкова и Жаботинского. Всем студентам стоило много усилий сдать практикум аналитической химии – качественный и количественный анализ. Весь курс неорганической и аналитической химии потребовал у меня, да и у большинства других студентов около полугода времени. Также, как и все мри товарищи, я считал его одним из наиболее трудных экзаменов в Воронежском СХИ.
У нас в институте доже ходила среди студентов молва-шутка, если сдал аналитику с курсом химии и сумел получить хорошую отметку по практикуму и курсу кристаллографии, значит можешь считать ты недалек от диплома.
Следует рассказать попутно об оборудовании и оснащенности химкорпуса приборами, инструментами, посудой стеклом, реактивами. Все это было запасено до открытия института в предвоенное время (до 1914 года) на долгие годы, что позволило студентам проходить не в группе, а обязательно индивидуальную и длительную практику, получить дополнительные хорошие знания на семинарских занятиях и в целом приобрести солидный учебный багаж по химии.
Оценивая обеспеченность кафедры неорганической химии, следует отметить общую хорошую оснащенность Воронежского сельскохозяйственного института, всех его лабораторий, кафедр, аудиторий, опытных полей, теплиц, машин и всего прочего, что требовалось для нужд учебного процесса агрономического факультета с его огромным машинным залом в три этажа, с набором самых современных по тому времени почвообрабатывающих, посевных, уборочных и других машин.
Конечно, надо помнить, что все это оборудование согласовано с тем временем; но, весьма ценно, институт сохранил установившуюся традицию, все время на всех кафедрах, ежегодно обновлять свою технику, быть всегда в техническом оснащении на самых передовых позициях.
х
х х
Со своим близким товарищем Сашей Троицким, а также к нам примкнувшим Л.В.Фениксовым, мы нашли очень удобный и полезный для нашего опыта заработок на сборке поступающих в Воронежский склад сельскохозяйственных машин. Склад этот был огромного размера; он имел межобластное значение и принимал много весьма разнообразных машин для обработки почвы, уборки готового урожая с поля и обмолота. Нам давалось задание произвести сборку выгруженных из вагонов или барж сельскохозяйственных машин. Сборка должна быть очень тщательной, так как каждая сеялка, жатка, молотилка должны сразу же по прибытии на место и удалении временных транспортных предохранителей при перевозке по грунтовой дороге быть вполне пригодными к работе. Подготовка агрегатов и частей должна быть очень тщательной и, руководствуясь хорошими схемами, мы достигали безотказной сдачи приемщиками всех собираемых нами машин. Машины были самых новых по тем временам конструкций нашего отечественного производства из южных городов: Ростова на Дону, Херсона, Одессы, а также из зарубежных стран.
Помню хорошо поступавшие машины фирм Мак-Кармик – косилки, самоброски и лобогрейки; Диринг – сноповязалки; ; Эльворти – сеялки и молотилки; отличные наши плуги типа Сака, производимые южными заводами СССР.
Наша работа по сборке машин давала нам отличную практику по машиноведению, и при сдаче курса машиноведения у профессора Хохрякова все получили хорошие отметки в зачетной книжке. Неплохо мы и зарабатывали. Так как оплата была за каждую собранную машину, мы работали не покладая рук, и это давало нам заработать за каждый рабочий день по 5-6 рублей; по тем временам это была хорошая сумма, как добавка к получаемому студенческому пайку и стипендии.
Весьма сожалею, что нам не удалось аналогичного характера получить практику по тракторам и прицепным тракторным машинам. В мое пребывание в Воронеже тракторы на склады сельхозснабжения не поступали. Знакомство с тракторами типа Фордзон студенты получали в институте на кафедре машиноведения и земледелия, а вождению тракторов нас даже не обучали.
х
х х
Говоря о достоинствах Воронежского сельскохозяйственного института, хочется отметить весьма удобное расположение его в 2-3 километрах от крупного областного университетского города. Удобная связь, не требующая длительного времени, позволяет членам семей профессорско-преподавательского состава института иметь постоянную работу в городе, а горожанам, напротив, иметь служебные места в институте. Город, крупный культурный центр, всегда открыт для посещения студентами, в свободное для них от занятий время, во все интересующие их учреждения культуры (театры, кино, библиотеки, городские общественные мероприятия, лекции и все, что может быть интересным и полезным студентам), не исключая знакомства со студенческой массой других вузов города.
Мне представляется, что такую оптимальную близость сельскохозяйственного ВУЗа к большому культурному центру, какая сложилась в Воронежском сельскохозяйственном институте, кстати сказать , также в Тимирязевской сельскохозяйственной академии и в Московском зоотехническом институте, где мне пришлось учиться, можно назвать вполне целесообразной, она безусловно способствует выращиванию кадров высокой квалификации по специальности, с общим хорошим уровнем развития культурного человека, имеющего высшее образование.
Огромное значение такого расположения сельскохозяйственного ВУЗа имеет удобство ближайших транспортных средств в общении с зоной его деятельности, со всей страной для выезда на конференции и совещания в другие года и пункты, созыв на своей территории необходимых съездов и собраний для широкого обмена результатами деятельности.
Кроме кафедры неорганической химии следует сказать, что в памяти остались и другие крупные и талантливые профессора института. Среди них, конечно, надо в первую очередь назвать профессора ботаники Бориса Александровича Келлера (1874г.), который вел вместе со своими ассистентами курс общей ботаники (анатомии и морфологии), систематики и физиологии растений. Б.А.Келлер был профессором института с первого года его организации, т.е. с 1913 по 1931гг.; затем переехал в Ленинград, работал директором Ботанического института АН СССР, почвенного института, Московского Ботанического сада. Крупный эколог, знаток русских степей, полупустынных и пустынных типов растительности, исследователь основ эволюции растений. Он был истинным другом студентов, пользовался огромным авторитетом и большой любовью. Радуюсь, что у меня сохранилась зачетная книжка Воронежского сельскохозяйственного института, в которой имеется его запись зачета по всем ботаническим дисциплинам.
Из других профессоров Воронежского института хочу назвать по физике профессора Добиаш, по кристаллографии, я уже о нем упоминал, профессора Сиому, который вскоре после приезда орловцев, выехал из Воронежа, в связи с его реэвакуацией по мирному договору в Эстонию.
Чувство глубокого уважения и доброй памяти осталось у меня от профессоров, с которыми связано мое образование в Воронежском сельскохозяйственном институте; хорошо помню профессора Петренко по геодезии, давшего нам квалификацию геодезиста, умение владеть теодолитом, мерной лентой и дальномером, что потом пригодилось мне на военной службе в артиллерийском полку, да и на работе по специальности; профессора Розанова, он вел курс органической химии, курс агрономической химии и сельскохозяйственного анализа; профессора Тюрина, которому я сдавал экзамены по минералогии, геологии и кристаллографии; профессора Козо-Полянского, он был профессором Воронежского университета, но часть курса систематики высших растений вел в сельскохозяйственном институте. Крупными фигурами среди профессоров, ведущих курсы по важным дисциплинам для агрономов, были профессора Богоявленский – по зоологии, Ключарев – по общему земледелию; П.Н.Першин – отличный лектор – профессор политической экономии; Хохряков – по машиноведению; по анатомии и гистологии Саноцкий; Тимченко – по микробиологии; Кабанов - по лесоводству.
Очень добрая память сохранилась до сих пор о профессоре А.И.Минине; он вел курс введения в агрономию. Вскоре после нашего приезда в Воронежский институт он прочел на нашем втором курсе великолепную лекцию как декан агрономического факультета, глава всей агрономической корпорации института. Эта поистине замечательная лекция по типу тимирязевской, где профессор Минин, он был крупной колоритной фигурой с величественным баритоном, поставил на важное общественное место, на широкую народную трибуну советского агронома общественника, агронома специалиста – организатора важнейшей в стране крупной отрасли – сельского хозяйства, распространителя передовых знаний сельскохозяйственной науки и умелого их применения в практике с учетом всего мирового опыта.
Семинар и часть курса частного земледелия мне пришлось сдавать профессору Ивану Вячеславовичу Якушкину; в последующие годы он переехал в Москву, работал профессором Тимирязевской сельскохозяйственной академии и был избран академиком Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина.
Хочется отметить, что два года, которые мне пришлось пробыть Воронежском сельскохозяйственном институте, оказались для меня отличной школой агрономических знаний и послужили средством приобретения общего сельскохозяйственного образования.
Обстоятельное прохождение теоретического курса фундаментальных наук и получение прикладных знаний, семинарские занятия, практические занятия, полевые работы, знакомство с опытами на экспериментальных полях и в экскурсиях на опытные станции и в Мичуринский сад к И.В.Мичурину в Козлов (теперь г.Мичуринск) – все это обогащало и давало накопление того необходимого багажа, который позволял формировать в умах студентов должный критерий для правильной оценки позитивных действий в сельском хозяйстве, для умелого им руководства.
Группа орловцев оказалась весьма активной, и вскоре мы вошли в общий поток всего студенчества и нашего курса, заслужили доверие и общее товарищеское признание. И на шумных студенческих собраниях, и в столовой, и на лекциях мы стали равными со всеми другими студентами, нас уже не выделяли как чужаков, сохранив за нами прочно привившийся к нам эпитет «орловцы».
Чтобы не отставать от других, мы усиленно взялись за числящиеся за нами хвосты по практическим занятиям и успешно справлялись со своими обязанностями. Затем постепенно мы вошли в общий ритм и в сочетании с семинарскими занятиями и прохождением практикума включились для сдачи экзаменов по теоретическим курсам. Уже к моменту летней перерегистрации, учрежденной Главпрофобром, у меня числилось 88% успеваемости, что давало право деканату в июле 1922 г. перевести меня на на второй курс агрономического факультета. Я оказался вровень со всеми другими студентами, а уже летом 1923 года был впереди многих и в зачетной книжке, кроме того, что сдавалось за второй курс, появились записи сдачи некоторых экзаменов за третий курс.
Тепло вспоминаются мне товарищеские вечеринки в большом количестве студентов и студенток в осенне-зимние месяцы, когда шли почти непрерывным потоком еженедельные, а то и чаще, екатерининские дни, у нас было очень много Екатерин, а то и другие именины и поводы, и праздновали мы их по студенчески шумно, но, разумеется, по веселью; по обилию угощения и подношений – весьма скромно. Праздновали и Татьянин день, были другие праздничные вечера и всегда они были веселыми, шумными, интересными и самодеятельными без приглашенных оркестров и артистов.
В студенческой среде у нас были великолепные ораторы, которые пользовались большим успехом, но больше всех других, мы уважали нашего студенческого старосту Парфенова, пожилого студента третьего курса, поступления еще 1915 года; он был на редкость доброжелательным человеком, всегда с вниманием относился к многим нуждам студентов, не позволял никаких грубостей и нетактичности, был отличным товарищем, к которому с уважением К.Д.Глинка, профессора и все члены студкома. Кстати сказать, он весьма приветливым был и к орловцам, старался, и успешно этого достигал, быстрее впитывать всех нас в общую студенческую среду института.
Среди нашей группы орловцев следует, пожалуй, отметить весьма способного студента, хорошего товарища и нашего нетитулованного вождя Анатолия Васильевича Финиксова. С ним вместе из Орловского университета перевелась и его сестра Рая Финиксова, очень симпатичная студентка, спокойная, уравновешенная и я тепло вспоминаю ее доброе имя.
Среди девочек студенток, переведенных из Орловского университета, была и более близкая мне знакомая, с которой я дружил больше года – Лена Сушкова. С ней мы были часто вместе на вечеринках, на прогулках к реке, не раз встречали вечерние зори на берегу р.Воронеж, слушали вечернюю тишину и пение соловьев.
Мы были друзьями и я никогда не забуду ее товарищеского ко мне отношения, высокое доверие, простоту в обращении и какую-то такую нежную, не переходящую границы любовь и дружелюбие..
Мы были рады встречаться друг с другом, переживали вместе наши общие радости, мне всегда было хорошо с ней и я не помню ни одного случая, чтобы мы с ней когда-либо поссорились. Не было каких-либо обид, натянутости в обращении, относился я к ней бережно, внимательно, никогда не допуская в своем поведении то, что могло бы ее обидеть. По-видимому, я отношу это к своей еще полудетской юности, мне не было еще и 20 лет, да и она была на один-два года моложе меня. Тогда в те годы наши чувства были, по-видимому, юношески возвышенными, а я всегда и даже в более поздние годы был в этом отношении чрезмерно скромным. Может быть это и несовременно, но до сих пор у меня сохранились эти чувства высокой щепетильности, дружелюбия и нежного отношения к девочкам и женщинам, что было воспитано еще с гимназических лет и что, радуюсь, сохранилось продолжительное время и послужило серьезным предупреждением от необдуманных и преждевременных поступков.
Едва ли это поощряется сейчас молодежью нашего времени, но в свои годы я получил, по-видимому, другой курс обучения, а может это самовнушение под влиянием тургеневских и аналогичных произведений; чистота чувств была очень дорогим в моем представлении свойством поведения или чертой характера.
Радуюсь, что долгие годы сохранились воспоминания не о темных Бунинских аллеях, а о светлых дружественных встречах, которые оставили радостную легкость в душе, самые лучшие лучезарные чувства прозрачной безмятежности о всех аллеях, по которым я бродил с теми, с кем был не единожды в близких интимных отношениях.
Я считал для себя великим счастьем удержать себя от крайнего поступка, за которым уже потеряна радость искренней безмятежности, близости, ибо этот крайний шаг, по моему убеждению, должен быть сделан в особых, не рядовых случаях, с долговременными, а не мимолетными последствиями.
1. В Москве
В начале июля 1923 года я получил извещение, что меня зачислили с переводом из Воронежского сельскохозяйственного института студентом третьего курса Московского высшего зоотехнического института (МВЗИ). Извещение в Воронеж я получил вскоре по возвращении из Москвы, дней через десять, без задержки после решения ректората института. Прислала мне официальное решение ректора замечательная заведующая канцелярией МВЗИ Анна Константиновна Дубровина. Вот уж поистине добрая душа, на редкость отзывчивый человек, На такой должности – руководитель канцелярии, где приходится отвечать на многие и простые и сложные вопросы студентов, выполнять самую разнообразную работу по правлению института, давать информацию и справки профессорам и преподавателям, она неизменно неутомима и, что замечательно, всегда внимательно отзывчива, деловито спокойна и толково выполняет свою работу.
Эта замечательная женщина, примерно пятидесяти лет, располагает высокими достоинствами, ласковым, добрым отношением к людям, очень ценным для студентов, а у них много разных волнующих их дел.
Она очень напоминает Марию Васильевну – заведующую Тебердинской базой, буквально очаровывает своей деловитостью и добролюбием.
х
х х
Сборы мои в Москву были непродолжительными, Хозяйственной имущество я оставил моему товарищу Саше Троицкому, ему же оставил все, что было у меня из продовольствия. Попрощался с деканом факультета, в студкоме с товарищами, со всеми своими коллегами орловцами.
Тепло, дружественно погрустили немного о разлуке с Леночкой Сушковой, которая очень сочувственно с добрым сердцем пожелала мне нового круто измененного пути, крепко поцеловала как близкого ей человека.
Может быть мы прощались не только друг с другом, но и со своей еще совсем светлой юностью, в которой не было недомолвок и покаяния, не было ни преступления ни морального наказания.
На прощание она дружественно прижалась ко мне, как-то особенно остро почувствовалась ее искренняя привязанность, а искорки слез были последним знаком нашего расставания на долгое-долгое время и, как оказалось, потом, навсегда.
Самые дружественные, теплые, светлые чувства сохранились у меня к Леночке, ее доброте ко мне, и может быть, именно это оказало сильное влияние на всю мою жизнь, которая сложилась интересно, добропорядочно, а многие ее моменты даже красиво.
Шлю тебе издалека, моя дорогая Аленушка, близкий друг моей юности, где бы ты не была сейчас, мой самый искренний сердечный привет.
х
х х
До Воронежского вокзала проводили меня Саша и несколько человек наиболее близких мне орловцев. Усадили в обычный пассажирский вагон, поезд тронулся и я дружественно попрощался со своими коллегами, городом, в котором часто бывал и хорошо с ним познакомился, послал последнее прощание институту, где в дружной семье и с большим успехом в учебе провел два года – так начался мой путь к Москве.
Проследовали Грязи, откуда путь влево по Юго-Восточной железной дороге ведет к Орлу и моей родине, затем Козлов (Мичуринск), Ряжск, Рязань, Коломна и вот белокаменная Москва, город моей мечты и долгих желаний, в ней мне предстоит прожить очень интересный период моей жизни.
Выйдя на перрон Казанского вокзала, а затем на Каланчевскую площадь, нанял извозчика, так как вещей – книг, одежды, белья и прочего – набралось у меня порядочно, и отправился в путь по Москве к квартире, ней уже договорился друг моего детства Володя (брат матери), давно приехавший в Москву как студент Московского межевого института.
Проехали Земляной вал, Покровский бульвар, Маросейку, Китайгородский спуск, Варварскую площадь и Варварку, въехали на Москворецкий мост, далее в Замоскворечье через Чугунный мост, по Пятницкой до Клементовского переулка и там на Новокузнецкую улицу: вот я у цели. Володя был дома, сказал, что он все о моем расселении и условиях обговорил с хозяйкой квартиры и дома. Она любезно, но не без выгоды для себя приняла нового жильца, который, кстати сказать, никакого неудобства для нее и других жителей квартиры не составлял, и не занял ни одного квадратного метра учетной жилой площади, живя в вестибюле.
Поселился я там же, где жил Володя, с другой стороны отгороженной шкафами и тяжелым занавесом части вестибюля, превращенной в комнату. Мимо наше импровизированной комнаты поднималась деревянная лестница на второй этаж – место жительства всей семьи хозяйки – Елены Ивановны, а также имелся свободный проход в отдельную большую светлую комнату, хорошо мебелированную, с окном на Новокузнецкую улицу. Эта комната сдавалась за повышенную плату студенту академии им. Жуковского – сыну или родственнику известного в то время поэта Василия Каменского, жившего, по-видимому, за пределами Москвы.
Студент этот был, в сравнении с нами, более высокого положения и по внешнему оформлению, всегда в отлично сшитой одежде, и по тону весьма короткого и редкого разговора с ним, и по всегда доступным возможностям посещения им премьер новых театральных постановок, лучших спектаклей и концертных программ. Вел он себя довольно вольготно в отношении денежных расходов.
Во всяком случае с нашей точки зрения, моей и Володи, он был по внешнему виду аристократ. Как он занимался, какие у него были учебные успехи, об этом он никогда не делился с нами, да и вообще держался как-то особняком, что называется не общался с нами, как это обычно принять в студенческой среде. Словом, это был студент совсем другого по сравнению с нами типа, Ничего плохого про него сказать я не могу, но доброжелательного отношения у нас с ним не было. Хозяйка наша, Елена Ивановна, к нему благоволила.
Как домовладелица, в ее владении были два дома, тот в котором жили мы, с выходом фасадной части на улицу и двумя этажами, и второй во дворе, тоже в два этажа, но более вместительный, имевший 8-10 отдельных комнат квартир и по одной общей кухне на каждом этаже.
В нашем доме, удобном небольшом особняке в первом этаже имелась большая кухня, две небольшие комнаты типа кладовых, одна большая комната, вестибюль, часть которого занимали мы, и хорошая широкая деревянная лестница во второй этаж.
Во втором этаже я никогда не был, но думаю, что там было 3-4 комнаты. Во втором этаже размещалась вся семья хозяйки, она сама, ее муж, тихий пожилой приятный мужчина среднего роста, но немного ниже чем его супруга, слушался он ее беспрекословно. Служил он в каком-то крупном архивном учреждении. Всегда, но это было редко, при встрече любезно раскланивался с нами. На этом ограничилось наше знакомство. Кроме Елены Ивановны размещались наверху две ее старшие сестры – Вера Ивановна и Татьяна Ивановна. Очень милые старушки – иногда, правда изредка, угощали нас московскими пирогами собственного печения. Словом, квартира наша (моя и Володи) размещалась в доме типичной замоскворецкой семьи купеческого типа не крупного достатка.
Устраиваться на новом месте жительства мне долго не требовалось. Железную кровать с матрацем мне дала хозяйка, Остальное необходимое у меня имелось. Немного поговорив с Володей и закусив после дороги, я отправился в институт.
Путь мне был известен. Бывая несколько раз в Москве, я уже кое-что знал в расположении улиц, уточнение у прохожих помогло мне довольно скоро добраться до Смоленского бульвара, где размещался теперь уже мой институт. Времени на мое путешествие от квартиры до института требовалось около 40 минут. В последующее время я так и делал, не расходуя деньги на трамвай, ходил всегда пешком, тем более , что путь мой был интересным – по Климентовскому переулку, мимо Третьяковской галереи, по большому Каменному мосту, мимо храма Христа Спасителя, по Пречистенке, через Зубовскую площадь и к институту.
Московский зоотехнический институт, имевший небольшую численность студентов, располагался в трех зданиях, одно трехэтажное и два двухэтажных. По сравнению с Воронежским сельскохозяйственным институтом, размещенным в роскошных и многочисленных зданиях, все строения Московского института показались, да они и были в самом деле такими, весьма скоромными. Но его содержание, его профессорская начинка, интереснейшая программа учебного курса, отличные хозяйства, его потенциальная и действительная возможность общения со многими вузами, с таким чудесным культурным центром, как Москва - все это ставит институт в особо благоприятное положение. Этому способствовало размещение здесь же возле института Московского общества сельского хозяйства, которое давало возможность знакомства с самой передовой сельскохозяйственной наукой, лучшей практикой ведения сельского хозяйства, с чем можно было ознакомиться на часто созываемых совещаниях или заседаниях Обшества и практикуемых регулярно лекциях лучших лекторов -–проф. Д.Н.Прянишникова, проф. Фортунатова, многих профессоров Петровской академии и других.
Словом я попал в великолепную школу, которую умело создала талантливый организатор Маргарита Васильевна Фофонова, та самая М.В.Фофонова, у которой в последние дни перед Великой октябрьской революцией находился на нелегальной квартире Владимир Ильич Ленин и откуда он ушел накануне восстания в бурлящий Смольный.
В создании и формировании нового типа учебного заведения зоотехнического института Маргарите Васильевне помогали отличные помощники, крупнейшие профессора; их сумела блестяще собрать в институте Маргарита Васильевна.
Могу сказать, что мне в высшем сельскохозяйственном образовании очень повезло. Получив хорошее агрономическое образование в Воронеже, пройдя за два года интенсивной учебы курс обучения по общим биологическим и агрономическим дисциплинам, мне пришлось в Московском зоотехническом институте пройти обстоятельное обучение по тем предметам, которых я не проходил в Воронеже, хорошо проштудировать специальные зоотехнические науки.
х х
х
В канцелярии института я побывал у Анны Константиновны, поблагодарил ее за большую любезность и приятное извещение, получил от нее наставления и информацию как себя вести, что делать, в общем главные сведения и как получить зачетную книжку, мне стало известно, что до начала общих студенческих занятий я мог располагать еще временем для устройства своих личных дел. У кого-то из студентов я узнал, что в Москве в Нескучном саду (парке культуры и отдыха) по инициативе Владимира Ильича идет крупная стройка Первой Всесоюзной сельскохозяйственной выставки; открытие ее намечено на 19 августа 1923 года. Дел строительных и других на выставке очень много, привлекают большое число рабочих и есть возможность хорошо подработать, что и делают многие студенты.
На второй день я на выставке и действительно убедился, что заработать можно и на прожитие в Москве и н7а то, чтобы приобрести необходимое из одежды. В первые же дни, помню, зарабатывал по 5-6 рублей, а потом так натренировался, что имел заработок при урочной или аккордно сдельной работе по 7-8 рублей за день, а иногда и больше.
Я воспрянул духом, у меня уже накапливаются хорошие деньги, что дает перспективу безбедно прожить до получения нового заработка, а о его перспективах я тоже кое-что узнал в студенческом бюро по трудоустройству.
У Володи тоже был заработок в каком-то издательстве. Словом, мы были обеспеченными людьми и жизнь у нас потекла вполне нормально без забот о хлебе насущном.
В Москве в это время пышно расцветал НЭП. Крупным шагом в новой экономической политике, вместе с заменой продовольственной разверстки продовольственным налогом, являлась свобода торговли товарами мелкой промышленности и сельского хозяйства.
Продовольственные-гастрономические, булочные, кондитерские, овощные и прочие магазины предоставляли на выбор покупателей самого разнообразного вида и вкуса съедобные товары. Москва за последние годы, с тех пор , как я побывал в ней в 1922 году пытаясь устроиться в Петровскую сельскохозяйственную академию, стала неузнаваемо обильной.
Осуществление денежной реформы и выпуск Государственным банком банковских билетов (червонцев) повлекли установление в стране твердой валюты. Деньги стали иметь высокую ценность, устойчивую стабильность, что давало мне, имеющему приличный для студента заработок, при экономных расходах чувствовать себя независимым человеком.
Хочется отметить великую мудрость Владимира Ильича и его соратников, изменивших экономическую политику без ущерба для развития крупной государственной промышленности, торговли и большого прогресса социалистического сектора общественного производства, сумевших дать этой политике могучий толчок в сельском хозяйстве, чтобы достигнуть быстрого подъема экономики всей страны.
На строительство сельскохозяйственной выставки я ходил почти каждый день, не исключая воскресенья. Перед открытием было особенно важно срочное завершение многих работ, и мне, как получившему некоторый опыт, удавалось получать иногда очень выгодные поручения. Как обычно, даже после официального открытия, имелись еще многие недоделки, которые требовалось завершить, и это позволяло мне продолжать получать заработки почти до конца августа, когда мне требовалось быть чаще в институте. Вскоре я прекратил работу и только иногда заходил посмотреть на интересные, привезенные новые сельскохозяйственные машины отечественного и зарубежного производства. Из других стран было много завезено крупнейшими фирмами США, Европы, Канады, Австралии машин применительно к нуждам вновь создаваемых крупных сельскохозяйственных предприятий государственных совхозов, сельскохозяйственных коммун и кооперативных объединений.
Отличные машины были показаны на выставке датскими и шведскими фирмами по обработке, транспорту, хранению, сепарированию и переработке молока и изготовлению молочных продуктов. Выставка была удобным местом для формирования деловых торговых сделок со многими зарубежными фирмами и показом больших перспектив в развитии в ближайшие годы крупного сельскохозяйственного производства в СССР.
В октябре 1923 года, в свой последний приезд в Москву выставку осмотрел В.И.Ленин, который придавал ей крупное значение как смотру первых наших достижений в развитии сельского хозяйства и показа преимуществ крупного механизированного производства и коллективных форм хозяйствования на фоне мелких отсталых крестьянских хозяйств.
Начиная с сентября, у меня потекла весьма энергичная учебная деятельность в институте. Прежде всего я постарался зачесть у профессоров и преподавателей проходившиеся предметы по курсу зоотехнического института, но сданные мною в Воронеже, - ботанику, зоологию, физику, химию неорганическую, органическую и много других курсовых практических занятий. Полученная мною зачетная книжка зоотехнического института быстро заполнилась и все это требовалось для того, чтобы получить право быть по ходу прохождения учебного курса наравне со студентами, переведенными на третий курс. Многие предметы у меня были сданы в Воронеже, даже сверх установленной нормы, это главным образом агрономические дисциплины. Но, что самое интересное, мне не зачли в Московском зоотехническом институте почвоведение, которое я сдавал в Воронеже. Этот курс в Воронежском институте читал К.Д.Глинка, патриарх русского почвоведения, и вдруг профессор М .П.Григорьев не стал засчитывать сданный экзамен.
«Что ж, - говорит, - что у вас был Глинка, а в нашем институте извольте сдать курс почвоведения и луговодства заново. Я вам зачесть не могу.»
Погоревал и стал готовить к сдаче заново почвоведение, а предварительно требовалось сдавать еще весьма солидный практикум, а затем курсы по луговедению и луговодству. Хотя сдача снова экзамена по почвоведению меня вначале огорчила, но впоследствии, скажу откровенно, я весьма был доволен, что получил интересные знания по почвообразовательным процессам в научном изложении проф. В.Р.Вильямса. Это две крупных друг с другом не согласных школы почвоведов, Глинки и Вильямса, мне по нужде пришлось познать обе. Особенно интересно изложен у Вильямса луговой период процесса почвообразования.
Преодолев эти препятствия, я взялся за новые учебные курсы – разведение, генетику, кормление, химию молока, технологию молока, бактериологию молока, затем частное животноводство, коневодство, крупный рогатый скот, овцеводство, свиноводство, и целый ряд технологических дисциплин; кроме того курс по молочной кооперации, общественные мероприятия по животноводству, опытное дело и другие предметы. Словом, экзаменов было много, но и времени у меня не мало, почти полтора года, и это вполне достаточно, чтобы идти в уровень со всеми моими коллегами.
Гордостью института, конечно были профессора, особенно корифеи зоотехнических наук – лучшие научные силы страны. Хочется назвать имена наиболее крупных профессоров института: П.Н.Кулешова, Е.Ф.Лискуна, И.С.Попова, Н.Д.Юрасова, М.Н.Вонзблейна, Ф.П.Половинкина, В.П.Никитина, А.С.Серебровского, Г.С.Инихова, Н.В.Зеленина, Я.П.Королева, М.Н.Шатерникова, М.Г.Григорьева,М.Н.Яковлева, А.П.Юрмалаиата, А.Ф.Войткевича, А.А.Бауэра, Д.Д.Арцыбашева.
Нельзя не назвать крупнейших ученых страны профессоров Московского высшего зоотехнического института по общеобразовательным дисциплинам проф. С.И.Вавилова, который в последующие годы был избран президентом АН СССР, профессоров Н.З.Мильковича, Я.М.Кречетовича, Н.В.Богоявлеского , Е.М.Мошкова, М.М.Шульгина, А.Ф.Климова.
2. Последние годы студенческой жизни.
В октябре-ноябре 1923 года несколько раз мне приходилось для заработка ходить на станцию Лизино Московского железнодорожного узла по направлению студенческого бюро труда. Это давало возможность каждый раз за 7-8 часовой рабочий день при разгрузке вагонов заработать 4-5 рублей. Наиболее выгодным грузом мы, студенты, считали хлопковые кипы, плотно упакованные в материю железными полосами и, наловчившись в группах по два-четыре человека, быстро разгружали их из вагонов и укладывали в высокие штабели в огромных товарных складах. Выгодным грузом для разгрузки мы считали также железо, соль, менее выгодным дрова. Во всяком случае при нужде всегда можно было найти на Лизино заработок. Но мне повезло. В конце 1923 года по рекомендации Володи мне предложили работу по развозке в трамваях на крупные заводы и фабрики журналов и газет. Каждому из развозчиков давали запакованные в бумагу пачки с адресами, куда должна доставляться корреспонденция. Работа эта не трудная; обычно она занимала 3-4 утренних часа.
Первое время приходилось часть времени затрачивать на правильное определение маршрута проезда и лучшего места для пересадки на другую линию трамвая. Но вскоре маршруты становились знакомы; умело экономя время удавалось быстро добираться до пунктов, где сдавались наиболее тяжелые пачки, а налегке можно было обслужить и более отдаленные заводы. За время своей работы я очень хорошо ознакомился со многими районами Москвы, зная не только ее центральную часть, но и окраины, где размещались крупные предприятия. Помню, мне доставляло большое удовольствие, особенно в летнее время, освободившись от груза, прогуливаться по Москве, чувствовать независимым, обеспеченным, что было важно, так как стипендию мне, как переведенному в институте не дали и не обещали. В то время давали стипендии очень ограниченно, и мне, как новичку, да еще переведенному по собственной инициативе, рассчитывать на стипендию не приходилось. Получаемый заработок меня устраивал и я был вполне удовлетворен и доволен.
Помню, что несколько раз мне, как уже опытному развозчику, довелось доставлять журналы в Кремль; каждому, кому поручалась доставка корреспонденции в Кремль, она была весьма приятна и интересна. Когда это приходилось на мою долю, я выполнял поручение с большим интересом и удовольствием. Один раз мне дали поручение сдать большую пачку журналов 2Коминтерн» и «Под знаменем марксизма» в Совнарком и, получив в кремлевской комендатуре пропуск, с нескрываемым удовольствием мне пришлось пройти мимо двери, на которой было обозначено, что это кабинет В.И.Ленина. Владимир Ильич в это время был в Горках.
Самым большим и траурным событием начала 1924 года, которое переживала Москва и вся страна, была смерть Владимира Ильича Ленина. Скончался он в Горках 21 января в 6 часов 50 минут вечера. Правительственное сообщение об этом было объявлено в Москве и по всей стране; 23 января гроб с телом Ленина перевезли в Москву и установили в Колонном зале Дома Союзов
Стояли очень сильные морозы, но очередь была бесконечной и непрерывным потоком шли прощаться с Владимиром Ильичом москвичи и приехавшие из всех мест страны делегации и отдельные лица. Похороны состоялись 27 января на Красной площади, В 4 часа дня под звуки многих тысяч заводских гудков, траурной музыки и залпов орудий гроб с телом был перенесен в Мавзолей. Траурные гудки долго-долго разносили по всей Москве большую народную печаль.
х х
х
В институте до июня, до начала летней практики и выезда в опытные хозяйства, шли весенние интенсивные учебные занятия. Жизнь протекала при усиленном прохождении практикумов и слушания курса лекций по многим предметам, большинство которых велось по весьма важным специальным курсам профилирующих дисциплин и читались ведущими профессорами. По мере окончания практических занятий студенты старались, не задерживаясь, получить зачеты и сдать экзамены по курсу. Признаюсь, что занимался я с удовольствием, практические занятия, где бы они не проходили, я посещал охотно и выполнял успешно. Во всяком случае не бывал в числе отстающих и сдача экзаменов не составляла для меня больших трудностей.
К летним занятиям я был готов ,за мной не было хвостов и с большим удовольствием побывал во всех подопытных хозяйствах института, где проводились интересная и полезная учебная практика. Хозяйства эти размещались недалеко от Москвы и имели необходимые удобства для жизни студентов – общежития и столовые. Мне приходилось, один-два раза в неделю, выезжать в свое издательство, но я старался это делать так, чтобы не получалось ущерба для учебных занятий.
Хозяйства в институте были замечательные; лучшим из них конечно был Бутырский хутор. Руководил Бутырским хутором известный и весьма опытный хозяин – Юлий Иванович Фрейман. Он сам проводил часть практических занятий со студентами. Это хозяйство, можно сказать , служило образцом самого передового ведения многих отраслей сельского хозяйства и было отличным примером для всех нас – как место выработки хорошего критерия в области организации технически образцового животноводства и молочного хозяйства. Очень полезной была практика в хозяйствах Вешки, Марк, Липовка, Чудаково; каждое из них имело свою особенность и специфическое направление практикума, закрепляя прохождение учебного курса и давало навыки в накоплении некоторых производственно важных работ.
С прохождением летней практики в Вешках связано у меня большое личное переживание, которое вошло в мою жизнь незаметно, необычно, оказало огромное влияние и сохранилось навсегда в моей памяти.
На нашем курсе, который насчитывал около ста человек, была довольно значительная группа девушек-студенток, хотя преобладала по численности мужская группа. Все мы, конечно, знали друг друга, но степень знакомства была, естественно, неодинаковая. Лучшими наиболее близкими мне товарищами по курсу были студенты Митрович, но еще более того Сурен Исакян, армянин по национальности, которого смело могу назвать своим другом. Он был искренним, откровенным, отзывчивым, безотказным коллегой и с замечательным, дружелюбным характером. Я был ему предан, и хотя он был только временно прикомандирован к институту для прохождения зоотехнических дисциплин и совершенствования в знаниях на практикумах по специальным предметам, привязанность моя к нему была именно беспредельной. Иметь такого друга – большое счастье и этому я был истинно рад.
На нашем курсе была замечательная девушка Соня Черкасова, (см. фото с родителями: барон и баронессы) дочь известного члена Московского общества сельского хозяйства И.Г.Черкасова, отличного организатора имения, служившего образцовым примером для окружающего населения. Это имение расположено недалеко от Москвы, в Подольском уезде; по дорого от Москвы на юг его видно справа в нескольких верстах от полотна железной дороги.
Соня Черкасова всегда веселая, жизнерадостная, весьма подвижная студентка пользовалась большим уважением всего курса и, скажу по правде, привлекла сразу мое внимание как только я ее увидел на лекциях в институте.
Практические занятия в хозяйствах мы проводили не всем курсом сразу, а сравнительно небольшими группами по 25-25 человек.
В одной из таких групп на практике в Вешках мне пришлось быть вместе с Соней Черкасовой. В этой же группе был и Сурен Исакян. С Суреном я подружился прочно, надолго. С Соней я хорошо познакомился и, познавая ее, с каждым днем убеждался, какая это была замечательная девушка. Типично русская, добронравная и несмотря на свое аристократическое происхождение, что довольно часто встречалось у русских женщин, простая и очень добрая, она не могла не привлечь к себе неравнодушного расположения.
Благодаря своему приветливому характеру, она была равной со всеми и это, конечно, ставило ее в положение хорошего товарища, коллеги. Но у меня зародилось по отношению к Соне какое-то особое расположение, Я был просто восхищен ее миловидностью, нежностью и в то же время отличной способностью легко переносить, хотя и небольшие, но все же невзгоды и неудобства самой обычной бивачной студенческой жизни.
Соня была из интеллигентной семьи и умела отлично себя держать в пестрой студенческой среде, не замечать иногда допускаемые студентами грубости и нетактичное поведение и в тоже время она не позволяла подчеркивать своей действительной необычности. Было истинным благородством ее воспитания не выделяться, не подчеркивать, не подавать вида, если ей что-то не нравится и, напротив, не привлекать внимания к неблаговидным поступкам других, стараться не видеть таких поступков.
Не стараясь быть навязчивым и не подавая вида о своем истинном отношении к Соне, я стал чаще в самом обычном, но добром тоне обращаться к ней с различными вопросами и, привлекая Сурена, вести разговоры на отвлеченные темы, не касающиеся нашей специальности. Соня отвечала охотно, дружественно и каждый раз я убеждался, что за прелесть эта девочка, как хорошо, удобно, просто и интересно можно провести с ней время.
У нас с Суреном по вечерам часто бывали такие разговоры с Соней, которая умела внести в них свою теплоту и дружелюбие.
Помню как-то в один из чудных подмосковных летних вечеров небольшая наша компания, человек 5-6 студентов, забралась на сеновал недавно убранного свежего душистого сена; при открытых дверях сенного сарая все мы впитывали аромат вечерних сельских сумерек с их тихими звуками и тонким запахом близкого парка и пруда, вели спокойные прерывистые дружественные беседы.
Соня была рядом со мною, за нею был Сурен, и далее расположились другие студенты. Соня молчала, молчал и я, слушая других, и больше, пожалуй вспоминал дневные как мне показалось особенно приветливые разговоры с Соней.
И вдруг, наклонившись к Соне, я почувствовал ее теплые ласковые губы; она не отклонилась и я первый раз как можно нежнее, чтобы не обидеть, поцеловал Соню. Не знаю, может быть это было и не так, но мне показалось, что Соня мне ответила взаимностью. Я прильнул к ней и почувствовал, что у меня перехватывает дух от неожиданности нахлынувшего счастья, истинной радости. Неужели мое чувство нашло дружественный отклик. Я не сразу понял, но снова нашел ее губы. «Нико, Нико – я слышу как бьется твое сердце», - тихо сказал близкий мне коллега Сурен и это было сказано так сердечно и тепло, так дружественно, без упрека, что я понял – у меня случилось большое, светлое, что-то на душе родилось новое, необычное, несоизмеримое с прошлым.
Этот теплый июньский вечер, когда Ленинград торжественно отмечает белые ночи, великолепен и под Москвой, Долго мы бродили с Соней, переживая нашу первую близкую встречу и искреннее взаимное признание. С какой-то нежной теплотой держал я ее руку и целовал …, целовал ее милые щеки, отзывчивые губы и дорогие мне ласковые приветливые глаза.
«Какая ты чудная Со, я понимал тебя, догадывался и раньше, до сегодня, что необычная, особенная, но теперь я чувствую истинное твое очарование», - тихо, почти шепотом, говорил Я, может быть только в мыслях.
Занялась утренняя заря, проснулся парк, мелькнули первые проблески солнечных лучей и, дружественно попрощавшись с Соней, я отправился в Москву, мне надо было быть на работе в издательстве. Соня еще на два-три дня должна была остаться в Вешках.
Вскоре закончилась наша вешкинская практика. Мне надо было отработать назначенную мне программу в Раменском, а потом в Чудаково, где пришлось быть в другой группе, но близкая по времени встреча с Соней теперь уже в Москве все время ободряла меня. Эти встречи радостные, неописуемые истинно задушевные возобновились, как только я закончил практику.
х х
х
1924 год имел весьма важное значение в моей жизни, ибо он, прежде всего, явился годом завершения моего высшего образования. В конце 1924 года, в декабре, состоялось торжественное выпускное собрание Московского высшего зоотехничекого института, на котором Маргарита Васильевна Фофанова, ректор нашего института, вручила каждому из нас , оканчивающему институт, свидетельство, удостоверяющее, что мы имеем звание агрономов-зоотехников высшей квалификации. Это произошло 55 лет тому назад, т.е. прошел довольно большой срок для человеческой памяти, но я с удовольствием нахожу, что многое из тог времени еще свежо в голове и надеюсь восстановить в рукописи то, что представляет интерес для меня, главным образом, и для моих близких читателей.
Получение выпускного документа об окончании МВЗИ потребовало больших усилий, много труда и хорошей организации всего времени, так как зачетов. Экзаменов требовалось сдать много, а мне. Ко всему этому надо было дополнительно сдать курс луговедения и луговодства с прохождением практикума на раменской пойме реки Москвы, чего у меня не хватало в сравнении с другими студентами-коллегами. Практика для меня была интересной и полезной, экзамены хорошо ознакомили с предметами изучения, что кстати сказать, очень пригодилось мне впоследствии в применении на работе.
х х
х
В 1924-1925 гг. в Москве велась активная дискуссионная деятельность Троцкого и троцкистов, которые воспользовались вначале болезнью, а потом смертью В.И.Ленина, повели наступление на поддерживаемую всей партией ленинскую линию. Основой дискуссии была высказываемая Троцким неправильная оценка ленинского положения о взаимоотношении и дальнейшем пути развития в стране промышленности и сельского хозяйства. Троцкисты проявляли серьезное намерение оказать влияние на молодежь, взять ее под свою опеку, подменить ленинизм троцкизмом.
В некоторой части студенческой среды Московского высшего технического училища наблюдались брожение умов, которое просачивалось в другие вузы, но, как это чувствовалось по нашему институту, какого-либо заметного влияния это брожение в защиту троцкизма среди московского студенчества не получило.
По своему убеждению и некоторому доброжелательному отношению к учению П.А.Кропоткина, с которым я познакомился как раз в те годы, посетив несколько раз музей Кропоткина, к троцкизму и очень близкому к нему меньшевизму у мня было отрицательное отношение. Учение П.А. Кропоткина по своей идеологической направленности явно противоречило идеям Троцкого, его последователей троцкистов, тесно смыкавшихся с меньшевиками.
В своей теоретической разработке проблем анархизма П.А.Кропоткин называл свое учение анархическим коммунизмом, был сторонником социальной революции, различая в обществе два враждебных начала: «народное» и «начальническое» Как указывает Большая Советская Энциклопедия (111 издание, т.13, 1973г., 480-481), - «главным содержанием будущей социальной революции Кропоткин считал революционное творчество масс, а будущее общество представлялось ему союзом вольных общин, объединенных свободным договором… Кропоткин признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнуты началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна тогда, когда она уничтожая старые формы, помогает возникновению новых, основанных на принципах свободы, справедливости и солидарности..» В области биологии его идеи о взаимопомощи, как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма.
Многие из теоретических положений и идей Кропоткина П.А. воспринимались мною одобрительно.
Работа П.А.Кропоткина «Великая французская революция 1789-1793 гг.» явившаяся итогом 25 летней работы получила высокую оценку В.И.Ленина. В этой работе Кропоткин показал роль парижских секций и крестьянского движения в революции. В годы первой мировой войны 1914-1918 гг. Кропоткин занимал оборонческую позицию, резко осужденную В.И.Лениным.
В июне 1917 года П.А.Кропоткин возвратился из эмиграции в Россию. В Августе выступил на Государственном совещании в Москве с призывом к «Социальному миру». Кропоткин признал международное значение Октябрьской революции и высоко оценил роль Советов. В 1991-1920 гг. встречался с Лениным. В 1920 году Кропоткин обратился к международному пролетариату с призывом «заставить свои правительства отказаться от мысли о вооруженном вмешательстве в дела России».
Я самым категорическим образом не принимал троцкизм-меньшевизм, который явно недооценивал крестьянский вопрос и вел непримиримую борьбу с ленинским учением по многим пунктам революционного развития нашей страны, и в этом отношении взгляды троцкистов и меньшевиков никакого влияния на меня оказать не могли.
По правде говоря, я даже доволен, что знакомство с кропоткинским анархизмом и произведениями Сен-Симона, Р.Оуэна и идеями нашего народнического движения «Земля и воля», «Народная воля» не дало возможности троцкизму и меньшевизму повлиять на формирование моего идеологического мировоззрения в то время, когда я не состоял в коммунистической партии, удержало меня от разных уклонов, ибо уже тогда считал, что правильным путем революционного развития России и Советского Союза в целом безусловно является разумный путь, начертанный Лениным и осуществляемый им после Октябрьской революции.
Еще до призыва в ряды Красной Армии осенью 1927 года я прекратил посещение музея П.А.Кропоткина, а после возвращения с военной службы ни с кем больше не встречался из посетителей музея.
Мое знакомство с учением П.А.Кропоткина не создавало никакого противоречия моей военной службе, ибо я считал, что только сильная хорошо вооруженная Красная Армия могла быть действенным и единственным средством защиты всех революционных завоеваний, гарантией реальных возможностей осуществления великих идей, провозглашенных в Октябре.
Армейская жизнь в общей казарме, в дружной семье хороших товарищей (на фото слева Н.И, помечен черной стрелкой на каске) отличное отношение ко мне командования артиллерийским полком и, я бы сказал, уважительное ко мне отношение со стороны курсантов как ближайшему к ним командиру (меня вскоре произвели командиром отделения), да и весь наш строй и атмосфера военной жизни – все это оказало отличное воздействие на укрепление моего высокого доброжелательного отношения к развитию общегосударственных идей. В городе – крупные заводы и фабрики самого передового по технической оснащенности типа, в деревне – объединенные в крупные кооперативы крестьянские хозяйства с влиянием на них крупных государственных хозяйств – совхозов, вот, что считалось мной в то время лучшим государственным устройством и что практически и осуществлялось в нашей стране.
В последующие годы, перед самой Великой Отечественной войной, в мае 1941 года я вступил в члены Коммунистической партии, когда мне было 39 лет и вот теперь за моими плечами 38 лет стажа пребывания в партии, я думаю будет справедливым сказать, что эти годы я был добросовестным и достойным членом КПСС.
3. На новой работе
Еще до окончания института, когда шли экзамены, в издательстве мне предложили небольшое изменение работы. Вместо обычной развозки журнально-газетной корреспонденции для заводских и фабричных коллективов, меня сделали старшим распределителем городской экспедиции, освободив от обязанности самому развозить журнально-газетные пакеты. Это давало возможность обычно два, редко три раза в неделю, затрачивая 2-3 утренних часа в день, иметь несколько повышенный заработок, около 30-40 рублей в месяц. Небольшую часть времени можно было даже уделять своим делам – подготовке к экзаменам.
Конечно, эта работа была лучше, удобнее для меня, чем прежняя, но зато я лишился уже привычной превосходной прогулки по Москве, чувствуя себя обеспеченным и самым независимым человеком, когда, раздав по местам весь груз, я отправлялся в институт.
Хорошая, веселая у меня была работа, и лучшего для студента ничего и не требовалось.
х х
х
У Сони в Москве я часто, но обычно не на долгое время, бывал на Серебряном переулке, что возле Арбата, и встречался с нею по окончании практики, после завершения учебного курса и по получении свидетельства об окончании института.
Встречи были радушными, нередко казалось, что перерывы были очень большими, это еще более повышало нашу обоюдную радость. Шли между нами короткие разговоры, о том что произошло в дни нашей разлуки, но больше, стараясь быть поближе к Соне, забирался к ней на диван и, пристроившись поудобнее, нежно обнимая, смотрел в ее ласковые и добрые глаза и дружелюбно целовал, щадя и оберегая как истинное сокровище.
Ах, Соня, Соня! Сколько ты давала мне радости, счастья, что я вспоминаю теперь свое прошлое с каким-то теплым, трогающим за душу незабываемым чувством. Я никогда раньше и никогда в последующие годы не сожалел о моей с тобою встрече и проведенном вместе с тобою времени, никогда не было ни одного случая, чтобы я в чем-нибудь упрекал тебя.
Ты дала мне столько целиком заполнившего меня чувства, что вот его хватило на всю мою жизнь, и до сих пор, где-то в далеких тайниках, сохранилась теплота твоей нежности.
Ни в чем я тебя не обвинял и не обвиняю, что так безраздельно ты сумела поглотить все накопленное, сохраненное до тебя, что все это я отдал за те короткие и не долговременные встречи, которые были подарены тобою мне.
Как обычно, в один из зимних январских вечеров я зашел на Серебряный, чтобы побывать у Сони. Как изредка было и раньше, Сони не было дома и мне хотелось обязательно повидать ее, уже соскучился, не видев ее несколько дней. Но мне передали сожители Сони, что она сегодня, спешно собравшись, уехала домой, в Подольск, и просила передать мне письмо, когда я приду.
Признаюсь, что у меня сразу мелькнула тревожная мысль, произошло что-то необычное.
Сказать по правде, эту тревогу Соня посеяла у меня несколько раньше, в одну из последних с встреч, когда она вела со мною, я бы сказал, необычно серьезный, пожалуй даже деловой разговор.
И вот тогда она и сказала, как –то открывая мне тайники своего сердца, что разрывает себя на две части, « половину сердца, как она сказала, я отдала уже тебе, но еще не знаю, как смогу поступить со второй».
И она рассказала мне, что была давно помолвлена с близким, хорошо знакомым, немного старше ее по возрасту, тоже студентом нашего института. Я как-то внезапно, просто неожиданно, ворвался в ее жизнь, и теперь она не знает, что же с ней будет. Кого из нас предпочесть, кого сделать своим избранником, кому, как я почувствовал, она выбирает, ей следует отдать свою руку. Пожалуй, в то время я был еще слишком юн и в жизненном опыте , и в своих перспективах построения жизни. Я увлекался своими идеями служения народу, и не было у меня позитивного жизненного плана. Я увлекся Соней, как милой, доброй, любимой девушкой, без оглядки, ничего мне от нее не было нужно, кроме ласковой дружественной любви. Я даже не подумал, что Соня значительно рассудительнее меня и отлично понимает, что ей надо строить свою прочную семейную жизнь. Этого у меня не было даже в мыслях, скорее по своей молодости я считал, для этого еще не наступило время, это дело будущего. Думаю, что все это и привело к неожиданной для меня, весьма обдуманной развязке. инициатором которой стала Соня.
Письмо, которое мне написала Соня, я прочел на Гоголевском бульваре.
-Ника, дорогой мой, близкий мне! Думал ли ты, догадывался ли, что я решилась сегодня послать тебе самое тревожное, последнее, прощальное письмо, проститься с тобою навсегда, чтобы больше никогда- никогда тебя не увидеть.
Я не могу сказать, что я не хотела встретиться с тобою перед тем, как попрощаться. Очень я стремилась еще раз побывать с тобою, искренне скажу тебе, желание было очень большим, трудно преодолимым, ибо мне казалось обязательно надо убедить тебя и передать тебе, чтобы ты смог почувствовать, что половину своего сердца, о чем я тебе говорила, твоя Со уже отдала тебе.
Предупредили меня от этого поступка – прощальной встречи – желание сохранить о тебе самое высокое мнение, истинное восхищение твоей безупречностью, твоя преданность и моя к тебе любовь.
Поверь мне, мой дорогой, я не боялась тебя, в тебе я уверена, убеждена в чистите твоих чувств. У меня никогда не возникали сомнения, что у нас хватит сил сберечь себя для нашего будущего, в котором нам неизбежно надо жить с светлыми чудными воспоминаниями. Мы имели с тобою вместе непревзойденное по чистоте возвышенное чувство и надо сохранить его в наших душах и думах на всю жизнь.
Мне хочется пожелать тебе, мой ласковый, добрый, чтобы ты нашел себе сердечное счастье, ты его заслуживаешь и я хочу надеяться , что это сбудется, сбудется непременно.
В самые последние минуты я не выдержала и расплакалась, мне стало грустно, что нашей близкой дружбы не будет, не будет тебя около меня, а я так к тебе привыкла. Зачем судьбе надо было нас разлучать, но ты, дорогой знаешь, для нас это стало неизбежным, нам надо устраивать жизнь , и мне и тебе, и я истинно тебе благодарная, что отлично понял мои мысли и желания.
Прощай, мой хороший, целую тебя как самого близкого, незабвенного. Пусть всегда будет для меня светлым имя твое.
Соня
х х
х
Пользуясь небольшой паузой в работе, я сумел побывать в Малоархангельске, в своей родной семье, съездил в деревню в Карауловку.
Теперь я уже не студент, учебные годы в высшем учебном заведении закончены. Свершилась моя мечта, и я получил высшее агрономическое образование, образование оказалось двойного значения - я стал и агрономом и зоотехником, что, пожалуй, весьма существенное значение имело для моей последующей работы, когда я выехал в Сибирь, а затем перешел и научное учреждение.
В Малоархангельске существенных перемен не произошло, мне показалось, что все осталось на прежних местах. Новая экономическая политика как-то снивелировала жизнь во всех небольших городах и Москва, как и ранее, служила для них своего рода эталоном в смысле удовлетворения насущных жизненных нужд.
В деревне главная земельная реформа была осуществлена. Землю распределили подушно всем крестьянам. У дедушки остался тоже небольшой участок земли. Мои близкие родственники, братья матери, разбрелись по белу свету. Дядя Леша после войны 1914-1918 года нашел работу в одном из совхозов Московской области. Дядя Коля, как был, так и остался в командном составе Красной Амии и служил в какой-то воинской части в Одессе. Володя закончил мелиоративный факультет, и, живя в Москве, выезжал на летний период на полевые работы в Пермскую область. Мои тетки, сестры матери, вышли замуж, Тетя Тоня за Русанова Григория Николаевича – производителя работ по сооружению буровых при строительстве мостов, очень приятного, добронравного, весьма положительного человека, старше тети Тони лет на десять.
Тетя Наташа вместе со своим мужем Василием Петровичем Крыловым – замечательным живописцем – мастером-механиком – вначале жили в Малоархангельске. Муж ее работал начальником электростанции, а затем они уехали на станцию Змиевка Московско-Курской железной дороги, недалеко от Орла, и наконец, переехали в одно из крупных хозяйств Московской области, где Василий Петрович работал механиком.
В начале 1925 года мой дедушка умер и его похоронили на кладбище в селе Федоровка, волостном центре Малоархангельского уезда. Бабушка умерла раньше в 1919 году и ее похоронили в Малоархангельске.
На похороны дедушки приезжал из армии дядя Коля, и он организовал продажу дома и ликвидацию всего хозяйства. Земля перешла в пользование сельской общины и насколько я помню, часть приусадебной земли и сад были переданы школьному участку.
х х
х
По возвращении в Москву я узнал, что в издательстве произошли большие изменения. Меня перевели в издательство «Безбожник» и назначили работать в редакции, поручив разбор писем и другой поступающей корреспонденции, их первый отбор для последующего направления по соответствующим редакционным каналам.
Редактором у нас был Емельян Михайлович Ярославский, старый большевик, член партии с 1898 года, в последующие годы он избран академиком АН СССР (с 1939г.). В октябрьские дни 1917 года он был комиссаром Кремля, затем руководил кафедрой истории ВКП (б) в ВПШ, был редактором исторического журнала. Вспоминаю его как интересного лектора и большого демократа, весьма дружественного руководителя коллектива редакции
В редакции я проработал недолгое время и подыскал себе более подходящее место. Мне хотелось быть поближе к сельскохозяйственному производству и моим желанием, даже выраженным в свидетельстве об окончании института, было работать в крестьянской молочной кооперации. В Московском союзе крестьянских молочных товариществ оказалось свободное место лаборанта и я, не жалея о своем довольно хорошем и относительно доходном место в редакции, с удовольствием перешел на трехсменную работу в центральную молочную Моя лабораторная работа состояла в том, чтобы вести прием и контроль качества молока, поступающего из совхозов, колхозов и, главным образом, от крестьянских кооперативов. Молоко поступало с вокзалов железной дороги всего Московского железнодорожного узла почти из всех уездов Московской области и некоторых наиболее молочных и близких к Москве районов Рязанской, Смоленской, Тверской областей.
Работа в молочной была очень энергичной, приемка молока велась быстро и сразу же принятое хорошее цельное молоко надо было незамедлительно после оценки на качество очистить через систему фильтров; затем молоко охлаждалось на холодильниках и сливалось в огромные емкости, где хранилось при низкой температуре несколько часов до отправки в специализированную сеть молочных магазинов в Москве. Следует заметить, что за качеством молока был организован очень строгий контроль; всюду в молочной, в молочных насосах аппаратах, в посуде всегда поддерживалась чистота и обязанностью лаборанта состояло также наблюдение в помощь сменному мастеру за соблюдением порядка и, главным образом, чистоты.
Если в партии поступившего молока оказывались фляги с молоком пониженного качества и повышенной кислотностью, эти фляги выделялись и отправлялись на переработку. Самым тщательным образом выбраковывалось и не оплачивалось молоко, разбавленное водой и обратом.
Молоко, привезенное в магазины, продавалось в течение дня. Непроданное молоко в тот же день возвращалось в центральную молочную и шло на переработку – на масло, творог, сметану. Считалось делом высокой чести, чтобы в магазинах Московского крестьянского молочного союза продавалось молоко и сметана высокого качества и надо сказать, что это правило всегда строго соблюдалось.
Кроме натурального цельного молока центральная молочная выпускала в бутылках стерилизованное и пастеризованное молоко, стерилизованные и пастеризованные сливки, отличную сметану – блинную и высшего сорта, по более дешевой цене сметану первого и второго сорта. Центральная молочная изготавливала также сырковую массу, спрессованную в сырки, - сладкие сливочные сырки с изюмом и кислые сливочные сырки без сахара из натуральной творожно-сливочной массы.
Недолго проработал я лаборантом, и через несколько месяцев меня назначили помощником заведующего центральной молочной, а вскоре перевели на должность технического руководителя, которую вновь учредили по просьбе А.Г.Гуревича и с согласия Михаила Николаевича Вонзблейна – председателя правления Московского союза крестьянских молочных товариществ, он же одновременно был профессором кафедры организации хозяйства Московского зоотехнического института.
Эта работа требовала от меня участия в деятельности всей центральной молочной. В моем ведении находились все три сменных мастера, весь персонал специалистов по отдельным цехам и общий контроль за выпуском доброкачественной продукции, которую один раз в день доставляли для просмотра и дегустации.
Работа была просто заводская, требующая точности выполнения, хлопот было много и я не замечал времени, как проходил рабочий день.
Зарплату я уже стал получать 137 рублей в месяц, что считал вполне хорошей и на большее не рассчитывал. Словом, был вполне обеспеченным человеком.
Вечерами мне представлялось возможным посещать лучшие театры Москвы – я решил восполнить свой в этом пробел.
В нашей центральной молочной была самостоятельно действующая молочная лаборатория, проводящая научные исследования по разным аспектам, в направлении разработки химических и бактериологических методов определения качества молока и молочных продуктов и совершенствования их консервирования.
В этой лаборатории заведующим был профессор Николай Павлович Михайловский, а в его лаборатории были еще 3-4 человека и в их числе бывшая студентка, а затем окончившая через 2-3 года тот же институт, что и я, Обухова Александра Дмитриевна, или как просто, познакомившись потом, я называл ее Шурой. С Шурой мы очень близко узнали друг друга по совместной экскурсии по Кавказу в составе 9 человек в 1928 году – через Клухор по Военно-Сухумской дороге.
Через Шуру Обухову я познакомился с ее семьею, бывал у нее дома, там же увидел ее сестру Зину моложе Шуры года на четыре. Когда мне приходилось быть в институте, куда я часто ходил по деятельности в Бюро окончивших МВЗИ, там мне приходилось встречаться с Зиной, маленькой, добродушной и совсем еще молоденькой студенткой . Она была, как знакомая еще в семье, приветлива и даже ласкова со мною. Это, конечно, радовало и встреча оставляла какую-то теплоту и душевность.
Вот с этой-то Зиной потом судьба свела меня надолго, и ныне, слава всевышнему, живем мы без горя вместе почти 50 лет.
х х
х
Работа моя в Крестьянском молочном союзе постепенно приучала к своему четко отработанному ритму, беспрерывному в течение всего года. Снабжение большей части населения Москвы цельным, хорошим и здоровым молоком и молочными продуктами конечно дело серьезное, ответственное, и все работники центральной молочной понимали важность своей деятельности, гордились четко отлаженной работой. Кроме крестьянского союза реализацией молочной продукции занималась также организация «Маслоцентр», но она в меньшем размере имела свою сеть в Москве по продаже молока, но в более крупных размерах реализовала масло, которое, кроме того, находилось в продаже в других продовольственных магазинах.
Нашей гордостью было безотказное наличие в молочных магазинах молока хорошего качества с утра до вечера. Если в магазине к концу продажи оказывалось молоко повышенной кислотности, его немедленно исключали из продажи и отправляли назад как возврат, в центральную молочную для переработки на творог и другие молочно-кислые продукты.
Вообще следует сказать, что и с санитарной точки зрения и со стороны безотказности снабжения населения молоком дело в Москве поставлено хорошо, и при мне не было случая замечаний и жалоб по поводу каких-либо непорядков в качестве молока, продаваемого в магазинах Крестьянского молочного союза. Высоким достоинством магазинов и всей фирмы «Крестьянский молочный союз» считалось безотказность продажи молока и молочных продуктов в течение всего времени торговли и высокое качество молочной продукции.
Тесную постоянную связь с институтом я имел через Бюро окончивших МВЗИ, членом которого я состоял. Председателем Бюро окончивших был Е.Ф.Калинцев, тоже окончивший институт вместе со мною, работающий в Маслоцентре и поддерживающий тесную связь с кафедрой молочного дела института. Через Бюро окончивших мы имели обширное общение с большинством студентов, знали, где они работают, и осуществляли взаимный обмен информациями. Бюро иногда организовывало конференции с каким-либо генеральным докладом одного из наших ведущих профессоров на тему о новостях зоотехнической науки. Кроме того, с информациями о своей работе выступали и бывшие студенты института, иногда с обменом мнениями и обсуждением отдельных сообщений. С большим удовольствием я посещал открытые заседания или общественные доклады, которые часто проводились в нашем институте Московским обществом сельского хозяйства. Бывал я и на некоторых интересных докладах или публичных лекциях в Московской сельскохозяйственной академии им. К.А.Тимирязева и в Политехническом музее.
Я с большим удовольствием посещал и театры. и сумел за сравнительно короткое время, до призыва в армию, основательно ознакомиться с репертуаром театров Большого, Малого, Художественного. Иногда бывал в филиале Большого театра, в театрах оперетты, Моссовета, Красной Армии, Корш. Билеты в то время можно было достать несложно, да к тому же мне всегда предоставлялась возможность приобрести их в предварительной продаже через профсоюзную организацию. Иногда я пользовался свободным входом благодаря любезности капельдинеров, что легко мне давалось в Большом и Малом театрах.
С большим удовольствием ходил на стадион. В то время в Москве были великолепные спортивные команды и побывать на соревнованиях лучших футбольных команд, часто на международных встречах, доставляло большое удовольствие. Команда нашего профсоюза «Пищевик» была высокого класса и посещение стадиона «Пищевик» расположенного в то время на Ленинградском шоссе, было многочисленным и увлекательным. В те времена телевизоров не было, и зрители в большом числе посещали стадионы.
В зимнее время большое удовольствие доставляли катки, куда регулярно ходил преимущественно со своими сотрудниками Крестьянского молочного союза. Наиболее удобными и близкими катками были каток Дома Красной Армии на площади в конце Божедомки ( на бывшей Екатерининской площади), каток стадиона «Пищевик». Иногда я ездил за Крымский мост на каток парка культуры и отдыха им.Горького, а то непосредственно на реке Москве, тоже возле парка. Всегда на катках было оживленно играли отличные оркестры, бывали изредка и показательные катания.
Большое удовольствие доставляло мне посещение Ленинской читальной библиотеки, которая оказывала многие услуги и в студенческие годы, и во время моей работы в Москве после ВУЗа, и в течение многих лет в последующие годы, когда я готовился к защите кандидатской и докторской диссертаций; часто захаживал я и потом на 2-3 часа прочесть интересовавшую меня литературу, получая истинное удовольствие быть среди своих коллег, работников науки и других читателей – посетителей этого великого хранилища человеческих знаний. Вспоминаю с удовольствием посещение тоже великого книжного хранилища – библиотеки Британского музея, где как экскурсант я смог пробыть только для общего ознакомления очень короткое время.
Постепенно забывались мои прошлые встречи с Соней; нет, конечно, они не забывались, а просто утихала острота воспоминаний о них, а жизнь шла своим чередом. Возникали каждый день новые впечатления, большие и малые, которые отвлекали от прошлых дум. У меня в Москве сформировалась небольшая дружная группа студентов нашего института; мы собирались за вечерней чашкой чая, и там у нас возникла идея организовать туристскую прогулку по Кавказу – по Военно-Грузинской дороге.
За это интересное предприятие очень активно взялись Анатолий Михайлович Скорняков и Александр Васильевич Дубов. Быстро сформировали коллектив любителей из 13 человек и началась подготовка. Все в наше группе были окончившими МВЗИ (Московский высший зоотехнический институт) разных выпусков, в составе группы были 6 женщин и 7 мужчин, из них 4 человека составляли две супружеские пары. Нашим старостой был единодушно предложен А.М.Скорняков.
Маршрут был быстро определен – Москва – Ростов на Дону, заезд на Ростовский государственный конный завод, затем посещение на Северном Кавказе в районе Минеральных вод одного крупного племенного овцеводческого совхоза тонкорунных овец и далее Владикавказ, Тбилиси, Батуми. В Владикавказе (Орджоникидзе) предстояла пересадка на крытую бричку в парной упряжке с расчетом частичного пешего движения, главным образом, мужской части группы; на удобных местах для отдыха предполагалась пересадка на бричку всей компании. Проезд – проход по Военно-Грузинской дороге намечалось завершить за 4-5 дней.
Сборы были обстоятельно продуманы, определены каждому задания, что взять с собою, что купить из продовольствия на дорогу, главным образом на проезд по ВГД.
И вот в один из ярких августовских дней 1926 года на Казанском вокзале вся наша компания, 13 бывших студентов МВЗИ, шумно встречалась и не менее того оживленно рассаживалась в вагоне третьего поезда, следовавшего до Минеральных вод, с добавлением к нашей группе также окончившего наш институт Басова, изъявившего желание примкнуть к нам до Пятигорска.
Хорошо интересно провели мы эту первую экскурсию на Кавказ. Она была настолько привлекательна, что уже в следующем году половина нашей группы с небольшим пополнением снова снарядилась в поход на Кавказ, но уже по военно-Сухумской дороге, о которой у меня по свежей памяти остались обстоятельные, недавно отредактированные записки. Думаю, что и об экскурсии по Военно-Грузинской дороге я когда-нибудь на досуге тоже напишу, ибо она оставила самое благоприятное и неизгладимое впечатление. Запишу пока что состав нашей экскурсионной группы: женская часть Шура (Александра Константиновна) Данилова, Аня ( Анна Сергеевна) Машкова, Катя Попова (Васина) Анна Никитична Бушуева, Засыпкина (забыл имя и отчество), Маша Тольская (жена А.М.Скорнякова); мужчины – Скорняков Александр Михайлович (наш староста), Дубов Александр Васильевич, Эггерс Володя, Прозоров Жорж, Андреев Николай Васильевич, Протасевич (забыл имя и отчество) и ваш покорный слуга.
Вспоминается наша прогулка по Орджоникидзе в парке вдоль Терека, наш торжественный выезд в закрытой бричке до большого Кавказского хребта, стеной отгораживающего грузинскую дорогу от долины, где располагался город, затем интересная прогулка по Дарьяльскому ущелью, перерезающему скалистый хребет, Бурный Терек и, Наконец, по ущелью и реке Байдарка к Крестовому перевалу (2384 м), где мы упивались нарзаном.
Еще до перевала мы ночевали на станции Казбек , невдалеке от видимого белоснежного Казбека, и ночью охраняли наших девочек от возможных беспокойств.
Традиционная под руководством Саши Дубова плотная утренняя закуска, и снова все в движении, перевалили Крестовый и начали довольно быстрый спуск к Белой Арагве, в которую по течению ниже впадает Черная Арагва, и обе реки Арагва долго не смешивают свои воды.
До Мцхети от Казбека, вспоминается мне, мы добрались за два дня, в Мцхети ночевали в турбазе, а уже на утро следующего дня были в Тбилиси, где нас приютили также в туристской базе. Путь далее следовал по благословенным туристским местам – через красочный шумный восточный Тбилисский рынок, Ботанический сад на правом берегу реки Куры и далее поездом до Батуми. Зеленый мыс, Чаква и несколько дней на Батумском побережье стало нам вознаграждением за ВГД т долгое ожидание моря.
Вспоминаю, что от Батуми и до Сухуми мы путешествовали на пароходе и попали у Поти в сильный шторм. Поначалу нас здорово покачало, и всем пассажирам было не по себе. Но снова отличный отдых в Сухуми и с хорошими перерывами в Афоне, Адлере и в Сочи. Путешествие наще было превосходным, оно сблизило, сдружило нас. Долго-долго потом по приезде в Москву мы часто вспоминали нашу кавказскую экскурсию, и не одна добрая чарка вина и звонкие бокальные тосты служили нам отличным поводом для веселых радостных встреч.
Не даром же на следующий год, но уже по Военно-Сухумской дороге, мы оказались снова на вершинах Большого Кавказа, а через 25 лет я там еще раз оказался в дружной, но уже семейной группе и большой организованной экскурсии. Вместе со своей супругой и двумя сыновьями мы проследовали по Военно-Сухумской дороге и получили большое удовольствие.
После возвращения с Кавказа оживились наши встречи в Москве; место сбора их было преимущественно вечерний чай у Николая Васильевича Андреева и Анны Сергеевны Машковой. Наши встречи, восторженные впечатления от поездки по Военно-Грузинской дороге через Тбилиси до самого крайнего юга – в Батуми оказались столь влиятельными, что уже на первых наших московских встречах было решено летом следующего года обязательно ехать на Кавказ. Маршрут был выбран другой – Военно-Сухумская дорога и, намеченное путешествие сразу внесло общее оживление и обещало новое испытание большого удовольствия в недалеком будущем.
Действительно, путешествие да еще в такой замечательный край великого разнообразия как Кавказ, что может быть лучшим для хорошего отдыха молодых, полных сил людей.
х х
х
Вспоминая зиму 1926-1927 годов и затем весну и начало лета до нашей поездки в очередную экскурсию, у меня не осталось на памяти никаких крупных примечательных событий.
Обычная работа в центральной молочной, которая заполняла целиком все рабочее время и выполнялась мною с желанием и стремлением делать ее с требуемой точностью. Вечерние посещения наиболее интересных театральных представлений и новых премьер, иногда на стадионах, в зимнее время на каток, регулярно старался бывать в выходные дни в Ленинской библиотеке, почитать литературные новинки, а вечером или к Николаю Васильевичу или к сестрам Загородниковым, моим близким знакомым, где меня встречали радушно и приветливо.
На квартире у меня произошли изменения. Я переселился из вестибюля, по разрешению хозяйки, в другой дом во дворе и вместе с Володиным товарищем Сургановым получил настоящее место в отдельной комнате, а Володя переехал на Вятскую улицу к своему товарищу по курсу и факультету, сократив примерно в два раза расстояние до своего учебного заведения.
Мне стало более удобно, но зато я поменял близкого мне друга на сухого скучного сожителя, который старался мне не мешать до тех пор, пока не привел к нам, в нашу общую комнату, свою жену, весьма сварливую особу.
Пожив несколько месяцев в этой невеселой квартире, я попросился у Володи переехать к нему и при общем их со своим товарищем согласии с удовольствием переехал на Вятскую улицу. Тут я был в своей дружной среде и, отпраздновав новоселье, зажил хорошей , независимой как и раньше, обычной почти студенческой жизнью.
4. На военной службе
После летного отпуска1927 года, который я провел в своей несколько измененной компании бывших студентов МВЗИ в путешествии по Военно-Сухумской дороге и на благословенном Кавказском черноморском побережье, недолго мне пришлось поучаствовать в выходные дни на наших традиционных собраниях путешественников по Кавказу. На этих встречах мы делились нашими общими впечатлениями, переживали наиболее интересные события в путешествиях и всегда добрым словом вспоминали нашего веселого товарища Сашу Дубова за его добрый нрав, отличные песни, всегда мудрые предложения организовать хорошую закуску.
Самым примечательным в это время было мое активное участие в работе Бюро окончивших МВЗИ, что давало мне возможность знать, где работали окончившие наш институт специалисты, получать информацию об их деятельности и запросы-приглашения на постоянную работу в самые разные республики и области СССР. Те отзывы, которые мы получали о работе зоотехников, окончивших ИВЗИ, свидетельствовали об их хорошей подготовке, соответствующей требованиям, предъявляемым сельскохозяйственными органами и крупными животноводческими объединениями и хозяйствами.
Знания у зоотехников, их научная эрудиция были на должной высоте и все окончившие МВЗИ получали хорошие места на работе в областных и республиканских организациях, в крупных совхозах и конных заводах, в государственных племенных рассадниках.
Моя же жизнь неожиданно получила новое направление. По повестке военкомата я получил извещение, что меня призывают в Красную Армию на действительную военную службу. Простившись с матерью, приехавшей ко мне в Москву, со всеми сослуживцами и коллегами и получив расчет на месте работы, я со своей командой поездом отправился в Киев и получил направление в артиллерийский полк 45 дивизии.
С этим полком судьба связала меня на длительный срок военной службы, превратив меня из обыкновенного гражданского специалиста в военнообученного командира артиллериста. В полку всю нашу группу около 60 человек поместили в одной большой казарме, сформировали команду курсантов одногодичников, разделили на три отделения и назначили отдельных командиров, требовавших строгого выполнения всех уставных положений воинской дисциплины.
Всех нас в первый же день привели в одинаковый вид, подстригли под машинку, свозили в баню, выдали с подгонкой по росту военное обмундирование и сразу же мы приобрели общий колорит как и все солдаты-артиллеристы нашего полка. Никаких курсантских знаков нам не давали.
Первое время, месяца полтора, нас никуда за пределы казармы и артиллерийского парка не выпускали, как говорили, нас держали на карантине. Но прошел этот срок и изредка нас стали выпускать по увольнительным в город, побродить небольшими группами по 2-3 человека по Крещатику, побывать на красивом берегу Днепра, на Владимирской горке, полюбоваться просторами Днепровского левобережья. Там же на Дарнице располагался и артиллерийский полигон, куда очень часто мы выезжали на учебные стрельбы.
Город на всех нас произвел очень благоприятное впечатление, и я был доволен, что судьба познакомила и сроднила меня с матерью городов русских, представив возможность в течение десяти месяцев ознакомиться с его достопримечательностями, а во время маневров и с его окрестностями.
Курс нашего обучения был очень насыщенным, занятия проходили интенсивно и время так уплотненно распределено на протяжении всех суток, что не оставалось никакого промежутка для скуки.
Первые дни всем курсантам казался тяжелым ранний утренний подъем в пять часов утра. Но ничего, с этим скоро свыклись. Быстрый по сигналу подъемЮ не задерживаясь быстрое одевание, построение вдоль всего прохода казармы в две шеренги и сразу же под строем бегом на улицу в гимнастерках, при любой погоде во все времена года, на физзарядку.
Вся эта процедура подъема, одевания, зарядки проходит в таком великолепном темпе, что приводит всех курсантов независимо от характера в бодрое состояние, а вслед тоже без задержки быстрое умывание, и уже слышится веселая сигнальная команда становиться на завтрак.
Под строем шли в столовую, где дежурные по кухне уже подготовили все необходимое, чтобы получив свою порцию, не задерживаясь и всегда с аппетитом съесть горячую пищу и кружку чая с сахаром и величавым куском свежего ржаного хлеба.
Небольшая пауза после завтрака, 10-15 минут, и вся наша группа под строем и во главе с младшими командирами отправляется в класс, в артиллерийский парк, на занятия строевой подготовкой или то, что назначено по расписанию.
Весь день до отбоя расписан по часам и минутам. Проходит обед, после которого дается 1 час перерыва, затем опять учебные занятия до вечернего чая, а после чая занятия в кружках, беседы или посещение клуба или участие в подготовке каких-либо выступлений самодеятельности.
В 10 вечера дается сигнал-отбой, и вся команда спит безотказно положенные ей 7 часов до утреннего подъема. Так ежедневно все рабочие дни недели.
В выходной день у нас льгота. Утренний подъем назначался на один час позднее, учебные занятия не проводились, и всех нас водили на экскурсии, в кино, давали увольнительные в город.
Иногда под командой старшины дивизиона давали прогулку в город, и мы по четкий шаг распевали песни вслед за нашим великолепным запевалой курсантом Ереминым, имевшим отличный высокий тенор.
Команда здорово натренировалась на новых, но подходящих для строевого марша песнях и бывало на улице задаст под разливной запев Еремина такого песняка, что публика на тротуарах приветствовала нас аплодисментами.
В выходной день у меня было свободное время, чтобы почитать и пописать свои воспоминания о путешествии по Военно-Сухумской дороге.
Вскоре после нашего приезда в Киев меня выбрали в полковой клуб. В этой роли я проходил до самого конца военной службы. Конечно, это у меня тоже занимало некоторое время, особенно в выходные дни, а иногда и в вечерние часы, но не освобождало от несения военной службы. Моя должность была выборной и служила дополнением и в помощь штатному начальнику клуба.
На правах члена полкового клуба мне приходилось бывать и принимать участие в дивизионных мероприятиях, касающихся культурно-просветительской работы, и разного рода конкурсах, жюри при оценке исполнительской деятельности наших певцов и музыкантов. Помню, что один из наших курсантов Рязапкин за отличную мелодичную игру на баяне получил премию, в чем деятельное участие приняли представители командования нашего полка.
Месяца через 2-3после прибытия и сформирования нашей команды, пройдя некоторое обучение строевой службе и усвоение общего порядка и дисциплины, принятой в нашем полку, меня и еще одного курсанта Гаврилова, по представлению командира батареи Тимченко, курирующего нашу команду, представили и назначили на первую воинскую должность – командира отделения, прикрепив к артиллерийским петлицам на вортнике знаки отличия по два треугольника.
Признаюсь, что это возложение на нас новых обязанностей, требующихся от младшего комсостава, дало некоторые права и льготы, словом, военная служба, обычная солдатская работа, стала как-то полегче, сохраняя обязанность быть подтянутым, строгим в исполнении дисциплины, но внимательным , чутким к многим текущим нуждам курсантов. За ровное, требовательное отношение, как это и должно было быть, но спокойное и доброжелательное обращение с курсантами вне строя, ко мне мои товарищи относились очень хорошо и просто сказать уважительно. После нашего отделенного Елизарова, они почувствовали совсем другую форму взаимоотношения младшего командира к рядовому, и это, пожалуй, еще более повышало точность в исполнении своих обязанностей, в познании курсантами учебных требований и несения всей обычной военной службы.
На учебных стрельбах, которые проводились довольно часто на Дарницком полигоне, мне приходилось быть на батарее за наводчика в орудийном расчете одного из орудий батареи. Но нередко меня назначали в разведку на наблюдательный пункт командира батареи, для помощи ему в подготовке необходимых данных для стрельбы, иногда мне приходилось быть и стреляющим.
По-видимому, выработанная привычка и точность подготовки необходимых данных скоро научили меня хорошей стрельбе, и я был в числе лучших артиллеристов-стрелков, что отмечал командир батареи и по его донесению командир нашего дивизиона Степанов; хорошим точным я был и наводчиком.
Усвоив теоретический курс орудийной стрельбы, я охотно рассказывал в простой доступной форме основы этого курса. На моих занятиях с курсантами присутствовал командир батареи Тимченко, ему понравилось, как я вел занятия, и он поручал иногда проводить занятия взамен себя. Надо отметить, что все обучение занятиями, которые должны усвоить курсанты нашей команды одногодичников за весь курс артиллерийского военного училища, давалось мне сравнительно легко. Я вполне успешно его освоил. Благодаря этому командование полка положительно отмечало мою учебу, и в моем послужном списке имелось несколько поощрительных приказов.
х х
х
Интересным и несколько развлекающим было у меня и некоторых курсантов, входящих в состав общеполковой группы, участие в самодеятельности. В отдельные праздничные дни давались довольно неплохие концерты, хорошие были выступления певцов, отдельных музыкантов и полкового оркестра.
х х
х
Большую память оставили для всей нашей команды одногодичников как хорошо дисциплинированной и успешно выполнившей учебный план крупные маневры Киевского округа, куда полностью были привлечены все одногодичники, весь наш артполк как составная часть 45-ой дивизии. Маневры проходили с большой программой и довольно продолжительное время, что-то около 8-10 дней. Мы форсировали Днепр, делали большие переходы, быстрые ночные передвижения, словом, действовали серьезно, в соответствии с разработанным планом. За время маневров основательно устали, но за все это наградой нам была приветливая встреча населения сел и деревень, через которые проходили наши маршруты, и особенно там, где проходили наши ночевки.
Чудная летняя подкиевская погода, великолепный Днепр, не хуже того, каким он был при Гоголе, веселые звучные песни девушек и ко всему этому бархатные вечера, тихие приднепровские ночи – все это при самом высоком настрое взаимной доброжелательности армии и народа создавало у нас великолепное настроение, бодрость духа и усталость, видимо неизбежная в маневрах, переносилась безболезненно, без особого напряжения.
По завершении военного обучения был проведен смотр воинских соединений, участвовавших в маневрах, и всех нас развели по своим казармам.
Для курсантов-одногодичников наступила новая важная пора – завершение всей учебной программы, подготовка к экзаменам и сдача их, намеченная на октябрь, в Киевском артиллерийском училище, выпускающем средний офицерский командный состав. Требования к нам, говорили наши командиры, будут предъявляться высокие, так как мы фактически получали равные права с теми, кто оканчивает нормальные военные училища, и давать какие-либо скидки командование училища не имеет основания.
На самом деле так и получалось В первом туре сдававших экзамены курсантов, оказались сдавшими только несколько человек, и в их чмсле посчастливилось быть и мне. Всем остальным дали отсрочку на подготовку к сдаче экзаменов во второй раз через один-полтора месяца. В третий раз всем получившим неудовлетворительные оценки, дали возможность пересдавать экзамены только в январе. Несколько человек были аттестованы младшими командирами, как мне говорили товарищи при встрече в Москве, и распределены по батареям для прохождения нормального двухгодичного срока военной службы.
На третий или четвертый день после сдачи экзаменов, получив все необходимые документы, с воинским железнодорожным билетом в кармане, я был на вокзале и в военной форме с кубиками командира взвода артиллерии (родом войска, где мне пришлось проходить военную службу я всегда гордился), с приподнятым настроением устраивался в вагоне поезда, следовавшего до Москвы.
Прощай, Киев, артиллерийский полк, моя команда, с которой за девять с половиной месяцев сроднился, до свидания близкие по казарме и по полку товарищи, и радостно, что впереди ожидают многие встречи с друзьями, с коллегами; на второй день на площади Киевского вокзала я снова в Москве, в объятиях ее шумных улиц, оживленного движения транспорта и милых москвичей, с которыми многие месяцы был в разлуке.
5. В Московском Колхозсоюзе
В первый же день своего возвращения в Москву я направился к Николаю Васильевичу Андрееву и Анне Сергеевне Машковой, моим близким товарищам в путешествии по Военно-Сухумской дороге .Они встретили меня приветливо, быстро сформировали веселый вечерний чай; кое-кого, кто оказался дома и кого удалось найти на работе или у соседей, пригласили из наших общих знакомых и до позднего вечера мы проговорили о происшедших событиях, текущих и перспективных делах, случившихся и ожидаемых семейных изменениях в среде коллег зоотехников. Но, пожалуй, больше всего расспрашивали и слушали рассказы и переживания о моих свежих впечатлениях, о проходивших маневрах, о них много говорили в прессе, об экзаменах и вообще о военной службе, ибо никто из моих близких товарищей не служил в Армии, и всем, конечно, было в некотором виде диковинной мои информации об отдельных фрагментах военной жизни.
Побывал я у Аси Загородниковой, с которой мы вместе учились в институте, а потом работали в центральной молочной Крестьянского молочного союза, и попал сразу в обычный круг ее многочисленной очень милой семьи младших сестер и братьев. Была даже Мария Ивановна, замужняя сестра, самая старшая после Анастасии Ивановны.
Снова в близкой мне стихии, где я чувствовал себя свободно, как у родных. Ася немного рассказала о том, что делается в Крестьянском союзе. Из этого рассказа я понял, что дела в союзе идут в обычном порядке и решил в ближайшее время сам сходить в правление и узнать какие складываются у меня перспективы для работы. На второй или третий день я пошел к Обуховым, побывать и поговорить с Шурой, узнать какие у нее сохранились впечатления о поездки по Военно-сухумской дороге, расспросить о видах на будущее, о ее работе, сослуживцах, о делах в Крестьянском молочном союзе, в центральной молочной и ее лаборатории.
В семье Обуховых меня встретили доброжелательно. Дмитрий Федорович, глава семьи, как обычно, быстро сформировал предложение, Евдокия Ивановна, главная хозяйка дома, незамедлительно осуществила его идею и быстро на столе оказалась закуска, через несколько минут шумел самовар, а затем не замедлило появление традиционного графинчика и за легкой рюмочкой потекла у нас беседа.
Я и раньше бывал у Обуховых, имея хорошее товарищеское знакомство с Шурой. Здесь же мне привелось познакомиться с Сашей Дубовым, отличным компаньоном, весельчаком и прекрасным собеседником, который два года подряд оказался вместе с нами спутником в экскурсиях по Кавказу.
Чувствовал я себя у Обуховых непринужденно и с большим увлечением рассказывал, что интересного у меня было за месяцы военной службы. Рассказал о Киеве и Днепре, о красивой киевской природе и великолепном украинском климате, о наших солдатских, точнее курсантских, песнях на Крещатике. Говорил и о том, что для меня военная служба не составляла больших трудностей; к ней я приспособился и, по-видимому, если бы не был специалистом, привязанным и знаниями и душой к земле, смог бы быть неплохим военным. А мне не один раз предлагали остаться в кадрах на военной службе; командир батареи Тимченко даже разговаривал о моей кандидатуре с командиром дивизиона и командованием полка, находя меня вполне подходящим для выращивания артиллерийского командира.
Теперь по зрелом размышлении я чувствую, что все-таки у меня воспитана и сформировалась большая тяга к сельскому хозяйству и, пожалуй, это был лучший вариант для выбора своего жизненного пути. Избранный курс стал верным тем более тогда, когда мне удалось своим разумением повернуть его на приложение способностей к науке, когда представилась реальная возможность осуществить желаемое – работать в научном учреждении, после накопления практического опыта и приобретения собственного критерия.
Во время наших разговоров пришла Зина, сестра Шуры, та самая девочка, с которой я познакомился около года тому назад. Она уже тогда привлекла мое внимание своей простотой, доброжелательностью и милым обращением.
Ласково тепло она поздоровалась и мне даже, про себя, конечно, хотелось ее поцеловать. Но она просто без лишних разговоров села за стол рядом со мной и мне стало так радостно, приятно, что я встретил такую хорошую теперь уже совсем повзрослевшую девушку, которая не избегает ни встречи, ни беседы.
Больше всего очаровало ее желание проводить меня до трамвая, когда вечером после довольно долгих и интересных бесед в семье, я попрощался со всеми Обуховыми, чтобы идти домой.
Даже после того, как я остался один и передал пожелания доброй ночи в обычной форме, у меня осталось на душе что-то приятное, как будто я приобрел что-то новое, хорошее чего не было раньше и не предполагал найти так скоро, так внезапно.
х х
х
Вскоре, побывав в зоотехническом институте, в бюро окончивших я встретил Александра Ивановича Носова, моего коллегу по институту, зоотехника МВЗИ, который работал в Москолхозсоюзе. Узнав, что я недавно вернулся с военной службы, он предложил мне зайти к нему, чтобы поговорить об устройстве на работу. По его мнению, можно устроиться и назвал свой домашний адрес.
Побывав на месте своей прошлой работы в центральной молочной, узнав, что в инструкторском отделе союза, куда мне хотелось попасть, нет свободных вакансий и не предвидится в ближайшее время, я решил воспользоваться предложением Саши Носова. Жил он на Остоженке, теперь Меттростроевской улице, и когда пришел к нему, его не оказалось дома, а в квартире находилась его жена Татьяна Ивановна. Она любезно приняла меня, сказала, что в скором времени Саша должен придти и предложила подождать. Приятная короткая беседа, она расспрашивала меня о военной службе и как добродушная хозяйка предложила чай. Вскоре пришел Александр Иванович. Я хорошо знал его и раньше, а теперь он рассказал, какая у него работа и что можно предложить в настоящее время.
Предложение показалось мне интересным, с видами ознакомиться с состоянием молочного хозяйства в Подмосковье, что из животноводческих отраслей в Московской области представляло наибольший интерес.
В Москолхозсоюзе мне предложили работу контроль-ассистента для обслуживания группы колхозов Звенигородского района.
Через несколько дней я получил назначение, мне дали некоторое представление о характере работы, периодичности посещения хозяйств. Сама сущность того, что нужно делать, мне была хорошо известна из курса профессора А.П.Юрмалиата, большого знатока и организатора контроль-ассистентской работы в СССР, члена правления Маслоцентра, читавшего курс молочной кооперации в Московском зоотехническом институте. Это была интересная работа для меня молодого специалиста, желавшего познать интенсивное ведение молочного животноводства в Подмосковье, в самом начале производственной деятельности по повышению молочной продуктивности. Если в в центральной молочной Крестьянского молочного союза на моей обязанности лежал прием произведенного в Московской области молока и доведении его до москвича-потребителя, то теперь я уже становился специалистом в колхозах на самой первой ступени организатора производства молока, оказывающим существенное влияние на повышение удоев и получение молока хорошего качества.
Вместе со мною всегда следовала походная молочная лаборатория, смонтированная в специальном контроль-ассистентском ящике, приобретенном в Дании _ стране развитого молочного хозяйства.
В этой лаборатории имелась вся необходимая аппаратура и реактивы для измерения объема и определения качества молока, разложенные в специальных гнездах, с некоторым дополнением запасных приборов.
Лаборатория перевозилась по моему указанию в обслуживаемые мною колхозы.
Словом, я оказался на самой первой ступени своей деятельности как специалист-зоотехник по молочному производству и в последующие годы был удовлетворен, что познавал свою специальность с самого начала производственной деятельности – работы со стадом и по воспитанию молодняка непосредственно на скотном дворе.
Очень приятно вспоминать, что уже после двух-трех заездов в порученных мне хозяйствах наблюдалось заметное улучшение в наведении порядка учета молочной продуктивности, записей рождения телят, веса животных, расхода кормов и главное упорядочения кормления в соответствии с намеченным мною составом кормов, их количеством и достаточностью по питательности; это уже в соответствии с требованиями моей специальности.
Вместе с работниками хозяйств, я радовался хорошей отзывчивости коров, которые в результате улучшенного кормления, его полноценности дали заметное повышение удоев молока. Мне удалось скоро завоевать доверие у руководителей хозяйств и у работников молочных ферм и они охотно ожидали моего очередного приезда. Обычно я задерживался в каждом хозяйстве на 2 дня, чтобы иметь возможность провести необходимые анализы молока, назначить новые кормовые рационы, проверить фактическую дачу назначенных к скармливанию кормов, посмотреть соблюдение установленного порядка на скотном дворе, телятнике и в уходе за животными.
Помогая колхозам, мне и самому пришлось пройти хорошую практику, которая пригодилась в последующей работе.
Вспоминаются мне очень приятные беседы с Владимиром Ивановичем, обаятельным человеком, председателем сельскохозяйственной артели «Красный Бережок». Этот колхоз находился недалеко от Москвы по Московско-Киевской железной дороге. Очень полезны были разговоры с деловым, требовательным заместителем председателя Павлом Романовичем, который будучи агрономом, руководил всем полеводством и заготовкой кормов собственного производства, главным образом, сена, корнеплодов и зернофуражных культур.
Ночевал я обычно в «Краном Бережке» в общежитии для приезжающих в большой комнате двухэтажного дома. В комнату в общежитии, или в столовую, где мы получали завтрак, обедали и ужинали, вечерами к нам часто заходил Владимир Иванович и велись интересные, поучительные для меня беседы на разные сельскохозяйственные и просто человеческие темы. Бывал иногда и Павел Романович, заместитель председателя, но он главное внимание в направлении своих бесед сосредоточивал на важности соблюдения во всех работах в поле и в хозяйстве строгого режима агрономических требований и дисциплины труда.
Беседы носили обычно повествовательный характер, не приказной, а поучительный, и нам (в комнате было 5-6 человек, в том числе приезжающие из Москвы учащиеся) было просто интересно послушать рассказы опытных пожилых людей, знающих свое дело и жизнь. Больше всего мне нравились рассказы Павла Романовича; он при строгой дисциплине вел умно полеводство на основе предложенного им севооборота, и колхоз достиг хороших по тому времени урожаев полевых культур, особенно клеверно-тимофеечных на сено, вико-овсяной смеси на зеленной корм и сено, корнеплодов – турнепс, брюквы и частично кормовой свеклы, картофеля на продовольственные цели и на корм коровам, овса на зерно и некоторых других культур.
При наличии большого количества навоза на поля хозяйства вносили много органических удобрений под пропашные культуры и под травы осенью при основной вспашке; кроме того в небольшом количестве вносились и минеральные удобрения – суперфосфат и селитра.
Сена в колхозе хватало своего до нового урожая; скармливание корнеплодов растягивали так, чтобы их хватало до весны. Концентраты, главным образом отруби пшеничные, жмых подсолнечный, льняной и сушеный свекловичный жом, приобретали в порядке встречной покупки за сдаваемое в Москву молоко. При наличии таких кормов составление плана кормления не составляло большой трудности и при налаженном с моей помощью порядка кормления и соблюдении норм, установленных для разделенных на группы удоям коров, удои повысились, появились в стаде даже коровы с высокими удоями молока, которые просто не докармливались, получая средние для всех нормы кормов.
К сожалению, в хозяйстве не было зоотехника и при общей обеспеченности хозяйства кормами не было правильного распределения их в зависимости от продуктивности животных.
Видя положительные результаты контроль-ассистентской работы, Владимир Иванович часто просил меня задерживаться на день-два, чтобы проверить работающих на скотном дворе и телятнике, что я охотно делал.
Обычно по два иногда три дня задерживался я и в других хозяйствах. Наиболее крупным молочное стадо было в колхозе кубинка по Белорусско-Балтийской железной дороге, имевшем хорошее стадо коров чернопестрой породы, показавшей заметную отзывчивость повышения молочной продуктивности при упорядочении режима и норм кормления.
Контрольно-ассистентскую работу я освоил, результаты получались вполне положительные, такие же как и в странах, где она велась систематически. Поработав около полугода, я почувствовал, что для моей квалификации требуются более крупные масштабы деятельности.
Встретив в Московском зоотехническом институте профессора Павла Николаевича Кулешова, с любезной помощью которого меня приняли в институт, я ему рассказал, что я делал до сих пор, сказал о своей военной службе и теперешней работе и попросил его совета, что он порекомендует мне. Рассказал, что имею через Бюро окончивших предложение поехать в Крым, Дагестан и Сибирь.
Павел Николаевич не раздумывая посоветовал направиться в Сибирь, в зону крупного маслоделия, имеющую большие перспективы, и сказал, что в Сибири требуется огромная работа по породной реконструкции всего молочного скотоводства.
Курс на сибирскую корову – это уже пройденный этап. Надо ориентироваться не на местный скот, а создавать крупное молочное животноводство на базе совхозных стад и кооперативного животноводства улучшенных пород молочного и молочно-мясного направления. Немного потребовалось мне времени, чтобы поразмыслить и принять предложение профессора П.Н.Кулешова.
Побывал я в Москолхозсоюзе, сообщил им о своем намерении уехать в Сибирь, попросил не оставлять колхозы без внимания; попрощался с Александром Ивановичем Носовым и его любезной Татьяной Ивановной, поблагодарил за их доброе дело и всегда радушный прием. Во Всесоюзном животноводсоюзе, где я уже договорился, получил направление на работу в Сибживотноводсоюз и мне оставалось только в последний раз побывать у своих близких коллег.
Собрав свои не очень обильные вещи и книги, попрощавшись с уезжавшим в командировку Володей, который по-дружески приютил меня в Москве, написал домой в Малоархангельск письмо своей родной матери, не ожидавшей, конечно, такой перемены в моем жизненном пути, я с билетом на экспресс Москва-Владивосток несколько дней побродил на прощание по Москве, побывал у тех своих близких знакомых, с кем еще не управился проститься, и в дальний путь в Новосибирск, где я никогда ранее не был.
С 28 апреля 1929г. я был зачислен специалистом по крупному рогатому скоту Сибживотноводсоюза. В сфере моей деятельности оказалась Сибирь с ее обширными масштабами, что вполне соответствовало направлению моего главного учителя профессора П.Н.Кулешова, которого всегда помню и с гордостью храню в его память свидетельство об окончании института с надписью выпуск МВЗИ имени профессора П.Н.Кулешова, которое получил 11 декабря 1924 года.
6. В Сибири
В Новосибирске в Сибживотноводсоюзе неожиданно для себя я встретил многих близких мне по зоотехническому институту, окончивших его в разные годы до и после меня, по всем основным специальностям. Во главе всей группы зоотехников работал начальником зоотехнического отдела Василий Николаевич Петров, окончивший институт в третьем выпуске в 1925 году, Специалистом по коневодству уже несколько лет работал Андрей Сергеевич Гоголь-Яновский; он окончил институт вместе со мною. По овцеводству более молодой из всей нашей группы, четвертого или пятого выпуска нашего института, незадолго до моего приезда был назначен Петр Алексеевич Шапатин. Хороший специалист, окончивший кроме института еще бонитерские курсы в Аскания-Нова. Специалистом по свиноводству был зоотехник первого выпуска МВЗИ Михаил Николаевич Кукунов. Из зоотехников еще в зоотехническом отделе животноводства имелся Федоров; он приехал в Новосибирск после окончания Харьковского сельскохозяйственного института. И вот в эту сильную компанию зоотехников-специалистов попал ия, как зоотехник по крупному рогатому скоту. Встретили меня хорошо как настоящие коллеги и сразу же озадачили сосредоточить все мое внимание на улучшении скотоводства Сибири, т.е. ка раз на том, что мне указывал профессор Павел Николаевич Кулешов в своем отеческом назидании.
Надо отметить, что Сибживотноводсоюз занимал прогрессивную позицию в породном улучшении животноводства Сибири во всех отраслях. Довольно твердую и уже сложившуюся оппозицию проведению массовой метизации скотоводства в Сибири завезенными из Европейской части СССР культурными породами занимало управление животноводства Сибирского крайземуправления, возглавляемое специалистом по скотоводству А.П.Брусницыным. Его главным доводом против метизации местного скота улучшенными породами, служила, как он считал, неприспособленность метисов культурных пород к местным условиям, в то время как местный скот отлично выносит суровые климатические условия и неприхотлив к условиям содержания и кормления.
Специалисты Сибкрайживотноводсоюза считали, что все эти доводы против метизации не обоснованы. Они приводятся также в условиях Европейской части СССР и находятся даже крупные специалисты и профессора, которые с больших кафедр высших учебных заведений поддерживают это суждение. Но жизнь, практика все это опровергли и в лучших хозяйствах уже в то время имелись весьма положительные результаты разведения культурных пород и их метисов. Разумеется, что культурные породы и их помеси с местными породами скота более требовательны к условиям содержания, им требуется улучшенное кормление, чтобы в полной мере удовлетворять их потребности в кормах высокого качества. Но это и должно составлять нашу главную заботу, поднять уровень ведения животноводства, повысить общую культуру сельскохозяйственного производства. В этом должно состоять содержание деятельности специалистов в совхозах, колхозах и кооперативных крестьянских хозяйствах, без чего немыслимо прогрессивное развитие любого хозяйства. На фоне улучшенных условий культурные породы дают, несомненно, повышенную продуктивность и высокую эффективность производимых затрат. Положительная эффективность метизации местных пород скота с разумно подобранными культурными породами, применительно к выбранному производственному направлению развития животноводства, оказало коренное изменение экономики животноводческого хозяйства. Там, где соответственно с требованиями повышения культуры производилось изменение техники и всей системы ведения хозяйства, в этих случаях всегда безотказно разведение культурных пород и их помесей во всех зонах СССР дало положительные результаты, не уступающие позитивным итогам передовых хозяйств в нашей стране и в зарубежных странах.
Поэтому направление деятельности Сибживотноводсоюза в улучшении животноводства Сибири по отраслям: скотоводству, коневодству, свиноводству и овцеводству, нельзя иначе квалифицировать как прогрессивное, а сдерживающее эту деятельность влияние Сибкрайсельхозуправления объективно было тормозом, было консервативным.
Последующая история развития животноводства Сибири, как в равной мере Казахстана и Средней Азии, показала истинную прогрессивность идей профессора П.Н.Кулешова, который вооружил своими прочными аргументами большую школу энтузиастов крутого подъема породных качеств советского животноводства – выпускников Московского высшего зоотехнического института.
Первое время я ознакомился с общим состоянием сельского хозяйства и животноводства Сибири и пришел к убеждению, что молочное скотоводство находится на низком уровне продуктивности, хотя имеет важное значение в производстве сливочного масла, значительная часть которого вывозилась заграницу, преимущественно на Лондонский рынок.
Сибирские коровы имели небольшой вес, давали низкие удои молока при хорошей его жирности. Низкая продуктивность молочного стада обуславливалась породными качествами животных, их генетическими свойствами, усиливающимися примитивными условиями содержания в холодных помещениях и неполноценного кормления.
Конечно, и то и другое, т.е. породные качества и условия содержания и кормления, требовали радикального и неотложного улучшения.
Отличной иллюстрацией этого служил Омский скотоводческий совхоз и учебное хозяйство Омского сельскохозяйственного института, где уже несколько лет велось довольно хорошо организованное животноводство, и коровы, главным образом симментальской и остфризской пород и их метисы, при крупном весе давали хорошие удои молока в удовлетворительных условиях кормления.
Кормление молочных коров в крестьянских хозяйствах и кооперативных товариществах базировалось в стойловой период на сухих кормах – сене и небольших дачах концентрированных кормов; сочные корма коровы не получали. Совсем скудным было кормление телят и растущего молодняка.
Во всем этом я убедился при личном ознакомлении с хозяйствами Сибири при поездках по Новосибирскому округу, выездах на запад от Новосибирска – в Барабинской и Омский округа, на юг в Рубцовский, Славгородский округа, хотя кое-где в Славгородском округе мне попадались коровы помеси симментальской породы.
Нисколько не лучше было положение в Ачинском и Минусинском округах, но особенно выделялась примитивностью ведения животноводства Хакасская АССР, где большую часть года коровы и молодняк крупного рогатого скота находились на подножном пастбищном корме. Получая совсем небольшую подкормку сеном в зимние и ранневесенние месяцы. Овцы и лошади круглый год паслись на пастбищах; подкормку они получали только в дни непогоды и при выпадении глубокого снега.
В Минусинске мне довелось видеть в учебном хозяйства сельскохозяйственной школы коров и метисов швицкой породы, которые, как мне говорили, завезли, из Смоленской области.
Поездив по Сибири, я убедился, что надо принимать крутые меры к улучшению животноводства, начиная деятельность с завоза племенного состава производителей, одновременно улучшая кормление животных. В то время, когда в Сибири было очень мало колхозов, вся эта работа ложилась на систему животноводсоюза, оказывавшего свое влияние на крестьянское хозяйство через сельскохозяйственную кооперацию.
По моему предложению, поддержанному нашим зоотехническим отделом В.Н.Петровым и моими коллегами, правление Сибживотновсоюза решило произвести крупную покупку и завоз молодых бычков из Европейской части СССР в Сычевском племенном рассаднике симментальского скота. Этот рассадник имел широкую известность, производил большие операции по продаже племенных животных. Мне предложили организовать это дело. Надо было договориться с племенным рассадником о времени приезда, оформить доверенность, другие необходимые документы на право покупки скота; требовалось перечислить деньги на расходы по отправке, выставить аккредитив через банк на оплату приобретаемых животных, словом, вооружиться всем необходимым. Мне дали право действовать в соответствии с обстановкой.
Такое поручение мне дано было впервые, ноя знал, что в племрассаднике мне помогут и потому смело взялся за важные для Сибирского животноводства дела. Прежде всего в Сычевке я побывал в конторе племрассадника, поговорил со специалистами, подыскал по их рекомендации себе хорошего опытного помощника Василия Ивановича Новожилова, который не один раз выполнял поручения по реализации скота, но в Сибирь ему направлять племенных бычков не приходилось. По договоренности мы осмотрели предлагаемые для продажи в заготовительной конторе племенных животных. Ознакомившись с племенными документами, я лично осмотрел животных, отобрал, по моему мнению, подходящих для наших целей быков; я убедился, что племрассадник предлагает хороший племенной материал. Его репутация вполне оправдана и я рад засвидетельствовать хорошую, умную и вполне добросовестную деятельность рассадника. Из наличного состава я отобрал не помню точно 30-40 хороших по развитию и экстерьеру племенных бычков, в возрасте 10-14 месяцев, метисов симментальской породы, как правило, третьего-четвертого поколения. Этого количества отобранных животных мне было мало и я попросил организовать дополнительную выводку животных, разрешив заготконторе допустить реализацию и более молодых бычков в возрасте 8-9 месяцев, но обязательно с хорошей племенной документацией. В течение 5-6 дней представлялась возможность подобрать еще молодых, но очень хороших по развитию и сложению бычков, в их числе несколько чистопородных. Этих бычков я наметил передать в стада сельскохозяйственных школ.
Всего, вместе с приобретенными в Гжатском районе четырьмя бычками швицкой породы метисами четвертого поколения, было отобрано 50-60 бычков. Пока шло оформление всей необходимой племенной и ветеринарной документации, мой помощник В.И.Новожилов провел большую продуманную подготовительную работу. Он договорился через заготовительную контору и сделал заявку на железнодорожные вагоны, приобрел корма с запасом на случай задержки в пути на 4-5 дней – сена в тюках, пшеничных отрубей, плющеного овса, поваренной соли – ведра и все, что требуется в дороге из инвентаря и для оборудования вагонов. Очень благодарен В.И.Новожилову за его опытность и помощь. За хорошую доставку животных до места назначения я предложил Сибживотновод союзу не скупясь наградить его.
Он же нанял и проводников для сопровождения и кормления, водопоя и ухода за животными в пути.
Все хозяйство и племенных животных я сдал В.И.Новожилову, а сам, после отправки вагонов в Сибирь, выехал в Москву.
Некоторые детали в своих записках я позволил потому, что они впервые встретились в моей жизни, дали интересное моральное удовлетворение и, пожалуй, существенную реальность в программе выполнения наставлений, полученных от наших передовых учителей высшей школы – не игнорировать простую работу. Особенно мне помнилось назидание П.Н.Кулешова, как он покупал племенных овец в Англии и отправлял в Россию. Доволен, что результаты моей поездки были положительно оценены моими коллегами и оставили полезный и заметный след в улучшении животноводства Сибири. Спустя некоторое время, уже на работе в акционерном обществе «Скотовод», мне пришлось снова принять участие в организации приема симментальских производителей для вновь организованных совхозов в Западной и Восточной Сибири, системы «Скотовод».
Пока что в Новосибирске в своей очень дружелюбной компании мы проводили весело и интересно время досуга. Во главе с Андреем Гоголь-Яновским мы почти еженедельно с вечера под выходные дни выезжали на вечернюю и ночную рыбную ловлю на прирусловые озера за Обью в отменной ухой из нельмы и стерляди. Компания была большая человек 10-12, брали 2-3 лодки, перебирались на левый берег и до утренней зори наслаждались своеобразной сибирской. отличной от подмосковья, летней природой с нежданно теплыми, тихими ночами и длинными вечерними и утренними зорями. Изобретательным вожаком во всех экскурсионных устройствах и затеях был Андрей и ему умело помогал Миша Кукунов, а распорядительницей за столом была Галя, жена Андрея, очень веселая, добрая женщина и, несмотря на свою молодость, ей было немногим более 20 лет, она была великолепной, распорядительной хозяйкой.
По правде говоря, Галя мне очень нравилась, но в знак своей дружбы с Андреем, я не допускал ничего недружелюбного, какие-либо грубости, был искренним и постоянным товарищем хорошей семьи Гоголя, имевшим дальнюю родственную связь с знаменитым писателем Николаем Васильевичем Гоголем.
Пока жил в Новосибирске, я прожил в этом городе около года, часто бывал у Андрея и встречали меня дружественно, как самого близкого человека. Андрей и Галя часто шутили по моему адресу, что пора меня женить, советовали побывать в Красноярске, где имелось большое количество интересных невест.
Кстати сказать, Галя была сама из Красноярска, откуда она перебралась в Новосибирск после знакомства с Андреем. С ним живут они дружно, но пока что в бездетной семье.
Как-то Галя даже пыталась меня посватать за одну свою знакомую девушку заметно моложе себя, но мне она казалась не той, что могла бы понравиться и к кому я смог бы привязаться. Хотя она была из Красноярска, но свою рекомендацию Галя не смогла решить положительно; ее затея оказалась неосуществленной И, слава всевышнему. У меня созревала другая неизмеримо лучшая возможность, что со временем признали и Андрей и Галя и несколько месяцев спустя искренне поздравляли меня, высоко оценили мой выбор.
Из моих поездок в первом году жизни о Сибири памятна командировка в Хакасию, в Абакан и в Минусинск, где мне поручалось обратить внимание на заготовку кормов, ускорение сеноуборки и наиболее целесообразное использование племенных животных. Уже отъезжая от Ачинска в сторону Абакана, можно было наблюдать обширные довольно спокойного рельефа степи, которые служили для животноводов главным местом заготовки сена. Как правило, сенокошение и уборка сена проводились в то время с помощью конных машин. Работа эта продолжалась до самой осени и, конечно, значительная часть заготовленного сена представляла корм невысокого качества из перестоявшего по времени вегетации травостоя. В Минусинск мое путешествие было очень интересным, пришлось переправляться из Абакана на пароходе до устья реки Абакан, а затем по Енисею до Минусинска. Переезд этот был недолговременным, около часа, но сталось большое впечатление от широкого устья Абакана т величественного полноводного поистине грандиозного по своей мощи Енисея. Я как раз оказался в пору, когда Енисей разливал свои воды, выходящие из берегов по окрестностям и мне пришлось добраться до усадьбы в один из совхозов на лодке.
Я в годы и не думал, что пройдет не так уж много времени, и на Енисее вырастут два великих гиганта – Красноярская, а затем Саяно-Шушенская гидроэлектростанции, которые в полном смысле слова переродят этот в высшей степени интересный регион и в экономическом и в географическом плане.
х х
х
В моей жизни тем временем готовились крупные перемены. В начале зимы в Новосибирске уже давали о себе знать настоящие сибирские морозы, с которыми мне впервые в жизни пришлось познакомиться, при этом я не почувствовал какой-то особой тяжести; в Орловской области тоже бывают в эту пору добрые крепкие морозы. Так вот в один из зимних декабрьских дней я совершенно для себя неожиданно получил из Москвы письмо от Зины, сестры Шуры Обуховой, с которой мы путешествовали по Военно-Сухумской дороге и кому я иногда изредка посылал информацию о своей жизни в Сибири. По-видимому, узнав от сестры адрес, Зина решила написать мне о своих делах в институте, о том, что она уже на последнем курсе и недалеко время, когда станет дипломированном специалистом. Письмо было дружественное, простое и мне вспомнилось, как хорошо мы с ней беседовали, когда встречались в Москве. Что больше всего меня очаровало, Зина как будто между прочим написала мне, что хотела бы встретиться со мною, поговорить, посоветоваться, высказала желание просто увидеться и сделала приглашение приехать в Москву.
Несколько дней я ходил под впечатлением полученного не совсем ясного , пожалуй загадочного и в то же время очень ласкового приветливого письма.
Я рассказал своему шефу Василию Николаевичу Петрову, что мне нужно побывать в Москве. Он без возражений нашел подходящий повод и в декабре я был в Москве. На этот раз, как специалист крупного учреждения, а не разъездной контроль-ассистент колхозсоюза позволил себе в первый раз в жизни роскошь и остановился в гостинице «Балчуг», что находится вблизи от моего прежнего места жительства в Замоскворечье. В первый же день по приезде в Москву я побывал в Центральном животноводсоюзе, где мне надо было решить несколько поручений от зоотехнического отдела Сибживотноводсоюза. Я проинформировал о своей поездке в Сычевку, высказал намерение и пожелание придать делу завоза племенных животных в Сибирь из Европейской части Союза крупные масштабы. Это нашло большое одобрение и мои коллеги-зоотехники, кто-то был из них даже из нашего института, высоко оценен и стремление Сибири преодолеть местнические настроения и взять курс на породную реконструкцию животноводства. Мне высказали складывающую благоприятную перспективу в связи с намеченным созданием в стране крупной государственной производственной организации акционерного общества «Скотовод», в системе которого должен быть сформирован специализированный Госплемскотоводтрест. В задачу этого треста как раз и входило всемерное развитие массового размножения племенных животных, широкая метизация скота с применением искусственного осеменения, организация научных исследований по животноводству.
Все эти интересные идеи и обмен мнениями о будущем советского животноводства послужил хорошей подготовкой к моему переходу в другую систему, что и произошло в начале 1930 года.
В несколько приподнятом настроении после интересных бесед и одобряющей поддержки в Центрживотноводсоюзе, я отправился в зоотехнический институт побывать в Бюро окончивших, в канцелярию института и, если удастся, встретиться с Зиной.
Когда я подошел к своей альма-матер, с которой связаны лучшие годы жизни и самые добрые воспоминания, потянуло меня прежде всего не канцелярию, в главный учебный корпус. Я постарался узнать, где можно найти Зину. Оказалось, что ее курс на занятиях и в ожидании я расположился в знакомом мне полутемном актовом зале, где мы праздновали юбилей самого близкого нам профессора Павла Николаевича Кулешова, где проходили наши многочисленные студенческие собрания и торжественные вечера, где нам вручали в торжественной обстановке свидетельства об окончании высшей школы и присвоении звания агронома-зоотехника. Искренне сожалею, что это одно из лучших сельскохозяйственных высших учебных заведений страны, располагавшее самым совершенным профессорско-преподавательским составом, отлично подобранным Маргаритой Васильевной Фофановой, хорошо оборудованным и учебными хозяйствами, кафедрами и лабораториями, выпускавшее весьма квалифицированных специалистов высокой эрудиции, оказалось расформированным по другим ВУЗам.-
Жалею, очень жалею, что в нашей огромной стране не оказалось ведущей столичной зоотехнической высшей школы, а нужно было бы в настоящее время иметь уже не институт, а крупную зоотехническую учебную академию со всеми требующимися для современности кафедрами по фундаментальным наукам, специализированными кафедрами и ограниченным числом факультетов – зоотехнического, зооинженерного и экономического направлений. При этом большого внимания заслуживает развитие агрономических кафедр по кормопроизводству, луговедению и луговодству, а также кафедру механизации всех работ по обслуживанию животноводства, луговому и полевому кормопроизводству.
Как было бы здорово, если бы создать в орбите влияния и непосредственной близости к Москве такое учебное заведение, не пожалев на его организацию необходимой территории, крупных средств, современного оборудования, внимательного подбора кадров профессоров и несколько учебно-опытных хозяйств, удобных для проведения учебного процесса, с наличием в них образцового ведения животноводства по всем отраслям и полной механизацией их обслуживания.
Программа обучения в этом высшем учебном заведении должна быть разработана таким образом, чтобы все выпускники владели современными знаниями по своей специальности, имели хорошую общебиологическую подготовку, были бы образованными по важнейшим общественным наукам и обязательно знали один-два иностранных языка для свободного активного участия в обсуждении научных и производственных проблем по специальности на съездах, конференциях, симпозиумах и беседах внутри страны и при выездах заграницу.
Вспоминаю свой зоотехнический институт и каждый раз вновь и вновь радуюсь и горжусь, что мне довелось учиться в этом учебном заведении, которое дало возможность получить хорошие теоретические знания и производственные навыки, воспитать в себе советский интернационализм и дружественные чувства к своим товарищам, что легко потом передается по окончании ВУЗа на коллектив соратников, работающих совместно с тобою в учреждениях и предприятиях.
В раздумье об институте, своем преданном к нему отношении, моих однокурсниках, которые разбрелись по всей стране, прожитом времени после его окончания, незаметно прошло около получаса и из бокового коридора появилась небольшая группа студентов, оживленно, но не шумно обсуждающая то ли впечатления, то ли намечаемые вечерние дела. Я подошел к Зине, поздоровался с нею и ее товарищами, она быстро отшла в сторону и мы уже оказались одни. Не помню, что она сказала о закончившейся лекции и сразу же стала расспрашивать, когда я приехал, надолго ли в Москву и как мне живется в Сибири. За разговорами мы оделись и вышли на Смоленский бульвар вечерней Москвы.
Люблю я вечернюю суету пестрой толпы московских улиц, когда тысячи самых разных людей и по возрасту, и по темпераменту, и по роду занятий спешат домой, в столовую , в магазины, на трамвай, в театры или на встречу с друзьями. Улицы заполнены шумом; постукивают издалека по рельсам трамвайные колеса, звенят электрические звонки, стучат в подножный колокол вагоновожатые, бойко покрикивают извозчики, шумят шинами автомобили, изредка издавая сигнал зазевавшимся пешеходам, медленно движутся поскрипывая полозьями ломовые сани, загруженные огромными тюками кладей с капитальной упряжкой отличных клейдесдалай, шайеров и русских битюгов. Шум улиц не резкий, не раздражающий, а равномерно приглушенный, свидетельствующий о деловой жизни большого города, выполняющего свою разнообразную, но неотложную работу или движение своего многочисленного населения на отдых после трудового дня.
В этом не замечаемом шуме, не торопясь, шли мы с Зиной, которую я пригласил к себе и она, не возражая, согласилась. На трамвае по кольцевой линии Б до Зацепы, а затем на 25 трамвае доехали до Балчуга, проезжая родные мне места и прошлую квартиру по Новокузнецкой улице в доме №11.
Я рассказал Зине, что для своего удобства теперь, став старшим специалистом крупного учреждения, располагаю возможностью в командировке пользоваться дозволенным комфортом и потому решил не беспокоить семью Володи и расположился в обычной московской гостинице.
Когда мы вошли в небольшой однокомнатный номер, то вначале, как мне показалось, Зина была немного смущена, но мое объяснение она приняла одобрительно и вот мы с ней остались одни. Этого с нами никогда еще не было. Если и бывали иногда вдвоем, то это случалось только на улице, а в комнате, да еще закрытой, хотя и хорошо освещенной верхней люстрой и настольной лампой с абажуром, такого события испытывать не приходилось.
«Ну, Зиночка, теперь ты слушай и понимай, если не мои слова и признания, то, по крайней мере, мои искренние чувства, голос моего сердца, все что накопилось в душе за последние месяцы с того самого времени, когда возвратившись с военной службы, я побывал у вас, в семье Обуховых. В первый раз тогда вечером у меня необычно застучало сердце, когда возвращаясь домой, ты провожала меня до трамвая и я, прощаясь, крепко, но нежно, не до боли, необычно продолжительно пожал твои руки. Уже тогда у меня почувствовалась какая-то перемена в отношении к тебе. С тех пор твое имя было уже постоянно со мною; долго или коротко, может быть даже не каждый день, но ты была как-то ощутима для меня и всегда в этих случаях была близкой, как-то особенно желанной.
Уезжая из Москвы в первый раз в Сибирь после военной службы и Москолхозсоюза весной 1929 г. я, по правде говоря, хотел увидеть тебя, чтобы попрощаться, может быть надолго, а может быть и навсегда. Но этого свидания не получилось и с горечью я уехал. Чувство какой-то твоей близости было и тогда, и мне казалось, что может быть скоро я тебя увижу и узнаю истинное твое ко мне отношение.
Представь, какое было у меня необычное невероятное состояние, когда я получил от тебя письмо в Новосибирск – и дружественное и теплое.
Я думаю, ты меня поймешь, я нестерпимо вырвался к тебе и вот я у твоих ног…»
Я обнял мою дорогую Зину, поцеловал ее в первый раз в губы, она оказалась в моем владении, не отвергла меня и я стал, родная моя, навеки твой. Какое это было истинное блаженство, радость моя, мое счастье.
На другой день старшая сестра Александра устроила настоящий допрос своей сестре Зине и как она ни пыталась сочинить какую-то версию, что была у подруги, ее, не привыкшей к обману домашних, разговоры оказались неубедительными, истина скоро открылась. Все было рассказано, как это было на самом деле. В тот же день Шура была у меня и строго потребовала уже моего отчета, что я намерен делать.
Ответ мой уже был сделан моим поведением и расположением к ее сестре Зине, которую считаю своею и никому больше не отдам. На этом и закончился наш разговор. Вечером я был у Обуховых и в присутствии родителей Зины – Дмитрия Федоровича и Евдокии Ивановны – сделал Зине официальное предложение и просил согласия на это ее родителей.
Согласие было получено и мы с Зиной, стоя у доброй, самой обычной печки, приняли родительское благословение. Конечно я, я очень жалел, что еще не получил согласия от моей родимой матери, но я ее немедленно известил о своем решении и просил одобрить мой выбор. Познакомились моя мать и Зина позднее, когда я снова был в Москве. Она приехала из Малоархангельска повидаться со своей новой родственницей и, как понял, отнеслась к моему выбору довольно равнодушно, но вполне вежливо.
31 декабря 1929 года в Бауманском районном Бюро ЗАГС г. Москвы произведена запись под № 3724, что Н.И.Захарьев и З.Д.Обухова вступили в брак, а теперь через несколько месяцев 31 декабря 1979 года. Если все будет благополучно, мы постараемся в семейном кругу спокойно без шума, в соответствии с нашим возрастом, отпраздновать свою золотую свадьбу.
На Почтовой улице у Обуховых была отмечена очень скромно наша свадьба. Из гостей с моей стороны как будто никого не было, семья Обуховых была представлена взрослыми, но кто был из других знакомых и родных, не помню.
Через несколько дней я уехал в Новосибирск. По рекомендации Сибживотноводсоюза и при поддержке Сибкрайплана меня настойчиво приглашали в систему вновь созданного в стране акционерного общества «Скотовод» Очень энергично действовал уполномоченный «Скотовода» по Сибири Василенко. Ему дал положительный отзыв о моей кандидатуре крупный опытный специалист Сибирской краевой плановой комиссии Малинин, хорошо знавший меня по выступлениям на различных совещаниях, направленность моих идей в развитии сибирского животноводства, совпадавших с планами, которые должны осуществлять в крупных государственных масштабах совхозы «Скоторвод».
Меня вызвали в краевую контору «Скотовода» и предложили работу главным зоотехником в одном из вновь создаваемом в Сибири скотоводческих совхозов. Я попросил дать время для ответа, на что получил согласие. Прежде всего решил получить добрый совет от моих коллег-зоотехников соратников по Сибживотноводсоюзу. Все они единодушно рекомендовали принять приглашение, разумно считая, что поле деятельности у меня в «Скотоводе» будет значительно шире и эффективнее.
Недолго поразмыслив, я дал согласие генеральному уполномоченному «Скотовод» по Сибири и с 10 марта меня назначили главным зоотехником Тайнинского совхоза Канского района Красноярского края. Не помню, какую назначили мне зарплату, но она была как будто выше, получаемой мной в Сибживотноводсоюзе. Главное, конечно, меня привлекала перспектива работать в интересном направлении и возможность осуществить работы по скрещиванию маточного состава с хорошими высокого класса племенными производителями, покупка которых в больших размерах уже производилась в племенных хозяйствах СССР и в зарубежных странах.
х х
х
Товарищи мои по работе встретили сообщение о моих семейных событиях весьма одобрительно, поздравили меня по-дружески, высказали самые лучшие пожелания. По их совету и с согласия Зинаиды Дмитриевны я попросил Сибживотноводсоюз оформить ее направление на работу по окончании института в Сибирь, что и было сделано в институте.
В феврале Зина вместе с группой студентов приезжала в Сибирь и дней 10 участвовала в организационной работе среди сельского населения Барабинского округа по созданию колхозов. Несколько дней она была моим гостем в Новосибирске, затем уехала в Москву и я с большим нетерпением ожидал приезд ее в Сибирь на постоянную совместную работу со мной. Встретился с ней уже в Канске, где временно размещался центр Тайнинского совхоза.
При перемене направления на работу по окончании института и мне и Зине пришлось поволноваться, так как изменение адреса будущей работы требовало решение распорядительной инстанции. Как часто у нас бывает, эта перемена потребовала длительных согласований, встречались даже препятствия, хотя желание супругов, тем более молодоженов, одной и той же специальности, работать в одном весьма отдаленном месте всегда считалось вполне закономерным.
Волнения продолжались недели две или три; я слал ежедневно телеграммы Зине, чтобы она настаивала на своем желании работать вместе с мужем. Не раз для ускорения ответов я пользовался телеграммами-молниями. Помню это было весьма оживленное время экстренных взаимных информаций. И вот, наконец, все устроилось к общему согласию. З.Д.Обухова получила направление вместе со мною в Тайнинский совхоз в Канске на должность зоотехника.
В начале апреля 1930 года на станции Канск транссибирской дороги я встречал мою маленькую молоденькую Зину, ей было тогда ровно 20 лет, и снова она была со мною.
Жили мы вначале в номерах гостиницы, где нам было удобно во всех отношениях, в частности, по близости находился ресторан железнодорожной станции, где мы получали первое время обеды. Но вскоре выехали на место постоянного базирования после выбора центральной усадьбы совхоза в с .Сотниково, в 12-15 километрах от Канска, на север за полноводною рекою Кан, впадающей в Енисей ниже г.Красноярска.
Началась наша новая оживленная жизнь, моя по большей части в разъездах вместе с директором совхоза Иваном Михайловичем Малышевым, очень внимательным, доброжелательным человеком, бывшим командиром большого партизанского отряда в Сибири. С большим уважением он относился ко мне и по-отечески дружественным был к Зинаиде Дмитриевне.
Моя деятельность была посвящена преимущественно организационным делам и освоению большой отведенной совхозу территории, около 100 тысяч гектаров, распределению ее на отделения – фермы, выбору места усадеб, строительству животноводческих и других производственных и жилых помещений, подбору вместе с директором кадров специалистов и других работников центрального управления совхоза, руководителей отделений-ферм. Помню одного из таких руководителей Рыбнинского отделения, расположенного по пути от Канска к Красноярску на станции Рыбной. Распоряжался этим отделением Никулин Алексей Васильевич, присланный в совхоз десятитысячник, рабочий Ленинградского Путиловского завода, замечательный организатор, душевный человек, с которым я хорошо подружился, бывая у него на отделении.
На самом отдаленном в 60-70 километрах от центральной усадьбы совхоза отделении Улюколь, названном так по наименованию расположенного вблизи озера, недалеко от села Тасеева, командовал всеми делами Сибиряков Василий Иванович, отличный хозяин – крестьянин, коренной сибиряк, бывший партизан. Чувствовался во всем его поведении и распорядительности опытный хозяйственный человек и все у него клеилось и находилось в надлежащем порядке.
Зинаида Дмитриевна занялась формированием курсов животноводов и гуртоправов. Она была эаведующей этими курсами и преподавала большую часть предметов, привлекая многих других специалистов, которые довольно энергично заполняли имевшиеся места в совхозе.
Главным агрономом совхоза был приглашен из Канска очень опытный специалист Иван Сергеевич Суздальцев, у которого сразу же появилась особая забота- подготовка к проведению сеноуборки, заготовка кормов и устройство складов для их хранения. Большой заботы у него требовала подготовка полей для организации крупного кормопроизводства на центральной усадьбе и на отделениях.
Главным ветеринарным врачом был приглашен главный специалист Канского сельхозуправления Виктор Васильевич Флоринский, с которым много времени мы уделяли отбору и формированию гуртов скота, поступающих от заготовительных организаций, и распределению животных по фермам.
Во время летнего периода было заготовлено и укрыто по всем отделениям много огромных скирд сена и соломы на подстилку для обеспечения уже поступившего и ожидаемого большого взрослого поголовья животных и нарождавшихся телят. Шло интенсивное строительство животноводческих помещений. Словом, жизнь в совхозе шла весьма энергично и к зимнему времени все самое необходимое было подготовлено.
В конце лета в совхоз поступили ценные по племенным свидетельствам и отличные по экстерьеру и развитию двадцать производителей симментальской породы, из них несколько быков с весом около тысячи килограммов. Вместе с В.В.Флоринским мы организовали возможно лучшее зоотехническое и ветеринарное их обслуживание, выдержку соответствующего по сроку карантина, регулярную продолжительную прогулку, хорошее кормление.
В последующее время, когда определили маточное поголовье по отдельным фермам, был составлен план использования производителей, при этом лучшая часть была оставлена на центральной ферме с расчетом проведения искусственного осеменения и получения наибольшего количества ценного приплода. Подготовка специалистов для проведения искусственного осеменения проводилась централизованно Сибирской конторой «Скотовод», куда мы направляли своих работников совхоза.
Вспоминаются теплые летние дни восточно-сибирского края, когда вместе с Зинаидой Дмитриевной, моим заместителем по комплектованию гуртов Александром Петровичем и кучером Василием мы выезжали для осмотра сенокосов в пойме реки в направлении к Тайшету. Не забуду, как мы вдвое с Зиной сделали прогулку вниз по Тайнинке в направлении к Канску и отлично выкупались в речке, вода которой нам показалась не холодной, правда это было в июле месяце, обычно самом теплом времени Сибири.
Не забуду и другую противоположность Сибирского климата, когда в январе морозы в течение нескольких дней держались около 60 градусов ниже нуля, а самую низкую температуру, которую мне пришлось почувствовать в Сибири, минус 64 градуса я испытал однажды при возвращении из конторы совхоза домой, расстояние это было примерно полкилометра. Несмотря на хорошую одежду – отличный полушубок, меховую очень теплую шапку и валенки, мне пришлось изредка останавливаться, чтобы энергично потереть колени, щеки и, что называется, перевести дух.
Большие морозы, которые мне пришлось повидать в Сибири, обычно сопровождались густым туманом, но были безветренны.
В конце 1930 года, когда заканчивалось формирование гуртов и распределение их по фермам, мне предложили хорошего расторопного, грамотного заместителя молодого зоотехника, которого я постарался вооружить всем, что больше всего меня волновало и интересовало в совхозе. Я передал свои идей стремиться форсированно выполнять план породного улучшения стада, используя имевшихся хороших племенных быков, проводить поглотительное скрещивание, стремясь как можно больше накопить животных метисов высокой кровности. Вторая моя забота была убедить моего коллегу в необходимости уделять большое внимание полноценному кормлению всех животных вообще, но племенных групп, маточного состава и растущего молодняка в особенности. Весьма важным обстоятельством нормального развития продуктивного животноводства в условиях Сибири является создание благоприятного содержания скота, относительно утепленные помещения, на что следует обращать внимание зоотехнического персонала и оказывать содействие в строительстве животноводческих построек.
Директором совхоза и начальником отдела кадров с участием главных специалистов были подобраны работники центрального управления совхоза. В формировании персонала работников отделений (ферм) принимали самое деятельное участие заведующие фермами. Особенно мне нравился толковый, вдумчивый подбор работников, да и вообще все дела на Рыбнинском и Улюкальском отделениях, где А.В.Никулиным (десятитысячник) и В.М.Сибиряковым (наш заслуженный командир партизанского отряда) все делалось умело, капитально, без торопливости, в чем чувствовался большой жизненный опыт деловых людей. Можно было только радоваться, что они оказались очень удачно на своем месте. С ними было приятно побеседовать и в их практической деятельности позаимствовать полезный опыт и умение хорошо организовать дело, спокойно без шума общаться с людьми. Мне в последующей моей деятельности даже за пределами Сибири бывало приятно и полезно вспоминать этих замечательных сибиряков. Кстати сказать, добрую память о себе оставил у меня наш первый директор совхоза Иван Михйлович Малышев, с которым мне пришлось провести трудный период первого времени организации и становления совхоза, который в короткий срок сформировался в крупное государственное предприятие – огромный совхоз, послуживший для меня большой жизненной школой и обогативший вместе со всей моей работой в Сибири таким опытом, который оставил след и сослужил во всей последующей моей деятельности.
Не долго думая моя дорогая Зина решила увеличить наше семейство. Мы вызвали к себе мою мать, которая надолго решила поселиться с нами и, как оказалось , осталась с нами навсегда. К нам же перебрался мой дядя Леша, который хорошо устроился на отдельном участке нашего совхоза в Гордеевке, организовав там отличное огородное хозяйство, чем очень довольны были директор совхоза и профсоюзный руководитель. Уже в первый год огород сумел обеспечить столовую центральной усадьбы вполне достаточным количеством овощей собственного урожая.
Помню в зимние месяцы мне несколько раз пришлось выезжать на наши отделения по делам получить весьма интересные впечатления от зимних поездок по Восточной Сибири. Моим верным спутником был кучер Василий на паре отличных быстрых лошадей, запряженных в удобные сибирские сани с задком. Как-то в зимнюю декабрьскую пору ехали мы под вечер вдали от Сотниково к поселку на Тайшетском тракте, где нам предстояло переночевать. И вот в эту пору мой Василий заметил, что лошади как-то ведут себя беспокойно. Что же оказалось. Метров трехстах от нас впереди не торопясь перебегала поперек нашей дороги небольшая стая 5-6 волков. Ветерок дул нам с левой стороны, перегоняя снег-поземку через дорогую Было морозно, но это нам не было особенно заметно, т.к. одеты мы были основательно по-сибирски в хороших овчинных полушубках, а на мне поверх полушубка добротная собачья доха, у Василия хороший овчинный тулуп.
Мы с собой имели оружие, у меня наган, у Василия возле переднего сидения приставлено охотничье ружье с патроном, заряженным пулевым жаканом. Немного придержав лошадей, мы подготовили свое оружие. По правде говоря, ощущение у меня было не из приятных, да и Василий, видимо, не испытывал удовольствия. К счастью, волки, не обращая на нас внимания, перебежав дорогу, продолжали свой путь и скрылись в березовом овражке.
Затихли наши волнения. Получив сдержанное поощрение от Василия, лошади шустро побежали и через 40-50 минут мы были уже в пункте нашей ночевки.
Это, пожалуй, было наиболее неприятное ощущение из всех моих многократных поездок в зимнюю пору по сибирским дорогам, но запомнилось это событие надолго.
Очень интересной и памятной осталась поездка по таежному лесу в летнюю пору, когда мне пришлось проезжать из нашего Улюкольского отделения в Новоселы; это тоже один из отделений совхоза. Ехали мы с Василием и повез он меня, как он говорил, по более короткой дороге через тайгу. Мне хотелось прочувствовать ее на собственном опыте. Лес, по которому мы ехали, был девственным, нетронутым и, если бы не узкая охотничья дорога, его можно было бы назвать непроезжим и трудно проходимым. Лес был смешанным с преобладанием лиственницы и тянулся он на запад до самого Енисея. Наш путь лежал прямо на юг к реке Кан, недалеко от которого располагалось большое, дворов на 100-150, сибирское село Новоселы.
Тайга на меня произвела сильное впечатление своей мрачностью и совершенной тишиной; ни звука, ни малейшего шелеста, изредка только где-то падали обломившиеся сучки, а больше никакого живого шороха. Наши среднерусские леса на моей родине в эту летнюю пору веселые, шумные, где почти не смолкают переговоры самых разнообразных птиц.
А тут в тайге, унылая даже какая-то притаившаяся тишина. В Новоселах, которые расположены почти на опушке леса, нас любезно встретил старожил-сибиряк, имевший хороший дом, прочные деревянные ворота, крепко сложенные из бревен амбар и другие капитальные подворные постройки. Встретил нас, я помню, в первый раз довольно пасмурно, но теперь дружественно, как старых знакомых. Приветливая хозяйка уже через полчаса поставила на столе самовар и отличные горячие сибирские пышки с растопленным сливочным маслом, медом и каким-то сибирским вареньем.
Очень интересным был рассказ нашего хозяина о том, как недавно в село забрел крупный медведь и мужикам пришлось большой группой прогонять его из деревни.
Время у меня, заполненное самой разнообразной работой по специальности и организационным делам, бежало быстро, и только в отдельные воскресные дни мы позволяли небольшие прогулки на легкой линейке в красивые места за Гордеевку и иногда в Канск. Изредка бывали в зимние дни поездки в Канск со всем комфортом, чтобы побывать у своих знакомых, которых завели еще еще во время жизни в Канске, а также купить что-нибудь на хорошем городском базаре.
15 января 1931 года у меня выросла семья, моя дорогая Зинаида Дмитриевна подарила мне сына Льва, первенца сибиряка.
За внуком в Канск ездила бабушка Анюта и везла его домой в Сотниково на центральную усадьбу совхоза, хорошо укутав в мою доху. В доме у нас, мы занимали всю горницу пятистенного сибирского дома, стало заметно теснее и оживленнее. Несмотря на очень сильные морозы, в комнате было тепло, хотя как обычно в окнах были только одиночные рамы, но сибиряки на отопление дров не жалеют. С 15 марта 1931 года, пробыв в совхозе ровно год, я получил отпуск на полтора месяца, сдав все дела своему заместителю. Отправились в Москву вместе со мною и Зина со своим сыном. Бабушка Анюта осталась в Сотниково. На вокзале нас провожали сослуживцы совхоза и в удобном купе транссибирского экспресса мы быстро покатили через Енисей, Обь, Иртыш, через Уральские горы, в родную моей Зине, близкую и дорогую моему сердцу Москву.
Содержание
Предисловие 1
1. Начало моей биографии 4
2. В Орловской гимназии 12
3. Думы о будущей высшей школе 18
4. В Воронежском СХИ 22
5. В Москве 30
6. Последние годы студенческой жизни 36
7. На новой работе 42
8. На военной службе 51
9. В Московском колхозсоюзе 56
10. В Сибири 61
ЗИНАИДА Дитриевна Обухова
Дом на улице Киргизской 14 в котором жили семья Н.И. с 1935? по 1950? и Чашкина И.Н., сотрудника КИРНИИЖа
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
Из воспоминаний Мазуриной Людмилы Николаевны (учительницы немецкого языка:
Моя мама, рассказывая о своих учениках и их семьях, говорила, что семья Захарьевых очень культурная, интеллигентная (в чем я скоро смогла убедиться сама), что отец – молодой кандидат наук (38 лет), жена его – Зинаида Дмитриевна работает в научном институте животноводства, а всем в семье управляет бабушка, мама Н.И . Анна Глебовна (фото справа). Она и хозяйство ведет , и внуков воспитывает. И действительно, говорить со мною, чтобы я приняла в свою группу младшего сына Зазарьевых – Бобу, так звали тогда Бориса, ко мне приходила Анна Глебовна. С родителями я познакомилась значительно позже. Боба был милый мальчик, бело-розовый, приветливый и послушный. Он никогда не вызывал моего неудовольствия. Все усваивал хорошо, легко. А вот на Леву моя мама часто сердилась, он иногда озорничал на уроках, но учился очень хорошо, хоть и поленивался иногда.
Все военные и послевоенные годы семья Захарьевых прожила очень благополучно по сравнению с большинством известных мне людей. Николай Ильич занимал весьма ответственные должности , получал хорошую заплату и, что в то время было особенно важно, имел хорошее снабжение продуктами питания. Поэтому питание у них было всегда хорошим. Мне оно казалось тогда роскошным. ...
Все эти годы, несмотря на должности, звания, на почет и уважение, он оставался по отношению ко мне тем же радушным хозяином, интересным собеседником, держался всегда просто , дружески. Находиться в его обществе было всегда приятно.
Хххххххххххххх
Н.И. несколько больше обращал внимания на свою внешность, но и он удовлетворялся самым необходимым. ЕДИНСТВЕННОЙ «роскошью» , которую они себе позволяли, была покупка массы книг, хорошее питание, покупка пластинок, позже покупка пианино для дочери.
ДУМАЕТСЯ, ЧТО ЭТА СКРОМНОСТЬ В ОТНОШЕНИИ «благ земных», наряду с примером образцового, увлеченного отношения к своей работе, мир и лад в семейных отношенияхогромная забота о том, чтобы дать сыновьям действительно хорошее образование (в старших классах оба учили еще английский язык, тоже беря уроки у частных учителей), дисциплина, предъявляемая к мальчикам, достаточно жесткие требования, отсутствие баловства, помогли родителям вырастить своих сыновей работящими, скромными, образованными людьми. Оба стали в молодые годы докторами наук. Я, их бывшая учительница и то с гордостью и удовлетворением слежу за их успехими, что же говорить о родителях, которые их создали и вырастили такими! Уже только когда сыновья окончили университет, родители побаловали их, купив для них по легковой машине и оказав им и другую материальную помощь при их женитьбах. Таким образом они стали по отношению к детям гораздо щедрее, чем они были по отношению к самим себе. Но эти подарки уже никак не могли испортить молодых людей, ставших взрослыми, а вот то, что их не задаривпли и не забаловывали в детские и юношеские годы, не давали чувствовать им, сто достаток родителей много выше среднего уровня, чем грешат нынче многие родители и губят тем своих детей – это большая заслуга Н.И. и З.Д..
Они провожали мою маму при отъезде из Фрунзе, а в Москве тогда встретил и помог нам Борис. Потом они проводили и меня и мы встечались при их поездках в Лениград..
1969 года возобновила встречи с Борисом, дважды ездила к ему в Дубну,дважды была у него в Москве.