- Люююдиии… ди… ди…ди…. Эхо, расколотым в дребезги отчаянием, катилось со страшной канонадой по стенам многоэтажек, группируясь где-то на чердаках в ударный кулак и тысячекратно умноженное возвращалось в эпицентр, разрывая перепонки. Идти было некуда, терять нечего: тоска заливала мою реальность чернильным потоком ледяной безысходности. Мне не хватало простого человеческого участия, и я орал на всю Панаретовскую. – пАмАгИИИтЕЕЕ…
В окнах напротив, лопнули и диким хохотом посыпались саркастические стекла. Сзади, в машине, завыла сигнализация, подтверждая – «лю-ди-лю-ди-лю…». Воодушевленный, я закричал с утроенной силой: из носа и ушей брызнула кровь, в глазах вспыхнули созвездия, а на третьем этаже обвалился балкон, потянув за собой два нижних.
Ну, наконец-то, хоть одно небезразличное лицо: лицо на глазах разъехалось в амбразуру, и теперь безжалостно целилось вставной челюстью, перекрывая грохот рушащихся водосточных труб – «Иди нахер, сцукккааа! Три часа ночи!!!»
… Судя по жакану, застрявшему в зубе, калибр был не меньше 12 – сотни окон вокруг превратились в бойницы, и оттуда летела разбуженная неудовлетворенность в бесконечном многообразии творческого порыва: на меня лили помои, под шумок выкидывали ненужный кладовочный хлам и осколочные гранаты. Белый и вольный стих, иезуитской плетью, хлестал мою кровоточащую душу, желавшую обычной лирики.
Огонь, поначалу отрешенный, дававший знать о себе лишь жужжащими в голове пулями и сыпящимися сверху самолетами, со временем стабилизировался, переросши в шквальный. Деревья рвало с корнями и столбами, образуя сногсшибательный хаос, достойный сумасшедшей кисти Дали. На крыше жизнерадостно застучал крупнокалиберный пулемет, скульптором, отбивая от моего шлема причудливые карбоновые куски. Какой-то мальчик подбежал и нелегально, шесть раз в упор, выстрелил из противотанкового пистолета. Я терпеливо улыбался, но он был занят перезарядкой.
И тут появилась Она – та, ради мгновения с которой, можно было выдержать даже атомную бомбардировку.
Единственный цельный луч в этой какофонии люминесцентной мистерии: мечом джедая рассекла она блокадное кольцо, и окружила меня своей всепоглощающе любвеобильной грудью. Пули, истерически визжа, впивались в штукатурку благородного бюста, будучи уже не в силах. Мне стало тепло и уютно, как в детстве, на печке у бабушки, и я разрыдался. Давление было настолько сильным, что колодец двора мгновенно затопила огромная масса слез, и дома смыло в море, вместе с грязью накопленной в них.
Мы остались одни в Ахуитительнейшей тишине – Мир стал абсолютным