Как я пишу?.. Полулежа на тахте. Сзади — большое окно и подушка за спиной. На тетрадь падают яркие, солнечные лучи. За открытой дверью моей маленькой комнаты —еще одна дверь… Налево. Она ведет во дворик. Там — тень от деревьев и ведра с водой на высоких порожках веранды. Если встать с тахты и сделать пять шагов, можно принять освежающий «душ» из кружки…
Очень жарко… Июль! Все двери открыты настежь.
Я смотрю на чистый лист тетради. О чем я думаю?.. Мне очень хочется написать рассказ о трагической судьбе писателя.
А там, на порожках, жена Наташка обливается водой…
— Иди сюда, тюлень! — говорит Наташка.
— Я занят!..
Жена смеется:
— Ерундой ты занят, писатель!..
Нет!.. Я надеюсь, что не ерундой. Трагедия в жизни писателя встречается очень часто и она, эта трагедия…
Вдруг — дз-з-з!.. Муха.
Интересно, откуда она? Наташка слегка помешана на чистоте и в нашем доме нет мух.
Но все равно — дз-з-з!.. Муха большая и серая. Она садится на пепельницу… Потом муха смотрит на меня.
Ну, что уставилась, насекомое?!.. Я барабаню авторучкой по тетрадке. Исчезни, отсюда!..
Но муха ныряет в пепельницу и снова — дз-з-з!.. Окурки шевелятся и из стеклянного вместилища никотина б\у во все стороны летит пепел.
Ого!.. Это же сумасшедшая муха!.. Наверное, у нее окуркомания и патологическая тяга к охлажденному никотину.
Я шлепаю ладонью по пепельнице. Она чуть не сваливается на пол… Покрывало тут же украшает пепел и несколько окурков.
— Черт!.. — громко говорю я.
— Ты что ругаешься? — отзывается Наташка.
— Муха!..
— Не ври, у нас нет мух.
Между тем муха, как ни в чем ни бывало, уже сидит на тыльной стороне моей ладони… Я трясу рукой. Муха взлетает. Я убираю руку в сторону. Муха снова ныряет в пепельницу. Дз-з-з!.. Фонтанчик пепла похож на маленький вулкан.
— Убью, зараза крылатая! — кричу я.
Я слышу шлепанье босых ног… В комнату заходит жена.
— Где муха?! — грозно спрашивает она.
Мы оба осматриваем тахту, а потом комнату. Но мухи нет…
— А кто пепел на покрывало высыпал?! — возмущается Наташка.
— Муха!
Жена недоверчиво усмехается… Она приподнимает пепельницу и стряхивает с покрывала рукой буро-серый порошок. Потом берет со стола журнал и вырывает из него страницу.
— Ты что делаешь?! — кричу я. — Там же мой рассказ!!..
Наташка молча, с помощью вырванного листка, справляется с пеплом на полу.
Потом она поднимает голову и улыбается:
— За совком идти не хочется… Жарко!
Жена уходит… Наташке нравится «принимать ванны» из кружки в жару.
Я встаю и осматриваю пострадавший журнал… Так я и знал! Жена вырвала страницу с моим рассказом. Черт, а?!..
Я возвращаюсь на диван, и почти тут же появляется муха: дз-з-з!..
Муха снова роется в пепельнице. Дз-з-з!..
Что слышит Наташка?.. Мой откровенно возмущенный вопль и звон упавшей на пол пепельницы.
В комнату просовывается мокрая голова жены:
— Ку-ку!.. Что, опять муха?
— Да…
— Врешь, писатель.
— Честное слово!
Наташка входит в комнату на цыпочках и с грацией пантеры оглядывается по сторонам.
— Цыпа-цыпа-цыпа!.. — зовет она муху.
Но муха пропала. Ее нет даже под тахтой и в маленьком шкафу.
Во взгляде жены уже откровенное подозрение. Наша дуэль «глаза в глаза» заканчивается ничем. Наташка вырывает из очередного журнала, очередную страницу, чтобы убрать пепел.
Я молчу…
Наташка смотрит на меня и улыбается.
— Тут, на страничке, твое имя напечатано, — она показывает мне журнальный лист. — Ерундовый у тебя рассказик получился, писатель…
Я молчу…
Жена заканчивает свою работу, ставит пепельницу на место и уходит.
О чем я думаю, рассматривая чистый лист бумаги?.. О трагедии. Я уже чувствую, как описание трагической судьбы писателя вот-вот хлынет потоком чернил из моего пера… Еще чуть-чуть и…
Из-за пепельницы выходит муха…
Я издаю почти слоновий рев:
— Убью, нечисть!!..
Пепельница летит на пол…
Возвращается Наташка. Она внимательно осматривает комнату.
Неожиданно жена говорит:
— Замри, писатель!..
Ее взгляд скользит туда-сюда над моей головой.
Я послушно превращаюсь в соляной столб.
Жена хищно улыбается:
— Муха!..
Она тянется рукой к столу — к той же стопке моих журналов и газет. Наташка медленно свертывает в трубочку самый толстый и красивый журнал. Кстати, там тоже напечатали мой рассказ. Журнал, конечно же, был раскрыт именно на этой странице, и я ясно вижу на бумажной «дубинке» свое имя.
— Там мой рассказ!.. — тихо шепчу я жене. — Самый хороший!..
— Где? — Наташка крадется вперед.
— В журнале.
— Тихо, сочинитель!..
Ради убийства ехидной мухи я соглашаюсь на святотатство. Наташка медленно поднимает журнальную «дубинку»… Я закрываю глаза.
Бац!.. На мою голову обрушивается скользящий удар.
— Все?.. — радостно спрашиваю я.
— Нет. Глаза запахни, беллетрист.
Бац-бац!..
— Ну?!..
—Терпи, сочинитель, — говорит жена. — Может быть, тебя в гении запишут.
— Какие гении?
— По ловле мух!..
Бац!.. Я терплю. Бац!.. Я снова терплю…
По коридору идет дочка Женечка. Ей тоже жарко и она тоже идет купаться.
— Что тут у вас? — Женечка заглядывает в комнату.
Она смотрит на неподвижного папу и на маму с бумажной «дубинкой» в руке.
— Мы муху убиваем!.. — улыбается Наташка.
— Какую муху? — удивляется Женечка. — Тут нет никакой мухи.
Наташку смеется, бросает журнал и бежит по коридору.
— Стой!.. — я бегу следом.
Но Наташка успевает закрыть дверь в коридоре на замок.
— Открой дверь!.. — кричу я.
— А зачем ты мне врал про муху?!.. — смеется за дверью Наташка.
— Как это врал?!.. Ты же видела, я терпел все твои издевательства!
Наташка молчит.
— Открой дверь!
— Знаешь, если честно, то я только потом поняла, что ты не врал, — говорит Наташка. — Наверное, это была какая-нибудь сумасшедшая муха.
— Тогда почему ты не прекратила свои издевательства?!
— Знаешь, у тебя было такое идиотское лицо! — Наташка снова смеется. — А, кроме того… Ну, ты же писатель!..
— Ну и что?!
Жена молчит.
Я плюю на пол и иду назад…
С порожек меня окликает Женечка:
— Пап, вот ты писатель… А ты станешь когда-нибудь классиком?
— Нет!!..
— Почему?
Потому что у меня идиотское лицо, потому что мои скомканные рассказы летят в мусорную корзину вместе с сигаретным пеплом и потому что меня только что избили журналом, в котором напечатан мой самый лучший рассказ!.. Господи, я бы согласился с любой критикой, но только не с такой!..
В комнате я падаю на тахту. Я курю и долго смотрю на чистый лист бумаги. Я думаю о нелегкой писательской судьбе. Нет-нет!.. Я думаю о трагической писательской судьбе!..
Впрочем, ладно... Пора работать. Пора работать над настоящей трагедией!.. И такой, чтобы весь мир ры-ы-ы-ыдал!
Я беру в руки авторучку… Так, с чего бы начать?..
… Из-за пепельницы на меня снова смотрит бандитская физиономия мухи…