Москва, ст. Перерва

Дмитрий Толстой
4  сентября  1944  года  на  станции  Бобруйск,  товарная,  ждал  нас  товарный  состав  из  двенадцати  теплушек.  Целый  день  шло  формирование  эшелона  на   Москву.  Десять теплушек  были предназначены  для  юношей  и  девушек, изъявивших  желание  учиться  в  столице.  В  двух  головных  размещалась  бригада  сопровождения  из  четырёх  человек:  двух  парней  и  двух  бойких  девушек,  а  так  же  вагона  с продовольствием.
В  каждой  теплушке  размещались  человек  по  тридцать.  Юноши  и девушки 
ехали  вместе.  Двухъярусные  нары  по    обе  стороны  вагона.  Посредине  чугунная  буржуйка.  Немного  дров  и  угля  у  одной  стенки.
Начало  осени  было  тёплое.  Настроение  у  всех  приподнятое, бодрое  Из  некоторых   вагонов   доносились  песни,  задорный  смех,  шутки.  Одну  половину  вагона   заняли    мы,    восемь  человек   из  совхоза   и  семеро  юношей  из  соседних  с  совхозом  деревень.  А  вторую  половину  -  бобруйские  ребята.
Перезнакомились  быстро.  Наносили  бак  питьевой  воды  и  сухих  дощечек  на  растопку.  Вскипятили  два  чайника  и  дружно  чаёвничали  до  сумерек.  А  вечером   наш  состав  двинулся  в  путь.
К вечеру следующего дня  прибыли  в Минск.  Вокзал  сохранился  в  целости.
От  домов  вокруг  вокзала,  сколько  видел  глаз,  остались одни  развалины.  Улиц не  было.  Между  кирпичных  руин  пролегали   пешеходные  тропки.  Кое  где  стояли  обломки   стен  да  отдельные  покалеченные  деревья.
Всех  нас  почему-то  выгрузили  из вагонов  и  на ночь  разместили  в  деревянном  бараке   через  площадь  от  вокзала.
К  вечеру  барак  был  битком  набит  людьми, в  основном  молодёжью.  Но  как  потом  оказалось,  было  и  человек  шесть  украинцев,  мужчин  и  женщин.  Особо  запомнился  один  плотный  мужичок,  обвешанный  торбами,  ходивший  меж
нас  и  предлагавший  сало  и  каравай  белого  хлеба  за  какую - либо  одежонку.
К  вечеру  он  устроился  рядом  с  нами  на  полу.  Большую  сумку  он  подложил  под  голову, а  поменьше  прижал  к животу и  через  полчаса,  как  трактор,
храпел  на  всё  помещение.  От  него  разило  сивухой  и  чесноком.   
Среди  ночи  меня  разбудили  ребята.  Со  сна  я  долго  не  мог  понять,  чего  от  меня  они  хотят.  Когда  же  вышли  на  улицу  и  сели  среди  развалин,  Володя    Поздняк  развязал  холщёвую  суму  и  вытащил  из  неё  круглый  белый  хлеб  и  кусок  сала,  толщиной  с  ладонь.  Тут  только  я  догадался,  с  какой  целью  был  назначен  наш  сбор.  В   мешке  лежали  ещё  два  хлеба  и  два  куска  сала.
Когда  мы   «уговорили»  один  каравай   и  сало,  начался  спор,  разделить  всё  остальное  меж  собой  или  оставить  что-то  мужику?  Некоторые  ребята  склонны  были  «раскулачить»  торгаша,  но  я  высказался  за  возврат  ему  продуктов, потому  что  мы  не  знали,  куда  он  едет, с  какой  целью  он  просил  продать  вещи.  А  оставлять   человека  в  беде  -  это  очень  жестоко.    
Торбу  с  продуктами  мы   вернули,  а  рано  поутру  нас  погрузили  в  наши  же  теплушки  и  мы  простились  с  Минском.  Путь  наш  растянулся  на  целую  неделю.  На  каком-то  полустанке,  через  трое  суток  нас  накормили  горячим  обедом  из  солдатской  кухни.  К  этому  времени  из  домашних продуктов  уже  мало
чего  оставалось.  И  ребята  частенько  вспоминали  украинское  сало  и  хлеб,  жалея,
что  вернули  всё  мужику.  Я  укорял  их:  быстро  же  вы  забыли,  как  сами  голодали
при  немцах,  как  рады  были  синим  лепёшкам  из  перемерзшего  картофеля.
Поезд  двигался  медленно,  часто  пропуская  эшелоны  с  военной  техникой,
останавливался   среди  пустырей  и  остовов  былых  станций,  больших  селений,  от
которых  чернели  одни  пепелища.  Кое  где  вместо  железнодорожного  полотна  были  свёрнутые  в  спираль  рельсы  и  шпалы.  Разбитые   и   полусгоревшие   вагоны
по  обочинам.  Всё  говорило  о  жестокой   кровавой  войне,  ураганом  пронёсшейся  в  этих  местах.
Ранним  утром  двенадцатого  сентября  прибыли  в  Москву.  Ночью  поезд  наш  маневрировал  по  каким-то  окраинам  столицы,  а  к  рассвету  мы  оказались  на  станции  Перерва,  что  расположилась  на  излучине  левого берега  Москва  реки.
Здесь  раньше  был  рабочий  посёлок  с  деревообрабатывающим  хозяйством.
Щитовые  бараки  и  деревянные  навесы  плотно  стояли  в  два  ряда  вдоль  широкой
улицы. Весь посёлок  располагался  на  низком  берегу.  Выше,  по  насыпи  проходила  железная  дорога  и  красовался   ажурный  железнодорожный  мост.
Несколько  бараков  занимала  школа  водолазов  и  курсы  военных  радистов. 
За  ними  находилось  три  пруда,  ограждённых  забором.  Берега  двух  прудов  были  с  дощатыми   настилами.  В  этих  глубоких  водоёмах  проходили  обучение  водолазы.    Третий  пруд,  с  заросшими  берегами,  был   богат   рыбой.
В  четырех  бараках  по  левую  сторону  улицы   размещалась  школа  ФЗО,  в
которую   нас  привезли.  Рядом   находилась  столовая  и  клуб.  За  ними,  к  самой  насыпи  железной  дороги  примыкали  два  барака  для  занятий  и  один   навес  для    пилорамы.
Под  несколькими  навесами  виднелись,  собранные  из  деревянных  брусьев,
мостовые  пролёты,  длиной  не  более  метров  десяти. К ним  подходила  одна  колея
железной  дороги  от  станции  Перерва.
               Вся излучина реки была  занята  огородами,  в  основном  посадками  капусты               
и  картофеля.  Было  ещё  достаточно  тепло  и  мы  с  удовольствием  бродили  вдоль
берега  реки,  на  другой  стороне  которой, виднелся  старинный  храм  из   красного 
кирпича, величественно поднявший свои  купола  над крутым  и  высоким  спуском   
к  широкой  в  этом  месте  реке.
Мы  разместились  в  крайнем,  примыкающем  к  полям,  бараке.  В  комнате
в  два  ряда  стояли  кровати  по  пятнадцать  в  ряд.  У  каждой  кровати  тумбочка  на
двоих. В  конце  комнаты  печка-голландка  с  плитой.  Кровать  застлана  байковым  одеялом  с  двумя  простынями,    ватной   подушкой   и  с  вафельным  полотенцем  в 
придачу.  Для  многих  деревенских  ребят  это  было  в  новинку.
Занятия  начались  назавтра  же.  Как  поселили  нас  по  тридцать  человек,  так  и  определили  учебные  группы.  Только  на  первых  занятиях  узнали  мы, что
учиться  будем  не  в  ремесленном  училищу,  а  в  школе  ФЗО. Что в основе  занятий
материаловедение и обработка древесины. На  перерыве  мы  высказали  недовольство
Ведь  мы  изъявляли  желание  и  подавали  документы   на  учёбу  в  ремесленном.
Нам  пообещали  разобраться,  время  шло,  занятия  продолжались.  Практикой   была  обыкновенная  работа.  Сначала  нас  научили  делать  детали  к  табуреткам.  Потом  мы  собирали  их,  скрепляя  казеиновым  клеем. После  табуреток
были  оконные  рамы,  за  ними  последовали  парниковые  рамы  и  двери  с  филёнками  по  заданным  размерам.
Мы с Жорей Дубинчиком были в отличниках. Нас  вызвал  однажды  директор
и  сказал,  что  если  и  дальше  будем отлично  учиться,  то  сможем  перейти на  учёбу  в  ремесленное  училище  в  Люблино. А  пока  подумайте  о  вступлении  в ряды  комсомола,  ведь  вам  уже  по  шестнадцать,  кому-то и  больше.
Так,  перед  самыми  ноябрьскими  праздниками  в  Люблинском  райкоме  комсомола,  после  некоторой  подготовки,  успевающим  ребятам  и  девушкам  были  вручены   комсомольские  билеты.
  Рано  началась  зима  конца  44-го.  Нам  выдали  ватники  и  валенки  с  байковыми  портянками.  До  этого  все  мы  носили  сероватую  хлопчатобумажную  форму.  Зимняя  одежа  была  военного  образца.  За  всей  этой  одеждой  половина  нашей  группы  ездила    на  поезде  в  Орехово- Зуево  на  комбинат  еще  в  сентябре.
Помнится,  как  проводники  хотели  высадить  нас  из  вагона,  поскольку  мы
были  одеты  в  свое,  домашнее. И  только  вмешательство  нашего классного  руково-
дителя,  спасло  положение.  В  школу  мы  доставили  огромные  неподъёмные  тюки.
А  назавтра,  к  большой  нашей  радости,  оделись  в новенькую  форму. 
Особо  хочется  отметить,  что  с  питанием  в  то  время  было  туговато. Наш
рацион  утром  состоял  их  картофельного  пюре,  куска  селёдки  или  другой  рыбы  и  куска  ржаного  хлеба  в  250 г  да  стакана  сладкого  чая  с  сахарином.  В  обед  всегда  были   щи  из  свежей  капусты,  или   суп  гороховый,  какая - нибудь  каша  с               
 рыбой  либо  котлеткой,  300 г  хлеба  и  стакан  компота.  Ужин  всегда  был  похож  на  завтрак.  Осенью,  пока  не  убрали  поля,  мы  частенько  втихую  прихватывали  то  вилок  капусты,  то  немного  картошечки  и  нам  хватало.
Начались  морозы,  а  с нового  года  все  мы  начали  работать  на  улице,  кто  по  ремонту  вагонов,  кто  по  мостовым  пролётам,  такой  шамовки  нам  явно  не  хватало.  Ребята  стали  писать  письма  домой  с  просьбой  выслать  денег.  А  что  можно  было  купить  на  рынке,  когда  буханка  черного  хлеба  стоила   100  рублей.
Единственное,  что  нас  устраивало,  это  200 граммовая  кружечка  суфле.  Какой-то
остаточный  продукт  от  мороженного,  который  стоил  10  р.  Сладкий,  со  вкусом  молока,  он  привлекал  нас  больше  других  продуктов  того  времени.
Бывая  в  кинотеатрах  и  в  театрах  Москвы,  куда  нас  часто  водили,  мы  видели,  как  бедны  буфеты  продуктами  питания  и  как  дорого  всё   съестное.  Вся
Москва  жила  впроголодь.  В морозные  и  метельные  дни  на  улицах людей  почти не  видно.  А  нам, вместо  работы  на  дворе,  давались  задания  в  помещении.  В  основном  мы  изготавливали  деревянные  прокладки  для  мостовых  пролётов  из  твёрдой  древесины.      
Прокладка  представляла   собой  квадратный   брусок,  длиной  в  35 см, и   по
ширине -  20  см   все  четыре  грани. Проверка   готовности   бруска  производилась  не  только  по  размерам,  но  и  угольником  с  уровнем.  Они  необходимы  были  в  каких-то  конструкциях  моста,  вернее,  деревянного  пролёта  моста.
Мы  быстро освоили  все  тонкости  этой  работы, но  справлялись  с  заданием  далеко  не  все.  У  девушек  были  другие  занятия,  отдельно  от  нас, мальчишек.  Они  и  форму  получили  другую,  немного  более  тёмную  и  аккуратную. Барак  их  был  новее  нашего,  почище,  с  кружевными  занавесками  на  окнах.
Учёба  с  работой  чередовались.  Мы  потихоньку привыкали.  Потом,  на  зимних  соревнованиях  учащихся  школ  ФЗО  мы  с  Жорей  заняли  призовое  второе  место  по  стрельбе   и  третье  по  лыжам.  Нам  дали   вымпелы   Трудовых    резервов
и  майки  с  эмблемой  этой  же  организации.  Мы  прицепили  вымпелы   у  изголовья  своих  кроватей,  а  майки  надевали  только  по  праздникам.
Потом  физрук  школы  привлёк  нас  к  тренировкам  по  стрельбе  из  малока-либерной  винтовки.  На  тренировках  мы  экономили  по  три,  четыре  патрончика  и,
возвращаясь  от  стрельбища  в  клуб,  где  сдавали  оружие,  умудрялись  подстрелить
несколько  воробьёв  или  галку.  И  на  плите  в  своём  бараке  варили  суп  из  этих  тощих  птичек,  добавив  к  ним  пару  картофелин.
Угощали  супом  и  своих  друзей,  они  же  были  больше  чем  друзья.  Они  были  нашими  боевыми  соратниками.  По  вечерам,  натопив  хорошенько  печку,  мы
частенько  вспоминали  наши  похождения.  Другие ребята,  слушая  нас,  иногда  недоверчиво  хмыкали, мол  не  вешайте  нам  лапшу  на  уши, такого  не  могло  быть.      
Мы  не  реагировали  на  их  реплики  и  продолжали  свои  воспоминания.  Наконец  ребята  поняли,  что  мы  не  сочиняет  небылицы.  Наши  эмоциональные  рассказы,  мои  шрамы  на  виске  и  руках  убедили  их  в  нашей  правдивости.
Весна  пришла  дружная  и  тёплая.  Школа  по  воскресным  дням  взялась  за 
огород.  Две  группы  на  электричке  отправились  за  город.  Привели  в  порядок  грядки,  вскопали  и  разрыхлили  почву  под  картофель,  а  девушки  посеяли  укроп,  редиску,  свёклу  и  еще  какие-то  корнеплоды.
Все  семена  под  руководством  женщины  завхоза  были  отданы  земле.  Она
хвалила  нас  всех,  что  мы  такие  сообразительные  и  умелые,   даже до  войны    у  неё  не  было  таких  учеников.  Она,  видно,  не  догадывалась  о  том,  что  мы  выросли  в  деревнях  и  сельский  труд  для  нас -  привычное  дело,  а  мы  соскучились  по  такой  работе,  как  соскучились  по  родному  дому.
Ещё  в  начале  апреля  Жора  получил  от  матери  письмо,  в  котором  она  написала,  что  в  госпитале  Орехово - Зуева   лежит  после  ранения  на  фронте  Гена  Сидорович.  На  майские  праздники  мы  с  Жориком  отпросились у  директора  на  два  дня  и  поехали.  Проезд   для  учащихся  по  Москве  и  в  пригородах  был  бесплатным   на   всех  видах  транспорта.  Этим    мы   и  воспользовались.
                Январь  2008 г.