Над Александровским садом облака принялись теснить друг друга. Со стороны Воздвиженки небо потемнело. Уже слышны были раскаты приближающейся грозы. Люди всё чаще устремляли свой взор наверх и спешно покидали скверы, пытаясь укрыться от ненастья. На центральной аллее появилась поливальная машина, привыкшая сгонять со скамеек отдыхающих, но никого не обнаружив, удивленно сверкнула фарами, развернулась и уехала восвояси.
"К дождю!.." - силясь улыбнуться, произнес человек с блокнотом в руках. Он был единственным, кто остался дожидаться ливня. Выглядел спокойным, и каким-то отрешённым от всего, что происходило вокруг. Казалось его больше привлекал коротко постриженный газон и вековые деревья сада, но он смотрел сквозь них рассеянно, и думал о чем-то своем.
Дождь, несмотря на все знаки, хлынул внезапно. «Как приятно.. Дождь.. И никого.. Ни души» - подумал молодой человек, позволив себе улыбнуться еще раз, и мечтательно оглянулся вокруг. И, неожиданно для себя, обнаружил, что был не один. Буквально в паре шагов от него, на соседней скамейке, сидела девушка. Как он её не заметил, - ему было непонятно?.. Он вскочил, как угорелый, вспомнил о зонте, раскрыл его и шагнул к ней.
- Девушка!.. Как же так?.. Вы промокли насквозь.. Вы, на меня-то не смотрите.. я привыкший..
- Присаживайтесь.. - ответил нежный голос - Вы немного опоздали.. Зонт нам уже не поможет..
Молодой человек сложил зонт, присел, повернулся и увидел глаза. Большие, карие… Но больше всего поразил ее взгляд - долгий, который проникал всё глубже и глубже.. ему казалось еще немного и он доберется до самого сокровенного уголка.. до сердца его мечтательного и трепетного.. Но вот глаза моргнули, и тогда он увидел ресницы, а потом её слегка вздернутый нос, губы, от которых не оторвал бы глаз вовсе, если бы не представил себя со стороны, и не вспомнил, что неучтиво так пялиться на девушку, после первой сказанной фразы. Он смутился на миг.. и когда вновь встретился с ней взглядом начал говорить.. Долго, выразительно, интересно. За всё время своего монолога, а это был монолог, он ловил себя на мысли, что пытается разрешить для себя загадку, что таят в себе эти глаза напротив? Что там дальше скрывается?.. И ему бы сейчас остановиться, помолчать немного, но он не мог.. Он говорил без умолку, и чувствовал, что именно это нужно им обоим сейчас.. Ещё он обратил внимание, как меняется выражение её лица, заметил, как она преобразилась, как манит её улыбка, которую он разбудил своей болтовнёй.. И совсем не заметил, что дождь прошел и выглянуло солнце.. Она смеялась, так заразительно - не осталось и тени грусти, которую он увидел в её глазах.. Да, только теперь он понял, что загадкой той была её грусть, ускользнувшая от него и спрятавшаяся где-то далеко внутри от его проницательного взгляда.. Именно это чувство так обострило его внимание поначалу. И, осознав это, он замолчал…
- Почему вы остановились?.. Что-то не так? - спросила она - Мы с этим дождём даже не успели познакомиться, хотя сейчас мне кажется, я знала вас всю жизнь.. такое знаете, де жа вю.. Ах, да!.. Меня зовут Изольдой, а Вас?
- Розенкранц…
- Я здесь часто бываю.. Здесь так спокойно и уютно. Такой уголок души… Много событий связано именно с этим сквером.. Каждую былинку привечаю, и они все мои тайны знают.. Вы ведь всего неделю здесь?.. Я заметила Вас сразу.. ПрихОдите ближе к шести и сидите в одиночестве до времени пробуждения фонарей.. Всегда с блокнотом в руках, и ведете записи, они меня так заинтересовали.. Что там?.. - спросила она, указывая взглядом на потрепавшуюся обложку тетради.
- Роман, который пишу.. –сказал он, и почувствовал, что совсем уже не хочет говорить, а желает слушать, внимать мелодии, интонациям и удивительному тембру её голоса и прислушиваться к биению своего сердца..
Она посмотрела на часы, заволновалась, вскочила так неожиданно для него и побежала
- Извините, мне пора.. совсем вылетело из головы.. меня уже потеряли.. До встречи, Розенкранц.
И скрылась за поворотом…
Она приходила с ним одновременно, и садилась на соседнюю скамейку лишь за полчаса до оживления фонарей, чтобы не вспугнуть его вдохновение, чтобы не мешать осуществлению его творческих замыслов. А всё остальное, время наблюдала за ним со стороны. Он был так поглощен своими мыслями и записями, что не замечал ее присутствия. А она восхищалась и любовалась им таким. Он многого не замечал, не слышал, не видел: её обжигающих взглядов, наполненных таким теплом, которое чувствовали люди, заходившие в сквер, чтобы насладиться вечерней прохладой; её волнения, когда он на время прекращал свои записи и задумчиво смотрел куда-то вдаль; её желания поскорей приблизить сумерки; её молитв…
Когда наступало время фонарей, он улыбался, убирал свой блокнот и ручку в потрфель, поворачивал голову и, завидев ее, садился рядом. И они говорили о многом, о важном. А потом, она уходила. У неё был дом, человек, с которым она жила, много дел важных и обязательств, как ей теперь казалось, таких смешных, никчемных.. А еще очень много надежд, появившихся совсем недавно, так нежданно, как эта осень, ворвавшаяся в её любимый сад. А он был один в этом мире. Он так привык уже к этому сочетанию двух состояний: одиночества и свободы, что ни на что не претендовал.
Они встречались так неделю, и однажды, закрыв блокнот, и привычным движением руки убрав его в портфель, он пересел на соседнюю скамейку, но её не обнаружил.. Странные чувства накатили, - сначала волнение, потом испуг, после тревога, усиливаясь и отпуская, нарастали в нем как волны приближающегося шторма, до тех пор пока не переросли в огромную досаду на себя. Его охватил ужас, что он не знает ни её фамилии, ни адреса, ни телефона. Он сетовал на свое безрассудство, страх, что больше ее не увидит, полностью охватил его. Сквер опустел, он был один и, сокрушенный своей беспомощностью, направился к выходу. Он шел, заглядывая в лица прохожих, покидающих улицы города, пытаясь уловить в них ее черты, но тщетно… Чего он только не надумал, чего не нафантазировал…
Он, как и прежде, приходил в то же время.. в их время, садился на скамейку и ждал. Работа над романом остановилась. Он выглядел потерянным. Все мысли его были о ней. Прошел месяц и он решил больше не заглядывать в Александровский сад… И, вот однажды, в один из осенних вечеров, когда листья пожелтели и не могли больше удерживаться на ветвях, и легкие порывы ветра срывали их, кружили в замысловатом танце, пронося по немыслимым траекториям, и гнали вдоль аллей, оставляя диковинные узоры на дорожках, когда он совсем уже отчаялся её снова увидеть, и спускался по Бульварному кольцу вниз по направлению к кофейне, где стал проводить свои вечера, он услышал позади себя знакомый звон каблучков. Но не поверил: столько времени прошло. Так только, отметил про себя. И, через мгновение, почувствовал тепло ее рук у себя на груди. Она подошла сзади, обняла его и прошептала: "Прости!... Прости меня, дуреху.. Я думала, что смогу…" Он повернулся и хотел рассказать многое, что так хотелось давно выразить, но не успел… Поцелуй жаркий, пьянящий прервал его слова…