Часть 4
Учеба давалась нелегко. Не потому, что не хватало способностей. Просто занятия требовали коллосальной самоотдачи. Это была спринтерская гонка, где побеждал наиболее усидчивый, настойчивый и смышленый. Здесь как и в бизнесе все было поставлено на рельсы беспощадной конкуренции. Не успел, не смог, не понял, не сдал, просто ленив -вылетаешь. И вылетали.Другие. Но не Саша с Юрой. Они вцепились в учебу как бультерьеры в жертву.
Просиживая ночи с книгами, утром с воспаленными глазами, едва перехватив что-то на ходу и подбросив на машине детей в школу , они неслись сдавать сделанные проэкты, чтобы получить новые.
Вечером дамокловым мечом над их загруженной компьютерными знаниями головой висела стройка. Пропускать строительные смены было смерти подобно. Учебный день давал надежду на лучшую жизнь в будущем, в то время как рабочий вечер давал возможность существовать в настоящем. Растущие дети- наглядным стимулом не сойти с дистанции.
Все чаще их совместный ужин превращался в стремительное пережевывание кое-как слепленных бутербродов. Скорость их приготовления была феноменальной, а процедура крайне простой: хлеб на плоскую тарелку-1 сек, сверху ветчина- 1 сек, лист салата- 1 сек, кетчур или майонез- одно движение кисти, хлеб сверху- готово.
Если простой бергер приедался, баловали себя изощренным. В их семейном лексиконе разделение существовало только в двух категориях- простой и сложной. Для облегчения жизни стряпчего.
- Вам простые или извращенные? -кричала Саша домочадцам из кухни, имея в виду сложный продукт. Под извращением, намеренно коверкая похожее по звучанию слово, понималось не столько качество начинки, сколько затраченное на ее приготовление время. Времени на каждый бутерброд уходило во много раз больше. Он требовал присутствия сыра , резаных помидоров ,зелени, а также запекания его в тостере до хрустящей корочки.
За долгий учебно-трудовой год новый стиль питания въелся в плоть и кровь. Если раньше, всего пару лет назад , Саша старалась готовить домашнюю еду, извлекая из памяти не один десяток интересных рецептов, готовить с любовью и самое главное с желанием сотворить что-то эдакое и удивить и порадовать вкуснятиной все семейство, то теперь новая действительность все изменила.
Еще совсем недавно ее глубоко возмущал тот факт, что в такой развитой стране не существует культуры питания. Воспитанная лучшими национальными традициями, где обед представлял собой ежедневный ритуал с первым, вторым и третьим блюдом и с переодеванием по возможности к столу по-чеховски, она с ужасом следила за рекламой, предлагающей смазать хлеб чем-то похожим на вязкое темное машинное масло, съесть это и быть счастливым, сознавая, что порадовал свой организм солидной инъекцией витамина Ц. Позже она узнала, что продукт, представляющий национальную гордость, это экстракт пивных дрожжей и рассчитан на детей, а также всех больших любителей экзотики. Называется он веджемайт(Vegemite).
- Бедные дети,- причитала она перед телевизором.- Заставлять их есть такую гадость! У нас даже бомжи это бы не ели. А запах! Это же средство от тараканов!
-Как можно при таком невероятном количестве пищи и разнообразии кафе и ресторанчиков предлагать такие продукты?
Со временем волны возмущения улеглись, уступив место реальности. Реальность же, обусловленная хронической усталостью и нехваткой времени, без остатка вытеснила прежний домострой.
Сама идея семьи, не подкрепленная даже короткими посиделками за общим столом, не говоря о другом времяпроведении, стала растворяться бешеном ритме жизни и уродливо расползаться как тот дрожжевой экстракт-веджемайт под солнцем.
Общение в семье свелось к коротким, отрывистым приказам.
- Света, уроки сделала? Музыку практиковала? Молодец. Не забудь выключить свет. Мы побежали. Проконтролируй Лилю.- утром у мамы это звучало одной фразой.
Света кивком головы отвечала, но уже только себе. Кивок головы совпадал со звуком хлопнувшей двери.
- Лиля, давай быстрей, чоп-чоп,- подстегивала она сестру, переняв приказную эстафету. Чоп-чоп на местном слэнге означало «пошевеливайся».
Вечером мамины вопросы и приказы были другой амплитуды. С остановками, обусловленными усталостью.
- Света, вы поели? Что именно? Варили рис? А нам осталось? Ну ладно, не мешайте.Скоро тест, мне надо еще почитать. Завтра расскажешь, что у вас в школе. Сейчас у меня нет сил даже слушать, не то что вникать.
В это время Юра, плотно прилепив мобилку к левому уху, отдавал приказы на сторону. Одновременно запустив правой рукой мышь на поиски нужного ему файла в открытом лэптопе.
Света восхищенно и печально следила за отцом. Она его любила. Он был ее герой. Такой мужественный, надежный и немного недоступный. Как все киношные герои. Она прощала ему и занятость, и недоступность за одну только теплую улыбку, предназначенную только ей.
Вот и сейчас он как Юлий Цезарь успевая говорить, читать и слушать, короткими жестами и глазами спрашивал девчонок, как их дела, строил смешные рожицы и смеялся беззвучно вместе с ними.
Света полностью оправдывала свое имя. Она в самом деле излучала какой-то внутренний свет. Светлорусые пышные волосы, иссиня-голубые умные глаза, открытая, обаятельная улыбка. Вся в отца. Что,впрочем, не мешало ей быть серьезной и практичной. Ответственность за младшую Лилю, которую возложили на нее родители, укрепляло эту основу.
Умная стратегия Саши , основанная на двух простых принципах , давала свои хорошие плоды.
Первый – принцип подчиненности или закон стаи, как говорила мама, внушая младшей не выпендриваться, а беспрекословно подчиняться старшей сестре.
Второй- в вольной интерпретации звучал как « ни минуты покоя» и в сущности означал максимальную полезную занятость девочек. Они как раз подбирались к опасному переходному возрасту, когда новые гормоны создают, как Саша выражалась, такой «бардак» в голове, что переварить это не под силу не только семье, но и всему обществу в целом.
Благодаря установленным законам, а может быть, и жизненной неоходимостью держаться друг за друга в отсутствии родителей, сестры ладили между собой. Хотя были очень разными.
Старшая росла правильной и честной девочкой, подчиняясь родителям беспрекословно. В ее душе было заложено глубокое уважение к старшим, особенно родителям, которых она боготворила. У нее даже мысли не возникало, что их можно ослушаться.
Младшая Юля по природе была бунтовщик. В ее небольших серых глазах всегда горел какой-то непокорный огонек противоречия. Самое невинное выражение на ее лице всегда настораживало родителей, поскольку говорило об обратно пропорциональном содержании ее мыслей. Крупные и мелкие пакости она делала изподтешка, совершенно не заботясь о результатах и неловко пряча все следы.
К мелким Лилиным пакостям относили почерканные чернилом стены, исцарапанный чем-то острым стол, вырванные и изрезанные лучшие фотографии из семейного альбома. К крупным относились строго и наказывали, если конечно могли доказать причастность маленьких детских ручек к тому или другому делу. Лиля могла стащить мелкие деньги из кошелька, наговорить по телефону неизвестно с кем совершенно дикие суммы или зачем-то изломать всю мамину бижутерию.
Никто никогда не видел, когда Лиля успевала это делать. Загнанная в угол бесспорными уликами, она всегда отчаянно сопротивлялась обвинениям . Вытащить из нее чистосердечное признание было практически безнадежным делом. Взрослые не могли понять, почему она это делает. Лиля и сама порой не понимала.
Правда была проста как клетка инфузория. Все ее возмутительные поступки являлись следствием невнимания к ней близких людей и выражались в своеобразной и неосознанной детской мести за это невнимание.Родители, конечно, понимали, что все проделки дочери это преходящие издержки возраста, требующие пристального участия взрослых. Но где же на все это взять время, бегущее с такой пугающей быстротой?
Поэтому они были вдвойне благодарны своей старшенькой за избавление от еще одной головной боли, связанной с воспитанием Лили. Эта хрупкая, тонкая девочка становилась надежной опорой в самое трудное в их жизни время.