Это мой самый первый рассказ… Или второй. Мне было тогда 17. Я и написал его, находясь еще под воздействием американских образов (отсюда имена). Храню, люблю и лелею.
8.54.
Держитесь, мы уже вызвали спасателей. Отряд собран. Они обещают прибыть, как только вертолет сможет подняться в небо. ДЕРЖИТЕСЬ – сообщил голос из рации на ломанном английском языке.
Как жаль, что они не могут меня слышать. Всхлип. Вздох. Хотя бы одно слово. ПОМОГИТЕ.… Но все равно, спасибо и за это, за исчерпывающую информацию. Хотя… в моем нынешнем положении любая весточка из нормального мира очень важна. Я был бы не прочь услышать какой-нибудь свежий анекдот. Посмеялись бы вместе…
Если рассказать о том положении, в которое я попал нормальному человеку, например вам, мой будущий слушатель, то оно, наверное, покажется вам не столь странным, сколько глупым. Беру на себя смелость предположить, что вам меня не понять. Вы сидите в своем любимом мягком кресле, положив нога на ногу. Возможно, курите трубку, нос щекочет ароматный запах отменного табака. Горло греет горячий чай с далеких долин Цейлона. В соседней комнате резвятся ваши дети, и на кухне хлопочет жена (кстати, я бы посоветовал вам попробовать на досуге цыпленка под мятным соусом). А из приемника можно услышать знакомые звуки вашей любимой мелодии. Джаз или рок-н-ролл? Но это не столь важно. Важно, что вы нормальный, а я – нет. И это пугает.
Я уже четвертый час вишу на стальном страховочном тросе, всего в двух метрах от земли. И не могу освободиться. Не могу потрогать белого бархатного снега под ногами. Страховка больно давит на ребра, которые, я думаю, переломаны ко всем чертям. А температура падает. На моих часах есть термометр и если он пережил ненастье вместе со мной, то сейчас минус десять по Цельсию. Брр. Очень холодно.
Ха! Зато я знаю ваш вопрос. «Каким ветром задуло сюда твою задницу?». Верно? А? Верно, черт подери? Не торопитесь. Я все расскажу. Но обо всем по порядку.
Меня зовут Гарри Сьюит. А то, что вы сейчас слушаете, наверное, мемуары. Своеобразные, да, но все же. За неимением печатной машинки пользуюсь диктофоном. Такая необычная исповедь. Кстати, если вы это найдете, прошу передать священнику и поставить свечку другую за упокой моей души… шучу! Я не собираюсь умирать. Ну а если честно, я все это затеял, дабы скоротать время, которого у меня навалом. Как никак, а будет чем заняться до приезда спасателей. Они обещают вызвать вертолет, вот и подождем.
Кхэ-кхэ… Извините, меня немного продуло. И голос сел, но я справлюсь.
Первое, что мне хотелось бы рассказать вам то, как я здесь оказался… Минутку, надо немного поерзать на ремнях, а то бок совсем затек и болит. Вот так, отлично, уже лучше. Конечно не кровать с шелковыми простынями, но намного лучше, чем было. Вы же знаете, что когда долго лежишь на одном боку, он немеет… Немеет. Да.
Ладно, не думаю, что вам интересно, поэтому продолжаю. Все началось вчера. В пятницу 30 октября 2003 года. День праздника, веселья и доброты – как, по крайней мере, мне виделся этот день еще неделю назад. Прозрачно и интересно. День моего рождения. Кругленькая дата, мне исполнилось пятьдесят лет… Впрочем, кто знал, что все будет так? Скажу, как сказала бы моя бабуля, царство ей небесное, «хотелось как всегда хорошо, а получилась дрянь». Вот это в точку.
Э-эх. Всю свою сознательную жизнь я грезил походами в снежные горы. Давно купил снаряжение, форму, каждый вечер, укладываясь спать, я представлял, как буду покорять самые высокие вершины, буквально ощущал как резкие порывы ветра и снега охлаждают мое лицо… Но было одно НО. Большое и противное, готовое растоптать мою мечту в прах – недостаток времени. Чего-чего, а времени у меня не было никогда. Все часы у меня занимала работа. Гарри, иди, работай. Гарри, там деньги. Гарри, развлечения могут подождать. Гарри, Гарри! Я никак не мог выцарапать для себя пустое окошко, плюнуть на все и махнуть куда-то туда, вдаль, к далеким снежным Альпам…
А время шло – к тридцати, а затем и к сорокам годам положение не изменилось. Я был здоров, крепок, и, думая, что так будет всегда, откладывал исполнение своей мечты в течение стольких лет еще на год, полностью изолировавшись в долларовом мешке с надписью «карьера». Поэтому и не заметил, как дело, медленной, но уверенной поступью подвело меня к пятидесяти годам – вот где мне сказались двадцати часовой рабочий день и скупые обеды из гамбургеров в придачу к напиткам из кофезаменителя. Сердечко уже было не то и что скрывать, суставы тоже были не совсем в порядке. Порой покалывала спина, порой могло стрельнуть в плече или колене… И вот однажды, кажется весной этого года, поздно вечером я пришел с работы, выжатый как лимон. Вы понимаете – конец квартала, надо закрывать учеты, бухгалтерия… И в тот момент, когда не раздеваясь, я буквально стек в постель, меня осенило, что 30 октября 2003 года – это мой последний повод и, пожалуй, последний шанс для осуществления своей старой детской мечты. Я подумал, что, отказавшись от нее еще на год, я тем самым переведу ее в совсем другую плоскость – ту, в которой мечты станут не чем иным, как просто гипотетическим самообманом. Я понял, что если не сделаю это 30 октября 2003 года, то поход 30 октября 2008 года был бы, если бы вообще состоялся, не чем иным как простой формальностью – аля старичок и свежий воздух. И потому, именно тогда, ужаснувшись, я не выдержал, решив разделаться с этой мечтой раз и навсегда… Жаль, но именно разделаться…
Я, Билли и Джонни состряпали себе отгулы по четыре дня каждому и рванули в горы, по моей инициативе сойдясь во мнении, что за четыре дня производство как-нибудь поработает и без нас. В конце концов, там оставались замы. Тот же Морс, отличный управляющий. Да и Мейсон тоже толковый парень. Практика, управление… мы им достаточно платим.
Кхе-кхе…
Билли и Джон – это братья и мои лучшие друзья, но у них чуть позже.
Кхе-кхе-кхе…
М-да, когда вернусь обязательно навещу доктора Пибса. Пусть старикан пораскинет мозгами и выпишет мне какие-нибудь пилюли. Кстати, передайте ему, что оплату за октябрь я отослал еще в понедельник, в белом конверте с его инициалами. Старый не разбирается в банковских переводах, так что Western Union не обижайтесь на меня. Это не я, это одноглазый человек… Ладно, ближе к делу, я продолжаю.
Двадцать девятого наш самолет опустился в местном аэропорту. Мы сняли роскошный номер в отеле с причудливым названием «Блаженство», перекусили, отдохнули на мягких кроватях и вперед – в горы. Еще некоторое время ушло на то чтобы переодеться и найти ребят-инструкторов, профессионалов в своем деле. Билл, для себя и для Джона снял на прокат снаряжение. Ну а я достал свой заветный хлам из багажа, привезенного с собой из Штатов. Не зря же я покупал комплект, на котором сейчас вишу за два куска американских долларов! Все было готово, оставалось дождаться Джона, застрявшего в своем номере. Поэтому инструктор, чтобы скоротать ожидание, подошел к барной стойке и включил радио, заметив при этом, что в этой глуши работает только одна волна – да и та местной радиостанции. Вскоре закончился пятиминутный выпуск новостей, из которого я не понял ни одного слова, и заиграла музыкальная заставка метео выпуска. Девочка, с завораживающим голосом зачитала нам погодную сводку. Билли попросил перевести нам то, что она сказала парня-инструктора, и тот любезно согласился, поведав, что сегодня ожидается чудесная погода.
«Самое то для альпинизма и подъема в высь» – заверил он.
Казалось, опасаться было нечего. Сверху на нас смотрело чистое безоблачное небо, дул легкий ветерок и приятно грело в своих нежных лучах высоко забравшееся солнце. Блестел снег. Самое то, чтобы пуститься в прогулку по горам, как правильно заметил инструктор. Моя давняя мечта сбывалась. Мы обогнули пару холмов и прочесали пару миль к северу – и вот оно – вскоре на нас, с высока, смотрели снежные горы.
Первым, как и положено, показал свое умение карабкаться по горам инструктор. Вслед за ним полез Джон, за ним Билл, ну а я, задыхаясь и пыхтя, лез последним. Ох, как я нервничал! Впервые чувствовать ТАКИЕ ощущения… Какое блаженство, райское наслаждение я испытывал в тот миг.
Когда ребята, ведомые инструктором, часа через два забрались на вершину, я все еще барахтался где-то внизу. Я показался на вершине только через полчаса, мы сделали перевал. Несмотря на усталость, мы шутили и смеялись. А что небо? Небо затягивалось тучами, срывался снег… Впереди предстоял практически вертикальный спуск. Инструктор проверил снаряжение, и мы неспеша приступили к делу в том же порядке, в котором и начинали. Сначала инструктор, за ним ребята и я в роли замыкающего.
Первая троица разобралась со спуском минут за двадцать, а я, естественно, немного подзастрял, где-то таки на середине, и терпеливо, прилагая все старания, сползал по отвесному уступу вниз. Медленно нагнетал обстановку мощный юго-западный ветер, утруждая спуск, но я был на вершине блаженства, я ликовал. Все складывалось отлично. Я в горах, но…
Ни с того, ни с сего снег повалил с неба пучками, норовя залепить глаза, и когда до земли оставалось десять – пятнадцать метров, началась настоящая метель. Вихрь. Вокруг все затмила снежная пелена, стонал воздух, сквозь толщу куртки тело обжигало холодом, сводя мышцы. Никто даже не успел сориентироваться. Я закричал, но ветер безжалостно обрывал фразы. Щеки, как только я открывал рот, надувались, а в горло залетал снег. Помню, я, зачем-то, попытался высвободиться, отстегнуться от страховки, но тщетно. Ветер безмятежно играл мной, как играет ребенок подвешенным на ниточке куском бумаги со своим котенком, оббивая мной ледяной утес. Боль заволокла глаза, чья-то невидимая рука как будто сжала горло железной хваткой и хруст… костей, ломаемых о тупые твердые грани скал. Следующий удар оказался еще сильнее, и я взвыл. Внутри что-то забулькало и невыносимой болью пронзило бедро. Но не успел я отойти от удара, как ветер вновь опробовал мной утес. Это была последняя капля, потому что дальше я уже ничего не чувствовал. Черная полоса затмила взгляд. В ушах повис протяжный лязг металла. Не было мыслей, сознание пожирала пустота, я отключился…
Если верить внутренним ощущениям, то я висел без сознания долго. Возможно день, может два, не исключено, что это длилось всего пару часов. Хотя сомнительно, ведь иначе я бы замерз. Когда я очнулся и открыл глаза, то увидел небо. На огромном небосводе мерцали звезды и светила луна. А бури, так ее вообще как будто бы и не было. Не знаю, каким чудом я остался жив, возможно, сам Господь Бог приложил к этому руку, но я пришел в себя и обнаружил, что по-прежнему вишу, пристегнутый к страховке на стальном тросе. Огляделся. Ни-ко-го. Ни снизу, ни сверху, ни слева, ни справа. Только снег… и горы. Страховка больно сжимала торс, я посмотрел на ноги. И обрадовался! Ведь от пушистых снежинок на земле меня отделяли считанные сантиметры. Я попытался снять страховку, не веря госпоже фортуне и своему счастью. Но не тут то было. Руки отказывались слушаться. Ничто, не один пальчик, не мизинчик, не реагировали на мои мольбы пошевелиться. Синие, руки свисали по бокам туловища, как у тряпичной куклы. Но там, кукловод мог подергать за ниточку и, неожиданно, оживить тряпичный труп. А мои ниточки, похоже, были разорваны, а кукловод ушел на перекур, напрочь забыв о своей живой кукле…
Обмороженные? Или как это называется? Ничего, кто знает, поправит. А я не медик.
Кхе-кхе-кхе.
Естественно меня охватила паника. Как же так? До земли считанные сантиметры, а я не могу освободиться, спрыгнуть, встать и пойти! Я в сердцах дернулся в надежде оборвать трос. А-а-а-а! Чертовы ребра. Как больно. Внутри тысячи мелких иголок впились в тело одновременно. Что-то внутри меня было сломано… Но спасибо маме с папой, что родили меня с холодной головой – я быстро оставил глупую затею такого освобождения при своих и решил обдумать ситуацию. Правда, вот думаю до сих пор, но ничего так и не надумал. В голову как-то ничего не лезет, знаете ли. Поэтому и остается ждать спасателей. КХЕ-КХЕ-КХЕ. Ой… Кхе-кхе-кхе. Похоже, мне пора заткнутся. Горло дерет, не передать.
11.04.
Это снова я. Прошло около двух часов с момента моей последней записи. Но, как вы понимаете, я по-прежнему здесь. В гордом одиночестве. Получил еще два сообщения от спасателей. Ничего конкретного. Повторяются. Говорят, надо ждать. Снег редеет, но все равно, погода не летная. А что я? Я и сказать ничего не могу, но продолжаю верить и ждать. Кстати, висел и пытался вспомнить, как зовут ту девочку, чей голос утешает меня по рации. Ничего, вспомню. На языке верится. Как же ее там… не помню. Напрочь отсекло. Ну и ладно. А вообще… знаю ли я ЕЕ?
12.31.
Что же, теперь вам стала известна история моего появления здесь, а времени по-прежнему хоть отбавляй. Я думаю, пора поведать вам все с начала – жизни я имею ввиду. Свою автобиографию. Знаете как у великих людей? Наверное, злитесь, да? Нет, не подумайте неправильно. Просто хочу, чтобы мой пресный век оставил след в виде нескольких мегабайт обычной записи. Так, ради интереса… Шутка! Хотя по какому поводу это я тут распинаюсь? Сказано – сделано, не хочу оправдываться. Слушайте.
Это случилось в далеком пятьдесят третьем году в солнечной Калифорнии, когда акушерка увесистым хлопком всадила мне ладонью по заднице, и я издал свой первый крик, барахтаясь на руках женщины в зеленом халате. Три с половиной килограмма вес и пятьдесят пять сантиметров рост – такие были мои показатели. Мама потом рассказывала мне, что я был довольно взбитый малыш и весьма непокорный. Все время нашего пребывания в роддоме я кричал, успокаиваясь лишь во сне. И так все время, пока, наконец, отец не прикатил к роддому на новеньком автомобиле неизвестной для меня марки, и не забрал нас с матерью домой. Я при этом сразу же успокоился. Вот так и началась моя жизнь...
Отец был выходцем из богатой, уважаемой в городе семьи, за считанные месяцы после моего рождения промотавший все состояние в казино и на тотализаторах. Мать, напротив, простая женщина из далеко не зажиточных слоев. Знаете, как бывает? Влюбился, любовь и тут появился я. Извольте, тогда, в пятидесятые, выбирать было не из чего. Назвали меня в честь деда. На этом настоял отец. Почему, не знаю, но мать как-то раз обмолвилась о семейной традиции Сьюитов. Ведь деда моего отца тоже звали Гарри, как и самого папашу. Неважно, никогда не придавал этому особого значения. Гарри, значит Гарри. Если бы меня, к примеру, звали Стивен, тоже неплохо или Боб. Какая собственно разница? Главное что мое имя не Задница или Ублюдок, хотя здесь тоже было бы над чем посмеяться. Не правда ли?
Отец умер совсем молодым, когда ему было только двадцать шесть лет, а я был совсем маленьким. Воздух был пропитан слухами. Кто-то говорил, что это криминал. Мол, папаша совсем обезумел, влез в долги и не смог расплатиться. Кто-то считал, что у моего отца возникли проблемы иного рода – наркотики, и он не слезал с героина, корчась в ломке. Кто-то говорил о самоубийстве… Ладно не будем об этом. Какой-никакой, это все же был мой папаша. Скажу одно – я его не знал, и мать всегда говорила, что это к лучшему. Не знаю, не знаю.
Единственное, что я помню отчетливо, так это страсть моей матери к птицам, в основном к голубям, которую она привила и мне. На крыше нашего дома был голубятник на сотню птиц. И мы с матерью частенько коротали там вечера. Играли с пташками, порой она рассказывала мне сказки с красивым концом, где великолепный принц спасал принцессу из лап чудовища… Я ходил в детский сад и верил, что жизнь прекрасная сказка, где есть свои принцы и принцессы и почти нет страшных чудовищ.
Затем настали школьные годы. Скажу честно, учился я не важно. Таблице умножения и сложным (как мне казалось) примерам и уравнениям, я предпочитал шатания по улицам. Двенадцать лет! Мама бранила меня за плохие оценки в школе, но, но…мне хотелось побежать на улицу, поиграть с друзьями, погонять на велосипедах. Наверное, хорошо получалась у меня только музыка. Похоже, этот момент и стал определяющим тогда. Я умел играть на фортепиано, доставшемся мне от бабушки подарком на день рождения. И даже, после долгих препирательств, окончил музыкальную школу, где как раз преподавала моя бабуля. Мама, в свою очередь, занимала меня своей слабостью искусства – стихами. Я их учил, читал и сочинял сам небольшие отрывки. Поэтому на творческих вечерах, нечуждых для нашего дома, я слыл смышленым творческим мальцом, развлекая собравшуюся аудиторию стихами и музыкой. Было ужасно стыдно, и я зачастую запинался и краснел, в то время как старые дамы и джентльмены расхваливали мой потенциал. Однажды, когда на очередном таком вечере, я, закончив свое выступление, сходил с импровизированной сцены, в качестве которой служил кусок ковра у окна в гостиной, мистер Дональд в беседе с какой-то дамой, даже назвал меня невероятным талантом! Да уж… лучше бы он молчал. Господи, как я все это ненавидел! Что и говорить, об улице я забыл под чистую.
Мне приходилось часами играть на фортепиано на потеху местной интеллигенции, читать множество непонятных мне по содержанию поэм, а там – за окном, ребята-ровесники играли в бейсбол, резвились, ходили на свидание с девочками… И попробуй я только заикнуться… СВОБОДА… Хотя вру, был все же один случай, примерно в шестьдесят третьем году – в марте месяце. Выдался отличный теплый день, растаяли порядком надоевшие сугробы снега. Пели птички, а старина мистер Леонард уже вторую неделю прогуливался на улице, дыша чистым весенним воздухом. Точно помню – то было воскресенье, тот самый гребанный день недели, в который к нам, в дом номер 17 по Уолл Стрит, приходили «живые» сливки классики: мисс Дональд со своим муженьком, сестры Роуз и мисс Грейс. Был еще один старикан, но имени его я не знал. Все собравшиеся называли его просто мистер, а он в ответ многозначительно хлюпал беззубым ртом, расплывшись в улыбке.
Как ни странно, но повезло мне именно в этот день. Обычно по воскресеньям, мама с бабушкой ждали прихода гостей ближе к пяти вечера, но уже около двух к нам пожаловали сестры Роуз, которые, не откладывая дело в ящик, принялись на перебой бубнить с бабушкой и мамой о предстоящем творческом вечере.
Не играя на фортепиано и не читая стихи, я оказался лишним в этой компании до самого вечера и бабуле, ввиду столь раннего визита, пришлось отменять наши с ней ежедневные занятия на фортепиано – и что тут поделаешь! – отправлять меня погулять на улице, дабы я не мешался под ногами. Я был в не себя от счастья – прогуляться вдоль Уолл Стрит одному и в такой чудесный день! Поэтому, толком не собравшись, я вылетел из дома пулей, боясь, как бы бабуля не передумала и не заставила вернуться обратно – повторять ноты великих, но отнюдь не казавшихся мне таковыми тогда, композиций Моцарта или Баха!
«В пять дома как штык» - повествовали мне вслед четыре женщины, но я, выбежав на улицу, уже ничего не слышал…
…Стрелки на часах показывали начало девятого, когда я, изрядно вымотанный игрой в мяч, показался на пороге своего дома…
Я УСТАЛ.
15.32.
Раз-два-три! Раз-два-три!
Тот страшный пожар случился летом шестьдесят четвертого – за какие-нибудь несколько недель до моего дня рождения. И если не он, я бы встретил уже четырнадцатый день рождения в нашем замечательном домишке.
Но, видимо, этому не суждено было сбыться…
…Еще утром 29 июля он был цел. Я помню, как мама приготовила на завтрак мое излюбленное блюдо – густой сливочный коктейль с кусочками ананаса. Помню как собрался в школу, как сел в автобус и как пролетел еще один скучный учебный день – кстати, прекрасно помню я и двойку по математике (ох уж эта миссис Денингстон с ее уравнениями!)…
…Я видел дым, огромные черные клубы дыма, когда возвращался домой из школы… Сперва мне показалось, что это чудит мистер Леонард, как это не раз бывало, разведя костер посреди своего двора из содержимого мусорных жбанов, но через несколько минут, обогнув дом мистера Леонарда и здание супермаркета, я понял, что ошибся. Никакого костра не было и в помине. Да и не думаю, что дыма было бы столь много, пусть даже мистер Леонард решился бы спалить всю нашу помойку к чертовой матери… Горел наш ДОМ. И первый, и второй этаж были охвачены бушующими языками пламени. Огонь лизал старую, провисшую со временем крышу, вылетели стекла…
Дом рухнул.
Я не успел опомниться и проститься с шоком, не успела примчаться с работы мать, ушла к подружке бабушка… только старый мистер Леонард, я и пожарники наблюдали, как рушилось здание, как рушилась вся жизнь моей матери…
«Это проводка, мэм. Скачек напряжения, и старая изоляция не выдержала. Мы сделали все, что было бы в наших силах» - сказали тогда пожарники. А моя мать с глазами полными слез беззвучно смотрела на обугленные останки нашего дома, не в силах вымолвить ни одного слова.
Сейчас, по истечению стольких лет, конец шестидесятых крепко стерся из моей памяти и я уже не помню, как мы выбирались из этой ямы. Частенько по ночам я слышал, как мать плакала. Помогли нам родственники или еще кто, но факт в том, что когда я учился в старшей школе, мы жили в довольно просторной квартирке на самой окраине города. А деньги, отложенные на колледж матерью, оставались нетронутыми. Но было тяжело, очень тяжело. Наверное, я не обману, если скажу, что те годы были самыми трудными в моей жизни. Мать пахала как лошадь. С утра до вечера. На нескольких работах. А я был предоставлен сам себе – моя старая бабуля никогда не могла похвастаться отменным здоровьем, а в свете событий тех лет окончательно его потеряла. Ей было тяжело ходить, но она терпела, собирала все силы в кулак и как могла помогала матери…
…Что-то у меня совсем замерзли ноги. Зудят. Знаете какое у меня сейчас ощущение? Я думаю как у курицы в морозильной камере. Ха-ха-ха-ха. Бедная птица…
17:30
За последний час ни одного сообщения от спасателей. Но я не унываю. Снег скоро поредеет, меня спасут. Билл с Джимом уже, наверное, спасены. Отогреваются у камина в теплых шерстяных одеялах, пьют горячий шоколад… И меня спасут – главное потерпеть. Чуть-чуть.
20:46
Уже ночь, темно и ничего не видно вокруг. Нулевая видимость. Но у них есть псы, которым насрать на видимость: главное запах.
Мои часы сломались, наверное, не выдержав холода, и я потерял контроль времени. Последняя отметка 20:46. Но главное не замерзнуть самому. Я не замерзну, будьте уверены. Я обещаю – главное на этом не зацикливаться.
Предположительно около 22:00
Интересно, работает еще эта штука. Эй, диктофон! Але! Я собираюсь продолжить рассказ.
Старшие классы – уверяю вас, там я во всю старался повысить свой средний балл. Я много читал, учил грамматику, писал диктанты, решал уравнения. Я понимал – это пропасть. Еще один необдуманный шаг и я свалюсь, кувыркаясь вниз. Отступать дальше было не куда…
Свои документы я послал сразу в несколько учебных заведений – три или четыре колледжа. Но средний бал по-прежнему хромал. Тройка похожа была моим уделом. Но я верил. Верил в себя и полностью отдался в руки госпоже фортуне. Я чувствовал, что еще чуть-чуть и в моей жизни начнутся светлые дни и на моей улице начнется праздник. Но как бы не так – колледжи один за другим прислали отказы…
…Что-то не позволило мне сломаться, я выстоял.
«Проиграна битва, а не война» - думал я, когда уходил в армию. Десантные войска – там я научился много чему новому, и, прежде всего, соблюдать режим. Пройдя этакий универсальный инкубатор, я в семьдесят пятом году вернулся домой еще более уверенный в себе и своей судьбе. Но главная проблема все же осталась – деньги. Мой карман по-прежнему оставался пуст. Так что моя жизнь и положение можно сказать не изменились Я наряду с многими тысячами безработных шастал по городу, читая объявления, рассылая резюме. Увы, все то, что мне удавалось найти, было всего лишь временной, непостоянной работенкой. Я работал охранником, продавцом, водителем автобуса,… но все это было не то, не мое. А когда я пробовался на работу несколько иного уровня, везде лишь разводили руками и отвечали: ДИПЛОМ! Если ты хочешь чего-то добиться, тебе нужен диплом, парень.
Начало первого или второго.
Знакомство с братьями Стрекс – Биллом и Джоном произошло на выставке музыкальных инструментов (туда я решил сводить бабушку). Молодые начинающие бизнесмены Билл и Джон любили искусство. А познакомила меня с ними бабуля, хорошо знавшая их отца. Ребята стояли возле пианино и что-то весело и живо обсуждали. Именно в этот момент я понял, что вот он шанс, которого я, возможно, ждал всю жизнь. Упускать его было просто глупо…
Конечно, сблизиться с братьями мне удалось не сразу. Ребята имели собственную компанию, поэтому некоторое время держали меня на цепи, вдали от себя. Но, как известно в каждой цепи есть слабое звено, и цепь братьев была не исключением. Понемногу туман завесы между нами растворялся, к чему, не буду скрывать, я прилагал немалые усилия. Цепь чахла и ржавела, а окончательно лопнула в тот момент, когда в один прекрасный вечер я, во время очередной приватной беседы намекнул на то, что имею довольно таки солидный счет в банке. Ведь сбережения матери на учебу в колледже по-прежнему оставались нетронутыми.
Фирма Билла и Джона специализировалась на доставке молочных продуктов, но лишь в одном, весьма незначительном по возможностям районе – для расширения дела им был просто необходим свежий поток инвестиций. Некая молочная сиська, в роли которой как раз мог выступить я. Мне же в свою очередь было необходимо задействовать свои деньги. Вот собственно и все.
Помню все в мельчайших подробностях: мы сидели в закусочной «У Джо» за самым дальним столиком у противоположенной от двери стены. Билл, который избегал прямого взгляда, наблюдал за булькающими в стакане пива пузырями. Джон вертел в руке «зиппу». Я кашлянул, перекинул нога за ногу и втянул едкий дым сигареты, выжидая удобный момент. И когда за нашим столиком воцарилось молчание, инициативу на себя взял Джон: «Выкладывай, что там у тебя – сказал он мне – У тебя что-то есть для нас?».
Я улыбнулся и ответил: «Ребята, вам надо развиваться. У вас есть дело, а у меня капитал. Все это можно совместить».
Джон и Билл переглянулись и, разумеется, согласились на мое предложение.
Таким образом, в далеком семьдесят шестом мне, наконец, улыбнулась фортуна. Совсем чуть-чуть. Все же я считал, да и сейчас придерживаюсь схожего мнения, что мой успех является, прежде всего, результатом упорного труда, стремления и огромного желания добиться успеха. И этот скромный товарищ не заставил себя долго ждать. Деньги окупились года через два, и вскоре я почувствовал, как в карман закапала прибыль. Мы купили грузовичок, а в компании с тех пор варился мой капитал…
…Ай! Чертов ветер, обзывал я его всеми гнусными наречиями. Мне же больно! Ты меня слышишь? Зачем же так?
Время не обозначено
…Похоже эта ночь самая длинная в моей жизни. Я по-прежнему здесь, по-прежнему на стальном тросе. Один одинешенек. Знаете, все это порядком мне надоело. Вообще-то парень я терпеливый, но это уже перебор.
…Все без изменений. Ха-ха-ха. Конечно же я вру. А снег все валит, валит и валит. Говорить становиться все тяжелее… Горло жжет, я хочу пить.
Кстати, задайте себе такой вопрос: «Какого черта «Юта Джаз» не смогла выйти в финал в прошлом розыгрыше плей-офф?». Ха-ха-ха… Ха-ха-ха… Кхе-кхе…
Валерий el magico Атамашкин