7. УЕХАТЬ ИЛИ ОСТАТЬСЯ?
Крестный ход приближался к воротам, а я плелась в самом хвосте, да ещё тапок потеряла в грязи. Выловила его, выбралась на обочину, и тут кто-то крепко подхватил под локоть – сразу зашагала быстрее.
Меня подобрала группа знакомых горожан, но не успела я обрадоваться, как в душе родилась досада. Со всех сторон слышалось стройное пение молитв, а знакомые вполголоса обсуждали городские литературные новости. О том, как прошёл поэтический праздник, кто какие стихотворения читал…
Тщетно пыталась я петь молитвы, сохранять радостно-молитвенное состояние – оно таяло, как дым… Внимание цеплялось за произносимые над ухом фамилии, названия издательств. Так, находясь в самой гуще Крестного хода, перестала в нём участвовать…
Крестный ход, клубясь водоворотами, влился в монастырские ворота, растёкся по двору, тонким ручейком потянулся в церковь. Там звенели голоса монахинь – шло окончание Богослужения.
Под раскидистыми соснами во дворе монахини и паломницы накрывали на узкие деревянные столы. Столы были оббиты клеёнкой, ветерок трепал свисающие края, развевались кончики платков и шарфов паломниц.
Издалека увидела я тонюсенькую фигурку Анютки. Матушки Елены не было видно – она пела в храме.
А меня обступили знакомые:
- Поехали с нами в город!
Я молчала, раздумывая, хочется ли мне покинуть монастырь. Если честно, желалось только одного – добраться до кровати. И упасть. Закутаться в одеяло. Но можно ли сейчас, среди бела дня, одной, вернуться в келью, как в гостиничный номер?
- Устала, надо бы отдохнуть, - ответила я.
- У нас и отдохнёшь! – голоса звучали обрадовано.
- Мне нужно собраться…
- Собирайся, подождём! – голоса звучали всё настойчивей.
- Сумка тяжёлая, - я всё ещё раздумывала, - и до остановки далеко идти.
- Поможем, и дойти, и донести!
- Надо предупредить матушку Елену, - что-то во мне сопротивлялось их уговорам.
- Конечно! Мы тут подождём…
Я медленно поднималась по лестнице, и думала, что, если поеду в гости, то окончательно растеряю ощущение церковного праздника. Молитва, которая пелась в душе весь Крестный ход, почти затихла, словно пересыхающий ручеёк…
Хотя, думалось мне, можно не ехать к знакомым. В сумке лежит ключ от комнаты, которую во время учёбы снимала дочка. Хозяйка ведь будет не против, если я переночую ночь-две…
В келье собрала сумку. На обратном пути осторожно заглянула на клирос. Матушка Елена быстро шагнула ко мне.
- Не уезжайте! - матушка Елена печально посмотрела на меня, - Почему Вы собрались уехать?
- Так… устала… хотела поспать… неудобно в келье, - я виновато выдавливала слова, - все паломницы на столы накрывают, а у меня сил нет…
- Идите, поешьте, и ложитесь, отдыхайте, - матушка Елена смотрела грустно.
- Я всё-таки, наверное, поеду, - я чувствовала на плечах тяжеленный груз, который сильнее и сильнее пригибал к земле…
- Воля Ваша, - произнесла матушка, и отчаяние, будто пружина, вдруг развернулось во мне, выпрямило.
Моя воля?! Не нужно мне своей воли!! Хватит, и так натерпелась из-за неё, капризной и безжалостной.
- Я остаюсь, матушка!! – стало легко.
- Вот и хорошо, - мягко улыбнулась монахиня, и вернулась на клирос.
Вниз я сошла другим человеком.
- Матушка Елена не благословила уезжать! - ликуя, выдохнула я в лица знакомым, и они словно съёжились. Наскоро простились, ушли.
Я вернулась в храм, и ещё успела, в числе последних, приложиться ко Кресту. Помню, что добрела до столов во дворе. После молитвы, что прочёл батюшка, мы поели, и вот я уже в келье... Закуталась в одеяло, долго не могла согреться, и, наконец, уснула…
Да, позже я узнала, что в квартире, где дочь снимала комнату, хозяйка в то время затеяла ремонт. Не было ни раковин, ни унитаза, повсюду царила покраска-побелка… Даже страшно подумать, как бы я намучилась, послушав знакомых…