В поезде

Татьяна Семёнова
  Молодой человек, стройный, с большими встревоженными глазами, заглянул в мое купе.
 -Простите, у вас нет, случайно, валидола?

 
 Покой мне будет на этом свете?!!

 У меня всегда есть валидол. Иголка с ниткой. Лишняя тысяча - не лишняя, дежурная. Ручка и блокнот. Возможность присмотреть за вашими цветами, детьми, кошками и собаками.

 Я Чип. И Дейл заодно.

 -Что случилось? - вставая и подхватывая сумку, сминая книжку, снимая очки, сосредотачиваясь - выхожу следом за мальчиком.
 -Я врач, я посмотрю человека. Что случилось?

 Мальчик заметно рад, что я иду следом. А я пытаюсь сообразить, что могло случиться. Вряд ли травма - орал бы на весь вагон. Если аппендицит  или отравление, любой острый живот - на первой же остановке в больницу, я не поеду, мне надо домой, меня ждут. Если сердечный приступ...

 Парень ничего толком объяснить не мог..
-Папе стало плохо. Голова очень болит, мы его уложили, только ему все равно плохо...
 Ну да,у человека голова болит, а ему - валидол... Господи!
 -Пил?
 -Что вы! - чуть ли не презрением меня окатил из-под богато-пушистых ресниц. Я вздохнула. Преданный сын, ну что ж , это хорошо. Папа у меня не пьет и вообще непогрешим. Плавали, знаем.
 -А вы давали ему что-нибудь? Вагон какой у вас?
 -Анальгин. Вот следующий вагон уже.

 Я сознательно сделала вид холодноватый, потому что уверенный и спокойный врач хорошо действует на вздрюченных родственников, и маска равнодушной сосредоточенности помогла мне сохранить лицо, когда мы подошли к купе. По крайней мере я не раскрыла рот и не начала глупо улыбаться, и кудахтать не начала,и охать и ахать, а могла бы, даже учитывая всю серьезность ситуации.
 А так я, напротив, совершенно спокойно поздоровалась с четырьмя испуганными мужчинами - не меньше испуганными, чем парнишка (как я могла его не узнать?! ),с покойно попросила  их  выйти из купе, и даже назвала светловолосого по имени, поручив ему принести воды - только обязательно холодной и без газа! - его надо было чем-то занять, на нем совсем лица не было; и поставила сумку на столик, и сняла плащ,  и прикрыла дверь.
Мысленно усмехнулась - вот и привелось остаться вдвоем!

 Ему действительно было плохо. Лежал на нижней полке -  на спине, за живот не держится, уже хорошо - говорит во мне врач, а женщина говорит - какой действительно сухой и хрупкий! И какое неожиданно серое лицо, и морщинки проступили сразу, сведенные брови - больно! - и рукава  поддернуты и руки, руки, черррт!..

 Я наклонилась и очень осторожно потрогала его за плечо, и позвала его, и спросила - что у вас болит?
 -Я врач, я вам помогу. Что с вами случилось?

 Медленно поворачивает  голову в мою сторону, и приоткрывает  глаза, и приподнимает руку, прикасается ко лбу, и очень тихий голос дребезжит:
 -Голова болит...
 Глаза закрыты, рука - ладонь, пальцы - закрывают от меня лицо.

 Не даю себе обмирать от страха и восторга, достаю тонометр, поднимаю рукав еще выше, надеваю манжету, поудобнее пристраиваю его руку на узкой полке - трогаю его, держа саму себя в руках железной хваткой - потом, все потом будешь вспоминать и пробовать на вкус эти прикосновения, занимайся сейчас делом! - нажимаю кнопку и жду.

 Манжета стискивает тонкое плечо, пальцы чуть заметно вздрагивают, прибор попискивает на краю полки, и пищит пронзительно, выдавая мне результат.

 Конечно все плохо, давление у него до небес, но все же не запредельное. Я справлюсь сама. Справлюсь.

 Очень осторожно, нежно снимаю манжету, говорю ему  негромко и спокойно по возможности - я сейчас дам вам лекарство, примите его, хорошо?  - одновременно перетряхивая свою походную аптечку, и набираю таблетку, вторую, и вот еще третью, пожалуй - а как я их ему дам, если он лежит?... - и я снова к нему обращаюсь по имени-отчеству, и слова легко и округло слетают с языка, я говорю ему - давайте примем лекарство! - и просовываю руку между комковатой подушкой, теплой еще от его тела, и его плечами, почти обнимаю, и помогаю сесть, и подаю стакан с водой, и осторожно опускаю снова на подушку, и стою рядом еще несколько секунд, захлебываясь жалостью и ощущением его беззащитности.

 Я села напротив, чтобы видеть лицо - не сверлила глазами, конечно, просто иногда смотрела.

 Все началось именно с лица. Пару лет назад я заглянула к своей приятельнице на рюмку чая, мы покуривали на кухне и болтали о своем, о женском, я гладила крутившегося под ногами пса и плыла в теплом осеннем вечере. То ли тряпки какие-то мы пошли мерить в комнату, то ли что - напрочь  стерто из памяти. Увидела на стене фотографию и долго рассматривала лицо немолодого мужчины с темными мудрыми глазами и  высоким лбом. Спросила - "Таня, кто это?" - никогда никаких мужских портретов у нее дома не видела. Она назвала имя и добавила - если хочешь, я расскажу, только это долго, садись - и полилась музыка, и я листала альбомы, краснея, охая и вздрагивая, и - какая шарманка?! - а  сфинкс вдруг вытянул огромную окаменевшую лапу, плавно проводя ею по небу - да что же это за чудо, почему же я раньше никогда... - много ли, мало ли, было ли, стало ли... - и глаза, глаза на фотографиях, и тонкая змеиная полуулыбка... а ты была, да? видела? СКОЛЬКО?! с ума сойти...- я тоже!  я тоже  хочу быть причастной - вопило мое сердце...
Подруга вытолкала меня из дома только через два часа, сунув мне в руки несколько дисков и дав мне клятвенное обещание, что на следующий концерт мы поедем вместе.
Это была сумасшедшая и прекрасная ночь, ночь узнавания и приятия, моя душа кричала этой музыке "Да!",  с восторгом и слезами встречая каждый новый трек, каждый новый аккорд; я слушала и смотрела во все глаза - впитывала и проникалась; я чувствовала , что теперь эта музыка и голос - часть меня навсегда, а прекрасное, странное и тонкое лицо я ощущала запечатленным на внутренней стороне моих век...

 А теперь, исполненная фанатского трепета, я сидела напротив и смотрела на него.

 Светловолосый заглянул в купе вполне робко и я поднялась навстречу. Я объяснила ему, что случилось, вложила в руку упаковки таблеток и рассказала, как их принимать; посмотрела в испуганные светлые глаза и постаралась успокоить - "действительно ничего страшного, не волнуйтесь, пожалуйста, все будет хорошо!" - и посмотрела на часы, и - " Мне скоро выходить, извините!" - и его суетливые и неловкие попытки благодарности и  -  голос из купе...

 Я зашла внутрь и дала волю своим глазам и улыбкам.
Он сидел, положив руки  на столик, переплетя волшебные пальцы, немного усталый, но я видела, что боль не кусает его. Поблагодарил, спросил, улыбнулся, взглянул. Я собирала в сумку мелочи, рассыпанные по столику, и руки почти не тряслись, и голос пытался звучать негромко и ровно, и я очень, очень хотела удержаться  от глупых поступков...

 Я снова присела напротив, нежась в теплой доброжелательности его взгляда.
- Я знаю о вас только два года... жаль, что не больше... но я точно знаю, что вы - добрый волшебник! И я...Вы очень важны для меня... и для многих...
 За дверью протопала проводница, выкрикивая название моего города.
- Ну вот, я дома...
 Встала и шагнула к нему, прикоснулась пальцами к хрупкому плечу  и поцеловала в щеку онемевшими сухими горящими губами. Выдохнула - берегите себя! - и сбежала.

 Через 10 минут, сев в такси и выровняв дыхание, я звонила по сотовому.
 -Таня, бери сухого вина и приезжай ко мне. Сейчас. Нет, плохого - ничего. Да. Только, Тань...пообещай мне, что не станешь меня ненавидеть!