Тяжёлый рок Нибелунгов. Книга первая Старший герой

Маша Романова
               
Леса Готической скульптуры!
Как жутко все и близко в ней.
Колонны, строгие фигуры
Сибилл, пророков, королей...
Мир фантастических растений,
Окаменелых привидений,
Драконов, магов и химер.
Здесь все есть символ, знак, пример.
Какую повесть зла и мук вы
Здесь разберете на стенах?
Как в этих сложных письменах
Понять значенье каждой буквы?
Их взгляд, как взгляд змеи, тягуч...
Закрыта дверь. Потерян ключ.
                М. Волошин






 
                Часть первая

                Старший герой














                В общем, никто никогда  не  знает  причину  тех  или    иных     событий...  а  в особенности те люди, которые утверждают, что она им известна".   
                С. Кинг

                Но мир, который содержит даже только образ Фафнира, богаче и прекраснее, какой бы опасности это ни стоило. Житель тихой и плодородной равнины может слушать о непроходимых лесах и бездонных морях, и хранить их в своем сердце. Потому что сердце твердо, тогда как тело ранимо.
                Дж. Р.Р. Толкиен
               

                ПРОЛОГ

Тот день выдался небогатым на события, хотя события были и удивительные. По прошествии многих лет этот день признали бы судьбоносным, если бы о нём мог рассказать кто-то из участников событий.
Младшая из детей короля проснулась ни свет ни заря; пятилетняя девочка заливалась слезами и соплями, потому что ей приснился сон. Никого это не волновало, кроме суеверной и жалостливой няньки, которая потребовала пересказать сон.
За окном было темно и холодно, в спальне темно и тепло. Девочка начала успокаиваться.
 - Мне снилось, что птица прилетела, большая, - сбивчиво объяснила она. – Такая… ну, нос крючком… ну! с когтями.
 - Сокол? Орёл?
 - Орёл! – даже обрадовалась она. – Чёрный. И мы там были, я и мой брат. Гюнтер. Над башней летал другой орёл. То есть нет, он был меньше. Это был сокол. А орёл прилетел и сел Гюнтеру на плечо. Так было страшно!
 - Спаси его Господь, орёл предвещает войну.
 - Нет! – заупрямилась юная особа. – Не войну!
 - А что же тогда? – с насмешкой спросила нянька.
 - Не знаю! – приготовилась снова плакать девочка. «Ну и чёрт с тобою» - в сердцах подумала нянька и даже не спохватилась отвести сглаз. Капризная девчонка изводила няньку, тянула из неё жилы, потому что никому, кроме неё, не была нужна.
Рассвело. В тусклом сонном свете видны были крепкие ворота; Вормс ещё не открыли для гостей и торговцев. Уже с полчаса на утреннем морозце переминался мальчишка, или, скорее, отрок. Впрочем, «отрок» - слово пастырское, степенное и ласковое, а эту особь так назвать никак было нельзя. Хотя бы потому, что он в драку бросился бы, услышав подобное в свой адрес.
Он привык, что все слова, обращённые к нему лично, неизменно имеют оскорбительный смысл, и надо постоянно находиться в боевой готовности. Но это замечаем между делом.
Было ему лет пятнадцать, ростом он для своих лет не вышел, однако всё равно казался старше; настоящий оборвыш, на щеке под глазом глубокий шрам, ещё сочащийся сукровицей, рожа злая, глаза звериные. А цвет глаз многое мог сказать сведущему человеку, да и не очень сведущему тоже – жёлтые они были, как у кошки.
Когда ворота открыли, зверёныш не почувствовал облегчения, а только сильнее сжался. Сейчас идти мимо охраны.
…Препирательство со стражей как раз перешло в тыканье копьём со стороны охраны и перехватывание этого копья со стороны подозрительного паренька, когда к сторожевым башням, которые обычно звали Вратными, подъехали новые действующие лица. Седоусый и весьма важный господин с высоты своего коня оглядел стражу и задержанного. Латник пытался ткнуть паршивца копьём в грудь, чтобы упал и порастерял спесь, но тот, как уже сказано, схватился за конец, не отпускал, уворачивался от всех тыков и только скалился. Второй всадник был мальчишка лет двенадцати, с некоторой неуверенностью косившийся на своего спутника, который поинтересовался:
 - Что это вы шумите чуть свет?
Пока лейтенант караула мямлил «Да вот, сударь…», молодой господин, в котором все, кроме пришлеца, узнали принца Гюнтера, и упомянутый пришлец несколько секунд разглядывали друг друга. Всадник был высок для своих лет и тонок в кости; подозрительного парнишку мы с этой стороны уже описали. Лицу первого, миловидному, со слегка оттопыренной губой, не хватало воли; второй лицом прямо-таки бросал вызов, при сносности и даже симпатичности отдельных черт всё это вместе было почти пугающе. Каштановые волосы младшего слегка вились, серые глаза в тёмных ресницах обещали в будущем заставить поплакать немало девушек, их прищур выдавал хитринку в характере, брови выстроились, что называется, «коромыслом»; старший – ястребиный нос, длинные тёмные брови, сжатые губы, тёмные с рыжиной волосы, растрёпанные и жёсткие, как грива лошади, глаза странного разреза, очень бледное лицо с сероватым оттенком. Наблюдение было прервано вопросом седоусого господина:
 - Это правда, что они говорят?
 - У меня есть грамота, - угрюмо отвечал задержанный. Хрип в голосе слышался то ли от усталости и долгого пути, то ли просто голос ломался.
 - Так известно чья! – припечатал стражник, безуспешно потянув на себя копьё.
 - Чья? – полюбопытствовал принц.
Господин, кинув взгляд на своего юного спутника, потребовал грамоту. Пока он с невозмутимым видом читал её, а Гюнтер заглядывал ему через плечо, лейтенант караула гундосил через равные промежутки времени:
 - Сударь… Сударь Гибика…
Тот будто и не слышал, принц вздыхал в некотором смущении, зато парнишка воззрился на господина. Похоже, с удивлением.
 - Гибика фон Тронеге? – тихо спросил он, будто даже у самого себя, однако господин вскинул глаза и презрительно спросил:
 - Разве мы знакомы?
 - Нет, сударь, - ответил мальчишка, пристально глядя на всадника. – Меня увезли в Гунненланд. Почти десять лет назад.
Тот быстро переметнулся взглядом на грамоту, что-то в ней нашёл, снова поднял глаза.
 - Ты пойдёшь со мной. Отпустите его, ребятушки.
 - Так пусть он копьё отпустит, сударь! – с праведным гневом воскликнул охранник, тот, что держал древко злополучного оружия. Лейтенант караула, да и остальные (всего в карауле было пятеро), что-то смекнули и затушевались. Парнишка ткнул тупым концом копья в стражника, тот охнул и отпустил древко, тогда и сам паршивец оставил оружие в покое, и оно упало на утоптанную землю.
Через спящий рассветный город два всадника и пеший двинулись к высокому шпилю и приземистым башням; это и был собственно Вормс, крепость бургундского короля, вокруг которой вырос весь город.
Возле очередных ворот Гибика приостановил коня, и Гюнтер спросил:
 - Зачем вы взяли его с собой? Откуда его знаете?
 - Мой принц, я могу поговорить с ним наедине?
 - Нет, я хотел бы послушать!
Гибика вздохнул; пеший не изменился в лице.
 - Что за день выдался сегодня,  - пробормотал седоусый господин. – Откуда ты хоть взялся? – обратился он к зверёнышу. – С какой стати тебя отпустили? Не думал я, что ещё увижу тебя живым.
 - Новый король посчитал, что срок заложного плена закончен. Я ему больше не нужен.
 - Но как ты здесь оказался? От Рейна до Дуная далеко будет. – Гибика начал беспокоиться.
 - Прошёл! – с гордостью ответил мальчишка. – Один прошёл. Мне больше некуда было…
 - Вот это да! – удивился Гюнтер. – А почему король посчитал плен оконченным?
 - Отличился, - на этот раз скупо пояснил бывший заложник.
Гибика с сомнением оглядел малорослого паренька; но глаза-то какие, читалось в глазах самого всадника. Как ему могло быть пять лет? Таких невозможно представить маленькими детьми.
 - Я ж не совсем огузок, - по-своему расценил его взгляд мальчишка, - я много чего могу. Кому какое дело, чей я.
 - Это раньше «кому какое», теперь всё иначе, - зло сказал Гибика. – Кто знает, может, Бог даст, таких как ты, сжигать на площадях начнут.
 - За что? – спросил Гюнтер. На такой вопрос не мог дать ответа ни один из собеседников. – Если вы откажетесь помочь, я возьму его под покровительство, хотите?
 - Я риттер, - продолжал Гибика, - и не могу бросить в беде… - он поколебался, -  …человека. Что ж, Хёгни…
 - Хаген, сударь, - холодно поправил тот.
 - Я не обязан десять лет кряду помнить имя Зиглиндиного ублюдка! – вспылил господин.
 - Ещё раз скажете, я вас убью, - по-хорошему предупредил гунненландский заложник. 
 - Сударь, объясните, в чём дело! – Гюнтер уже ёрзал в седле от любопытства.
 - Пасынок он мне, наверное, - с сомнением ответил Гибика. – Сын моей супруги.
 - О… понятно, - смутился принц. Давнюю историю с Зиглиндой хорошо помнил весь двор, что нарисовалось на лицах обоих всадников.
 - Ваша братия, я слышал, умеет с лошадьми управляться.
 - Немного.
 - Хорошо. Отправлю тебя на конюшню.
 - Сударь, я возьму его к себе в свиту, - заявил Гюнтер. – Всё-таки графиня Зиглинда была мне родня, хоть и дальняя.
 - Что с ней? – спросил Хаген.
 - Умерла, - бросил Гибика. – А вам, принц, я не советую таскать с собой такое отродье. Но воля ваша…
 - Воля моя, он отправится со мной.
 - А если не захочу? – ухмыльнулся предмет спора.
 - Заткнись, как смеешь так разговаривать с принцем!
 - Как, пойдёшь на конюшню?
Хаген пристально смотрел в лицо Гюнтера.
 - Нет, - медленно произнёс он. – Я пойду с вами, мой принц. Я решил.
 - Придётся ведь давать ему фамилию Тронеге, - плюнул Гибика. – Но в сыновья тебя мне не навяжут, так и знай!
Конь его мотнул головой и ударил копытом.
 - Сударь, не ездите на нём.
 - Заткнись, ты ещё не в свите принца, а потому я могу спокойно вколотить тебе зубы в горло, понял ты?
 - Понял, сударь. Но этот конь опасный.
 - Меня ваш Цезарь всегда пугал, - заметил Гюнтер. – У него странный норов. Что ж, прогулка, я полагаю, отменяется.
Гибика кивнул
.
 - Зачем я вам? – единственное, что спросил Хаген у Гюнтера, когда они остались вдвоём.
 - Ты мне понравился, скажем так, - хмыкнул тот. – Да и как-то жалко стало… В конце концов, я риттер не меньше, чем Гибика. Могу я рассчитывать на твою верность?
 - Всегда, мой принц! Волком и вороном клянусь.
 - Как красиво сказано. Что ж, пойдём.

                * * *
 - Какая странная, глупая смерть! Погибнуть из-за взбесившейся лошади!
 - Да, бедный граф Гибика. Вы слышали, кто станет новым графом?
 - Я слышал, что это гуннский хмырь, что при принце уже с год, и никто от него никак не избавится. После того случая на охоте он приставлен к принцессе.
 - Маленькой Кримхильде? Весьма странно.
 - Ещё бы нет, сударь мой! Говорят, что тогда покушались на жизнь короля.
 - Я не верю в это, сказать по чести. Однако всякое может быть. Но назначать молодого Хагена графом Тронеге нельзя, ведь у покойного графа остались сын и внук.
 - Ага, сыну семь лет, внуку пять лет, старший же наследник умер, а материнская линия… Словом, сударь, некому будет оспорить решение короля. 
 - А молодой Хаген?
 - Конечно, он ему не сын, вы правы, но почему-то об этом не любят говорить. Этот хмырь всем уже показал, что умеет расплачиваться за обиды.
 - И прежестоко, сударь… Говорят, маленькую принцессу он невзлюбил всей душой.
 - Если у него есть душа!
 - Я не намерен вести с вами теологический диспут. Да к тому же мне пора проверять караулы.
 - Ну-ну. Я тоже пойду… Хотя постойте на минуту: король правда  сказал, что собирается воевать с Зантеном?
 - Говорят, что так, сам я не знаю. Но догадываюсь я вот о чём: король не заживётся на свете. Он болен, хотя лекари ещё не отправили его на тот свет.
 - Не говоря уж о покушении…
 - Я подозреваю маркграфа Эккеварта, а он, верно, подозревает меня. – Смешок. – Но, думаю, покушения будут кончаться неудачей, пока при Бургундском доме состоит этот желтоглазый… господин. Я знаю таких как он, и хорошо знаю.
 - Фу, речи о хмырях надо чем-нибудь запить! Вы не против?
 - Не откажусь, вот только проверю караулы. 


               
                Авентюра I
Дождь полил такой, что о прогулке не могло быть и речи. Бешеная вода хлестала по дорогим оконным стёклам, за ней виднелись трепыхающиеся под ветром молодые ветки клёна, растущего за рвом. Кримхильда смотрела на это захватывающее зрелище уже с четверть часа; в девушке на выданье, наряженной по новой моде, введенной королём, который позаимствовал её у Франколанда, трудно, хотя и возможно, было узнать давнюю капризную, никому не нужную девочку. Сложного головного убора на голове она строить не стала, тугие косы спускались до колен; её волосы были того цвета, который прощё всего назвать русым и успокоиться, но, по правде говоря, они были дымчато-серыми, мягкими, какой бывает шерсть котёнка, о котором, кстати сказать, принцесса мечтала уже некоторое время. Карие глаза были окружены тёмными ресницами, на широкоскулом белокожем лице выделялись яркие губы, тонкая шейка, раньше делавшая её похожей на ощипанного курёнка, теперь весьма красила её; разве что иногда могло показаться, что она переломится под тяжестью толстых кос.
В дверь постучали, заглянул паж, но посетитель бесцеремонно оттолкнул его; почтенная дама принцессы, профессиональный дракон охраны, грозно привстала было, но тут же уменьшилась в размерах и села обратно. Посетитель был единственный человек при дворе, которого она опасалась, хотя за глаза и называла только убийцей навозного роду-племени и повторяла, что как навоз не разбавляй вареньем, он всё равно останется навозом. Не понять даже, сколько ему лет. Сейчас всё стало непонятно, кому сколько лет, что для чего делается, кто зачем живёт… нет больше никакого порядка, король зачем-то обрядил свою свиту в короткие плащи и сыпет франколандскими словечками… Так вот, к вопросу о возрасте: считается, что владельцу Тронеге Хагену двадцать шесть, но, скорее всего, больше. Хотя влетел он, будто ему пятнадцать, да ещё мокрый, с улицы. Окликнул, впрочем, негромко:
 - Моя принцесса…
Кримхильда оглянулась и даже вскрикнула.
 - Пришёл, наконец, - сказала она. – Где тебя носило?
Разве так разговаривают со старшими, с воспитателями, с графами, наконец!
 - Под дождём, - коротко ответил Хаген. – Караул и поджигатели.
 - Те, что спалили мэтра с Улицы Ювелиров?
 - Да. Он был гунн, потому и спалили. Вздёрну на днях этого поджигателя.
 - Мне кажется, он просто сумасшедший.
 - Здоровее меня. – Хаген прошёл к столу, на котором валялись брошенные за ненадобностью пяльцы принцессы.
 - Что это у тебя такой вид? – заинтересовалась Кримхильда. Дама не могла уразуметь, чем повседневная мрачная рожа королевского советника отличается от сегодняшней чуть просвечивающей, но принцесса эту разницу замечала.
Владелец Тронеге молча вытащил из-за пазухи и водрузил на стол комочек чёрной шерсти; комочек запищал и завозился.
 - Святые небеса! – воскликнула принцесса, подбегая к котёнку. – Где ты его достал?
 - Подобрал. – Хаген неожиданно улыбнулся ей. Делал он это редко и неумело.
 - Невыносимый вы придворный, мессер! Вы меня постоянно ловите на слове.
 - Впредь не говорите о котах, моя принцесса.
Кримхильда осторожно взяла мяукающий шарик шерсти в руки.
 - Какой маленький… - ахнула она. – Киса! Кунигунда, что вы стоите? Пошлите на кухню за чем-нибудь.
 - За молоком, - подсказал фон Тронеге. Дама с достоинством подобрала юбки и вышла. Она давно привыкла, что грязный полукровка входит в покои принцессы и выходит из покоев принцессы, когда ему вздумается, или вернее, когда он понадобится Кримхильде за любой мелочью, в том числе, когда рядом нет должного количества дам и служанок. Что это за свита  - три-четыре дамы и девка из прислуги?! Когда принцесса разговаривает с таким, с позволения сказать, человеком, нужно не меньше десятка, а когда приходит король, она обязана собрать всех, так нет… Фу, будто у неё золота нет или людей не хватает.
Пора бы уже положить вольностям полукровки конец, но… заговаривать с Хагеном было не то чтобы страшно…  нет, по правде сказать, страшно.
 - Как его назвать? – спросила Кримхильда, почёсывая за пушистым котёночьим ухом. Зверёнок пригрелся и бояться, похоже, перестал. – Фу, да он вымок.
 - Дождь, моя принцесса. Скоро вылижется, будет не хуже других, - отвечал вассал, глядя в окно. Впрочем, вскоре обернулся к ней: - Я сначала…
 - Сначала мой дядя хотел утопить кутёнка в ближайшей луже, но потом решил пересилить себя ради ваших прекрасных глаз, - перебил голос со стороны двери.
 - И тебе не стыдно, Ортвин? – строго осведомилась принцесса.
Позвольте представить: Ортвин Мецкий, племянник Хагена фон Тронеге. На дядю, кстати сказать, он совершенно не был похож. Светлые волосы, серые глаза, вечная улыбочка, тонкий длинный силуэт и неплохо соображающая голова на плечах. В последнем пункте, правда, он с дядюшкой сходился.  Три месяца назад Хаген передал Ортвину должность капитана «зелёных плащей», королевской гвардии,  а сам надел цепь советника короля, которым негласно являлся с момента восшествия Гюнтера на трон. Отстраненный от этих обязанностей маркграф Эккеварт с достоинством удалился в свои владения.
 - Мне стыдно за дядю, - ответствовал Ортвин. – Он подрастерял свою хвалёную жестокость.
Кинжал с пружинным дрожащим звуком воткнулся в косяк дверей в паре пальцев от головы Ортвина.
 - Я… я…. – сказал племянник не менее дрожащим голосом.
 - …берёшь свои слова обратно, - закончил за него любящий дядюшка. – Не трусь, всё равно бы не убил.
 - И ты так воспитываешь подопечных? – спросила не очень испугавшаяся Кримхильда, пока вассал выдёргивал оружие из косяка. – Не удивительно, что с Ортвином невозможно разговаривать.
  - Нет, это с ним последние два года, - хмыкнул пришедший в себя Ортвин. – Когда он взялся за меня всерьёз.
 - Первый и последний раз, - развеял его измышления дядя.
 - Кинжалы – новый метод, - выкрутился племянник. – Раньше были мечи, моя принцесса! А после моего шестнадцатилетия – копья.
 - Хаген, зачем ты так?
 - Первый и последний раз, - повторил вассал.
 - По правде говоря, - перестал зубоскалить Ортвин, - ты меня напугал. Пусть это действительно будет последний раз.
 - Меньше телепай языком, - строго сказал Хаген. Он не выносил в свой адрес ни насмешливых, ни даже льстивых слов, не говоря уже о снисходительных; прощал он только королю, Кримхильде и иногда брату, барону Данкварту. Впрочем, ему уже давно не льстили, а снисходительными к нему не были никогда.
 - У вас есть какие-нибудь новости, мессеры, или вы и дальше будете убивать время этими жестокими забавами? – Котёнок согласно пискнул.
 - Смотрите-ка, он с вами согласен, настоящий придворный, - заметил Ортвин, а Хаген поспешил исполнить просьбу принцессы:
 - В Грюне Линден опять отбились от саксенских разбойников. Всё это может закончиться новой войной с Саксен. В наших краях урожай грозит загнить полностью. Во Франколанде война между королём и матерью короля. В Зантене молодой регент рьяно награждает дружину…
 - Постой, какой регент? – удивилась Кримхильда. – Их, король, дай Бог памяти, Зигмунд…
 - Он.
 - Да, он стар, насколько знаю, но жив-здоров, а его сын уже не малолетний. Кто вообще этот регент?
 - Принц Зигфрид, - ответил Хаген, - сын короля. Тот, что уже не малолетний.
 - Насколько мне известно, - вклинился Ортвин, - если бы о королях можно было говорить такое, я бы сказал, что старик Зигмунд выжил из ума. А принц отказался принимать корону до смерти отца. Благородно, не правда ли?
 - Если бы ты полагал это действительно благородным, ты бы не произносил эти слова таким тоном, - заметила Кримхильда; слушая доклад Хагена, она села на скамью возле столика.
 - Ортвин считает регента лицемером, - разъяснил фон Тронеге.
 - Ах, вот оно что... Да, войдите!
Ортвин открыл двери, и в покои вошёл паж, державший в руках блюдце молока так, словно оно было некоей регалией. Пока котёнок с урчанием лакал, Кримхильда смотрела на него с находившей на неё иногда задумчивостью, от которой лицо её светилось приглушённым светом, а Хаген смотрел на неё не менее задумчиво и одновременно сосредоточенно, Ортвин запальчиво говорил:
 - Да, считаю, и буду считать! Потому что надо или честно признать отца больным и не заставлять старика быть куклой на троне, или уж отказаться от власти до его смерти, а правителем поставить толкового вассала. А если уж стал регентом при отце, то хотя бы не указывать каждому встречному на своё благородство! Наш человек моему дяде пишет, что Зигфрид так и лучится.
 - У вас есть свой человек при зантенском дворе? – оглянулась Кримхильда. Хаген поспешно отвёл золотисто-рыжий взгляд от неё.
 - Однако, - заметил он, - есть от чего лучиться, Ортвин.
 - А что вы о нём знаете, помимо того, что он обогащает свою дружину?
 - У  него есть голова на плечах и руки вставлены тем концом, - отрезал советник короля. Кримхильда снова опустила глаза на котёнка, сыто вылизывающего шерсть на грудке, потом подняла их обратно на вассалов и встретилась с взглядом Хагена. Как же они не похожи, подумала она.
Ортвин в щеголеватой куртке-франколандке, короткой и изящной, даже шапка с крапчатым пером, которую он снял в покоях принцессы, была самой модной во всём Вормсе. Хаген в простом камзоле с длинными рукавами (причудливо смешение мод в лежащей между Франколандом, Готенландом и Саксен Бургундии) казался будто в доспехах, тем более что ножны с мечом были привязаны к его поясу постоянно.
 - Про руки вам известно из каких источников? – строго спросил Ортвин.
 - Из разных, - огрызнулся дядя. – Говорят, он убил дракона.
 - Одного из последних, наверное?
Хаген странно ухмыльнулся:
 - Последнего, я думаю.
 - А ты видел дракона, Хаген?
 - Берегитесь, дядя, точно таким же тоном принцесса изволила спрашивать, откуда у вас шрам на щеке и почему у вас жёлтые глаза, берегитесь женского любопытства!
 - Молчи. Дракона я видел издалека, моя принцесса… и не уверен, что это верно был дракон.
 - И не будет уверен, пока не убьёт бедную зверушку и не рассмотрит во всех подробностях…
 - Молчать! – рык получился почти драконий. Котёнок прижал уши, Ортвин по-настоящему испугался и присмирел. – Драконов мало осталось, моя принцесса, - сказал Хаген после паузы, глядя в сторону.
 - Кстати, - Кримхильда поспешила увести разговор от драконов, - кто оставил тебе след на щеке, я так и не узнала.   
 - Забыл.
 - И так всегда, - тихо прокомментировал Ортвин.
 - Дождь, похоже, кончается, - заметила принцесса. – Поедемте на прогулку.
Она всегда ставила перед фактом, а не спрашивала и не предлагала, разве что за редким исключением.
 - Сейчас распоряжусь. – Хаген отделился от стены.
 - Моя принцесса, да будет мне дозволено увильнуть, ибо меня ждут обязанности, которыми я пренебрёг исключительно из-за моего дяди и вашего котёнка…
 - Прекрати зубоскалить и исчезни с глаз моих! – со смехом прикрикнула Кримхильда. – Хаген, кстати сказать, как мне назвать котёнка?
Вассал приостановился в дверях.
 - Назовите Зигфридом, моя принцесса, - предложил он, и Кримхильде отчего-то стало обидно. Когда они ехали по улицам Вормса, перескакивая лужи, Хаген напряжённым голосом спросил
 - Я вас расстроил?
 - Вас такие мелочи никогда не волнуют.
 - Принцесса!
 - Что?
 - Ответьте на мой вопрос, прошу вас.
 - Я опечалилась из-за котёнка.
 - Из-за имени?
 - Да. Может, это вовсе кошка?
 - Кот. Назовите Клаусом, и дело с концом.
 - Матушка меня осудит, что я христианское имя даю бессловесной твари… А ведь тебе совестно стало, что ты меня расстроил, признайся!
Хаген посмотрел на неё и улыбнулся, как всегда, неожиданно.
 - Святые небеса, - воскликнула вдруг она, - кто это так скачет? Будто за ним армия гонится!
 - Стоять! – Хаген развернул своего пегого так, чтобы загородить всаднику дорогу. Лошадь остановилась, тяжело поводя боками.
 - Гонец?
 - Так точно, мессер.
 - Что стряслось?
Помедлив, тот ответил:
 - К Вормсу приближается отряд хорошо вооружённых всадников. Не знаю, почему их не задержали на границе. Никто из наших не знает их в лицо, на их знамени – пронзённый мечом дракон. Нас было мало для того, чтобы их остановить. Я послан к королю.
 - Считай, что ты ему всё сообщил, - бросил Хаген. – Я граф Тронеге. Езжай в замок, тебя накормят и дадут отдохнуть. О награде поговорим потом.
Он вернулся к Кримхильде:
 - Вы слышали?
 - Полагаю, слышала вся Улица Святого Готфрида, - несколько сварливо ответила она. – Нужно возвращаться в замок. Хочу видеть лицо Гюнтера, когда он узнает об этом, да ещё позже, чем я.
Хаген кивнул и тронул поводья, его пегий всегда слушался мгновенно. Что-то заставило владельца Тронеге посмотреть в небо, серое и забитое облаками, готовыми снова залить столицу дождём.
 - Ворон, - удивилась Кримхильда, проследив за его взглядом. – Никогда не видела их над городом. Это не дурной знак?
 - Для вас, наверное, да. Ворон – птица Вотана, знак мудрости и войны. Что-то произойдёт.
 - Помнишь, мы однажды прискакали из леса во весь опор как раз тогда, когда Гюнтер едва не погиб?
 - Это-то понятно. – Хаген только что рукой не махнул.
 - Мне чем-то по душе такие таинственные происшествия… если ворон кружит – будет война. – Копыта  погрохотали по мосту.
 - Он не кружит, он летит за нами.
 - Значит, скоро погибать нам с тобою, - Кримхильда рассмеялась, она всегда смеялась, когда ей было особенно не по себе. Во дворе Хаген подал ей руку, помогая спешиться. Когда она оказалась на земле, он отпустил её не сразу и сказал:
 - От воронов я вас как-нибудь загорожу.
 - С Божьей помощью. – Она улыбнулась. – Бояться птиц – это глупость. Что случится, то случится.
 - Кошки не вызывают дождь, а вороны войну, - успокаивающим тоном подхватил Хаген, мимоходом  коснулся её щеки (большей ласки от него никто не видел), и они под руку поднялись по щербатым ступеням крыльца.
 - Я пойду к брату вместе с тобой… Знаешь, какой мне сон приснился? Будто в замок прилетел сокол и прижился у меня. Я кормила его с руки, он клевал мои пальцы, а я смеялась. И вот влетают через окно два орла, один чёрный, другой белый, и рвут моего сокола на куски. Кровь забрызгала мне платье, а сокол так кричал… Это было страшно. Я проснулась и долго не могла уснуть. Моя нянька мне рассказывала, что в детстве я видела, как сокол кружит над замком и как ко мне прилетает орёл. Может, это вещие сны?
 - Не знаю. Я где-то слышал про орлов и сокола.
 - В миннезанге соколом часто называют возлюбленного.
 - Возлюбленного? – Хаген усмехнулся. – Соколом? Нашли с чем сравнивать.
 - А с кем тогда сравнивать?
Помедлив, – они поднимались по внутренней лестнице, которой мало кто пользовался из-за её старости, камень уже крошился – вассал ответил:
 - Может, с собакой. Вы правы, это не моё дело.
 - Слышал бы тебя Ортвин!
 - Напомню, мы идём к королю рассказывать о вооружённом отряде на подступах в Вормсу.
 - Я помню, просто на меня так подействовал ворон.
 - Не бойтесь, я его подстрелю.
Стражник из «синих плащей» побежал докладывать о визите принцессы и графа  Тронеге. Гюнтер вскоре вышел к сестре.
 - Хильда, что произошло? – Однако его взгляд упёрся в Хагена. Тот обрисовал ситуацию в нескольких словах. Описывать произошедшее буквально тремя словами он мог, наверное, один во всём замке.
 - Да, - многозначительно произнёс Гюнтер, как он делал всегда, когда намеревался спросить совета. – Что делать? Как думаете? – Король оглядел всех присутствующих, которых, помимо графа, принцессы и «синих плащей» было трое:  маркграф Гере, барон Синольт и какой-то офицер со значком северной марки.
 - Я думаю, нужно послать к этим людям и спросить о цели приезда, - заговорил Гере, который был солиден и обстоятелен, но быстротой ума не отличался. – Судя по знамени, их предводитель знатный человек, и не зазорно для короля вести  с ним переговоры…
Маркграфа перебил шум со двора, на который выходило одно из окон приёмной, и возглас Хагена:
 - Гонец не нужен, они уже здесь.
 - Каким образом? – изумился король. Богатый наряд и ухоженная бородка делали его старше, однако растерянность свела внешнюю солидность на нет. – Они двигались не медленнее гонца?
 - Гонец мог и не гнать коня, мой король, - почтительно прибавил офицер из северной марки.
 - Лошадь еле дышала, - возразила Кримхильда. Она и сама чувствовала, как сбивается её дыхание, а в сердце смерчиком вертится волнение.
 - Для этого достаточно было пришпорить её возле Вормса, - возразил в свой черёд король, следом за маркграфом и бароном подходя к окну, у которого стоял Хаген.
 - Чтоб меня, какие лошади! – воскликнул Синольт, известный своей едва ли не большей, чем у фон Тронеге, несдержанностью на язык. – Даже отсюда видно, что их король богатый человек, копьё ему в… - Он вовремя осёкся, получив тычок от Гере. Гюнтер, взойдя на трон, а с того дня прошло уже шесть с лишком лет, потребовал от своего двора вежливости и привнёс в дворцовый нехитрый этикет много, очень много нового, целый кодекс. Никак не могли привыкнуть до сих пор, а поначалу ещё интересовались, почему, дескать, у нас должно быть как во Франколанде, король пускался в длинные рассуждения, и ничем хорошим это не кончалось.
Кримхильда смотрела, как с запылённой лошади соскочил на песок двора всадник, снял капюшон, без которого в дороге никак, тряхнул головой (волосы у него даже после скачки отливали золотом), весело махнул рукой напряжённым спутникам.
 - Не так уж их много, - с надеждой произнёс Гюнтер. – Смотрите, приехал, как к себе домой! Кто же он, кстати? Мессеры, может ли кто-нибудь ответить?
 - Регент Зантена принц Зигфрид, - буркнул Хаген. Кримхильда, стоявшая ближе всех к окну, оглянулась на него: глаза вассала, ещё недавно бывшие как белое вино, поменяли цвет на оранжевый. Это плохой знак. И ладонь на рукояти меча. Совсем плохо. Она посмотрела во двор: высокий регент был хорошо виден. Совсем не боится! Зачем он приехал?
 - Хаген, - прошептала она. – Почему он здесь?
Тот неожиданно положил руку ей на плечо.
 - Не бойтесь, принцесса. Ворон накаркал к этому, но мало ли что он там накаркал.
Кримхильда ничего не поняла, но на душе стало легче. Молодой регент с изяществом бросил поводья конюху и легко взбежал по ступеням.

                Авентюра II
 - Ему восемнадцать лет, - Хаген отставал от короля ровно на шаг, положенный по этикету. – Но он уже известен. Говорят, убил дракона. С дружиной истребил семь сотен нибелунгов, обогатился их кладом.
 - За что он так тебе не нравится? – поинтересовался Гюнтер. Он быстро спустился по лестнице, внушавшей ему опасения; вассал тоже прибавил шаг. – Кто такие эти нибелунги?
 - Народец, - красноречиво пояснил Хаген.
 - Малый Народец? Те самые дети тумана? Ну надо же… Это были, скажем так, гномы? Или лучше сказать «альвы», прости за вопрос? – король, кинув взгляд на графа Тронеге, приостановился у входа в большой зал, который обычно называли Оленьим. – Не отказался бы я поглядеть на такой бой.
 - Так давайте скорее встретим принца! – шепнула Кримхильда.
 - Да, бой может быть прямо сейчас, - резко сказал Хаген. Принцесса слегка покраснела. Гюнтер кивнул прислуге, двери открылись.
Следуя на своё место, король краем глаза увидел входящего гостя; сев и прислонившись к спинке трона (деревянная, обитая кожей, она всегда успокаивала и внушала уверенность, мол, не робей, Гюнтер, ты король!), рассмотрел пришлеца получше. Держится очень прямо (Гюнтер поспешил расправить плечи, он никак не мог отучить себя сутулиться), высок, статен и прочее; а лицо-то – будто девушка… Правда, никакие девушки не глядят так нахально. Глаза голубые, очень яркие, наглые, чёрт! А наряд хорош, столько золотого шитья себе не каждый король позволяет, да ещё с таким вкусом выполненного. На рукояти меча поблескивал зелёный камень размером с добрую сливу; наверное, яшма, Хаген – тот знает. Гюнтер покосился на советника и увидел, что и он весь будто сжался и гордо вскинул голову, куда там зантенцу. А ведь Зигфрид выше меня пальца на четыре, удивился король, считавший себя человеком рослым, а уж Хаген ниже регента на целую голову. Наверное, неприятно; во всяком случае, неприятно было Гюнтеру.
Зигфрид стоял посреди зала и предерзко улыбался; за его спиной толпился пресловутый вооружённый отряд.
 - Приветствую вас, брат мой, - учтиво сказал Гюнтер, привстав с трона. – Я всей душой рад, что, наконец, встретился с прославленным Зигфридом-драконоубийцей. Однако что привело вас сюда и чем мы можем помочь вам?
Может, он к Кримхильде собрался посвататься?
Особе женского пола не было места на по-настоящему важных мероприятиях, а миннезанг и куртуазная любовь оставались сами по себе. Кримхильду никогда это не трогало, а сейчас она приникла к услужливо оставлённой всё понимающими слугами щели между створками.
В смелости ему не откажешь! Стоит перед всем бургундским двором и улыбается! Кримхильда и сама улыбнулась; ей показалось, что он посмотрел на двери; принцесса отпрянула, испугавшись непонятно чего; снова принялась подглядывать.
- Я не думаю, что вы можете чем-то помочь мне, - отвечал зантенский регент с мальчишеским задором и явным пренебрежением.  – Но… я слышал, что вы храбры и гордитесь преданностью ваших вассалов… Если это правда, я и спрашивать не буду, согласны вы или нет, вы наверняка согласны, я вызываю вас на бой до победного конца. Проиграете, то есть погибнете – поотниму все ваши земли с замками. 
Ничего себе предложение, мысленно ахнул Гюнтер, а вслух сказал:
 - Зачем вам это, друг мой? Я король Бургундии по праву рождения и… - он не сразу нашёлся, чем продолжить. – Мы дружественные государи, и я не хочу сражаться с вами.
 - А я хочу, мессер!
 - Убил дракона, искупался в драконьей крови, стал неуязвим, - прошептал Хаген.
 - Да кто хоть раз видел живого дракона?! – шепнул в ответ король.
А драконья кровь – хорошее средство от юношеских прыщей, насмешливо подумал Гюнтер, с неприязнью глядя на гладкое личико поганца. И мыслями своими, как оказалось, чересчур увлёкся.
 - Вызов без повода – это оскорбление! – кукарекал Ортвин, выскочив вперёд. – Думаешь, мы пожалеем украсить тебя парой шрамов?
 - Ортвин! – зашипел на племянника Данкварт. – Вызов бросает король!
Двадцать лет, а туда же, какой был, когда ездил в семь лет кататься на саксенскую границу, такой и остался. Зашумели уже все, залязгало и железо. Откуда-то выкатился Гернот (только брата тут не хватало). Обычно тихий, принц-наследник перекричал всех:
 - Мессеры!! – и продолжил поспокойнее: – Я прошу и даже приказываю не отвечать на вызов принца Зигфрида. Он сказал не подумав и, я уверен, возьмёт свои слова обратно.
Этот самый рассудительный крепыш Бургундии был помоложе Зигфрида, но в три раза осмотрительней. Регент же, по всей видимости, растерялся, но уверенности не потерял.
 - Не струсили ли вы, мессеры? – вежливо поинтересовался он, издевательски выделив слово «мессеры». Гюнтер еле сдержал одобрительный хмык. – Что-то вы притихли, да, вот вы, господин, похожий на петушка! И его родственник, – или просто бургунды все на одно лицо? – который так печётся о правах короля? Не вижу здесь Хагена фон Тронеге! Я, правда, слышал, что он гунн и даже что сын грязной подземной твари, но всей душой верю, что это неправда.
Он ещё не договорил, Гюнтер уже понял, чем всё может закончиться, а легко выскользнувший из ножен меч тяжело свистнул над ухом короля.
 - Хаген! – зашептал Гюнтер. – Хаген! Стоять! Стой, кому сказал!
Меч всвистнулся обратно в ножны. Зато к гостю с враждебными намерениями подступился Ортвин, и на него прикрикнул уже сам Хаген:
 - Ортвин, на место!
 - Но…
 - Вернись.
Племянник повиновался. Со стороны было незаметно, что Хаген начал шептать королю углом рта; Гюнтер заговорил:
 - Брат мой, регент Зантена, мы не хотим вражды. Попросите добром – мы все отдадим за вас жизни! Зачем враждовать риттерам, которые могут с честью дружить и поддерживать друг друга?
Зигфрид, и без того не чувствовавший себя уютно посреди зала, окончательно растерялся, и эта растерянность даже проступила сквозь роговую шкуру, или что там остаётся после купания в драконьей крови. Гюнтер явственно услышал вздох Хагена  и краем глаза увидел, что вассал решил с ухмылкой подмигнуть зантенцу. Чего не сделаешь ради государства, хоть и не совсем родного!
Зигфрид, похоже, уверился, что за опрометчивые слова никто не собирается ему мстить, и с непередаваемо очаровательной улыбкой попросил прощения с такой непосредственностью, что Гюнтер неожиданно почувствовал к нему симпатию.
 - Ну, признаю, я был дурак, - прибавил зантенец. – Нагрубил незнакомым риттерам, без причины вызвал короля на бой… Если сможете забыть о моей выходке, я ваш друг навсегда!
Гюнтер, наученный всем предыдущим, не опешил на такое заявление, а произнёс:
 - Ну конечно, мы не держим на вас зла. Не правда ли, Гернот?
 - Разумеется, брат.
 - Данкварт? – Молчаливый поклон. – Ортвин Мецкий? – Учтивые, но ещё более молчаливые, если это возможно, поклоны Гюнтеру и Зигфриду. – Хаген? – Ну, Господи благослови.
 - Правда, мой король.
 - Прекрасно. – Действительно, прекрасно. – А теперь перейдём, скажем так, к другому вопросу:  не окажете ли нам честь, мессер Зигфрид, и не погостите ли у нас? Я надеюсь, наши государства сохранят дружбу и в дальнейшем…
 - Об этом я тоже желал бы поговорить. – Слава Тебе, Господи!
Хотя  ничего он, конечно, не желал, это точно.
 - Но не говорить же после скачки и на голодный желудок? Как военные, так и мирные союзы создаются сытыми государями.
Зигфрид расхохотался и поблагодарил бургундского короля за гостеприимство.

 - Ну, - сказал Гюнтер, когда Хаген прикрыл за собой дверь в кабинет, - давай, познакомь меня с нибелунгской руганью.
 - Зачем?
 - Ну как же, ты же готов убить его на месте. Я, сказать по чести, тоже. Уфф, он меня даже в пот вогнал. Сколько, ты говорил, ему лет?
 - Восемнадцать. Зачем убивать его?
 - Ого, мой вассал, наконец, воспринял основы христианского учения и решил подставить вторую щёку? Или ты просто заметил, какие глаза сделались у Хильды? Слушай, ведь с этим наглецом и правда надо что-то делать.
 - Вы хотите, чтобы я его вытурил, вызвал на бой, убил?
 - Нет, ты что! Я просто удивился твоей необычной незлобивости.
 - Он вам нужен. – Хаген загнул палец на левой руке. – Он дурак. – Второй палец. – И я уже привык. – Третий.
 - Ладно, но в третью причину я никогда не поверю.
Фон Тронеге красноречиво посмотрел на сюзерена.
 - Однако, он, скажем так, сумасброд, но не дурак, раз сделался регентом при живом отце.
 - Спросите Ортвина, он вам расскажет про регентство.
 - А что он говорит?
 - Я сказал: «Ортвин считает регента лицемером». Он ответил: «Да, считаю, и буду считать! Потому что надо было или честно признать отца больным и не заставлять старика быть куклой на троне…» - Хаген в точности процитировал весь монолог Ортвина.
 - Действительно, Зигфрид оказался в двусмысленном положении, - заметил Гюнтер, - хотя, мне кажется, в этот раз ты просто искал повод показать свою память.
 - Никак нет.
 - Изволь не обижаться, раз уж Зигфриду простил.
 - Я ничего ему не простил. Но его и не убить.
 - Ты веришь в эту сказку о драконе.
 - Верю.
 - Он поместил зверя себе на щит, но это не доказывает его победу.
 - Доказательств, что её не было, тоже нет. Он сам прямодушный и искренний человек…
 - Значит, победа…
 - …была и он действительно…
 - …неуязвим! Но, Хаген это же…
 - Не сказка.
 - Неуязвимый, непробиваемый воин!
 - Союзник.
 - Великолепная мысль, Хаген. Но докажи-ка мне сначала существование огнедышащей твари, потому что я в неё не верю. В аду, конечно, ещё не то есть.
 - Сейчас. – Хаген встал и вышел, вернулся минут через семь с каким-то предметом в тряпице.
 - Вот. – Развернув ткань, он продемонстрировал сюзерену зуб. С зубчатым краем, как у пилы, длиной побольше ладони. Гюнтер бережно взял страшный предмет в руки – а это действительно было страшно, настоящий нож, а не зуб, и сколько же их было в пасти?
 - Дьявольская тварь, богословы правы, - заметил Хаген. Король зачарованно кивнул.
 - Он настоящий, - сказал Гюнтер после продолжительного молчания. – Самый настоящий зуб! Где ты это достал? Неужели тоже убил такого?
 - Нет, череп нашёл, выломал зуб. Долго возился, чуть руки не отморозил.
 - Это было в горах? – Гюнтер провёл пальцем по царапинам на корне зуба.
 - Во Франконских.
 - Как же трудно такую тварь убить! Разве что…
 - …ловушка.
 - Верно, вроде капкана.
 - Или волчьей ямы.
 - Иначе к нему и не подступиться. Но точно ли кровь…
 - На лице Зигфрида ни одного шрама.
 - И это после битвы с нибелунгами и недавней войны и Истландом. А ведь он мог участвовать и в других битвах.
Гюнтер посмотрел на Хагена – шрам на щеке, и по прошествии стольких лет похожий на щербину, след на подбородке, которого, правда, не было видно из-за короткой бороды, косая линия по виску. Мда, а ведь он, можно сказать, мастер клинка. Самому Гюнтеру когда-то саксенец рассек бровь, а чудом не вонзившаяся в глаз стрела приласкала по скуле. Беги сразу, если не хочешь, чтобы на тебе остались следы. Однако бегущие обычно падают со стрелами в спине.
Какая гладкая кожа у Зигфрида…
 - Разрази меня небо, это правда!
 - То-то он набивался на драку, - с непонятным удовольствием произнёс вассал.
 - Да! Возможно, он и не такой воин, как о нём рассказывают. Он просто будто в вечных доспехах, а дракона только с помощью ловушки и возможно убить. Я уверен, - Гюнтер вздёрнул подбородок, - что без своей роговой кожи он бы меня не победил.
Хаген не ответил на эту тираду; после паузы он сказал:
 - Он должен остаться нашим союзником. Вы сами сказали, с ним надо что-то делать. Но от него только копьё Вотана спасёт.
 - В этом ты прав, хоть ты и погряз в язычестве. Я твоих слов не слышал, а копья у нас нет. Зато есть Кримхильда.
 - Её! Волки и вороны, замуж за зантенца!
 - А мне это кажется неплохой мыслью. Впрочем, мы ещё посмотрим. Я хочу, чтобы ты одобрил мой план, а ты, я вижу, категорически против.
 - У вас только одна сестра.
 - И Бургундия не должна набиваться со своими невестами. Со столь важным делом нельзя спешить, ты прав. – Гюнтер взялся за бумаги и Хаген уже поднялся, чтобы уйти.
 - Постой, я совсем забыл сказать: нам нужно устроить в честь гостя пир, а завтра хорошо бы затеять ратную потеху. Помнится, я приказал готовить праздник ко дню святого Ансгария, придётся поспешить.
 - Турнир? Вы быстро сойдётесь.
 - Ты думаешь, наш опасный друг тоже их любит? Тем лучше. Ты лучше меня знаешь, что делать, распорядись обо всём,
 - Да, мой король. Могу идти?
 - Иди.

Кримхильда налетела на него в паре шагов от королевских покоев.
 - А я ищу тебя! Мы можем поговорить?
 - Да,  - быстро ответил Хаген. – Идёмте.
Они свернули за угол и оказались возле массивной низкой двери. Хаген её отпер и, войдя, принялся открывать окна. Кримхильда огляделась –  в просторном помещении на стене висело только вооружение хозяина покоев, у окна стояла скамейка, неподалёку огромный сундук со спинкой, в углу  - узкая кровать, застеленная шкурой медведя, на этом всё – и решила сесть на скамейку. Она бывала здесь всего пару раз за всё время своего давнего знакомства с Хагеном.
 - Садись, - предложила она и заметила на стене помимо меча, щита, копья и кольчуги кусок ткани, на котором были вышиты два всадника, синхронно замахнувшиеся друг на друга саблями. – Моя вышивка до сих пор здесь висит.
Хаген улыбнулся и сел на сундук.
- А куда ей деваться, - ответил он. – Вы хотели поговорить о зантенце?
- Почему ты так решил?! – Кримхильда смешалась. – Я… я хотела спросить, будет ли сегодня пир.
 - Будет.
 - И завтра турнир?
 - Ага.
 - Что ж, хорошо… - Она замолкла.
 - Вам от меня что-то нужно? – грубовато поинтересовался Хаген.
 - Я… Слушай, я могу быть на пиру?
 - Пир, - терпеливым голосом пояснил он, - это пьянка. Что вам в ней?
 - Уговори Гюнтера.
 - А он не согласится.
 - А тебя всё это забавляет! Он же сам говорит, что без дам пир не в пир, что женщины должны украшать существование мужчин и всё такое прочее.
 - Вы украшаете его и так. Зантенца украсят его песни и драки?
 - Как будто ты не поёшь, когда напьёшься, - пробурчала Кримхильда, ей сделалось тоскливо. Её заявление Хагена по-настоящему поразило.
 - Я? С какой стати? Принцесса, вы… Вы хотите ещё раз видеть зантенца, вот и всё.
 - Хаген!
Вассал в ответ промолчал.
 - Хаген, ты обиделся? Извини, я пошутила…
 - Вы хотите видеть зантенца ещё раз, - повторил он.
 - Вовсе… да, хочу, мне интересно будет побеседовать с драконоубийцей, слава о нём гремит по всем окрестным государствам…
 - Король вас не пустит.
 - А, может, я незаметно проберусь?
Хаген красноречиво посмотрел на неё.
 - Помоги, если ты мне друг!
 - Конечно, я помогу, - только что не махнул рукой он. – Уговорю короля, вы…
 - Хаген, вот за это я тебя люблю!
Он коротко улыбнулся, глядя в сторону, и продолжил:
 - Вы будете украшать наше существование в начале пира. А потом уйдёте, хорошо?
 - Хорошо.
 - Зачем он вам? – вдруг спросил Хаген.
 - Кто?
 - Вы знаете. Зигфрид.
 - Мне просто интересно побеседовать с гостем.
 - Неправда.
 - Зачем ты кидаешься такими обвинениями? Почему это неправда?
Хаген смотрел на неё странно сосредоточенным взглядом.
 - Потому что знаю.
 - Ага, это из-за того, что он красив как девушка? Что ж, мне уже не разговаривать с риттерами вообще?
 - Извините меня, принцесса.
 - Прощаю, - усмехнулась она. – Как он тебе пришёлся?
 - Кто? – с издёвкой спросил он.
 - Зигфрид.
 - А вам?
 - Должна заметить, что я первая спросила. Мне кажется, он смелый человек. Даже дерзкий. И очень искренний. И открытый.
 - И с крыльями! – со злобой прибавил Хаген.
 - Что?
 - Ничего, моя принцесса. Продолжайте.
 - Ну, знаешь ли, ты сам ещё слова не сказал, что сам думаешь.
 - Он смелый человек. Даже дерзкий. И очень искренний. И открытый.
 - Хаген! – Кримхильда уже откровенно хохотала.
 - Я всегда согласен с моей принцессой.
Она развеселилась так, что долго не могла успокоиться.
 - А если без шуток? – спросила она наконец.
 - Что он не стоит того, чтобы из-за него краснеть, - отрезал владелец Тронеге. – Всё.
 - Святые небеса! Ты нарочно пытаешься довести меня до слёз? – она и правда уже чуть не плакала.
 - Моя принцесса! – Хаген вскочил с сундука. – Чёрт… Я сгоряча, не подумав. Что мне сделать, чтобы вы простили?
 - Да ничего не нужно! Перестань говорить гадости, а то мне приходится прощать тебя уже второй раз за время разговора.
 - Гадости про зантенца?
 - Да! про него!
 - Слушаюсь.
 - Святые небеса… - Кримхильда только рукой махнула. – Но на пир я попаду? Поклянись.
 - Клянусь.
 - Не смотри на меня так, я знаю, что это выглядит смешным, но ты просто не понимаешь…
 - Понимаю, - с горечью ответил он, опускаясь обратно на сундук. – Чего не понять.
 - Нет, не понимаешь! Знаешь, что-то мне так хорошо, я на тебя не в обиде, честное слово. Мне сейчас все, все… как лучшие друзья, так хорошо, даже будто пахнет цветами. Розами. Спасибо, Хаген.
Он встал с сундука и поклонился.

                Авентюра III
Кримхильда лежала в своей постели, укрывшись с головой одеялом, и всхлипывала. Она чувствовала себя очень одинокой, и одновременно в груди грелся кусочек счастья. И срочно нужно было поговорить с кем-нибудь, а никого рядом не было. Кримхильда уткнулась в подушку и уже в полной мере залилась слезами.
Он смотрел мимо! Он говорил с Гюнтером и Гернотом о союзе с Истландом, с Данквартом о лошадях, с Хагеном о драконах, даже младшего, Гизельхера, которому вообще нечего было делать за взрослым столом, почтил парой фраз о саксенских кинжалах и готенландских щитах.
А ей он сказал: «Так это вы и есть пригожая Кримхильда? Я ослеплён». Да, ослеплён он! Не надо было вообще идти на подлый ужин, Хаген, как всегда, оказался прав. Если бы Зигфрид смотрел на неё, как он… но Хаген не Зигфрид, а Зигфрид не смотрит на неё совсем. Кримхильда утёрла слёзы, но в результате только размазала их по лицу. Лицо горело, в груди вертелась воронка.
Может, это болезнь? Тьфу, глупость, какая болезнь… Нужно спать, а не думать, куда глядел зантенец. Дурак он! Он громко смеётся, далеко не всегда к месту, он любуется собой… но совсем немного, а как не любоваться?
Она закрыла глаза и увидела его лицо, в сердце что-то завертелось. С этим она и заснула.

                И дочь он, красавицу Берту, имел…
                Смотрел лишь на Берту певец, когда пел…
                «Молчите, проклятые струны!»

                И сам император посватался к ней…
                Глядит менестрель всё угрюмей и злей…
                «Молчите, проклятые струны!»

- А как же вам удалось, скажем так, уломать Истланд? Да ещё поставить их перед такими условиями?
 - С Божьей помощью, друг мой, - рассмеялся  Зигфрид, махнув слуге рукой, чтобы подлил в кубок. – Это была весёлая история.

                Что было, чью руку лобзал он в слезах,
                И чей поцелуй у него на устах…
                «Молчите, проклятые струны!»

 Гюнтер с благодушнейшим видом откинулся на  обитую кожей спинку, Хаген, подперев голову руками, слушал разговор своего сюзерена с гостем.
 - Вы знаете, что Истландом второй год правит королева Брюнхильд, - начал рассказ принц. Говорил он громко, чтобы не сказать громогласно, но в застольном шуме было как раз. – Не повезло её отцу с сыновьями, а истландцы такие законники, каких в кошмаре не удивишь, нипочём не посадят на трон дальнего родственника в обход наследницы. Я когда приехал вести переговоры – хорошо себе её представлял. Думал, такая грубая, мужиковатая, умная и некрасивая. А как увидел – обомлел! Красавица необыкновенная, и я готов поручиться, что не устоял бы никто из присутствующих.

                Что кесаря значит внезапный отъезд;
                Чей в склепе фамильном стоит новый крест –
                «Молчите, проклятые струны!»

 - Ну так вот. Скажу без ложной скромности – я её тоже очаровал. Мы пришлись друг другу по нраву, она даже решила, что я на ней женюсь. Вот так мы и подписали договор.

                Из казней какую король изобрёл,
                О чём с палачом долго речи он вёл –
                «Молчите, проклятые струны!»

                Погиб менестрель, бедный вешний цветок!   
                Король даже лютню разбил сам и сжёг….
                «Молчите, проклятые струны!»

Аккорд потонул в шуме голосов. Король, регент и граф выпили за прекрасных дам, потом за то, чтобы все войны кончались победой.
 - Ещё истландская королева, - продолжал Зигфрид, - даст фору многим мужчинам. Да чего там, вам всем! Скрестил я как-то с ней клинки… Да не улыбайтесь так, Гюнтер, я про другое! Она меня тогда чуть не убила.

                И лютню он сжёг – но не грёза, не сон,
                Везде его лютни преследует звон…
                «Молчите, проклятые струны!»

                Он слышит: незримые струны звучат,
                И страшные, ясно слова говорят…
                «Молчите, проклятые струны!»

                Не ест он, не пьёт он, и ночи не спит,
                Молчит – лишь порой, как безумный, кричит:
                «Молчите, проклятые струны!»

 - Жутковатая песня, не находите?
 - Не могу согласиться, мой король.
 - Ну, тебе только побольше этих резких «дзинь» и мелодию потоскливей! А вы, Зигфрид, что думаете?
 - А я не слушал.
 - Извините, я перебил вас. Вы рассказывали о Брюнхильд.
 - Да. Говорят, её мать была ведьмой или чем-то в этом роде, - Зигфрид сделал глоток из кубка (а кубки в Бургундии были большие), и Хаген вставил:
 - Валькирией.
 - Ну, существование языческих демониц не отрицает даже Папа Римский… забавно было бы встретить такую. Красотка на неосёдланном коне, в полном доспехе и с копьём! Так вот, Брюнхильд почти валькирия, так они называются, эти крылатые девицы?
 - Угу
 - Вы, Хаген, похоже, изрядно рылись в старых книгах, а я всегда считал это глупым.
Беседа о валькириях продолжалась; все слушали разговорившегося Хагена, который в красках описывал языческие верования, издохшие и уничтоженные, большую часть которых никто уж и не помнил. Разговор оборвался; пока пили за святую церковь, всплакнула лютня, и владелец Тронеге опустил голову, прислушиваясь.
 - А вот эта неплоха, - снисходительно заметил Гюнтер.

                Вставай, слуга! коня седлай!
                Чрез рощи и поля
                Скачи скорее ко дворцу
                Дункана-короля.

                Зайди в конюшню там и жди!
                И если кто войдёт,
                Спроси, которую Дункан
                Дочь замуж отдаёт?

                Коль чернобровую – лети
                Во весь опор назад!
                Коль ту, что с русою косой –
                Спешить не надо, брат.

                Тогда ступай на рынок ты:
                Купи верёвку там!
                Вернися шагом – и молчи:
                Я угадаю сам. 

 - Что вы умолкли-то?
 - Давайте выпьем, - почти выкрикнул Хаген.
 - Да уж, надо запить эти унылые песенки.
 - Что поделаешь, Зигфрид, миннезанг.
 - Это хорошая песня, - сказал фон Тронеге и одним махом выпил всё, что было у него в кубке.
 - Для похорон, может, и хороша, - язвительно заметил Зигфрид.
 - Но если бы вашу любимую выдали замуж, вы бы с автором согласились, – Гюнтер решил вступиться за миннезанг.
 - Моя любимая выйдет замуж за меня!
 - Кстати, вы женитесь на вашей валькирии?
 - Она была не прочь, - засмеялся Зигфрид. – Но я не люблю, когда мне на шею вешаются столь увесистые девицы.
Гюнтер задумчиво произнёс:
 - К вам трудно остаться равнодушным: или полюбишь, или возненавидишь.
 - Как сказано! – ещё сильней развеселился принц. – Хорошо сказано! Не выпить ли нам, мессеры, за великое искусство поэзии?
Выпили сначала за поэзию, потом за музыку, тем более что лютня заливалась какой-то весёлой и звонкой песенкой. После этого стали состязаться в любезности, а потому выпили за Зантен, за Бургундию, за Зигфрида, за Гюнтера, а потом даже и за Хагена выпили.

Гюнтер проснулся в своей опочивальне; а Зигфрид очнулся в зале. Вследствие такой ночёвки он был зол и подозревал, что чёртовы бургунды специально оставили его так. Впрочем, некоторые его соседи также ночевали в Оленьем зале. Кто-то вполголоса посылал к чёрту весь свет – это был Ортвин. Зигфрид сказал:
 - Доброе утро.
 - Доброе, хотя, по чести сказать, оно весьма недоброе. – Вид у Ортвина был несчастный, потому что пить он хотел наравне со всеми, а сам был почти Кримхильдиных лет (то есть семнадцати, тогда как ей исполнилось шестнадцать).
Данкварт, не ночевавший в зале, подошёл к столу с бутылью:
 - Здравствуйте. Возле дверей находится шкафчик, откуда слуги берут вино. Вам нужно, мой принц?
 - Мне уже ничего в жизни не нужно.
 - Дядюшка, - обрадовался Ортвин, даже не подходя – подползая. – Спасите родственника, дядя!
 - Прекратите кривляться, сударь племянник, и проявите учтивость. Здесь наш гость.
 - Данкварт, ты моей смерти хочешь! – драматически взвыл зубоскал, но проявил учтивость.
 - Король, я полагаю, у себя, а где этот… - Зигфрид вовремя поймал себя за язык, припомнив вчерашнюю встречу, - желтоглазый мессер? Как его, фон Тронье?
 - Хаген фон Тронеге, - поправил Ортвин. – Вчера это был мой дядя.
 - Да прекрати ты, кому сказал, - разозлился второй дядя. – Ты ещё не столько пьёшь, чтобы мучаться похмельем.
 - Мессер, это вы даже вдоль саксенской границы катаетесь с серьёзным видом, а я другой!!
Зигфрид почувствовал, что к нему возвращается хорошее настроение.
 - Будут ли сегодня какие-нибудь шествия, ратные потехи, представления или тому подобное?
 - Турнир, - объявил Данкварт. – Сейчас раннее утро, но…
 - То-то я чувствую себя невыспавшимся.
 - … но, судя по тому, что Хагены летают низко и не сильно штормят, то к полудню всё должно начаться и даже идти полным ходом, - договорил за дядю Ортвин.
Зигфрид прыснул.
 - Поосторожнее, мессер, вашей обаятельной улыбкой вы наживёте себе злейших врагов!
 - Почему? Кстати, это вы – Ортвин Мецкий?
 - Других племянников в Тронеге нет, мой принц. А на вопрос ваш отвечу: или уж обаятельно улыбайтесь, или побеждайте драконов. Всё вместе – это слишком много.
 - А вам завидно?
 - Мне – нет. Меня самого слишком много. А вот дядюшке – наверняка.
 - Ортвин!!
 - Я про Хагена, про Хагена я!
 - Про него тем более не смей так говорить. На самом деле, - Данкварт обернулся к принцу, - Ортвин по-настоящему его любит. Но таких людей, как Хаген, таким племянникам, как Ортвин, любить весьма затруднительно.
 - Меня ваш фон Тронеге почти пугает чем-то…
 - Он не кусается. Пока не укусит, конечно, - произнёс Ортвин. – Ну, предлагаю прошествовать на свежий воздух!

Площадка была сделана на совесть; получилось не хуже, чем во Франколанде. Ограда, окружавшая собственно ристалище; по проходу на противоположных концах площадки, каждый обозначен двумя столбами; несколько штандартов, повисших без ветра, но ярких и вообще представительных; разровненный песок; крепко сколоченные скамьи для зрителей, стоячие мечта для кого попроще и возвышение для высшей знати, на котором были установлены кресла, и откуда открывался наилучший обзор – вот так всё это выглядело при беглом осмотре.
Турнир в своей франколандской вариации был развлечением новым, при покойном короле оно  было разве что в помине. Однако привыкли быстро;  на такое грандиозное мероприятие, да ещё с участием королевского двора, то есть одновременно властей и всех главных знаменитостей страны, народ, как говорится, валил валом. И действительно, валом; день был воскресный, на стоячих местах всё было занято, забито и утрамбовано. Хаген и барон Синольт (мы встречали этого несдержанного мессера в приёмной короля, он недавно вошёл в фавор (модное выражение, которое при дворе любили вставлять не к месту)) гарцевали вдоль внутренней стороны ограды в качестве распорядителей турнира. Владелец Тронеге вообще был вечный распорядитель, учредитель и судья ристалищных боёв, возможно, как раз потому, что питал к ним стойкое отвращение; он утешался ими только если долго не было войны, а такого не случалось в счастливой Бургундии уже давно…
Король первым поднялся на зрительское возвышение; напротив было второе почти такое же, но все дворяне, разумеется, всеми правдами и неправдами пытались достать местечко в королевской ложе, верно, полагая, что если они посидят рядом со светилом, то сами засветятся, или вдруг какая-то выгода вылезет из-под королевского кресла. Кримхильда сидела по левую руку от брата; Зигфрид как почётный гость должен был сидеть справа, но его не было, обычно же там сидел Хаген, но не было и его, а купить такое место мог только сам король или те же зантенец с фон Тронеге. Потому, сидя на почётном месте, сиял Гернот. Когда ложи были заняты, распорядители обвели трибуны глазами, проверяя, все ли и всё ли на месте, потом переглянулись, и Хаген махнул рукой глашатаю. Тот не спускал глаз с начальства, боясь пропустить сигнал, ибо был старательным новичком.
Зигфрид, как уже сказано, должен был сидеть по правую руку от короля; причина его отсутствия заключалась в его присутствии на ристалище, и его имя глашатай назвал первым. Итак, зантенец бросал вызов, и после приличествующей паузы  навстречу ему выехал всадник на гнедом коне. Шлем, согласно правилам, закрывал лицо декоративным забралом, и был поэтому ни для чего, кроме турниров, непригоден, зато очень красив и даже величествен; в первую очередь он был нужен для того, чтобы глашатай объявил имя рыцаря, которого трибуны и так узнали по знаку на плаще и такому же на попоне лошади: волк, держащий в пасти зайца, на красно-чёрном фоне. Благородный граф Герхард фон Рависсант, один из пяти графов Бургундии. (Заметим в скобках, что ещё имелись в наличии два маркграфа и сорок баронов в подчинении графов.)
Кримхильда подалась вперёд; Гюнтер внимательно прищурился; Гернот вздыхал и томился; маркграф Гере жевал губами, Ортвина и Данкварта не было в рядах зрителей; везде заключались пари. Синольт поглаживал коня по изогнутой шее, Хаген следил за ристалищем.
Поединок решено было вести на копьях, что всегда было опасней и, понятное дело, интересней. Всадники столкнулись, поднялась пыль, и за мгновение до того, как фон Рависсант вылетел из седла, Хаген ровным голосом объявил:
 - Победа принца Зигфрида.
Синольт подхватил:
 - Победа благородного гостя! –
почти потонув в шуме и свисте. Надо признать, свистели в основном в адрес фон Рависсанта, и отнюдь не одобрительно. Опозоренному графу помогли встать его слуги, они же увели его взбрыкивающего коня.
Дальше всё шло так же; победы благородного гостя уже стали раздражать радушных хозяев. Пять схваток! Фон Рависсант – барон Хунольт – никому не знакомый дворянчик из Шпессарта – барон Данкварт. И во всех зантенец вышел победителем. Он, что, не знает, как надо вести себя на турнире в чужой стране? думал Гюнтер. Ортвин, несмотря на свою дурашливость, оказался дипломатичен: вызвал сначала поочередно двух дворян Зигфрида, а потом, после небольшого перерыва, своего, вормсца, барона Румольта. Одного зантенца он вышиб из седла, с другим схватился  на турнирных мечах, вызвав бурные овации своей победой. Румольта он пожалел, хотя, скорее всего, действительно проиграл. Затем Зигфрид вышиб из седла ещё одного противника – на этот раз фон Вольфенвальда. Старый пройдоха облажался хотя бы раз; Гюнтер не мог не позлорадствовать. Королю было искренне жаль только провинциального дворянчика. Тут ему пришло на ум, что при прежнем короле Вормс не был такой ярко выраженной столицей, чем Вюльпензанд хуже? А теперь – провинциальный дворянчик, и как же над такими потешаются коренные вормсцы.
Если бы у Гюнтера была возможность переговорить с Хагеном, король быстро получил бы какой-нибудь поединок с невероятным исходом. Может, сам сообразит? Конечно, Зигфрид получит своего «Победителя Турнира», но должен же он проиграть хоть раз. Как сам он этого не понимает! Гюнтер же лично сказал ему перед боем, что надеется на дружбу и взаимное уважение риттеров.
Постойте, а где Хаген? Синольт – вот он, подъехал к бортику:
 - Мой король, граф Тронеге просит разрешения на поединок с принцем Зигфридом.
Умница! Только зря сам выскочил, придётся назначать другого распорядителя на остаток турнира. С другой стороны, Хаген – это последнее средство, он и убить зантенца может; были уже случаи… Вот теперь можно и выпустить на Зигфрида его.
 - Я даю своё согласие, - рассуждая так, ответил Гюнтер, - и займу место судьи вместо графа.
Синольт объявил бой на мечах.
Хаген как был на своём пегом и без доспехов, так и выехал на поле; вот свинья, решил порисоваться.
 - Гюнтер, зачем ты ему разрешил? – спросила Кримхильда.
 - Не беспокойся, ничего не станется с твоим Хагеном.
 - Да ему ничего не сделается! Он же может убить его!
 - Какой он какого его? – насмешливо осведомился король.
 - Хаген уже убил на турнире человека!
 - Это была случайность. – Гюнтер был замешан в этой истории ровно настолько, чтобы немного забеспокоиться. В конце концов, никто, кроме Хагена, не знает, случайно погиб ненавистный барон Вогезен, или нет… 
 - Вы же всегда были с Хагеном, так сказать, не разлей вода… Да что же это такое! – Бой начался, и Хаген сразу принялся вытворять нечто непонятное. Пегий Брауни, хотя ему и исполнилось десять лет, скакал, как жеребёнок, кружил вокруг белого коня Зигфрида. Бедный зантенец, ничего не понимая, оборонялся, белый жеребец ржал, взбрыкивал, а пегий нарезал вокруг него круги. Ристалище пылью взметнулось вверх.
 - Хаген первый воин Бургундии, я за него не боюсь.
 - А Зигфрид, что, новорождённый?
 - Гюнтер, смотри, посмотри скорее!
Пегий, слушаясь всадника, пошёл на противника грудью. Затупленные клинки мелькали над лошадиными головами; Гюнтер, попытавшийся было разобрать, какие именно приёмы применяют сражающиеся, быстро оставил эти попытки, тем более что никакими турнирными финтами более не пахло, они сменились настоящей боевой рубкой, и кабы не затупленные мечи… Что выделывал Хаген, оставалось непонятным; какие-то очень простые удары, но Зигфрид начал отступать. Фон Тронеге рубанул сплеча, ещё немного, и отрубил бы голову противнику. Если бы не турнирный меч.
Кримхильда вскрикнула.
Однако зантенец оказался непрост, наступление прекратилось. Удары сделались более яростными, несколько Зигфрид уже пропустил, но его это не трогало. Хаген с размаху опустил меч на голову противника. Лица Зигфрида под шлемом Гюнтер не видел, но он ему не завидовал. Однако пропустил удар и Хаген, пошатнулся в седле. Регент же будто не получал удара по черепу, лоб у него, похоже, был чугунный.
 - А зантенец хорош! – вырвалось у короля.
 - Хорош! – воскликнул в ответ Гернот. Ага, тоже увлёкся.
 - Если Хаген победит, я его вечный должник.
Однако Хаген не победил. Бой закончился неожиданно, но так, как надо было: мечи столкнулись и в результате небольшого такого финтика улетели в разрыхленный песок.
 - Вот сукин сын! – Реплика Синольта была слышна даже в королевской ложе.
 - Всё-таки не зря он королевский советник, - одобрительно заметил Гюнтер, поднялся с места и объявил ничью, а Зигфрида – победителем турнира…
               
 - Но он действительно достойный противник, - сказал король, по привычке вертя в руках косточку. – Хаген, мог бы ты его победить?
 - Тогда героем турнира стал бы я.
 - А если отбросить в сторону вежливость по отношению к гостю?
Хаген выразился. Гюнтер улыбнулся:
 - Понятно. А всё же?
 - По-моему, я вежлив не был.
 - Хильда боялась, что ты его убьёшь.
Вассал, положивший было голову на руки, поднял взгляд на короля. Глаза у него были почти карие.
 - Это он меня чуть не убил.
 - Неужели так силён?
 - Изрядно. Сколько ударов ни пропустил, меч об него как о стену.
 - А ведь он много их пропустил.
 - Угу. Меня задел только раз. А голова до сих пор болит.
 - А что это были за странные фигуры, что ты начал выписывать к концу?
 - Его они напугали! Так, горная школа.
 - О-о, - протянул Гюнтер, глядя на позолотевшие глаза вассала, и решил больше не возвращаться к этому вопросу. Если короля что-то смущало, и если он не хотел чего-то понимать – в частности, не совсем человеческого происхождения владельца Тронеге – он предпочитал не думать об этом. Да и зачем лезть в эти языческие дебри? Архиепископ вполне дружески перекидывается с Хагеном фразой-другой, не подступает к королю с разговором о демонских отродьях и гуннских выродках, а сам выродок безропотно даёт себя благословить, и хорошо.
Однако Зигфрид после обеда подошёл и подступился с этим разговором.
 - Вы знаете, чей Хаген фон Тронеге сын? - сразу спросил он. Гюнтер хотел было не понять, но ответил:
 - Знаю.
 - Дети тумана, – произнёс Зигфрид. – Вы, наверное, слышали, мне довелось сразиться с такими. И, знаете ли, дракон был менее страшен.
 - Но Хаген-то мой подданный.
 - Неважно, какое у него подданство. Они все грязные существа, помяните моё слово, - принц поднял на короля посерьёзневшие светлые глаза. – От таких надо избавлять землю.
 - За графа Тронеге я вам ручаюсь.
 - Да будь он хоть трижды граф! Они все одинаковы.
 - Ну, - примирительно сказал Гюнтер, - вы знаете его несколько дней, а я знаю его больше десяти лет.
 - Гюнтер, вы ещё увидите, что я всегда бываю прав! Знаете, меня преследует такое странное чувство… Мне иногда кажется, что один из этих выродков меня погубит. Убьёт.
 - Может, какая-нибудь желтоглазая красавица? – отшутился король.
Зигфрид беззаботно расхохотался:
 - Нет, они все похожи на тухлые яйца, что мужчины, что женщины. Гюнтер, вы умеете возвращать хорошее настроение. Верите ли, я пребывал в сомнениях и таинственных предчувствиях… Спасибо, вы меня вытащили из трясины.
 - Можно сказать и так.
 - Всё равно он ходячая плесень, этот ваш граф.
 - Мы вместе воевали, - сообщил  Гюнтер. – Я люблю этого, так сказать, человека. И сомневаюсь в чём угодно, но не в его преданности.
 - Но вы же не знаете, до чего он может дойти ради вашего же блага? Они все такие.
 - Расскажите-ка лучше, как вышло, что вы столкнулись с нибелунгами, да ещё схватились с семью сотнями в неравном бою?
Зигфрид с готовностью начал рассказывать; вскоре помимо короля его слушали все, кто был в Оленьем зале – Зантенский регент умел говорить, а история его была полна самых невероятных событий.
 
                Авентюра IV
Кримхильда тосковала – Зигфрид припаздывал. Ей было грустно и невыносимо скучно, хотя, может, и не из-за него. Он, конечно, сразу вносит шум и суету, как только появится, все разговаривают  больше и смеются громче… Но вчерашняя слёзная блажь прошла, и Кримхильда решила, что это – по весне.
Во время обеда, когда вроде бы, как сказал бы Гернот, царило веселье, ей стало только хуже. Появление гостя, как всегда, неожиданное, заставило вздрогнуть, и в груди стало горячо, будто она глотнула чего-то крепкого (хотя принцесса отродясь не пробовала ничего крепче разбавленного вина). Но потом стало неудобно, захотелось исчезнуть; Кримхильда уже вся изъелась, когда зантенский регент обратился к ней:
 - Месстрес, не откажетесь ли составить мне компанию? Я хотел бы посмотреть окрестности Вормса.
Кримхильда прямо-таки кожей почувствовала, как смотрят на неё Гюнтер и Хаген. Ну, конечно, у них тут свои интересы. Она оглянулась: остановившийся взгляд одного, внимательные птичьи глаза другого. Едва заметный кивок Гюнтера.
 - Разумеется, мессер. Отправимся завтра?
 - Пожалуй.
- Позвольте сопровождать вас, моя принцесса, - сказал Хаген. Кримхильда со стыдом вспомнила свои недавние глупости насчёт поединка, вздохнула и кивнула.
- Мессер, все мы сегодня убедились, что я смогу защитить принцессу не хуже вас, - холодно произнёс Зигфрид. До сих пор никто не знал, что он может так говорить.
 - Мне не от кого её защищать, - огрызнулся Хаген. – Мы в сердце страны.
Гюнтер мысленно произнёс «Ого!», а Зигфрид парировал:
 - Тогда мы тем более в вас не нуждаемся!
 - Мы? – переспросил наглец. Кримхильда растерялась, глаза у неё налились просьбой о помощи, и Гюнтер эту помощь оказал:
 - Думаю, мы отправимся все вместе. Если, конечно, будет хорошая погода.
 - Замечательно! – ответил зантенец.
…Король, управившись с планом на неделю, уже собрался отпустить писца и загасить свечи, когда влетел Хаген, пользуясь полученной привилегией входить без доклада.
 - Мой король, я могу поговорить с вами?
Гюнтер жестом отпустил писца. Когда дверь за ним закрылась, король  сказал:
 - Давай, говори.
 - Зантенец не должен завтра гулять с принцессой.
 - Почему, скажи на милость? Я устал, а ты донимаешь меня на ночь глядя.
 - Мой король, время опасное.
 - Тогда давай просвети меня относительно этих опасностей.
Хаген без разрешения уселся. Такой привилегии у него не было.
 - Саксен объединилась с Датом.
 - Зачем Саксен какие-то датцы? Этот слух всего лишь выгоден франколандцам, и при чём здесь Зигфрид? Нам дай Бог со своими управиться.
 - Угу. Вот именно. Вы в ссоре с Эккевартом, Гере дурак. Я полукровка. Фон Рависсанты никогда за нас не выступали. Вюльпензанд, считайте, вольный город. Я бы напал.
 - Если бы был саксенским королём? Я бы, признаться, тоже напал. А при чём здесь Зигфрид, ты так и не объяснил.
 - Союз с Истланд. Возможно, он женится на Брюнхильд, а…
 - … а за спиной Дата всегда стоит Истланд! И Зигфрид против своих не пойдёт, как ему не лестна дружба с Бургундией.
 - А вы отпускаете их гулять.
 - Как ты всё хорошо расписал. Отправишься завтра с ними и разберёшься, на ком прекрасный принц женится, а на ком нет. Ты, он  и Хильда. И «зелёные плащи» невдалеке. А я на дела сошлюсь.

Белое небо, нежная трава, мерная рысь, Кримхильда, прячущая глаза, взгляд Хагена, почти просверливший Зигфриду дыру в спине. Хорошо!
 - Что думаете о Дате и Истланде?
Нашёл о чём поговорить, подумала Кримхильда.
 - Что пусть только попробуют перейти дорогу мне или моим друзьям.
 - А договор?
 - Договор договору рознь.
 - А человек человеку волк.
 - А мне не нравится эта поговорка.
 - Волки живут стаями, сударь. – Хаген упорно не желал говорить «мессер». – Вы  женитесь на истландке?
Кримхильда обернулась. Зигфрид отметил про себя, какие у неё глаза. То ли убьёт сейчас, то ли в ноги бросится. Интересная девушка.
 - На валькирии? Нет, мессер. Только если она припрёт меня к стене рогатиной, тогда я ещё подумаю… – Зигфрид посмеялся. Хаген смеха не подхватил.
 - А если Саксен и Дат нападут? – спросил он.
 - Это будет всего лишь означать, что валькирия взревновала к пригожей Кримхильде. – Зигфрид поймал взгляд девушки и улыбнулся ей. Она покраснела. Надо же, подумал зантенец, впрочем, в этой Бургундии на одних Хагенах далеко не уедешь.
 - Смотрите, - оборвал его мысли упомянутый Хаген. – Похоже, кабаний след.
 - У вас, я смотрю, не одни пилигримы по дорогам ходят, - весело заметил Зигфрид, останавливая коня. – Мы сейчас догоним вас, принцесса.
Отряд ушёл немного вперёд, Хаген поднял взгляд от дороги.
 - Как вы находите принцессу, сударь.
 - Ангелы Господни, что я могу сказать? Она весьма мила.
 - Сударь, - вдруг спросил надоедливый хмырь, - вы считаете себя хитрым человеком?
 - Сказать по правде, нет! - ответил Зигфрид.
 - Тогда я спрошу  прямо: кого вы держитесь, Истланда или Бургундии?
 - К чему такие вопросы?
 - Спрашиваю не я один.
 - Мессер, - зантенец несколько растерялся, - я же честно сказал, что не женюсь на Брюнхильд.
 - Зантен, даже с Рюбецалевыми горами – небольшое королевство.
 - Это угроза?
 - Это вопрос: чью сторону вы примете?
 - Боже, я, что, не могу просто гостить у вас?! Обязательно тут же выяснять, буду ли я за вас воевать?
 - Вы друг королю Гюнтеру?
 - Я чувствую симпатию к Гюнтеру, и не чувствую её к саксенскому королю. И к датовскому князю.
 - А к истландке?
 - Так вы просите моей поддержки.
 - Я хочу узнать, друг вы или враг.
 - Чёрт, вы-то сами друг?
 - Мессеры, догоняйте! – крикнула издалека Кримхильда. Хаген посмотрел на принца рыжим взглядом:
 - Друг, мой принц.
 - Гюнтеру?
 - Ему. Если вы друг моего короля, то я и вам друг.
 - Что ж, друг мой, я приехал в Бургундию с намерением найти врагов, а нашёл настоящих риттеров и верных товарищей.
Хагена несколько повело вбок:
 - Едемте, мой принц?
 - Поехали, принцесса ждёт.
Зигфрид погнал коня галопом.
 - Посмотрим, так ли хорошо ваш пегий чёрт бегает!
Хаген остаться позади не мог, и вскоре поравнялся с принцем.
 - О чём вы так увлечённо говорили? – спросила Кримхильда на скаку. Она хорошо держалась в седле, её в своё время Хаген учил.
 - Об Истланде, - признался Зигфрид.
 - Правда, что будет новая война? За последние десять лет мы воевали с Саксен дважды.
Ветер дул в лицо, дорога улетала назад, принцессе захотелось смеяться, и она засмеялась.
 - Что вас развеселило? – спросил Хаген.
 - Просто так хорошо скакать по дороге, ветер в лицо, вместе… - она тут же прикусила язык.
 - Вместе с другом и союзником? – Хаген был вкрадчив, как кардинал. Кони перешли на рысь.
 - Не себя ли вы имеете в виду?
 - Я о вас.
 - Думаю, верными друзьями Бургундского дома можно считать вас обоих, - примирительно сказала Кримхильда.
 - Да, моя принцесса.
 - В конце концов, вы друг друга стоите! – продолжала она и за эту фразу мысленно отрубила себе голову.  – У вас даже на турнире вышла ничья.
 - Вечный бой в Вюльпензанде, - буркнул Хаген.
 - Вечный бой? – переспросила Кримхильда, и Зигфрид принялся рассказывать легенду о прекрасной Гутруне, её отце, её женихе и её похитителе, историю, закончившуюся вечным поединком, то есть не завершённую до сих пор.
Сказание ещё не перевалило за середину, когда счастье заслушавшейся принцессы расколотил третий лишний Хаген:
 - Извините, что перебиваю, прошу отпустить меня в Вормс.
 - Зачем? – заинтересовался Зигфрид. Кримхильда испугалась, что останется с зантенцем наедине.
 - Оставишь меня с чужаком, господин верный защитник? – с улыбкой произнесла она. Принцесса была уверена, что Хаген всё понял; глаза у него сделались отчаянными, насколько он вообще мог отчаиваться.
 - Опять туманные предчувствия? – продолжала она с всё той же улыбкой. Уголки губ дрогнули.
 - Может и так.
 - Неужто Гюнтера опять убивают? – улыбка сползла сама собой.
 - Нет, моя принцесса, просто что-то случилось.
 - Вы, мессер, ещё и прорицатель! - недовольно заметил Зигфрид; ему не понравилось, что вассал Гюнтера перебил его рассказ с какими-то своими непонятными предчувствиями.
 - Почти, - кисло произнёс Хаген, косясь на дорогу.
 - Поедемте обратно, мессер, что-то и впрямь произошло, - Кримхильда обернулась к зантенцу.
 - Да что же это, вам тоже что-то примерещилось?
 - Нет, поедемте, я расскажу по дороге.
Зигфрид кивнул, и Хаген сразу же припустил во весь опор, принцесса и регент порысили вслед, ничего не понимавшие, но слушавшиеся владельца Тронеге как короля, «зелёные плащи» развернулись и поскакали за ним.
 - Однажды он так на прогулке раскрыл заговор, - объяснила Кримхильда.  - Мне было десять лет, мы прискакали в Вормс, и Хаген прибежал как раз в тот момент, когда Гюнтер, раненный, отбивался от убийц… В покоях всё залило кровью, Хаген страшно с ними расправился… Это было ужасно, и особенно меня напугала даже не кровь и не жестокость, а его лицо ещё на прогулке, такое же, как сейчас…
 - Какая-то глупость! - сказал Зигфрид.
…Когда всадники, раскрасневшиеся от скачки, влетели во двор замка, Хаген бросил коня во дворе, всё тем же галопом взбежал по ступеням крыльца и вскоре уже распахнул двери Оленьего зала.
 - Звали, мой король? – с ходу спросил он. Гюнтер сидел на троне, вокруг него за дубовым столом кружком расположились вассалы: три графа, восемь баронов и принц Гернот.
 - Всё в порядке, - с облегчением констатировал фон Тронеге.
 - Хаген, - не очень-то удивился король. – Ты вовремя. Тем более что я настоятельно прошу присутствовать нашего благородного гостя, он с тобой. Вот, кстати, и он.
Зигфрид вбежал в Олений зал вслед за полукровкой.
 - Что случилось? – первым делом спросил он.
 - Случилась, так сказать, неприятность…
 - Король вызывал нас в совет, - почти выругался Хаген. – Я уже думал… - Проведя ладонью по лбу, он прошёл на своё место.
 - Будьте добры сказать, что произошло, - обратился Зигфрид к королю
 - Саксен и Дат объявили нам войну, - ответил Гюнтер, - объявили по всем правилам. Как уже повелось, из-за крепости Грюне Линден, которую, мессер, они всё хотят, скажем так, оттягать. Присаживайтесь, вам негоже стоять.
Зигфрид сел за стол напротив королевского места. Тяжело молчавшие члены совета, наконец, зашевелились.
 - Маркграфа Эккеварта здесь нет, - заметил фон Рависсант. – а Саксен ему ближе Вормса. Мы не знаем, удержим ли мы Северную марку!
 - Молчите, туда вас и обратно, - отмахнулся Синольт. В отсутствие сюзерена, графа Доннерберга, он мог говорить свободно; Данкварту с Ортвином, например, приходилось молчать. - Давно пора прищучить саксенца так, чтобы лет двадцать не разгибался!  - он прибавил пару весьма обидных слов в адрес Людегера Саксенского. –  А вы, фон Рависсант, никогда не рвались защищать богоданного сюзерена. 
 - Однако силы не равны, мессер Синольт, - подал голос старый граф фон Нахтигальштадт.
 - Побеждали Саксен, победим её и вместе с Датом! – выкрикнул барон Румольт.
  - Послушайте! – воскликнул Зигфрид. – Я предлагаю вам свою помощь как благородный риттер!
 - Мессер!
 - Сударь…
 - Вот так-так!
 - Мы не нуждаемся в вашей помощи.
 - Обойдёмся.
 - Это поистине благородно!
Гюнтер, приказав соблюдать тишину и порядок, объявил, что принимает помощь благородного гостя с радостью. Хаген покачал головой, но король этого не видел, а потому решения не изменил.
 - О чём тут вести речь?  - продолжал польщённый Зигфрид. – Давайте сразу перейдём к делу. У кого сколько воинов, где они и так далее?

                Авентюра V
 По приказу графа Тронеге было готово подняться почти всё его графство; фон Нахтигальштадт обещался собрать, сколько сможет; что до фон Рависсанта и фон Вольфенвальда, то на приснопамятном совете произошло следующее:
 - Мессеры, - говорил граф, так и не ставший героем турнира, - я прошу вас понять меня. В Рависсанте неспокойно, последняя война ощутимо ударила по северу и востоку…
 - Со времени этой войны прошло пять лет! – потерял терпение король, уже полчаса пытавшийся вызнать, что же всё-таки случилось в Рависсанте. – Берегитесь, я отдам графство более достойному риттеру! Не забывайте, что всего пятнадцать лет назад Рависсант принадлежал короне!
 - Моё графство не примет какого-нибудь гадючника, – заявил граф, глядя на владельца Тронеге. Тот подался вперёд:
 - Герхард, выходит, ваши люди вам верны. На войну за вами они не пойдут, а против меня пойдут? 
 - Кто вам право дал звать меня по имени, - поморщился фон Рависсант.
 - Да уж, имя то ещё, - едко заметил Синольт, вошедший в фавор ещё и потому, что принимал обычно ту сторону, которую надо, да ещё из личных побуждений.
 - Вы не ответили на вопрос, граф, - сказал король.
За окном было уже темно, лил дождь, сидевшие за столом порядком устали. 
 - Я могу выйти из-под руки бургундского короля, - улыбнулся фон Рависсант, – если король отдаст под управление гуннскому гадючнику или кому-то ещё мои земли. Ещё до того, как Рависсант отошёл короне, он был самостоятельным княжеством… Я не готов к войне.
 - А я готов, - буркнул Хаген. – И могу повоевать с вами. Прямо сейчас. Хотите?
Герхард слегка побледнел, но выдержал рысий взгляд с честью.
 - Хаген, - одёрнул вассала Гюнтер, - я на этот раз поверю графу Рависсанта. Что скажет граф Вольфенвальда? Выступите ли или тоже не готовы?
 - Я в неудобном положении, - широко улыбнулся тот, - так как имею честь являться другом и родственником мессера Герхарда. Но так как я как капитан «синих плащей» нахожусь в подчинении у мессера фон Тронеге, я не могу не привести своих людей, и почту за честь выступить за моего короля. К сожалению, я могу предоставить только сотню или две риттеров, а за вассалов не поручусь, совсем не поручусь.
Король почувствовал, как у него внутри всё киснет и плесневеет от речей фон Вольфенвальда.
 - А у меня здесь только мой отряд, - сказал зантенец (если б не он, граф говорил бы ещё с полчасика) и глубокомысленно прибавил: - но с Божьей помощью наших сил хватит на то, чтобы разбить саксенцев даже вместе с датцами, конечно, при условии, что у наших воинов будут толковые командиры.
Гюнтер мысленно взвыл и так же мысленно попросил Хагена и Синольта сказать какую-нибудь простую человеческую грубость.
 - Тело без головы и впрямь не на многое способно, - улыбнулся фон Нахтигальштадт. – Я предлагаю юному принцу взять на себя командование. А в помощь ему дать графа фон Тронеге.
 - Вы же не хуже прочих знаете, - презрительно произнёс фон Рависсант, - что мессер Зигфрид – при всём моём уважении к нему – слишком молод. А вдобавок к нему вы хотите поставить королевского волкодава!
 - Умная собака, - вскинул брови фон Нахтигальштадт.
 - Не способная ни на что кроме резни!
Хаген опёрся о стол:
 - Герхард, хотите резни?
 - Мне кажется, почтенный граф прав, - возвысил голос король, когда фон Рависсант уже схватился за меч. – Да и что вам за дело, мессер Герхард, вы ведь не участвуете в наших забавах?  Кто останется оборонять Вормс, вот о чём я хочу спросить.
 - Вот вы, друг Гюнтер, и оставайтесь здесь, оберегайте дам, - заулыбался Зигфрид. Глаза у него слипались. – А воинов поведу я.
 - Что ж, хорошо. Здоровье мессера фон Нахтигальшадта нужно поберечь, вы же, фон Вольфенвальд, сами согласитесь, что вы не лучший полководец.
 - Что да, то да, - снова разулыбался тот.
Хагена повело вбок. Зантенец, вновь пробудившись ото сна, спросил его:
 - Надеюсь, мессеры Ортвин и Данкварт, отправятся с нами?
Фон Тронеге кивнул:
 - И принц Гернот, он барон Кёнигсхаузена.
Гернот, услышав своё имя, проснулся и сказал:
 - Разумеется, - давя зевок.
 - А не пора ли нам расходиться? -  взмолился какой-то молодой барон. Его поддержали:
 - Да, упаси Бог задерживаться до темноты, а ведь солнце уже зашло!
- А когда выступать, куда, зачем и что вообще делать, вы уже придумали? – Ради радости измывания над ближним Хаген мог произнести на два-три слова больше обычного.
Милостью владельца Тронеге заседание продолжалось ещё час, но потом его оспорил фон Вольфенвальд, фон Вольфенвальда обозвал Синольт, Синольта отругал король, фон Вольфенвальда оспорил фон Нахтигальштадт, фон Нахтигальштадта Зигфрид, Зигфрида Хаген… и так по второму кругу. Даже страх ночи уже не мог остановить советников. Гернот откровенно спал, положив голову на руки; Зигфрид, севший за стол сразу после скачки, в конце концов, сдался и перестал говорить о смелости в сражении одной тысячи против сорока тысяч; Гюнтер пытался не закрыть глаза, болевшие уже несколько часов, и болевшие немилосердно.
Давно уже пробило полночь. Принесённые слугами свечи догорали, потом догорела почти полностью вторая порция свечей. Под утро все пошли спать.

Данкварт разбудил Ортвина, а того, в свою очередь, разбудила мысль, что всё равно сейчас дядя разбудит. Во всяком случае, так утверждал сам Ортвин. Приведя себя в порядок и вылив на голову ведро холодной воды, Данкварт вместе в племянником отправился будить главу семьи. Осторожно приоткрыв дверь – Хаген не запирался, когда был у себя, - он увидел, что фон Тронеге лежит на не разобранной кровати и спит непробудным сном.
 - Вот ведь, - покачал головой Ортвин, глядя на странно мирное лицо сводного дяди. – Погоди, дай продлить незабываемый момент. Никогда  не думал, что мне придётся будить Хагена. 
Они так дружно и воинственно грянули утреннее приветствие на ухо родственнику, что тот мигом проснулся и даже вроде схватился за кинжал, который забыл снять на ночь.
 - Это вы? – немного удивился он и встал с постели. На щеке отпечаталась складка подушки, и вообще он был до странности похож на нормального невыспавшегося человека.
 - Это мы! – жизнерадостно подтвердил Ортвин. – Мы собирались исчезнуть, словно ночные тени, и обнаружиться в Тронеге.
Хаген кивнул, потянулся, вслепую пригладил растрёпанные волосы, вытащил из сундука сумку, пихнул туда какую-то мелочь, кошель, что-то из одежды.
 - Пошли, - сказал он брату и племяннику.
Они в потёмках прошли по коридору до лестницы, и тут откуда-то донёсся кошачий писк. Данкварт поёжился:
 - Будто ребёнок плачет.
 - Это Клаус, - сказал Хаген, выловив из утренней темноты чёрного котёнка.
 - Кто? – не понял Ортвин.
 - Клаус, котёнок принцессы. Идите, я догоню.
 - Давай я отнесу, - предложил Данкварт. Хаген ответил неожиданно тепло:
 - Маргарита находится при принцессе вечером.
Данкварт покраснел. Ортвин сделал вопросительное лицо. Клаус пискнул, потом решил, что на руках всё-таки хорошо, и замурлыкал. Хаген пошёл к покоям Кримхильды, а Ортвин спросил:
 - Кто такая Маргарита?
 - Одна… одна девушка, - пробормотал Данкварт. – Как он догадался?!
Хаген запустил зверька в прихожую и пошёл было прочь, но тут дежурная служанка высунулась в коридор и шепнула:
 - Принцесса спрашивают.
Кримхильда увидела вассала через приоткрытую дверь и послала за ним. Хаген появился сразу же – вошёл, едва приоткрыв дверь, за ним, задрав хвостик, скакал котёнок.
 - Вы не спите?
 -  Я не ложилась, - ответила Кримхильда. – А что, уже утро или ещё нет?
 - Уже. У вас под глазами круги.
Тени на лице и впрямь залегли, но спать не хотелось совершенно; принцесса вскинула на Хагена казавшиеся неестественно огромными глаза.
 - Зачем ты заглянул в прихожую? Садись, кстати.
 - Котёнка принёс, - ответил фон Тронеге, садясь на край стола. – Что это вы? Пишете?
 - Да так. – Девушка порадовалась, что вовремя перевернула листок. Чернила натекут на стол, но это ерунда. Кримхильда поуютнее завернулась в мантию, которую вытащила из гардеробной часа два назад, когда замёрзла. Тайком от прислуги, разумеется. Ей вдруг стало весело; она улыбнулась Хагену с детским задором, а тот пристально глядел на неё, в рысьих глазах отражались огоньки трёх свечек, горевших на столе, такие же плавали в зрачках Кримхильды.  Ей стало хорошо, уютно, как бывало до появления голубоглазого зантенского регента. Хаген спросив, спугнув покой:   
 - Что с вами?
 - А что ты имеешь в виду? – пожала плечами принцесса, чувствуя, что фальшивит.
 - Всё. Вы сами понимаете, лучше меня понимаете.
Она вздохнула:
 - Всё хорошо, Хаген.
 - Да, всё очень хорошо!
 - Это с тобой что-то странное творится, - перевела стрелки она.
 - Потому что я вижу, что с вами.
 - Зачем же ты спросил, если и без меня знаешь?
 - Думал, знаете вы сами или нет.
 - А вот не знаю! Просвети меня, как сказал бы Гюнтер.
Хаген снова вгляделся в её лицо:
 - Да влюблены вы, вот и весь сказ, - грубо сказал он.
 - Ой, да будет тебе глупости говорить! И в кого же?
 - И я должен вам объяснять! В кого вы же и влюблены?
 Кримхильда обиделась.
- Ты мне на вопрос не ответил.
 - Ну как же. «Как луч зари багряной из мрачных облаков явился королевич…». Не помню как там дальше.
 - Явился королевич, та-та, та-та… Какой королевич?! Иди вообще отсюда!
Хаген встал и поклонился.
 - И не принимай мне тут издевательский вид!
 - Вы, что, плачете?
 - Нет, - на всякий случай она всё же отвернулась. Вдруг и впрямь слёзы потекут?
 - Его не убьют, - быстро сказал вассал. Голос его звучал над самым ухом, руки легли ей на плечи. - И в плен не возьмут.
 - Что мне делать, Хаген? мне так плохо! – теперь она уже плакала. – Он уедет, на войну уедет… Он…. он совсем…
 - Совсем?
 - Совсем меня не любит…
 - Полюбит. Ручаюсь. Вас все любят.
 - Ну не так же… я не про то…
Хаген обошёл её так, чтобы видеть её лицо.
 - Полюбит. Вас вообще нельзя не любить, ясно? Перестаньте реветь! – грубо прикрикнул он. – Его не убьют на войне, потому что…
Кримхильда не стала дожидаться конца речи:
 - Спасибо, Хаген, - всхлипнула она, утерев слёзы. – Ты настоящий друг. Я от родного отца не видела столько добра, сколько от тебя. Ты ведь убережёшь его?
 - Он сам себя убережёт. Ну и я по мере сил.
 - Святые небеса, куда мы без тебя? Ты кремень, а не человек. Он ведь тебе не по душе, совсем не по душе… Если ты собирался идти, то иди и оставь меня с моими мыслями, а если нет, то посиди ещё. Мне так хочется с кем-нибудь поговорить.
Глядя в сторону, он ответил:
 - Меня ждут Данкварт и Ортвин.
 - А, тогда ты и впрямь задержался.
 - Я только котёнка хотел занести, - холодно пояснил Хаген.
 - Послушай, а ты и сейчас считаешь, что он не стоит того, чтобы из-за него краснеть?
 - Я считаю, что его мало убивали!
 - Зачем ты так?
 - А зачем вы спрашивали?
 - Да, действительно…
 - Вашу руку, и я пойду.
Она протянула ему руку, он поцеловал.
 - До свидания.
 - Пока.
Уйдя от покоев, он прислонился к стене и долго так стоял.  Оставшись одна, Кримхильда одновременно расплакалась и рассмеялась:
 - Клаус! Киса, киса, киса! – она потискала котёнка. – Хаген умный, проницательный! Вдруг он прав, кись?
Клаус согласно пискнул.
 - Ты видел Зигфрида, кись? Он стоит того, чтобы из-за него краснеть!  - Она хохотала. - Потому что Зигфрид лучший воин! он самый храбрый! самый умный! самый весёлый! он добрый! Он злой только ко мне, Клаус. – Она притихла и устроилась на постели вместе с котёнком, закутавшись в мантию. – Я люблю его, киса… - шёпотом сказала Кримхильда. – Слушай, я ведь правда его люблю. Я даже его имя люблю. Это всегда было моё любимое имя, честное слово. Это навсегда, это должно быть навсегда… Я Зигфрида люблю, я его по-настоящему люблю…

 - За месяц, я думаю, мы что-нибудь наскребём, - говорил Гюнтер, рисуя на карте стрелки. Это не особо было ему нужно (а карта стоила весьма дорого), но уж больно нравилось. Зигфрид смотрел на непонятные жирные и тонкие линии, ведущие за границы, и ничего не понимал, что доставляло Гюнтеру некоторое удовольствие. Он всё не мог простить зантенцу турнир.
Да и мнение Хагена весьма и весьма смущало. Король слишком привык прислушиваться к нему.
 - Если они объявили войну по всем правилам, то должны ждать как раз месяц, прежде чем выступить, - заметил Зигфрид. – Месяц, отсчитывая от дня получения вызова.
 - Ну, мы-то, скажем так, не будем ждать.
 - Всё равно месяц у нас есть!
 - Правда, я не думаю, что они так вежливо нам его предоставят.
 - Прошу прощения, мессер Гюнтер! – вспылил зантенец. – Нельзя отказывать саксенцам в праве на благородство!  Их король настоящий риттер!
 - Вы ещё увидите, что я прав. А господин Людегер, будь он хоть сто раз риттером, десять с лишним лет бьётся лбом об одну и ту же стену, а мы раз за разом разбиваем его армии. Правда, молодой Людегаст, так сказать, не по годам осторожен. Он князь Дата почти четыре года.
 - Предыдущий князь тоже бился лбом о ваши стены?
 - Да, он погиб на войне.
 - Ага, я был прав! Полагаю, без вашей левретки не обошлось?
 - Хагена, что ли? Он пробрался в ставку датцев и убил князя, а заодно всех, кто пытался этому помешать.
 - Кстати, где граф Тронеге сейчас?
 - Не знаю, - пожал плечами Гюнтер. – Исчез, словно ночные тени, вместе с Данквартом и Ортвином. Он предупредил меня об этом. Скорее всего, вернётся со всем, что, так сказать, смог наскрести в своём графстве.
 - Наскрести? В Бургундии так мало народу?
 - Как сказать, - ответил король, усмехнувшись. – Увидите сами.
Графство Вольфенвальд ободрали за несколько недель, благо столица недалеко. Тем временем фон Нахтигальштадт отписал сыну, и он привёз почти три тысячи. Хаген обнаружился так же неожиданно, как и исчез, только исчез он с братом и племянником, а обнаружились они с маленькой армией. Фон Рависсант укатил к себе; маркграф Гере разводил руками, но постыдился совсем никого не приводить, и пару сотен человек нашёл. Эккеварт оказался, ко всему прочему, ещё и благородным человеком, потому что приехал лично вместе с графом Доннерберга, тысячи две оставил, а сам, правда, отпросился, ссылаясь на дела и границу.
Короче говоря, всё получилось не так плохо, как ожидал поначалу Гюнтер. Гернота король решил отправить понюхать войны, а насчёт Гизельхера Хаген решил, что чем позже он возьмёт в руки меч, тем лучше. Да и опасно, пусть хоть двенадцатилетие справит.
 - Ты его дядька, тебе и решить, - пожал плечами Гюнтер, отметив про себя, что этот жест входит у него в привычку. – Только что ты будешь делать, когда он дождётся двенадцатилетия…
 - Тогда он будет ждать шестнадцатилетия, - ответил Хаген.
Уже вовсю шпарило майское солнце, весна выдалась необыкновенно погожая. Кримхильда смотрела, как выезжает со двора командование. Все прощания она уже сказала: Герноту – «Погибнешь – домой не приходи», Хагену – «Не забудь, ты обещал, ну, и себя, конечно, тоже побереги», Ортвину – «Как же мы все без тебя заскучаем!», Данкварту – «Ну, до свидания». Под взглядом Зигфрида она пробормотала какую-то чушь, а все хорошие, остроумные и даже насмешливые фразы пришли на ум только теперь.
Улыбаясь, Кримхильда поняла, что ей очень, очень страшно.





                Авентюра V
 - А всё равно не дело, - упрямо буркнул Вильгельм.
  - Просто он вышиб вас из седла, вот вы и беситесь, - ответил Рихард. Вильгельм дёрнул головой, будто жеребчик; он вообще был похож на молодого конька, к тому же, застоявшегося в конюшне. Если бы Рихард не приехал  с ним из Шпессарта, дворянчик и разговаривать с ним не стал – проявил бы гордость; но десятник пехоты, обладавший, ко всему прочему, шикарными седоватыми усами, знал Вильгельма почти с пелёнок и пользовался доверием отца жеребчика, простите, молодого риттера, и задирать перед ним нос было не только глупо и бессмысленно, но и чревато какой-нибудь неприятностью.
 - И всё равно не дело! – продолжал бодаться Вильгельм, и впрямь не простивший Зигфриду полёта с лошади на турнире. – Как можно ставить во главу войска чужака?
 - А вы предпочли бы желтоглазого? – резко спросил Рихард. – Нет больше никаких своих, одни чужие.
 - Это граф Тронеге чужак? Как он зантенца сделал!
 - Не сделал он его, сударь, сами же видели. – Глаза Рихарда стали круглыми и весёлыми. – А чужак он и есть чужак, гуннский гадючник, у гуннов у всех глаза жёлтые… Это зантенец всех наших осрамил.
 У Вильгельма даже шея покраснела:
 - Его надо поставить на место! Даже госпожа принцесса так на него смотрит, я на пиру был и всё видел…
 - Он конечно, красавец. Лакированный, как франколандский столик. Но чужое умение надо уважать, сударь Вильгельм.
 - О чём я с тобой говорю, дядька! Всё, я поехал.
И в самом деле, поехал, хотя тут же заскучал. Однако вскоре увидел командование и, образно говоря, забил копытом. Хаген вёл пехоту, но под его же началом шла почти вся конница из Тронеге. Рядом с ним ехали принц Гернот, барон Данкварт и Ортвин Мецкий и сам граф фон Доннерберг.  Вильгельм стал потихонечку, стараясь не менять темпа, подбираться к ним поближе. Риттеры вели оживлённую беседу, а фон Тронеге смотрел вперёд, как будто спал не закрывая глаз, и что-то напевал. Вильгельм расслышал слова, только подобравшись совсем близко:
 - Коль ту, что с русою косой – спешить не надо, брат. Тогда ступай… - Неожиданно оранжевый глаз скосился на Вильгельма. Тот живо представил себя со стороны: тощий, белобрысый, с вострым носом, короче, ни на что не похожий. Впрочем, и у графа физиономия не дай Боже, и злая! Найдя чужие недостатки, Вильгельм успокоился, но сразу же испугался.
 - Больше тебе некого послушать? – поинтересовался граф. Гюнтер бы догадался, что его вассалу отчего-то захотелось поболтать, но Вильгельм Хагена не знал.
 - Некого, - брякнул он и прибавил: - мессер.
 - Сам, что ли, не знаешь ничего?
 - Мало чего, мессер. Песню про русую косу не знаю.
 - Это так, привязалось, - махнул рукой Хаген и прибавил с этим своим словам песенную строчку на наречии, мало похожем на бургундское.
 - Красиво, - одобрил Вильгельм. – А это гуннское наречие, мессер?
 - Угу.
 - Правда, что вы родом из Гунненланда?
 - Нет.
 - А почему тогда…
 - Потому что болтают, о чём не знают. Ты-то кто будешь? Откуда и так далее.
 - Вильгельм Вагнер из Шпессарта, - отрапортовал Вильгельм.
 - Хаген из Тронеге… Ну, что замолчал?
И Вильгельм начал рассказывать. Сначала запинаясь, потом всё быстрее и бойчее; Хаген слушал молча; разговорившись, Вильгельм вывалил на него почти все подробности своей недлинной жизни. Только о принцессе, которую  видел-то всего два раза (хотя  риттеру и не обязательно вживую видеть свою даму) не стал говорить, постеснялся. Закончил он поражением на своём первом в жизни турнире.
 - Так ты тот петушок, - наконец вставил слово фон Тронеге. Вильгельм безропотно проглотил «петушка», решив при графе не петушиться.
 - Мы спорили, победили вы зантенца или же нет, - начал он, но Хаген отрезал:
 - Была ничья.
 - Но победа всё равно была почти ваша!
 - Не льсти. Победа была бы его.
 - Правду говорят, что зантенец неуязвим?
 - Много знать хочешь, - бросил владелец Тронеге, но соизволил ответить: - Правда.
 - Тогда это был неравный бой!
 - Равных боёв не бывает, даже когда живой против живого. Не говоря уже о живом против мёртвого.
 - Ну, я говорю о том, что противники должны быть равно защищены, равно вооружены…   
 - Пустяки. Если я против тебя выйду в такой же кольчуге, как у тебя, это будет равный бой? – Хаген был пониже Вильгельма, но шире в плечах, а уж об умении говорить не приходилось.
 - Нет, наверное, мессер.
 - Без мессеров попрошу. Если хочешь выслужиться, я «сударь». Правильно, неравный. А если я в одной сорочке выйду против тебя в полном доспехе?
 - Неравный, конечно!
 - Зато, если ты меня убьёшь, чести будет мало. А если я тебя с твоим железом свалю, я буду героем.
Вильгельм призадумался:
 - И что с того? Ведь действительно почти невозможно выстоять без доспехов.
 - Зато меч есть. Я буду скакать вокруг тебя, как горный козёл, а ты не будешь за мной поспевать, - развеселился Хаген. На лице его, впрочем, это мало отражалось. – И, в конце концов, я сниму с тебя голову.
 - Но ведь с зантенца никак нельзя снять голову, он со всех сторон неуязвим!
 - Тут ты прав. Тем хуже для саксенцев.
 - А когда вы впервые бились на турнире?
 - Дай Мунин памяти, год назад. А зачем спросил?
 - Мне было интересно, поиграли вы свой первый бой или нет.
 - Первый бой, - ухмыльнулся Хаген. – Турнир – это не бой. Ты, Вагнер, похож на нашего короля, когда ему было пятнадцать. Мой первый бой случился на заднем дворе, когда я решил, что пора отвечать на оскорбления.
 - Оскорбления? Гуннским, прошу прощения, гадючником?
Фон Тронеге зло рассмеялся:
 - Нет, представь себе, бургундским крысёнком! Меня чуть не искалечили, но одного я всё же убил. Неплохо для шестилетнего. – Он помолчал. – Что-то ты меня разболтал, Вагнер.
 - Мессер, - вздохнул Вильгельм, - а когда мы встретимся  с саксенцами?
 - Когда они доберутся до нас. Мы дойдём до границы к середине лета. А то и к концу. Но они нас там ждать не будут. Уже в июне мы будем бегать от них по Вольфенвальду.
  - Но ведь должен миновать месяц и…
  - Никто никому ничего не должен. Зигфрид поверил. Я – нет.
  - Но ведь это против правил. 
  - Ну, и мы тогда будем против правил. Эту чёртову тьму народа не прокормить, если идти мимо городов. Я бы отрогами пошёл.
 - Разве в Рюбецалевых горах не опасно? 
 - Опасно всегда там, где мы мало были или не были вообще. Я был у Рюбецаля и ничего не видел страшного. Тем более не самими же горами пойдём. Опасно как раз в Грюне Линден.
 - Мы ведь к Грюне Линден и идём?
 - Угу. Хотелось бы встретить там саксенцев, а не головешки.
 - Разве они смогут взять такую крепость?
 - Я сам отстроил эту крепость. Конец ей, если мы не успеем. А мы не успеем, будь уверен.
 - И куда же мы не успеем? – спросил чей-то голос за спиной Вильгельма. Тот вздрогнул, обернулся и увидел всадника, который мог быть только Зигфридом Зантенским, тем более что он ехал на белом коне и в богатой броне. Вильгельм сразу же решил, что скромность – украшение воина, ибо такое великолепие всё равно не светило ему даже в отдалённом будущем. Украшенный шлем был, как и у Хагена, приторочен к седлу вместе с подшлемником, и Зигфрид принимался время от времени выбивать какой-нибудь ритм по гладкой стальной поверхности.   
  Ещё Хаген стал Вильгельму отныне симпатичен, хотя бы потому, что на вопрос зантенца он ответил:
 - Куда нам успеть, сударь, вы же наш глава.
 - Я, по-вашему, задерживаю войско? – Зигфрид был оскорблён. – Я, очевидно, более всех тревожусь из-за того, что бургунды движутся вперёд со скоростью дохлого зайца! Вы болтаете с солдатами, а я придумал, как успеть в Грюне Линден.
 - Как?
 - Проще горохового супа, мессер! Взять с собой тысячу риттеров и мчать во весь опор к границе!
 - И что там делать, сударь?
 - Как – что?! Дадим бой саксенцам, мессер!
 - Их вместе с датцами тысяч пятнадцать, сударь.
 - И что с того? Разве такие риттеры как мы не справятся с этим сбродом?
 - Этого сброда будет по пятнадцать человек на одного.
 - Ну, я могу взять с собой две тысячи.
 - Славы хотите, сударь?
Зигфрид вспылил:
 - Хочу! Но никакая слава не застит мне глаза, понятно вам, мессер? Мы справимся с ними двумя тысячами, что это за соотношение – десять на одного, и не такое бывало! Это не семьсот на одного!
 - Семьсот, - повторил Хаген и прибавил: - на одного? Я слышал, на дружину. И, можете мне поверить, между семью сотнями нибелунгов в горах и пятнадцатью тысячами саксенцев и датцев на ровном месте есть разница.
 - Вы что, мессер? Подумайте, какая будет победа! 
 - На кой она мне такая сдалась! Мы все поляжем там, а вы вернётесь. В Вормс, к принцессе.
 - Вы перешли все границы, Хаген!
 - Ещё нет, просто вам смерть не грозит.
 - Да, и я принесу Гюнтеру победу, понятно?
 - Не очень.
Сейчас пойдёт смертоубийство, подумал Вильгельм, глядя на яростно сверкающие голубые глаза и сделавшиеся ярко-оранжевыми золотистые.
Но никаким смертоубийством и не запахло. Зигфрид сказал:
 - Слушайте: я поставлен главнокомандующим, и я могу вам приказать. Именно это я сейчас  делаю. Я приказываю вам отобрать две тысячи солдат. Я сыт по горло вашей грубостью.
 - Не глупите и не губите солдат, чёрт бы вашу душу…
 - Ко мне в подчинение вас поставил сам король! Ослушаетесь его?
 - Хвост Андвари! Вам голову оторвать?
 - А что с вами сделать, чтобы вы поняли, что трусостью врага не победишь?
 - Я трус?! Я отправляюсь с вами.
 - Да на что вы мне нужны!
 - Чтоб вас не сразу разбили, сударь, - вежливо ответил Хаген. Зигфрид открыл было рот, но осёкся и сказал:
 - Хорошо, мессер. Я знал, что смогу убедить вас! Итак, нам нужно наверстать ту неделю, что мы прошли.
 - Вагнер, езжай за мной, - буркнул Хаген. Вильгельм, однако задержался, потому что его догнал Ортвин Мецкий, а с ним Данкварт и сам фон Доннерберг.
 - Что там такое случилось? – спросил Ортвин. Вильгельм объяснил. – Они, что, там с ума посходили?
 - Да, я, пожалуй, соглашусь, - пробормотал Данкварт. – Только сейчас ни о чём не спрашивай Хагена.
 - Я знаю.
 - А я не знаю даже, на чью сторону встать, - покачал головой фон Доннерберг. – Принц отчаянно смел, надо отдать ему должное. Удача улыбается храбрым. Он способен и меньшее количество людей привести к победе!
 - Он их всех приведёт к вратам ада, - ответил Ортвин, - и мы тоже будем там. Что, дядюшка, пойдём за Зигфридом в ад?
 - А куда нам деться, - невесело улыбнулся Данкварт. – Хотя, может, живы будем.
 - Дай Бог, - вздохнул Гернот.
Вильгельм потихоньку уехал догонять владельца Тронеге.
Пошли через отроги Рюбецалевых гор. Вильгельм смотрел на громадины, загораживающие иногда по полнеба, и радовался, что не карабкается по ним, а идёт по низу. Хаген, напротив, в свободную минуту смотрел туда с почти явственно заметной тоской. Вильгельм так умаялся за бесконечным счётом и пересчётом солдат, лошадей и фуража, что потом дремал в седле несколько суток; когда просыпался, ничего не соображал и не хотел соображать, болела голова, а это бодрствованием он не считал. Пробудился он сначала из-за Рихарда и окончательно его вернул к жизни фон Тронеге.
 - Эти отроги всегда обходят, - рассказывал дядька. – Почему обходят? Говорят, здесь нечистая сила водится. Наденьте капюшон, сударь, у вас уже щёки красные… Ещё простудитесь!
 - Какая нечистая сила? – изумился Хаген, когда Вильгельм спросил его о том же. – Дети тумана здесь были всегда, может, есть и сейчас. Больше ни о ком таком не слышал. – Тут он задумался и думал довольно долго. Вильгельм уже начал снова клевать носом, когда владелец Тронеге спросил его: - Ты-то сам в нечистую силу веришь?
 - Священник говорил, что слуги дьявола повсюду.
 - А он прав, - даже будто удивился Хаген. – Прокатимся с тобой вечерком от тропы в сторону.
 - Зачем, мессер?
 - Надоел уже своим «мессером». Хочу проверить одну мысль.
«Вечерком», когда Вильгельм уже не видел дальше своего курносого носа, хозяин Тронеге направил своего пегого в сторону, и Вагнер обречённо поехал за ним. Ему вдруг сделалось здорово не по себе.
Некоторое время они за каким-то лешим рыскали среди тёмных пятен, оказывавшихся то тенями, то камнями. Вильгельму к тому времени стало по-настоящему жутко. В темноте он слышал только собственное дыхание и цокот копыт по камням. В какой-то момент ему показалось, что он потерял Хагена, когда же увидел его снова, готов был расцеловать, однако через минуту намеревался убить подлого гадючника, завёзшего доброго христианина, пожившего на свете всего ничего, в это скверное место.
Между тем по копытам лошадей поплыл туман. Откуда-то выскочила луна, отовсюду заблестели склоны гор. Хаген спешился и махнул рукой Вильгельму. Тот, спешившись и не найдя куда привязать коня, а потому таща его за собой под уздцы, подошёл. Упрямая обычно скотина, фыркая и прядая ушами, шла за хозяином, едва не наступая тому на ноги. Вильгельм увидел возле очередной засеребрившейся стены огромный белый даже в темноте камень, формой он напоминал наковальню. Хаген стоял перед ним на коленях, держа ладонь над плоской поверхностью. Вильгельму пришла в тот момент очень простая мысль: «Чертовщина какая-то!».
Земля загудела. Она буквально загудела, даже задрожала, Вильгельм вцепился в уздечку, Хаген отступил, вроде что-то сказал. Потом Вильгельму упорно казалось, что гора разверзлась, хотя он точно помнил, что ничего такого не было. После «чертовщины» он подумал просто «Господи!» и эта мысль повторялась много раз. Хаген обернулся на него, стало как-то менее страшно.
Когда всё закончилось, Вильгельм увидел что-то тёмное на камне-наковальне – длинный толстый сверток.
 - Боже мой!
Хагена такие чудеса, даже после дрожащей земли, нимало не испугали. Он свёрток взял, да ещё и развернул. Вильгельм заглянул  через его плечо: оказалось, что прямо-таки вязанка стрел, аккуратно разложенных по разным видам. У одних были зазубренные наконечники, которые вынимаются из раны только живодёрским способом, у других – остро наточенные полумесяцы вместо привычных концов. Вильгельм очень живо представил, как на него рогами вперёд летит такая штука, и вздрогнул.
 - Спасибо, хозяин, - сказал Хаген. – Ну, идём.
Вильгельм понял, что последняя фраза относится к нему, и пошёл. Половину связки фон Тронеге отдал ему, и всё полученное они распихали по чересседёльным сумам.
 - Мессер, что это… было? – решился спросить он, когда они уже подъезжали к второпях разбитому бургундами лагерю, и стало не так страшно.
 - Тут кузница под землёй. Про детей тумана слышал? Так вот, это они. Эти стрелы бьют без промаха, проверено. Откупились они от меня… Такой страх они, наверное, из-за тебя напустили. Хотели впечатлить.
 - Они… хозяева, нибелунги  - они альвы?
 - Угу.
 - Так вот…
 - …почему у меня жёлтые глаза и почему я ростом не вышел.
 - А… а меня вы почему взяли?
 - Стрелы помог везти… И, сказать по правде, – одному страшновато. Правда, выйти они не вышли, но всё равно… Сильно испугался?
 - Сильно, мессер.
 - Если бы вышли – ты был бы… разочарован. А они не вышли… Откупились, стрелами! Хоть бы бутылочку драконьей крови подарили. – Хаген издал смешок. – Сам-то я им не нужен, если бы вышли – то только гадость сказать.
 - А при мне не стали бы?
 - Вряд ли. Сам понимаешь, тебе об этом лучше никому не рассказывать.
 - Мессер, а это ересь?
 - Я не знаю. Тише, подъезжаем к лагерю. 
 - Что ж… - протянул Вильгельм, не зная, что бы такое сказать.  – А если бы они дали вам бутылочку драконьей крови? Наверное, я бы хотел стать таким как зантенец.
Хаген спешился и сказал:
 - А я бы не хотел!
 - Почему?
 - Иди спать, чёрт бы твою душу. Завтра в дорогу.

Какие-то уступы нависали над головой, дорога скакала, изгибаясь под углами, которых в природе и не видано, становилось всё хуже, лошадь приходилось едва ли не силой тащить за собой, короче говоря, Вильгельм уже не радовался первому в своей жизни походу. Всё это продолжалось ещё неделю; не успел Вагнер исстрадаться, как отроги закончились. Казалось, Хаген, Зигфрид, Ортвин, Данкварт, фон Доннерберг, все две тысячи человек и даже  лошади, все знали, что конец близок, один Вильгельм не знал! Чувствовать себя дураком было весьма неприятно, однако на обиду времени не было: после марш-броска, который смог перенести с улыбкой только Зигфрид, бургундское войско, наконец, разбило лагерь. Повсюду были зелёные поля, невдалеке виднелись холмы, что говорило о близости неровных саксенских земель, из лагеря же была видна в основном роща, расположенная неподалёку. Из травы выскакивали седые сухие стебли и фиолетовые дикие цветы.
Данкварт заметил, что надо бы разведать местность, на что Хаген ответил: «Вот ты бы и поехал». Зантенец мгновенно возник возле братьев со словами:
 - Я сам проедусь, тем более что такая хорошая погода.
 - Данкварт, поезжай вместе с ним с небольшим отрядом, - предложил владелец Тронеге. Зигфрид не стал спорить, хотя ему было не по нутру всё, что бы Хаген ни говорил. Говорил, надо заметить, не самым приятным тоном.
Данкварту зантенец, пожалуй, нравился; в нём было что-то бесшабашное, весёлое, живое. Вот и сейчас собрался в одиночку в дозор. Когда они тронулись в путь, Данкварт хотел заговорить с Зигфридом, но не представлял, о чём вообще говорить. Однако принц начал беседу сам – когда дозор проезжал через какое-то поле с жёлтыми цветочками:
 - Я думаю, что с такими воинами Гюнтеру нечего бояться. Вормс ведь ни разу не брали враги?
 - Нет, только до Гибихунгов кто-то из готских вождей сжёг Вормс, но он тогда был крепостью удельного князя. Тогда во всех окрестных землях камня на камне не осталось.
 - Ну, это давние времена, кому они нужны. Вы, я вижу, такой же любитель копаться в книгах, как и ваш брат.
 - Вроде того, но я знаю во много раз меньше Хагена.
 - Давайте не будем в такой погожий день говорить о вашем брате… Я оказался прав, Вормс ни разу не брали. Бургундия сейчас могущественное королевство!
 - Меня пугает только возможность войны с Истландом, а уж от саксенцев как-нибудь отобьёмся.
 - А если против вас выступят сообща?
 - Кто, мессер? Не Франколанд же и не, надеюсь, не Зантен.
 - Нет, я друг Гюнтеру. Не говоря уже о том, что я всегда готов служить его милой сестре!
 - «Кто раз её увидел – тот лишь о ней мечтал»? – улыбнулся Данкварт. – Смотрите, что это там?

                Авентюра VI
Зигфрид остановил лошадь, встал в стременах. Поле с жёлтыми цветочками осталось позади; меж холмов издалека виднелось что-то. Из зарослей каких-то сорняков по левую руку выезжал всадник. Он был не так далеко, чтобы не заметить бургундов, а вслед за ним шли ещё.
 - Так их разтак, - в сердцах сказал Данкварт. – Что-то мне подсказывает, что это не друзья гуляют по бургундским полям.
 - Не друзья, - согласился Зигфрид. – Но я отсюда не вижу их знаков. Атакуем, а саксенцы это или нет – разберёмся потом.
Они ещё не все вышли из сорняков; Данкварт оглянулся на свой десяток и пришпорил коня. Высокая трава хлестнула по бокам коня.
 - Бургундия! – рявкнул Данкварт во весь голос, рукоять меча скользнула в ладонь. Ну, теперь погуляем, пронеслось в голове. Незнакомцы крикнули «Саксен», ага, всё-таки они и есть наши гости. Данкварт вслед за Зигфридом на полном скаку вломился в ряды противника (если, конечно, это можно было назвать рядами), и началась драка. Драка, потому что какая же это битва и даже какая стычка. Данкварт залепил одному рукоятью, рубанул наотмашь другого, увернулся от чьего-то удара, а потом перестал отслеживать, что именно делает, всё смешалось, один удар сливался с другим, тело выполняло, что нужно, само. Проснулся азарт и знакомое злое веселье, и даже скользнувший удар был замечен не сразу. Данкварт бросился к дюжему саксенцу. который сцепился с Зигфридом, но зантенец управился и сам; оглядевшись, он увидел, что всё уже заканчивается.
 - Всё, - даже удивился кто-то, когда последний саксенец упал, а всего их было человек десять-двенадцать. – Ну, Господи прости.
Данкварт чувствовал, что бок болит, и, похоже, ссадина получилась неплохая. Он задрал не зря одетую кольчугу-бахтерец, стёганую куртку и рубаху: так и есть, чёрный синяк где-то с ладонь… Чёрный синяк – звучит-то так! Посмеиваясь, Данкварт одёрнул бахтерец и подъехал к принцу.
 - Всё в порядке, мессер?
 - Лучше не бывает, - ответил Зигфрид. – Как мы их!
 - Смотрите-ка, а этот господин почти в полном снаряжении был, - подал голос десятник. –  Шлем, краги, поножи…
- Один убежал, я видел. А этот осторожный покойник никого вам не напоминает?
Данкварт спешился, наклонился над трупом. Между ребёр у того была страшная рана, кровавые ошмётки смешались с кольчужными кольцами. Зигфрид не боялся, что его убьют, пока он будет вынимать меч из раны, он мог спокойно добить.
 - Добрый у вас меч, - заметил Данкварт. – Постойте-ка, в лицо я его не знаю, а плащ…
На заляпанном кровью плаще был крупно изображён герб с короной над щитом: роскошный лев, с огромными когтями, высунутым языком, чешуйчатыми лапами и прочим геральдическим великолепием, и вдобавок двуострый топор в лапе.
 - Герб королей Саксен, - произнёс Данкварт. – Это что же получается, что мы сейчас убили Людегера и положили весь его отряд?
 - Убил Людегера я! А отряд, кстати, был небольшой, покойник отличался смелостью.
 - Да не о том речь, мессер. Вы убили Саксенского короля, одного из предводителей вражеского войска. Во-первых, они остались без короля, а, во-вторых, они где-то совсем близко!
 - Надо возвращаться! - объявил Зигфрид.
Данкварт снял с покойника плащ и перебросил улику через спину своей лошади. Подъехал десятник и сообщил, что трое ранено, один убит. Данкварт распорядился погрузить убитого на его лошадь и привезти в лагерь, а сам в это время думал: «Надо же, воевали с ним десять лет, если не на деле, то на бумаге, казалось, всегда будет этот враг – Людегер, а его убил зантенец в случайной схватке… Теперь его хватятся и придётся давать бой. Одного мы уже потеряли, а сколько потеряем ещё?».

 - Знаете, кого мы повстречали? – едва въехав в лагерь, спросил Зигфрид.
 - Кого? – не стал разочаровывать союзника Хаген, и зантенец торжественно объявил:
 - Людегера Саксенского!
Если он хотел впечатлить Хагена – а он ещё как хотел – то ему это удалось. Владелец Тронеге воскликнул:
 - И где он?
 - Полагаю, стучится в ворота ада. – Лицо Зигфрида светилось мальчишеской гордостью. Хаген пристально поглядел на него:
 - Они близко. Грюне Линден наверняка сожгли. Придётся давать бой. Это точно был Людегер?
 - Вот его плащ, - сказал Данкварт, протянув брату улику. – Герб королей Саксен не имеет права носить никто, кроме самого короля. Теперь его хватятся.
Хаген кивнул:
 - И будут здесь. Хоть завтра. Надо готовиться.
 - Да, сходили в дозор, - заметил Ортвин. Данкварт философски вздохнул:
 - Зато мы знаем, что саксенцы рядом.
 - Да уж, - буркнул Хаген, а Зигфрид удивлённо воззрился на всех троих и сказал:
 - Да что же вы? Какая разница, всё равно пришлось бы давать бой, а так схватимся с ними завтра. Это ведь замечательно, управимся быстрей!
Данкварт снова вздохнул, а Ортвин подвёл черту:
 - Что ж, пора готовиться к превращению в берсерков.
Зигфрид превращаться в берсерка не стал. Хаген, прихватив с собой бегающего за ним хвостиком Вильгельма и с шесть пехотинцев, осуществлял превращение снованием по близлежащей роще. Потом он припряг всех, кого смог найти, к подрубанию деревьев мечами и насыпанию вала шлемами. Горячо любить от этого Хагена не стали.
 - Вагнер, не стой дохлым саксенцем, - покрикивал владелец Тронеге, - помоги найти что-нибудь на колья.
«На колья» нашлась стайка молодых берёзок и несколько сосенок.
 - Всё равно на один удар, - отмахнулся Хаген, когда Вильгельм авторитетно сообщил, что сосна дерево не очень хорошее. Зато от идеи ставить колья по трое отмахиваться не стали; оглядев три прочно вогнанных в землю скрещенных кола, напоминающих самодельные копья, Ортвин изрёк:
 - Как есть ёжик.
Вильгельм долго не мог отсмеяться, глядя на сооружение едва ли не с него ростом. Название мгновенно прилипло. Вагнер всё ждал, когда Хаген предъявит хитрые стрелы, полученные от горных хозяев, но тот не спешил это делать. Рихард бегал взад-вперёд с поручениями. Начало темнеть, все уже давно сидели у костров, а Хаген стоял на краю рощи и смотрел на яркую зелень на фоне тёмного затученного неба. Вильгельм подошёл к нему, звать от имени Ортвина на ужин, когда тот сказал:
 - Надо будет прорваться к их лагерю. Вон там, у холмов, даже видно немного. Ты езжай с Зигфридом.
 - Почему, мессер?
 - Мне кажется, так лучше будет. Мне обычно просто так не кажется.
 - Я всё равно с вами останусь.
 - На кой ты мне нужен? Хочешь взять в плен Людегаста?
 - Д-да, мессер.
 - Ага. Так езжай с Зигфридом. Завтра тут будет такое, что или герой, или покойник.
 - У нас в замке один чеш есть, он говорит: «Или грудь в крестах, или голова в кустах»,
 - У них награждают крестами. Всё, иди. Надоел, сил нет.
Вильгельм поспешно отошёл и едва не столкнулся с Ортвином.
 - Ярится? – спросил он.
 - Не знаю.
 - Ну, тогда я подойду.
Вильгельм ушёл и их разговора не слышал, а разговор состоялся следующий:
 - Темнеет.
 - Угу.
 - Всё уже закончено.
 - Угу.
 - Что ж не идёшь в лагерь? Сердце не на месте?
 - На месте. У тебя-то как раз нет.
 - Вот ведь… Дядя, как думаешь, суждено мне сгинуть?
 - Нет. Ещё поживём.
 - Если что… Я уверен, ты-то жив будешь, когда вернёшься в Вормс, скажи принцессе всё, что в таких случаях говорится.
 - Что именно?
 - Ну, что пал с её именем на устах и всё такое прочее. Найдёшь что сказать.
Хаген обернулся к племяннику:
 - Передам. И ты тогда скажи ей…
 - Что?
 - Ты вроде говорил про ужин? Пошли, – буркнул он.
 - Я ничего не говорил.
 - Тогда тем более.
Солнце, собравшись зайти окончательно, вышло из-за туч и осветило лес, залило всё золотом, мгновенно превратив второпях построенные укрепления в пастораль.
Утро было таким же солнечным. Во рту почему-то стоял вкус яблок, и тревога трепыхалась где-то в желудке. Вильгельм надел шлем; он был отцовский, но сидел как влитой, а бахтерец был велик и даже мог сойти за полновесную кольчугу. Вильгельм чувствовал себя настоящим воином, в своём роде не хуже Зигфрида. Вагнер сразу увидел Хагена и оглядел с интересом – однако никакой нибелунговской брони или чего-то подобного не увидел. Обычная кольчуга, до середины бёдер, с разрезами, тройного плетения, ну, краги там, поножи, обидно даже за такое хорошее снаряжение, стоящее наверняка немалых денег. Шлем с защитной стрелкой делал физиономию Хагена почти красивой; на этом шлеме был изображён кабан. Зигфрид был исключительно хорош и в боевой экипировке, а двигался легко, будто не в кольчугу оделся, а в льняную рубашку. Лицо у него раскраснелось.
Владелец Тронеге и зантенский регент совещались минувшим вечером часа три, пока не пришли к решению, одинаково неприятному обоим.
Бургунды ждали. Сидели по позициям, перебрасывались шуточками, слонялись по лагерю, если три ёлки можно назвать лагерем, по тридцать раз проверяли оружие со снаряжением, и ждали. Вскоре Зигфрид начал клясть трусов-саксенцев и датцев впридачу; когда он перешёл лично на покойника Людегера и живого Людегаста, прибежал следивший за полем Рихард. Усы у него топорщились, глаза были круглые.
 - Где желтоглазый? – с ходу спросил он  Вильгельма. 
 - Там, - кратко ответил тот. Рихард бросился к Хагену с криком:
 - Идут! Со стороны поля!
 - Того, что с цветочками? – переспросил Данкварт, потуже подвязывая шлем.
 - Эх, подпортим Божье творение! – откликнулся Ортвин, такой же зубоскал, как и обычно. Вильгельм вытянул шею и завопил:
 - Их уже видно!
 - Значит, решили сразу, - сказал Хаген. – Сударь, вы готовы?
 - Конечно, - ответил Зигфрид.
 - Ждите сигнала. Данкварт, по местам! Всем по местам!
Сейчас будет битва, подумал Вильгельм. Первая настоящая битва! Господи, не оставь, прибавил он про себя, поправляя бахтерец.
Началось всё, однако, не очень волнующе. Далёкие, плохо различимые саксенцы высыпали на поле в жёлтых цветочках и начали строиться. Вильгельм успел взглядом отыскать на укреплении Рихарда, когда вдруг затрубило вдалеке, и по полю понеслась конница. Это была знаменитая «свинья», которую саксенцы, правда, упорно звали «клином». Блестя на солнце, эта металлическая свинья приближалась чудовищно, невероятно быстро. Вильгельм был про неё наслышан, но не знал, что это так страшно. Всадники казались огромными, смерть неминучей. Саксенцы и датцы вопили кто во что горазд, топча хрусткие сорняки; так, с криками и гиканьем, первый ряд со всего маху налетел на колья. «Ёжики» оставались незаметны до последнего; да и как повернёшь, если сзади прёт второй ряд?
Противник ещё не отхлынул, когда послышался скрип и четыре дерева сразу начали клониться набок. Вильгельм не мог оторвать взгляда от творившегося на краю рощи кошмара. Зигфрид крикнул «Вперёд». И холмы, подпрыгивая в такт лошадиному галопу, понеслись навстречу.
 - Стой! – крикнул было Хаген, но вскоре ему стало не до самонадеянного принца.
Пока отряд конников продирался через высокие сорняки, для которых их задержание, похоже, было делом всей жизни, фон Тронеге орал то одну команду, то другую. Кони бились и ржали, под подрубленными деревьями ещё что-то шевелилось, саксенцы отступили и перестроились. Тогда Хаген и достал полученные от хозяев стрелы и принялся раздавать. Едва конники снова подступили к роще, полетели стрелы-полумесяцы, головы и конечности. Мчали дальше, топча упавших, и встречали новые стрелы.
 - Сам не думал, что умею так стрелять, - пробормотал Рихард. – Да ещё из такого лука.
 - Держи, - Хаген сунул ему последнюю стрелу-трёхгранник. Глаза у него горели, он был счастлив.- Бей того, в красном плаще.
   Однако саксенцам уже не хотелось атаковать засевших в роще бургундов. Они выпустили вперёд лучников и копейщиков, на которых не делали ставку раньше никогда. Натянули луки, вскинули копья. Рихард зажмурился и ещё рукой глаза прикрыл, чтобы не ослепили, если попадут. Кто-то закричал рядом, страшно закричал, смертно. Рихард дождался конца полёта копий, утёр кровь со щеки и взялся за лук. Трёхгранник мягко вошёл в одного из лучников.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы запас стрел нибелунгов не иссяк и если бы  у саксенцев после нескольких обстрелов не кончились стрелы и едва не кончились лучники (а у датцев луки вообще были не в обычае). Тогда конница снова полезла на рожон. И началась беспорядочная свалка среди веток упавших деревьев. Летели во все стороны листья, лошади ржали и сбрасывали седоков, бургунды падали с разбитыми головами – не у всех были шлемы, и не все шлемы могли защитить от тяжёлых копыт. Рихард размахивал топором, мечтая достать-таки того, в красном плаще, которого так и не убил. Обзор заливали кровь и зелень. Хаген на своём пегом перескочил бревно, схватился с кем-то и пропал, а перед самым носом брыкалась и хрипела лошадь с распоротым животом. Рихард подрубил ногу какому-то датцу, добил его, едва не попавшись при этом под копыта. Тогда Хаген дал о себе знать:
 - За вал! Отступать за вал!
Противник, изрядно напуганный таким отпором и, не побоимся сказать, несгибаемостью, отхлынул, чтобы немного прийти в себя. Трупы были везде. Ещё бы стрел, посетовал Рихард, зажимая рану на голове. Перед глазами у него всё расплывалось.
 - Ну-ка, руки убери, - Какой-то малый с лошадиным лицом принялся споро обрабатывать рану с тем, чтобы перевязать её заготовленной чистой ветошью.
 - Что отряд принца? – спросил Рихард, думая о Вильгельме. «Господи, смилуйся над мальчиком, не оставь его….». Малый пожал плечами, но сбоку прозвучал голос Хагена:
 - До лагеря они, похоже, добрались. Что там, отсюда не видно.
Раненый скосился в сторону, откуда шёл голос, и встретился взглядом с золотистыми глазами, теперь очень светлыми. Хаген гладил пегого по шее; грива коня была в крови.
 - Твоему Вагнеру, - усмехнулся хмырь, - там уцелеть легче, чем нам здесь. Мы потеряли уже сотню, не меньше.
В это примерно время бургундские кони влетели в проход между двумя палатками. Зигфрид сбил с ног часового и проехал по нему, но сразу же встретился с теми, кто охранял лагерь – а это был отнюдь не один человек. Вильгельм выхватил меч, уже понимая, что драться так, как его учили, здесь не получится.
Кое-как уворачиваясь от сражающихся, он проскакал почти через весь лагерь и вдруг увидел штандарт с геральдическим львиным великолепием на алом полотнище. Надо подать знак, подумал Вильгельм и, уже ничего не соображая, принялся искать в чересседельной суме кремень.
Саксенцы снова стали строиться.
 - А ещё говорят, что пехота только хвост конницы, как же, - сказал давешний малый с лошадиным лицом, перехватывая поудобнее тяжёлое копьё. Рихард оглядел трупы за валом и на валу, впитавшуюся во всё кровь. Вал был насыпан второпях, долгой атаки не выдержит, да что там долгой, просто целеустремлённой.  Рихарда мутило, и сильно. Он поискал глазами красный плащ и увидел, что его обладатель получил-таки промеж ребёр копьём. Потом он увидел Хагена, проходящего вдоль вала.
 - Они могут обойти его, - обратился он к Данкварту, который стоял над жалобно ржущей лошадью, пытающейся встать на окровавленные ноги. – И они так и сделают. – Он подошёл поближе, вытащил кинжал и одним ударом добил лошадь.
 - А я не могу, - произнёс Данкварт. – Лошадей не могу. И никогда не мог.
Хаген не ответил; подняв глаза на поле, он как-то даже весело сказал:
 - Идут, черти.
Однако наступление остановилось. Все дружно обернулись на лагерь, над которым вился дымок. Даже присмотревшись, Рихард ничего не увидел; из всех бургундов только Хаген понял, что это горит штандарт. Продолжая гореть, длинное древко плавно полетело вниз вместе с трепыхающимися остатками полотнища.
 - А теперь, - сказал Хаген, - мы пойдём. Они поскачут к лагерю, наши там.
 - По коням! – крикнул Данкварт. Услышав сакраментальный приказ, бургунды стали выводить из глубины рощи лошадей. Пехотинцы остались на валу, готовые, в случае чего, перед смертью доставить массу неприятностей саксенцам и датцам.
Построились свиньёй, Хаген занял место впереди. Клин оказался жидковат, но что поделаешь. Саксенцы мчали к лагерю, похоже, не зная, что их преследуют. Строй их был нарушен, а сзади догонял стройный бургундский клин.
Вот тогда и надо орать во всё горло, зажмурившись и шпоря коня. Во всяком случае, так сделал Ортвин. Данкварт посмотрел вперёд, на спины людей и крупы коней, его охватил восторженный летящий ужас, он завопил «Бургундия», а, может, другое что, Хаген скакал чуть впереди, он молчал, Данкварт видел только его тёмно-золотой глаз под ободом шлема. Крик подхватили. С этим кличем бургундская «свинья» с хрястом и лязгом налетела на саксенцев сзади.

Жёлтые цветы были везде и между холмов. Что-то шло не так. Зигфрид лихо атаковал, сам Вильгельм от кого-то отбился и кого-то даже убил, но почему-то победа всё не приходила, саксенцы продолжали идти, и вот бургунды уже в пространстве между холмами, их почти выперли из лагеря… Вильгельм представлял себе всё это совсем по-другому, но разочаровываться и удивляться у него уже с трудом получалось. Он обернулся на поле и едва не упал с лошади: по жёлтым цветочкам мчалась саксенская конница.
 - Клином! Держаться «свиньёй», чёрт бы вас! – Хаген повторял этот приказ каждую минуту, потом, наверное, уже без перерыва. И бранился сквозь зубы, как же он бранился… Бургунды пробивались к холмам всё той же правильной «свиньёй», не ломая строя, перепугавшиеся саксенцы прогнулись под напором врага, «свинья» ломанулась вперёд; после бесконечно длинного рывка перед глазами Данкварта возникли чёртовы цветочки.
 - Вот и добрались до свежего воздуха, - сказал он и неожиданно для себя рассмеялся, и смеялся ещё долго, погоняя коня. Потрёпанная «свинья» неслась к холмам.
 - Ортвин, живой?
 - Жив, - крикнул тот на скаку. - А ты как?
 - Даже не ранен! А где фон Доннерберг?
 - Был где-то здесь.
 - Он с лошади упал, - под топот копыт подал голос какой-то незнакомый конник. – Нет у меня больше сюзерена!
 - Быстрей, - приказал Хаген. – Быстрее, чёрт! Быстрее, догонят, тогда конец.
Вильгельм чувствовал себя маленьким и беззащитным, он бросился искать Зигфрида, но не нашёл. Зато увидел прорвавшуюся сквозь железный скачущий забор «свинью». Тут мог быть только один вариант:
 - Это Хаген! – заорал Вильгельм, и тут нашёлся Зигфрид.
 - Что он здесь делает? – спросил он, вытирая пот с лица.
 - Теперь мы их всех поубиваем, из холмов они нас не вышибут!
 - Он вовремя. Готовься! – крикнул принц своим. – Клин Хагена идёт!

                Авентюра VII
Вильгельм не помнил, как «свинья» подошла, как он присоединился к ней. Вот пространство между холмами забито железом и лошадьми, Зигфрид со своими сдерживает напор со стороны лагеря, пришедшие встали лицом к полю, а сам Хаген скачет зантенцу на подмогу. На подмогу? Вильгельм увидел страшные, неподвижные жёлтые глаза, занесенный меч. Хаген не отрываясь глядел в спину Зигфрида. Вильгельм понял, что принц сейчас умрёт, но фон Тронеге притормозил, поставил коня бок о бок с белым жеребцом Зигфрида, пегий ржал и брыкался, пугая саксенских коней, в тот день он был сущий дьявол, хозяин же его вдвоём с Зигфридом держал проход между двумя холмами. Бургунды заняли круговую оборону.
Здесь было слишком много людей, слишком много крови и железа, нагретого железа и крови, которая лилась на поломанные сорняки, пот и слёзы заливали глаза. Вильгельм, остервенело и малоэффективно размахивавший мечом рядом с зантенцем, заметил эти слёзы далеко не сразу, зато в плече всё рвало на куски от боли; скосив глаза, он увидел что-то тёмно-красное и мерзкое. Я ранен, сообразил он, вот это да. Щит был тяжёлый, ужасно тяжёлый, плечо просто молило выбросить эту дрянь к саксенской матери, но где-то за волнами тяжёлой жары и удушья рассудок подавал сигналы, что щитом нужно защищаться. Вильгельм мигнул, глаза заливало.
 - Отойди! – рявкнул над ухом голос Хагена. Пегий конь оттёр лошадку Вагнера в сторону. Вильгельм, наконец, смог вытереть лицо, хотя кольца кольчужного рукава расцарапали ему лоб и щёку, до этого ему не было дела. Подвывая от счастья, он опустил ненавистный щит, а мимо в сторону поля пронеслись два бургунда. Судя по следам на щите, тяжёлая сволочь спасла хозяину жизнь раз десять.
Зигфрид и Хаген продолжали рубиться рядом.
 - Надо прорываться! – Владелец Тронеге пытался докричаться до соратника.
 - Куда?
 - К их лагерю! Вы видели Людегаста?
 - Кого?
 - Людегаста!
Опрометчивый датец с воем исчез, зажимая обрубок руки. Хаген не видел, что сталось с покалеченным; подняв щит до самых глаз, он бросился на следующего, попутно пытаясь задержать ещё двоих. Рядом в седле обвис ещё один бургунд.
 - Людегаста?! Он в лагере! – Зигфрид был по-прежнему хорош собой и свеж, лицо его -  чистым, только доспехи заляпала кровь.
 - Найдите его!
 - В одиночку? – Зигфриду пришлась по душе эта мысль. Ему пришлось немного отступить под напором врага, откуда-то выскочил Данкварт.
 - Как угодно! – отвечал Хаген страшным голосом.
 - Посторонись! – Данкварт занял место Зигфрида рядом со своим братом, и саксенцы чуть отступили. Хаген лихо выгнал коня вперёд и сцепился с очередным отважным саксенцем. Зигфрида рядом с ним больше не было – он исчез среди кровавого железа.
Вскоре напор со стороны лагеря стал слабее, и Данкварт обернулся на поле, под копытами лошади дотаптывались жёлтые, залитые красным цветы.
 - Хаген! – крикнул он. – Они сейчас…
 - Гони туда! – Хаген еле увернулся от какого-то полоумного датца с моргенштерном. Глаза владельца Тронеге горели таким же полоумным весельем. - Я здесь сам!
Данкварт обнаружил, что он уже как-то оказался на защите входа в холмы с поля. «Сколько нас осталось?» - мимоходом подумал он и с визгом стали зацепил меч юркого саксенца. Простых конников и вовсе не сосчитать сколько пало, а где Ортвин? Зигфрид, Гернот? Фон Доннерберг, тот мёртв… На передовой появился Гернот, бледный, испуганный донельзя, но крепко сжимавший меч, хотя с перепугу и бестолково им пользовавшийся. Данкварту пришлось направить все силы на загораживание принца от случайных саксенцев, и остальные бургунды – люди из Вольфенвальда и конница из Тронеге – отбивались дальше без него. В какой-то момент он попытался вдохнуть и не сразу смог. Тогда со стороны лагеря и закричали:
 - Мой король! – как же мало наречие саксенцев отличается от бургундского. – Мой король!.. Людегаст мёртв!
И тут саксенцы показали датцам, что такое паника. Всё смешалось, кто ринулся к лагерю, кто в обратную сторону, Данкварта и Гернота разбросало по сторонам, мелькнул сдерживающий коня Ортвин, Хаген, кого-то куда-то направляющий, датцев увлекло вслед за союзниками, с ними и некоторых растерявшихся бургундов, кого-то топтали, всё вертелось, и ничего нельзя было понять. Крик «Людегаст мёртв!» подхватили сразу несколько тысяч человек. Данкварт добрался до Гернота и схватил под уздцы его коня:
 - Мой принц!
 - Данкварт! Меня ранили!
 - Держитесь!
Данкварт попытался пробраться к подножию холма, повсюду мелькали головы, лошадиные и человеческие, руки, кольчуги и мечи, что-то било и толкало со всех сторон, саксенцы рвались прочь, всё это смешалось в какой-то страшный суп в котелке меж двух холмов. Данкварту, дорвавшемуся-таки до подножия, было не то чтобы впервой, но и он струхнул и пожалел бедного Гернота, впервые оказавшегося в такой мясорубке, как сегодня. Это они бегут, подумал средний из бойцов Тронеге, они бегут. Мы продержались, мы выстояли, нет, мы победили! Двумя тысячами против двадцати тысяч или скольких-то там, сколько их было! Больше его не волновало ничто на свете.
Между холмами стало малость посвободнее. Саксенцы и увлекаемые ими датцы гнали коней прочь и от лагеря, к которому зря прорвались, и от бургундов, так напугавших их, и от затоптанных жёлтых цветов.
 - Ура! – закричал Данкварт. – В погоню!
Он едва не сорвал себе голос, но зато его услышали.
 - За мной! – это крикнул уже Зигфрид.
Лагерь горел; когда он занялся и отчего, так и осталось неизвестным. Бургунды промчались мимо дымящихся палаток и мёртвых тел, Данкварт нёсся рядом с зантенцем, стараясь беречь усталого коня, видя впереди только спины бегущих врагов. Точнее, врагов скачущих, а саксенские лошади, как и бургундские, хрипели, и с изорванных удилами губ падали хлопья розовой пены.
Хаген не отправился в погоню. Он стоял на коленях возле пегого Брауни, которого сам же и добил – потемневшая от крови задняя нога была неестественно вывернута, морду тоже заливало тёмно-красное. Хаген погладил мёртвого коня по шее, поднялся и пошёл прочь. Сначала он смотрел на окровавленные цветочки, а потом вдруг встрепенулся, прислушался, резко развернулся в ту сторону, где стояли остатки догоревшей палатки. Возле неё лежало несколько мёртвых тел; одно из них привлекло внимание владельца Тронеге – мертвец оказался вполне живым и даже в сознании и разумении. Зелёные глаза на запачканном лице уставились в лицо Хагена; рукой датец (по заплетённым в косы волосам было видно, что датец) зажимал правый бок.
 - С-сударь… - губы раненого даже не дрожали, прыгали. Из-под руки сочилась кровь.
 - Готлиб! – крикнул Хаген, и малый с лошадиным лицом оказался рядом, будто только и ждал окрика.
 - Подлатай этого господина. 
 - С-сударь, мне не нужно вашего милосердия. Я щ-щердро взнаггрррж… - Раненый не смог справиться с таким количеством согласных. Лицо его заливал пот, от чего оно делалось ещё чумазей. – Если вы пред… пр… дадите мне свободу.
 - Куда вы уедете, с продырявленным-то боком, - хмыкнул Готлиб. – Скажите спасибо, что я вовремя вами занялся. И поставьте в Божьем храме толстую свечку.
 - Да, сударь Людегаст, - прибавил Хаген. – Надейтесь, что вас выкупят.
 - От… откуда вы…
 - Что я, князя Дата не узнаю.
 - Вы – Хаген фон Тронеге? – более твёрдо спросил Людегаст.
 - Я, сударь.
 - Я от… я отдам свой меч только принцу Зигфриду. – Всё равно голос у него дрожал. – Он ранил меня. Все решили, что убил. Я не стану иметь дело с готским га…
 - Помалкивайте, Людегаст. Готлиб, заткни ему рот, убил бы.
Однако князь Дата замолчал и сам, по достоинству оценив серьёзность угрозы.
Ещё стоял шум, кого-то убивали, но после грохота сшибок и криков, казалось, стало очень тихо. Хаген пошёл по полю боя, если узкое пространство между холмами можно назвать «полем», перешагивая через трупы. К месту схватки подошли пехотинцы, немногочисленные и какие-то жалкие.
 - Зантенец вернётся, пересчитаемся, - крикнул им фон Тронеге. Люди рассеялись по жёлтым цветам, выискивая мёртвых, добивая и без того растоптанную траву и растоптанных людей. Откуда-то издалека донёсся волчий вой, на холмах отозвались.
 - Вильгельм! Вильгельм! Вильхен! – Рихард тормошил воспитанника, осторожно, так, чтобы не повредить, но подошедший было Готлиб только рукой махнул. Подошёл и Хаген. Глазницу Вильгельма заливала густая и тёмно-красная субстанция, второй глаз, левый, испуганно и тускло смотрел в небо.
 - Вильгельм! – Теперь Рихард тряханул мальчишку так, что голова на тонкой шее игрушечно мотнулась. – Да что же это, Господи!
Хаген схватил пехотинца за плечи и рывком поднял на ноги. Потом наклонился и закрыл единственный глаз покойника. Делал он это умело – глаза закрывал. Рихард кусал усы и плакал.
 - Жаль, - пробормотал Хаген, отходя в сторону. Край плотного тяжёлого плаща бил по сапогам и по траве.
 - Мда, - согласился Готлиб. – Совсем мальчик. Заметьте, сударь, десятник ведь бывалый человек, а как убивается.
 - От такого бывалость не спасёт. Мне даже странно, что так жаль его.
 - Вы, наверное, и про него заранее знали? Помните, как тогда, с заезжим риттером…
 - Что умрёт? Знал. Потому и послал его с зантенцем.
 - А он был с отрядом зантенца? Сударь, вы…
 - Я не хотел видеть его мёртвым. Но и живым не видеть – тоже хорошо бы. Его убили. И мир его праху.
 - Сударь, смотрите, зантенец скачет. Пойдёмте к нему?
 - Пусть радость переживёт, - ответил Хаген и зашагал по жёлтоцветочным сорнякам. По полю бродили осиротевшие лошади. Длинноногий гнедой конь переступал через седые мёртвые палки стеблей, искал хозяина; стройный силуэт возвышался над цветами, плотно усыпавшими поле.
 - В жизни больше на жёлтые цветы смотреть не смогу, - пробормотал Готлиб, - Такая бойня была! Вечер уже – весь день рубились.
 - Эгей! – вылетел из-за холма зантенец. – Друзья! Мы победили! Много саксенских и датовских жён сегодня вдовами стали! Все сюда, нужно сосчитаться. 
  Гнедой был самой грустной на свете лошадью; завидев Хагена, он нервной иноходью порысил к нему, звенела украшенная уздечка. Конь был датовский – грива заплетена в косицы. В нескольких шагах он остановился, увидев, что человек чужой.
 - Да ладно тебе, - сказал ему Хаген. – Иди сюда.
Зигфрид пересчитывал конников и пехотинцев.
 - Всех, и знати, и простых латников, чуть больше пятиста, - заключил он.
 - Вы хотите сказать, нас осталось пятьсот? – переспросил Данкварт.
 - Пятьсот шестнадцать, нет, семна… восемнадцать, Хаген на поле и вот там ещё один пехотинец стоит.
 - Боже… Боже мой…
 - Данкварт, ты где?
 - Хаген? Я здесь, живой!
 - Слава Богу. Помоги успокоить коня. – Гнедой иноходец дрожал и беспокойно дёргал изящной головой. Данкварт спешился и бегом пересёк полосу потоптанных жёлтых цветочков. Однако Хаген не дал ему узду, а первым делом обнял.
 - Ну, - сказал он. – Живы остались. Слава Вотану.
 - А что ж ты «Слава Богу» кричал?
 - А Вотан, по-твоему, кто? – негромко отвечал старший брат. – Помоги успокоить лошадь. В жизни на таком не ездил.
 - Господи, - сказал в это время Ортвин. – У меня всё тело – один большой синяк. Я уже больше ничего от жизни не хочу.
 - Как не хотите? Мы просто обязаны отпраздновать победу!
 - Это вы, мессер Зигфрид, железный человек, а я так нет. Да и как праздновать посреди чистого поля, тем более что полторы тысячи убитых…
 - Что ж, отметим победу в Вормсе. Всех приглашаю в трактир, господа!
Ортвин состроил скептическую физиономию и даже усмехнулся, однако с лица был бледен, как сорочка Зигфрида.
 - Вы-то сами целы? – спросил он у принца.
 - Всё замечательно, не беспокойтесь.
Принц Гернот, едва его рану обработали и перевязали, дохромал до лагеря бургундов, принялся распоряжаться об ужине и переноске раненых, отвёл к местам стычек священника, прихваченного с собой Зигфридом, и вообще занялся делом. Хаген, когда добрался до лагеря и упал возле спешно разведённого костра, сказал принцу:
 - В бою я тебя не видел. Но для мирного времени я вырастил отличного правителя.
 - Ну, страна – это не стоянка и не ужин, - ответил всё ещё слегка зелёный Гернот.
 - Нет, у тебя есть голова на плечах.
 - Спасибо на добром слове.
 - Ранен? – спросил вассал, стаскивая с себя кольчугу.
 - Только по ноге задели, а ты?
 - Ничего опасного. Ты бы тоже снял железо. – Хаген положил кольчугу рядом с собой, тяжёлая и грязная, она свернулась клубком, будто домашний зверёк.
 - А ты всё же ранен, - сказал ему Гернот.
 - Где? – Хаген с некоторым удивлением посмотрел на свою измазанную в крови сорочку. – А, рёбра. До похорон заживёт.
 -  У тебя на шее что-то  чёрное.
 - Значит, оплечье не уберегло, втюхнул мне старик дрянь. – Хаген осторожно дотронулся до шеи, и впрямь залитой почти чёрной кровью. – Хотя… Ещё чуть – сдох бы.
 - У тебя кровь такая, чёрная? Есть будешь?
 - Почти. А от еды не откажусь. Разве что-то после отрогов осталось?
 - А где твой пегий?
 - В лошадином раю.
 - Надо же. Жаль. Я привык к нему почти как к тебе. – Гернот снова затосковал. – А Данкварт и Ортвин? – вскинулся он. – С ними всё в порядке?
 - А мы уже здесь! – Ортвин предпринимал мужественные попытки быть таким же, как всегда. – Появились аки тати ночные.
 - Сними кольчугу, смой кровь и спать, - прикрикнул на него Хаген.
 - Только я собрался это ему сказать, - вяло удивился Данкварт, подходя.
 - Вот так, не один дядя, так другой, - посетовал Ортвин и вдруг опёрся о колючую ель, едва не сползая по стволу.
 - Выполняй, что сказано, - подогнал его Хаген. – Если ранен, то Готлиб вон там, срочно к нему.
 - Иду, - побелевшими губами ответил Ортвин, оторвавшись от ёлки.
 - Это первый его бой? – сочувственно спросил Гернот, когда племянник братьев фон Тронеге отошёл подальше.
 - Полуторный, - ответил старший брат, а младший разъяснил:
 - Как-то нас подстерегли в лесу лихие люди, и эту стычку Хаген считает за полбоя.
 - Кстати сказать, а что за стычка произошла вчера? – спросил Гернот. Нога доставляла ему настоящие страдания, и надо было отвлечься. – Данкварт, я всё хотел тебе сказать спасибо, ты сегодня жизнь мне спас.
 - Спас, не спас – одному Богу известно. У меня язык не ворочается, мессер Зигфрид…
 - С удовольствием расскажу. – Зантенец устроился у костра, стал расстёгивать кольчугу и одновременно рассказывать. Гернота знобило, едкий дым заставлял подрагивать лагерь, громкий голос Зигфрида не давал провалиться в тяжёлый сон. Время от времени ему приходилось отвлекаться от стычки и битвы на распоряжения, за которыми к нему подходили латники, потом они с Зигфридом жевали жёсткое мясо из остатков запаса и говорили о том, кого послать к остальной армии и как с ней соединиться, а Хаген спал, прислонившись к стволу ели, Данкварт задремал, зевал и зантенец, вскоре тоже отправившийся на покой, а Гернот ещё маялся некоторое время. Стемнело, чёрное небо с белыми облаками напоминало скатерть, опущенную в чернила. На поле в жёлтых смертных цветочках каркали вороны и подвывали осмелевшие волки. Гернот пошёл спать, Данкварт добрался до своей палатки, похоже, и не просыпаясь. Незрячие глаза саксенцев и датцев выклёвывали птичьи клювы, бургунды были сложены рядами – утром их с молитвой закопают на поле, а, может, повезут с собой, в Вормс.
Хаген проснулся среди ночи, походил среди спящих палаток, дошёл в темноте до холмов (где пробивался запримеченный ранее ручеёк), вспугнув нескольких птиц; хозяин Тронеге смыл с себя чужую и свою кровь и вернулся, напевая вполголоса «Сторожевую песню», словно заодно прополоскал и свою совесть. Засохшая, застарелая кровь смывается с трудом, даже не смывается, отдирается. Кони фыркали в темноте, чуя волков. Хаген приостановился у ели, под которой, будто простой латник, спал сном праведника Зигфрид, потом резко развернулся и пошёл в палатку, которую делил с Данквартом, и один Господь знал, о чём думал полукровка, глядя на баловня судьбы с тёмным будущим.

В Вормс прибыли пятеро всадников, один с барсуком и наковальней Тронеге, нашитых на груди, другой с пронзённым драконом Зигфрида, двое – дружинники фон Доннерберга, и, наконец, человек из Вольфенвальда. Гюнтер оценил корректность Хагена, хотя, вернее всего, им руководило нибелунгское хитроумие: не обидеть ни одного из важных людей, от покойного фон Доннерберга взять двоих, и своего человека прислать! Одного гонца, зантенца, вызвали к Кримхильде тайком; Гюнтер, узнав это от исполнительного «зелёного плаща», очень развеселился. Принцесса же была уверена в том, что провернула всё исключительно ловко, и ничего не узнает не только старший брат, но и вездесущая прислуга.
Гонец живописал бой во всех подробностях, особенно распространяясь о принце Зигфриде и принце Герноте, упомянув и графа Хагена, и его брата, а также всех взятых в плен, и перечислил оставшуюся в живых знать. Наградив речистого зантенца золотом, Кримхильда долго сидела одна, оставив в покоях только Клауса, благо котёнок отличался завидным тактом. У принцессы в последнее время появилась привычка тосковать в одиночестве; в груди у неё всё время вертелся смерчик, сосущую пустоту надо было чем-то заткнуть, и рассказ о битве утихомирил не только тревогу, но и дыру – однако только на некоторое время. Доходило до того, что Кримхильда по ночам прижимала к болевшей груди подушку.
Однако она и до приезда гонцов твёрдо знала: с Зигфридом ничего не может случиться! Ничего и никогда!  То ли помогали молитвы, то ли обещание Хагена, а, вернее всего и то, и другое.
Она проехалась по городу, добралась до крепостной стены, за которой стояли новые дома, пока немногочисленные, но обещавшие когда-нибудь вырасти в Новый город, и нашла там гарнизонного капитана, седого и часто одёргивающего короткую куртку-франколандку.
 - Сударыня, - восхищался он. – Счастлив видеть… не ожидал…
Кримхильда наказала ему, чтоб, когда появятся победители, ей сообщили одновременно с королём, а лучше раньше, а за это она будет вечно благодарна господину капитану. А потом задержалась поболтать с капитаном, жмурившимся от удовольствия.
 - Я всю жизнь на стене, сударыня,  - охотно рассказывал он. – В своё время молодого Хагена, который сейчас граф, пикой от ворот гнал. Старого-то графа Гибику я знавал, я сам из Тронеге родом, вы его, верно, не помните. А он был не чета нынешним, скажу я вам! И Вормс, сударыня, охранялся не то, что сейчас. А… Вот приходит приблудыш вроде молодого графа, так сейчас его пропустят и не почешутся, а если он гуннский прознатчик?! Раньше никого просто так не пропускали, и никаких бунтов-поджогов.
 - Как это пикой от ворот гнали? – удивилась Кримхильда, дождавшись конца тирады. У неё никак не укладывалось в голове, что для кого-то Хаген «молодой граф». – И почему он приблудыш?
 - Известно почему, сударыня, - улыбнулся капитан. – Хотя об этом сейчас не вспоминают, больше десяти лет прошло. Я тогда был лейтенантом ночного караула, и когда уже сменяться было пора, он и появился. А… - Это «а» он произносил почти вопросительно, будто хотел начать новое предложение. – Появился, значит, оборванец оборванцем, тощий, как копьё. Глаза звериные, да он и сейчас такой. А… Я спрашиваю его, кто таков, и прочее. Он подаёт грамоту, а она знаете чья? Гуннского короля! Серой, правда, от неё не пахло. – Капитан хохотнул, и Кримхильда поняла, что про серу он пошутил. – Я ему говорю: так и так, вали в свой Гунненланд и не позорь честных людей. А он только одно и заладил, требует, чтоб пропустили. Курвин сын! Ох, простите… 
 - Пустяки, мессер.
 - Извините, случайно выскочило. А… Он до того меня довёл,  я его ткнул копьём, а он перехватил и не отпускает, только скалится. А… Закончилось всё тем, что проезжали мимо граф Гибика и молодой король, то есть теперь-то он король, а тогда был принц, они и взяли его с собой. Я потом слышал, старый граф пристроил его в свиту к принцу. Отчим всё-таки был ему.
 - Погодите, почему отчим?
 - А как же тогда вышло, что молодой Хаген чёртов сын? Хмырь у него отец, и сам он хмырь, хотя сам-то я к нему хорошо отношусь, а граф ему, конечно, не отец. Вы разве не знали, сударыня?
 - Я как-то не задумывалась. А как же так вышло? – заговорщицким голосом спросила она.
- Ну, сударыня, о таких вещах с девушками не говорят… А как иначе такое выходит? Изменила графиня Зиглинда мужу, вот и появился на свет Божий молодой граф.
 - А его брат и племянник? Данкварт же младше Хагена?
 - Да, но он сын графа Гибики. Его старший-то сын умер, в три дня сгорел, тогда лихорадка была, а маленький Ортвин ещё в пелёнках лежал. Что только старый граф не придумывал… - Капитан поперхнулся. – Молодой Данкварт с ним одно лицо. Графиня Зиглинда, после того, как молодого Хагена отправили в Гунненланд, поняла, что лучше больше таких вещей не делать. А… Я слышал, она дальняя родственница Гибихунгам, троюродная, что ли, бабушка короля Гюнтера, вам лучше меня знать.
 - Троюродная, - кивнула Кримхильда, хотя впервые об этом слышала.
 - Значит, не всё ещё позабыл! – обрадовался капитан. – Она умерла уже двадцать лет назад, и, говорят, перед смертью спрятала свои драгоценности где-то в женской половине замка, возле своих покоев в Вормсе.
 - Как интересно, - вежливо сказала Кримхильда, подумав, что неплохо было бы найти драгоценности графини Тронеге. Когда она распрощалась, к капитану подошёл  один из офицеров, уже лет восемь сидевший в лейтенантах полуденного караула.
 - А разве это вы ткнули графа Хагена копьём? – поинтересовался он. – Вы лейтенант караула были, а я охранник, я с ним в перетягивание и играл.    
Капитан недовольно посмотрел на подчинённого:
 - Ну, чего не скажешь ради красного словца, какая разница, кто! А вдруг он решит отомстить?
 - Уже отомстил, сударь. Почему, думаете, я всю жизнь выше лейтенанта полуденного караула не поднимусь?
Он вздохнул, вздохнул и капитан.



                Авентюра VIII
Недели через две дюжий верзила из гарнизона принялся ломиться через кордон Кримхильдиных дам. Принцесса сразу послала пажа на конюшню; «Если не возвращаются, то я хотя бы прогуляюсь» - подумала она.
 - Едут, сударыня, - коротко объявил верзила.
Кримхильда так подстегнула своих дам, что они были верхом на лошадях уже через два часа. Сама она, едва оказавшись под стенами Вормса, довольно-таки быстро оторвалась от Кунигунды с компанией.
Она неслась по дороге, готовясь к встрече, хотя знала, что всё будет неожиданно, она заробеет, как ни готовься… Лето подсушило дорогу, зато пыль летела из-под копыт прямо-таки столбом. Кримхильда порадовалась, что не оставила свои косы как есть, а предусмотрительно убрала их под головной убор, моду на который (на этот раз) завезли с востока, из Аустри – в Вормсе его, однако, называли по-франколандски, берет. С вуалеткой. Держать голову приходилось гордо и постоянно помнить об этом, потому что тяжёлые косы давили, и весьма ощутимо, хорошо хоть пока не замужем, прядям дозволенно было выбиваться из-под берета, это ей шло и несколько облегчало её участь.

Зигфрид и Хаген ехали первыми, Данкварт, Ортвин и прочие не отставали; Хаген прекрасно знал, куда ехать, да и разведчиков не нужно было высылать: домой возвращаемся! В войске, изрядно поредевшем после всех столкновений и после того, как вольфенвальдцы остались в своём графстве спрашивать плату с графа, а фон Тронеге отпустил своих, так вот, в поредевшем войске царило приподнятое настроение. Зигфрид весело рассказывал об очередном своём приключении, Данкварт, знавший уже почти всю биографию принца, слушал и вставлял свои комментарии, Ортвин, вопреки обыкновению, больше помалкивал, Хаген смотрел на колючий кустарник вдоль дороги. Зелёные ягоды уже наливались красным. Тут, когда ещё никто ничего не заметил, владелец Тронеге встал в стременах.
 - Встречают, - сказал он.
 - Кто бы это мог быть? Я вижу только одну лошадь, – через минуту заметил Зигфрид.
Хаген дал шпоры коню (и ещё хорошо, что собственно шпор он не надел), гнедой иноходец припустил вперёд.
 - Это принцесса, - запоздало произнёс Данкварт.
 - Давайте поспешим и мы, - предложил Гернот. – Хотя Хаген всё равно доскачет первым.
Кримхильда заливалась счастливым смехом; она остановила лошадь возле дерева, и по её лицу скакали солнечные тени.
 - Это ты! Знала я, что увижу, а всё равно…
Хаген – невиданное дело – тоже смеялся.
 - Позвольте вашу руку.
 - Нет уж, дай я тебя обниму!
Выехав из-за кустов, Зигфрид увидел, как Кримхильда одной рукой обнимает Хагена, другой придерживая лошадь. Когда он отпустил её, она чмокнула вассала в щёку и тут только увидела зантенского регента.
 - Здравствуйте, принц, - произнесла она, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
 - Здравствуйте, месстрес, - отвечал он. Глаза Зигфрида, сделавшиеся похожими на два полумесяца, но от этого почему-то казавшиеся ещё больше и ярче, смеялись; она поняла, что глупейшим образом пялится на зантенца, и поскорее опустила глаза: пусть сам на неё пялится. Хоть бы помог, подумала она, косясь на Хагена, зря я, что ли, тебя обнимала целую минуту. Помощь не замедлила прийти:
 - Смотрите, сударь, догоняют.
 - Да, действительно.
По всем косточкам и жилочкам разлилось сладкое и томительное чувство; Кримхильда смотрела на Зигфрида и боялась только того, что кто-нибудь заметит это. Зантенец между тем глянул на Хагена, тот перехватил взгляд и заставил себя сказать:
 - Моя принцесса, благодаря принцу Зигфриду мы выиграли битву и с одного раза отогнали врага. Прошу почтить и его поцелуем.
Когда он говорил в такой несвойственной для него манере, Кримхильда настораживалась и обычно делала всё наоборот. Однако теперь она подъехала к Зигфриду, у неё внутри что-то оборвалось, она подъехала к нему и чмокнула его в щёку точно так же, как вассала. Это ничего не значило: дочь бургундского короля и сестра бургундского короля награждает принца Зантенского знаком своей признательности в присутствии знати. Знать, кстати, вскоре появилась. Когда Гернот выехал из-за кустов, Зигфрид отвешивал принцессе поклон со словами:
 - Вижу, больше мне у Гюнтера в награду нечего просить.
Когда они ехали к городу, у Кримхильды горели губы, горели щёки, горело в груди; она хотела смотреть на Зигфрида, смотреть, смотреть и смотреть, но боялась поднять взгляд. Когда решила, что хватит уже потуплять глаза, то устроилась в седле так, чтобы Ортвин и Гернот загораживали от неё зантенца. Перенастраиваясь в такт перемещениям принца и вертя головой (от тяжести кос она начинала побаливать), она даже стала находить в этом некоторое развлечение; и находила, пока не поймала взгляд Хагена, который ехал, как всегда, рядом с ней, чуть сзади.
 - Зачем ты сказал про поцелуй? – тихо пошипела она, поравнявшись с вассалом.
 - А чем плохо? Глаза у вас блестят, скандала с Зантеном не будет, - злобно отвечал он. Говорил он будто с трудом.
 - Ты не ранен? – поспешила спросить она. – Ты говоришь с натугой.
Хаген отогнул ворот куртки: шея была перевязана. Кримхильда хотела осведомиться, опасна ли рана, и всё такое прочее, но вместо этого у неё выскочило:
 - Скажи, а Зиг… Зигфрид ранен?
 - Нет. Совсем.
 - А с тобой всё в порядке? Верно всё хорошо?
Хаген кивнул, глядя на пыльную дорогу.
 - У тебя красивый иноходец. А где пегий?
 - Убит.
 - Бедный! – Кримхильда чувствовала, что надо говорить, отвлечься от зантенца, не думать о нём хотя бы при Хагене. Вассал всё-таки поднял на неё позолотевшие глаза. Уф, мысленно вздохнула она.
 - В Вормсе всё хорошо?
 - Всё! Вот что, расскажи мне о битве.
 - Вы всё знаете. Я присылал гонцов…
 - Хаген, я хочу тебя послушать!
Тот неожиданно легко начал:
 - Если по правде, зантенец едва не провалил всё.
 - Не может быть! Тебе, что, завидно? Не ожидала я от тебя такого…
 - А сказали, что хотите меня послушать. Он отважно бросился вперёд. Его не в чем упрекнуть. Но он положил там полторы тысячи из двух. А эти две сам же и завёл в эту… - Хаген вовремя словил едва не сорвавшуюся характеристику ситуации, - … в эту беду. Нам невероятно, нам сказочно повезло. Вот и весь сказ.
 - Ну так расскажи, как именно было дело.
Он кратко описал ход битвы и упомянул стычку накануне генерального сражения.
 - Ещё несколько дней мы с людьми из Грюне Линден катались по окрестностям. Добивали оставшихся, - закончил он.
 - А как же Зигфрид Людегаста в плен взял?
 - Он его ранил, Людегаст меч отдал ему. Вот он, в середине отряда едет.
Князь Дата сидел на лошади, он не был связан и держал поводья в руке, только вооружённые бургунды, чьи копья окружали его, как забор, напоминали о том, что Людегаст не в гости едет.
 - Мне не нравится его лицо, - сказала Кримхильда.
 - Мне нравится его выкуп, - ответил Хаген.
 - Всё равно его получит Зигфрид.
 - Кто знает. Датец не истёк кровью только из-за Готлиба и меня.
 - Кто такой Готлиб?
 - Лекарь из Тронеге.
 - О, понятно.
Зигфрид ехал впереди, он что-то снова рассказывал, а Данкварт и Гернот смеялись; Ортвин отъехал в сторону с видом мрачным почти как у сводного дяди. Речь шла о победе над нибелунгами:
 - Мне стало жаль его. Правду сказать, я не собирался его до смерти убивать, а после того, как он валялся передо мной в пыли, мне сделалось противно!
 - А сколько там было золота, драгоценных камней и прочего? – заинтересовался Гернот.
 - Камней – телег, наверное, сорок, - подумав, ответил зантенец. Ортвин присвистнул. – Да, а золота, пожалуй, и более того. Если из-под горы его везти, скажем, двенадцати возам, то будут возить четверо суток где-то по три ходки в день. Так-то!
Кримхильда слушала и тонула в его голосе. Ей было едва ли не всё равно, что именно он рассказывает. Она так заслушалась, что не заметила, как ехавший совсем рядом Хаген что-то сказал.
 - А? Что?
 - Я говорю, что это выходит 144 телеги. Там не могло столько быть.
 - Где?
 - В том кладе.
 - Почему, интересно знать, не могло?
 - Потому что нибелунги не хранили столько камней! Там ещё могло быть столько изделий, украшений. Но не камней грудами.
 - Ну, может, он имеет в виду все камни, какие там были, в изделиях и отдельно.
 - А как он подсчитал?
 - Нибелунги ему всё сосчитали! Почему ты так хочешь подловить Зигфрида? И битва из-за него едва не проиграна, и Людегаста не он пленил, и камни-де считать не умеет. Я так и знала, что тебя просто-напросто завидки рвут.
Они ехали немного в стороне, никто их не слушал, лошади принцессы и вассала шли морда к морде, но Кримхильда всё равно старалась говорить потише. Хаген развернулся к ней, чуть раскосые глаза буквально горели.
 - Было бы чему завидовать! – заявил он. – Да, я не люблю его; я его не люблю! Потому что он самоуверенный юнец. Он считает себя великим полководцем. Потому что он погубил полторы тысячи человек без всякой надобности. Он это сделал, чтобы прославиться как воин, победивший двадцать тысяч с двумя.
 - Уж ты-то переживаешь за людей! Ты всегда был, и останешься, наименее мягкосердечным человеком во всей Бургундии, и тебя эти две тысячи волнуют только из-за Зигфрида.
 - Да мы бы все там сдохли, а он попал бы в плен. Я мог бы отправить их на смерть, вы правы. Но я тоже могу погибнуть, как все. А он нет. Я бы отправил.  Но не так тупо. Не из глупых мальчишеских…  - Хаген махнул рукой и замолчал. Потом прибавил: - Я не могу говорить, а то убью его.
 - Полторы тысячи из почти десяти тысяч, которые собрал Гюнтер – это не такие большие потери. Раньше мы что-то не выигрывали войны одним сражением!
 - Да не одним. Были же ещё стычки… Он слишком любит себя и не признаёт свои ошибки.
 - Как будто ты признаешь.
 - Я ненавижу это делать. Но когда надо – признаю. Вы тоже пристрастны.
 - Ага, тоже!
 - Такие люди, как Зигфрид, - тихо сказал Хаген. – Это редкий сорт людей. Его или полюбишь или возненавидишь. Или так, или так.
 - Ты его ненавидишь?
 - Он союзник нашего короля… К тому же, - ухмыльнулся он, - ваше расположение стоит дорого.
 - Ну, не сорок телег драгоценных камней, - отшутилась она.
 - Больше, - серьёзно отвечал он.
 - Ну да! Ты когда-нибудь столько видел?
 - Нет, - всё так же серьёзно сказал он. – Но знаю, сколько это «столько» стоит. Всё-таки такой клад зантенец не мог взять. Как он увёз, если был там с малой дружиной?
 - А кто сказал, что он увёз? Давай подъедем и спросим!
 - Не стоит.
 - Вот видишь. Хаген, правда, что твоя мать – родня Гибихунгам?
 - Да. Не помню, в каком колене.
 - Не ёрничай.
 - Правда, не знаю. Я её даже не встречал на своей памяти.
 - Ты слышал легенду о том, что она спрятала в замке клад?
 - Я слышал только о грязных подземных тварях.
 - Жаль. Знаешь, что рассказывают про Зигфрида? Что он приплыл по реке в хрустальной люльке, а король и королева Зантена нашли его и усыновили.
 - Хрусталь потонул бы.
 - Ты зануда, мессер мой! Но приплывшая по реке люлька – это всё-таки сказки
 - Похожее рассказывали о Скильде Скевинге. Но без хрусталя.
 - А это кто такой?
 - Спросите зантенца, принцесса, он знает.
 - Вот и спрошу, если ты такой злокозненный.
Она с независимым видом подъехала к Зигфриду, копыта коней уже грохотали по мосту через Рейн, и гордо осведомилась:
 - Мессер, вам знакомо имя Скильда Скевинга?
 - Извините, мы подъехали к самому Вормсу, нас встречает ваш брат, мне некогда беседовать с вами. – Он даже не поглядел на неё! Подлец! – Мессер Гюнтер, эгей!
Из ворот Вормса, в самом деле, выехала целая процессия.  Кримхильда обиделась сначала на Хагена, потом на Гюнтера, потом на себя. Вслед за знатными всадниками шёл народ, горожане; принцесса тихо крикнула вассалу «Я поняла, зачем ты это затеял», он что-то ответил, но этого она уже не услышала.
После торжественной встречи все направились в город, к замку. Хаген никак не мог пробиться к Гюнтеру, тот сразу же начал увлечённо говорить с зантенцем, в основном изъявлял благодарность и заботу о здоровье победителей, Зигфрид отмахивался, твердя «Да что я такого сделал?!», и король объяснял, что он спас Бургундию. Хаген, в конце концов, ввинтился между лошадью Гюнтера и конём Гернота (Зигфрид ехал по правую руку от короля, принц-наследник – по левую).
 - Мой король, важное дело.
 - Хаген, ты невовремя! – ответил Гибихунг с весьма красноречивым взглядом.
В воздух полетели шапки и чепцы, высыпавшие на улицы горожане кричали кто во что горазд, здравицы и поздравления заглушали даже грохот с Улицы Жестянщиков. Гюнтер на ухо Хагену выкрикивал распоряжения об ужине и турнире, тот в ответ тоже кричал, что сделает всё, как всегда, Кримхильда смеялась в голос и махала вормсцам рукой, затрубили трубы и рога, Зигфрид только что не улюлюкал, Гернот был солиден и торжественен, Гизельхер со своего места в процессии пытался позвать Хагена, но его тонкий голос терялся в общем шуме; Ортвин, не останавливая коня, наклонился с седла и поцеловал хорошенькую девушку, Данкварт хотел его отругать, но племянник сделал вид, что не слышит… Процессия двигалась к замку, народ шёл следом. Залитые солнцем флаги и штандарты трепыхались на крепчавшем ветру, отзвуки праздника доносились даже до окраинных тенистых улиц.

                Авентюра IX
После праздничного ужина Зигфрид всё равно собирался идти в трактир и стал склонять к побегу из замка всё командование победившей армии; Хаген согласился на удивление легко и потащил с собой родню, а Гернот ещё долго ссылался на честь и достоинство. Гюнтер, о многом так и не успевший узнать, наказал Хагену зайти в любое время, как только он закончит пьянствовать.
 - Интересно, каких советов он от вас ожидает, - смеялся Зигфрид, шагая по дощатому настилу. Он предложил отправиться в город инкогнито (во всяком случае, Гюнтер бы наверняка употребил именно это слово), хотя сам не хуже прочих знал, что члены компании знакомы в лицо всему Вормсу.
 - Спьяну приходят самые остроумные мысли, - неожиданно дружелюбно ответил Хаген; он нёс факел, который сильно чадил, но всё-таки давал свет. Второй такой же был у фон Вольфенвальда.
 - Ага, как тогда, когда на вас спустили медведя, и мессер Ортвин…
 - Вроде договора с Истландом, - со смехом перебил Данкварт. Хаген незаметно кивнул ему с признательностью.
 - Да что ж вам в душу так запал этот договор, - засмеялся и Зигфрид. – О, давайте-ка зайдём в «Голову», мессеры.
 - В чью голову? – не понял Гернот, быстро пьяневший.
 - В трактир «Голова».       
 - «Трактир» - это на дороге, в городе – таверна.
 - Какая разница? Зайдём!

 - Мессер Хаген, - сказал Зигфрид, усевшись за один из столов в дымном зале с низким потолком, – я хотел бы выпить с вами в честь нашей дружбы и больше не иметь с вами разногласий.
Судя по этой фразе, он ещё и не пьянеет, отметил про себя Данкварт. Хаген воспринял предложение мира правильно, спокойно выпил с Зигфридом и не менее спокойно облобызался с ним.
 - Брудершафт, - рассказывал он, когда компания принялась за вторую или третью бутылку, - это клятва на крови. После неё люди, которые заключили клятву, считаются родными братьями.
 - И могут наследовать друг другу? – полюбопытствовал фон Вольфенвальд.
 - Угу. И если, например, - то, что целовальник делал из мёда, который выгодно покупал у своего кума, сделало Хагена даже красноречивым, - моя сестра или дочь выйдет замуж за моего побратима, это будет кровосмешение.
 - Да ну? – не поверил Данкварт.
 - Именно так. Его дети будут мои племянники и так далее. Если кровь смешана и выпита, два человека становятся братьями.
 - Выпита? Фу!
 - Варварский обычай, не правда ли, мессеры?
 - Кстати сказать, давайте-ка выпьем. За то, чтобы победа всегда следовала за нами!
Хозяин «Головы» прыгал мячиком вокруг знатных посетителей, где-то в глубине зала играла скрипка, и время от времени сквозь шум и дым прорывалась флейта.
 - Ого! Музыка, - обрадовался Зигфрид. – Не станцевать ли круг-другой?
 - Давайте, а мы посмотрим.
 - Эгей, девушка! – тут же крикнул зантенец, вскочив с места. – Позвольте!..
Скрипач заиграл что-то весёлое из разряда «ноги сами в пляс…» и т.д. Зигфрид и разбитная девица в паре закружились (чтобы не сказать заскакали) на ничем не занятой середине зала. В какой-то момент к столу подсел человек в плаще с капюшоном.
 - Это место занято, сударь.
 - Идите-ка своей дорогой вместе с вашим капюшоном!
 - Гернот, ты слишком много выпил, - заметил на последнюю реплику Гюнтер, поднимая упомянутый капюшон. – Только не спраш…
 - Что вы здесь делаете?   
 - Ну вот. – Король легко улыбнулся. – Как что делаю? Вам можно гулять по злачным местам, а мне разве нет?
К танцу стали присоединяться ещё пары; скорее всего, бранль закончится поцелуями на крыльце, хотя, верно, зайдёт и дальше. Зигфрид лихо отплясывал со своей девицей. Хаген что-то заговорил на ухо Гюнтеру, пока остальные шумно обсуждали побег короля, и Данкварт предлагал выпить за Бургундский дом. Гюнтер резко отстранился и не менее резко что-то ответил. Хаген красноречиво кивнул в сторону Зигфрида. Зантенец схватил взвизгнувшую партнёршу за талию, высоко поднял, крутанул, поставил на пол.
Гюнтер довольно-таки громко выругался и стал что-то втолковывать вассалу. Скрипка заливалась. Хаген, загоревшись, принялся расставлять перед королём кружки, тарелки и кувшин, объясняя свою позицию с помощью наглядной схемы и помогая себе жестикуляцией. Гюнтер переставил кружки по-своему. Зигфрид, задорно крикнув, прошёлся колесом, ему аплодировали, скрипка и флейта разошлись не на шутку, откуда-то взялся бубен. Остальные члены компании, наконец, обратили внимание на перепутанные кружки и спорящих короля и вассала, последний из которых уже в третий раз менял натюрморт на столе.
Тогда и прозвучало имя, ставшее причиной многих событий. Произнёс его не вникший в суть дела Ортвин:
 - Какая Брюнхильд?
 - Неважно, - отмахнулся Гюнтер, но видно было, что разговор возымел на него действие. Вполголоса он перекинулся ещё парой фраз с Хагеном; Зигфрид, подустав, а, может, сговорившись о чём-то с девушкой, подошёл попрощаться с компанией.
 - Так скоро уходите? – удивился Хаген, наполняя кружку, ещё недавно изображавшую какую-то державу (ибо о чём ещё спорить королю со своим советником?).
 - Да, пойду. Ночью не только пить можно. Весёлого вас отдыха, мессеры. – Подмигнув, Зигфрид направился к выходу.
Выпили за Зантен и зантенца, потом за Бургундию, потом за родную сторону вообще, потом…
 - Эй, скрипка! – крикнул уже, наверное, в лоскуты пьяный Хаген. – Сыграй балладу про гонца!
 - Какую? – высунулся из шумного дыма тощий глазастый скрипач.
 - «Вставай слуга, коня седлай…».
Вытягивающая душу мелодия поплыла по душной зале, переплетаясь со словами о дочерях Дункана-короля. Низкий голос Хагена странно гармонировал с тонким голосом скрипки.
 - Хаген, а я-то думал, тебе медведь на ухо наступил, - заметил Гюнтер.
 - Спьяну любой запоёт, - расхохотался Гернот. Данкварта почти силой увела с собой какая-то девушка, фон Вольфенвальд притворялся, что пьян, Хаген, не реагируя на подначки, продолжал выводить о русой косе и верёвке.
Это оказалось заразным. Затянули – уже хором – о епископе Гаттоне, о любви и кандалах, «Море, ой, синее море»… Потом, естественно, нужно было выпить за менестрелей, за баллады, за музыку и за любовь.
Уже борясь с тошнотой и сном, Гюнтер среди чада слышал голос Хагена:
 - Его не спасти, ему смерть суждена!
   Влечёт его тёмная сила!
   Дыханьем своим молодая весна
   Знать, разум его опьянила…

Утром Гюнтер даже хотел отменить турнир, но Хаген отговорил его это делать. Владелец Тронеге вообще мог отговорить короля от чего угодно и, наоборот, уговорить на что угодно. Вот и теперь, когда Гюнтер облачался в турнирные доспехи – советник помогал ему сам, чтобы слухастые слуги и тем более пажи не мешались под ногами – Хаген возобновил вчерашний разговор:
 - Вы же не хотите резни? Вроде той, что была с Готенландом.
 - Да при чём здесь Готенланд?
 - Это слишком большое королевство. Оно всегда при всём.
 - Ну, ладно, с Истландом союз, с Саксен перемирие, а как быть с Франколандом?
 - У них своих бед полно. Франколанд мигом кинется мириться с гуннами.
 - Почему?
 - Как – почему? Да потому что сразу возникнет угроза со стороны готов!
 - Эти готы уже везде…
 - Теперь понимаете?
 - Ох… Тебе бы только укусить Франколанд. Почему бы не выдать Хильду за Людегаста и успокоиться?
  - Дружба зантенца – вещь ненадёжная. – Хаген защёлкнул тяжёлый изукрашенный шлем, поставив как бы восклицательный знак. – Нельзя полагаться на него. Если он решит всё-таки жениться на истландке…
 - Это я уже понял. Ладно, ты меня почти уговорил. Когда тебе пришла эта мысль?
 - Когда я слушал рассказ зантенца о кладе.
 - Клад?.. Правда, что там собрано сорок подвод золота?
 - Сильно сомневаюсь.
 - Значит, слух. – Гюнтер вздохнул. – Хорошо… Но всё равно, думаю, богатство большое. Как ты относишься к моей мысли сыграть две свадьбы?
 - Смотря чьей будет вторая, - медленно ответил Хаген.
 - Да ты уж и сам понял. Я хочу выдать Хильду, хватит ей в девушках ходить.
 - Мой король…
 - За кого? За зантенца, ты сам сказал, что он ненадёжен, вот мы его и привяжем. Например, женив на бургундке, а у меня только одна сестра. Ты знаешь, эта идея пришла мне ещё до похода!
Хаген отошёл к окну и некоторое время молчал, глядя на низко провисшие тучи и яркие на их фоне далёкие рощи. Гюнтер поправлял шлем и не спешил отрывать вассала от его мыслей.
 - Она влюблена в зантенца, - сказал Хаген наконец.
 - Я уж и сам понял. Пора, скажем так, устроить её счастье. Кстати, ты-то…
 - Отдам графство Данкварту, - сразу понял Хаген.
 - Извини, но Ортвин сын старшего сына, он и наследник.
 - А мы по старинке. В крайнем случае, разделю графство пополам.
 - Что ж, тебе решать. А что касается до свадьбы, ты согласен со мной?
 - Это нужно, - произнёс вассал. – Необходимо. Но у меня есть предложение…
 - Скажи лучше сразу, что условие. Только не делай того, что было в прошлый раз, когда я хотел выдать Хильд…
 - Это в прошлом, - перебил Хаген. – Предложение такое: управиться сначала с Истландом. Вы знаете, какая у них королева. Что она придумала на этот раз, я ещё не вызнал.
 - Ну надо же.
 - Да. Я предлагаю воспользоваться помощью зантенца. А потом и сыграть две свадьбы, как вы хотели.               
 - Что? – покачал головой Гюнтер. – Ну, Хаген!.. Знал я, что от тебя всего можно ожидать, но совсем не ждал, что ты будешь прятаться за спиной зантенца.
 - Прятаться? Мой король! – Хаген посмотрел сюзерену в глаза. – По мне, так не было бы его вовсе. Почему прячусь, вы подумали об их мирном договоре?
 - Ну ты и хитрец. И гордец, кстати говоря.
 - Зачем вы обвинили меня в трусости?!
 - Чтобы ты поехал со мной, - засмеялся Гюнтер. – Одному мне страшно. Ладно, шучу.
 - Я и так поеду.
 - Я рад. Действительно, куда я без тебя.               
 Хаген не ответил. Только когда Гюнтер садился на украшенного для турнира коня, владелец Тронеге подъехал и шепнул:
 - А если он откажется? Он может. – И сразу отъехал – ему пора было на ристалище, он, как уже сказано, был вечный распорядитель турниров.
 - Надеюсь, кто-нибудь, наконец, надерёт зантенцу задницу, - приветствовал его Синольт.
 - Я тоже, - рассеяно откликнулся Хаген. Всё пошло своим чередом.
Зигфрид мало принимал участия, а потому из-под самого его носа победу утащил фон Рависсант. Гюнтер за ужином вежливо побеседовал с Людегастом, которого  зантенский регент презентовал Бургундии, и спросил самого пленителя, какой запросить выкуп.
 - Отпустите их с миром, - махнул рукой Зигфрид, и Людегаст призадумался, прослезиться ему или всё же не стоит.

Так всё и шло. Зантенец гостил в Вормсе, и через две недели уже казалось, что он был здесь всегда. Ещё через две недели он вытянул из Ортвина душу, а Данкварт готов был говорить о нём часами. Кримхильда продолжала ходить, опустив глаза долу, и ждать завтраков, обедов и ужинов, на которых встречала зантенца. Гюнтер и Хаген углубились в дела, а к вопросу Истланда вернулись, когда узнали о каких-то династических затруднениях в Саксен и о том, как навострились готы, гунны и датцы. Короче говоря, Гюнтер решил, что почти трёх месяцев было достаточно, а теперь пора и заняться делом. Хаген не одобрял его спешку, но Гюнтер поставил его в тупик вопросом: «Я влюблён или нет?».

Итак, однажды Гюнтер через пажа передал принцу, что просит его прийти вечером в королевский «кабинет» (ещё одно модное словечко).
Когда Зигфрид подошёл к полуоткрытым дверям, он издалека увидел, как по кабинету разгуливает Хаген, а король сидит за столом, и над его жёлтым от свечного света лицом нависает высокая спинка кресла, а вернее, трона – ибо, даже если король сидит на трёхногой табуретке, эта табуретка всё равно трон.
Дежурный паж внаглую дремал в приёмной, укрывшись за дверью в кабинет.
 - Эй, приятель, - шёпотом позвал Зигфрид. Паж открыл хитрый глаз и также шёпотом сказал:
 - Мессер, наш хмырь вас всё равно учуял, идите так.
 - Ну ты и наглец!
 - Иначе не проживёшь, мессер, - философски заметил мальчишка.
 - Так вас Хаген загонял?
 - Нет, - отмахнулся паж, - к нему только близко подходить нельзя. Знаете, кого нужно остерегаться, мессер?
 - Кого?
 Парнишке явно была охота поболтать, тем более что разговором запанибрата с самим Зигфридом можно будет гордиться до конца жизни. Ответить он не успел; зантенец покосился на двери и увидел, что возле косяка стоит Хаген и смотрит него, Зигфрида, пристальным и непонятным взглядом. Принцу, похоже, стало не по себе.
 - Что ж вы топчетесь в дверях, - сказал Хаген почти совсем человеческим голосом. – Идёмте.
Заходя, Зигфрид оглянулся и увидел, что мальчишка нахально ухмыляется. На секунду ему показалось, что у пажа жёлтые глаза, но это же какая-то ерунда, померещилось…
 - Дорогой принц, - начал Гюнтер, когда Зигфрид уселся на скамью напротив него. Хаген стоял за троном, став от сумрака и свечей ещё более похожим на дитя тумана. - Дорогой принц, скажу откровенно, мне нужна ваша помощь.
 - А что случилось?  - вскинулся зантенский регент.
 - На этот раз, - тонко улыбнулся Гюнтер, - никаких саксенцев. Я спрашиваю вашего совета.
 - Всего-то! Спрашивайте скорей.
 - Я решил жениться, - Гюнтер улыбнулся обезоруживающе. – Вот.
 - Так что, посоветовать вам невесту? Я бы выбрал Кримхильду, - не упустил возможность сделать комплимент принц, - но красавица – ваша сестра, а больше я никого не вспомню.
 - Нет, этот вопрос я разрешил своими скромными силами. Вас я прошу рассказать мне всё, что вы знаете о королеве Истланда.
Зигфрид присвистнул и сказал:
 - Ангелы Господни…
 - А что вас удивляет? – спросил король. – Разве вы не слышали о случаях, когда риттер влюбляется в ту, которую ни разу не видел? – и получил тычок локтём от Хагена, чего Зигфрид по счастью (счастью для короля) не заметил.
 - Нет, меня удивляет сама персона невесты, - ответил зантенский регент.
 - Расскажите о ней, - повторил просьбу король.
 - Ей нет двадцати. Она уже успела показать себя умной правительницей, хотя ей, конечно, помогает её дядя. Она единственная дочь покойного короля.
 - А как же она оказалась на троне, если есть дядя?
 - Незаконнорожденный. У истландцев с этим строго. Это у нас, безалаберных, в Зантене, будь ты хоть какой незаконный, всё равно имеешь право на наследство.
 - Это весьма усложняет преёмственность власти, - заметил Гюнтер.
 - А кого захочешь, того и посадишь, - резковато произнёс Хаген.
 - Верно! – засмеялся Зигфрид. – Мой прадед выразился именно так, и всем его сыновьям и племянникам пришлось умолкнуть.
 - Давайте вернёмся к Брюнхильд, - мягко закрыл тему король.
 - Я как-нибудь в другой раз расскажу вам, что тогда случилось. Брюнхильд очень мила, но об этом я рассказал ещё на пиру где-то полгода назад.
 - Иногда мне кажется, что я знаю вас всю жизнь. Я слышал, она ставит тем, кто к ней сватается, какие-то условия?
 - Последний год, - заулыбался принц, - она вызывает женихов на поединок.
 - Валькирия, - сказал Хаген.
 - Очень в её духе, - кивнул Зигфрид. – Жених должен одолеть её в открытом поединке, затем кинуть камень и догнать его прыжком.
 - Как?
 - Сначала вы обменяетесь дружескими ударами боевых копий, - весело разъяснил зантенец. – А потом вы кинете огромный булыжник и прыгнете за ним вслед.
Гюнтер призадумался.
 - И до сих пор её победили только вы? – в лоб спросил Хаген.
 - Ага. Больше никому пока не повезло. Я сам видел, как она на поединке свалила дюжего воина легко, как вы бы одолели пажа!
 - Значит, Хаген не зря советовал мне взять вас с собой. – Фон Тронеге молча поклонился, Зигфрид удивлённо хмыкнул и спросил:
 - Итак, вы едете в Истланд?
 - Да, и приглашаю вас с собой. Надеюсь, вы не будете ревновать, если я добьюсь расположения истландки?
 - Нет, конечно, всё давно прошло, - отмахнулся Зигфрид.
 - Полгода с лишним назад.
 - Целая вечность, - рассмеялся принц.
 - Так вы едете со мной?
 - Конечно! Хватит, уже несколько месяцев сидим на одном месте! – Он всё говорил как бы с восклицательным знаком.
 - Кого посоветуете взять с собой?
 - Да вот хотя бы Хагена!
 - Я польщён, - ответил означенный Хаген.
 - И, предположим, барона Данкварта, а больше никто и не нужен.
 - А сколько латников, конников? – деловито осведомился Гюнтер.
 - Я бы ехал малым числом, - вставил владелец Тронеге.
 - Почему?
 - Потому что, - ответил вместо него Зигфрид, - если ваша затея не удастся, живым вы от Брюнхильд не уйдёте, будь при вас хоть тысяч сто. Нужно проявить смелость, они уважают таких врагов.
 - Хаген, - устало спросил король, - ты тоже это имел в виду?
 - Нет, - обрадовал сюзерена вассал. – В Истланде много обычаев, которые они соблюдают от и до.
 - «От»… что?
 - Неукоснительно, мой король. В том числе не приезжают за невестой с оружием и большой свитой. Даже за такой невестой. Оружие, правда, лучше прихватить.
 - Хорошо, - отвечал Гюнтер, которому вовсе не было хорошо. – Откуда у женщины такая сила?
 - У девушки, - поправил Хаген.
 - Какая разница, в самом деле!
 - Валькирии всегда девы. С девством исчезают их способности.
 - То есть они становятся простыми женщинами? Вот так-так! Может, как-нибудь, скажем так, лишить её способностей до поединка?
 - Я этого делать не стану, – даже испугался Хаген. Зигфрид прыснул:
 - Я тоже поостерегусь! Да и не так она глупа, чтобы попасться. Ну да ладно, я-то буду с вами и помогу в случае чего!
 - Благодарю вас. Хаген, я тебе это припомню.
 - Если вы прикажете, мой король… -  отважно ответил тот.
 - Без крайней надобности я тебя на это не отправлю. Что ж, давай-ка просвети нас относительно валькирий.
 - Господа, я устал, а потому удаляюсь, - заторопился. Зигфрид
 - Разумеется, вы вольны уйти, - отвечал Гюнтер. – Завтра я спрошу мнения родни и вассалов… Принц, постойте!
 - Да?
 - Я хотел бы поговорить с вами о чём-то важном. Как вы относитесь к моей сестре?
 - Эээ… Гюнтер, - вопрос явно застал Зигфрида врасплох.
 - Я давно заметил ваши чувства, - заговорил король. – Признаться, сначала я был разгневан, но теперь, после всех произошедших событий, я рад буду видеть вас своим свояком.
 - Как?!
 - Хильда, простите, принцесса, очень мила, а я даю за ней богатое приданое. От всей души желаю вам счастья. Надеюсь, вы на завтрашнем же совете посватаетесь по всем правилам. Я поддержу вас, так что не робейте.
Зигфрид молча кивнул.
 - Хаген, проводи принца и возвращайся рассказывать о валькириях.
Такой могущественный вассал не паж до дверей водить, однако владелец Тронеге, всё поняв правильно, повиновался.
 - Боже! – только и смог выдохнуть Зигфрид, прикрыв за собой створу.
 - При чём здесь Бог?
 - Не думал я, что пара комплиментов – и я уже хожу во влюблённых.
 - А что, вам не по нраву принцесса?
 - Конечно, в неё, наверное, влюблено полдвора… Но… Как он сказал, теперь и не откажешься. Она мне нравится, но я не собирался на ней жениться! Совсем!
 - А приехали вы сюда зачем?
 - Вы же сами видели, по глупости. Знаете ли, мой совет давно меня к этому толкал. Всё хотели дружбы с Бургундией. А я им назло взял и вызвал Гюнтера на бой! Но всё равно выходит так, как они хотели. Ненавижу, когда меня принуждают! Что же теперь делать?
 - Женитесь, - резко сказал Хаген. – Но я вас предупреждаю, жизнь настанет весёлая.
Зигфрид вздохнул.
 - Она действительно мила. Вся какая-то… трепетная.
 - Тогда вы её плохо знаете. – Хаген смотрел на него с каким-то ожиданием.
 - Что делать, - сказал Зигфрид. – Наверное, так всегда и выходит. Чёрт подери! Ладно, я регент, мне давно пора жениться, она хотя бы не уродина… Спокойной ночи.
 - Послушайте, Зигфрид, - Хаген остановил его в дверях и торопливо заговорил: - Всё это плохо закончится.
 - Почему?
 - Очень плохо закончится. Для всех. Волком и вороном клянусь. Я не знаю, почему, хотя… - Он, поколебавшись, добавил: - Возможно, клад.
 - Какой?
 - Золото нибелунгов. – Хаген вдруг перестал походить на человека. – Я сам предложил посвататься, но нам нельзя туда ехать. Это будет первый шаг. После него мы уже никуда не свернём, покатимся к чёрту.
 - Хаген, вы меня пугаете.
 - Я сам боюсь. Потому не могу остановить всё это. Не знаю, что именно надо сделать. Я чувствую, это грозит чем-то ужасным.
 - Говорят,  что предсказанный срок истекает и грядёт Апокалипсис, но я не верю в это. Думаю, ещё поживём.
Хаген провёл ладонью по лбу.
 - Зигфрид, должно произойти какое-то чудо, чтобы предотвратить это.
 - Да что – это? Ну вас, право слово, к чёрту, с вашими предсказаниями!
 - Разве вы этого не чувствуете? Я думал, вы должны понимать. Вы же тоже не просто найдёныш.
 - Что?! Спокойной ночи! 

 Гюнтер встретил вассала словами:
 - А вот и он, тот, кому позволено пихать короля локтём под дых!
 - Прошу прощения. Но ведь вы бы продолжали бы говорить про эту… высокую любовь.
 - Что да, то да.  «Всё залито светом, и на каждой ветви по голубю». Естественно, я тебя прощу. Ну, давай рассказывай, как ругался Зигфрид, выйдя за дверь. Ведь хорошо я его, так сказать, убедил свататься. Даже, можно сказать, хитро.
 - Он кричал «Боже». Но потом успокоился. Совет его уговаривал на это и раньше. Он вызвал вас на бой ещё и назло им, чтобы больше не могло быть речи о сватовстве к принцессе.
 - Ну надо же.
 - Да. Он сказал, что принцесса ему нравится. – Голос Хагена сделался ястребиным.
 - А потом что?
 - Я наговорил ему глупостей. У меня плохие предчувствия.
 - Из-за Брюнхильд?
 - Наверное…
 - Ох, Хаген, Хаген… Ну, скоро Хильда не будет принадлежать к Бургундскому дому.
Хаген кивнул.
 - Не спи, верный вассал, рассказывай, как обещал, о валькириях, - окликнул его Гюнтер. За валькириями они и скоротали вечерок.
 
                Авентюра Х
Гюнтер был на реке – возле добротной деревянной пристани покачивалась пахнущая смолой ладья; Кримхильда спешилась и пошла к причалу, где и стоял брат. На ладью ещё что-то догружали, Хаген командовал. Он был одет уже по-походному, хоть сейчас отплывай. У короля тоже на воротнике и груди топорщился волчий мех, тяжёлый плащ спускался с плеч до самых сапог, а сапоги были крепкие, выделанные из толстой кожи. Хаген и Гюнтер издалека были похожи, только один был ниже другого и беспокойней. Владелец Тронеге, увидев Кримхильду на причале, придерживающей растрёпанные неутихающим ветром косы, поспешил заняться каким-то развязавшимся тюком.
 - Ветер попутный? – спросила принцесса у Гюнтера; из-за этого самого ветра приходилось кричать.
 - Да! – ответил король. – Сейчас приедет Зигфрид, и мы отправимся!
 - А как же проводы?
 - А чёрт с ними!
Подъехал зантенец; плащ и мех чрезвычайно ему шли, голубые искристые глаза светились весельем.
 - Как тебе ладья? – спросил Гюнтер, взобравшись по шаткой доске на борт.
Хаген выразился по поводу ладьи.
 - Ну прямо-таки. Зигфрид приехал.
Хаген выразился и по поводу Зигфрида
 - Да что это с тобой? Будет дождь?
 - Дождя не будет, будут убийства.
 - Не каркай. Принц! Идите скорее сюда!
Однако Зигфрид задержался поговорить с Кримхильдой; она в заранее заготовленных словах попросила его беречь и охранять Гюнтера. Зантенец уже взялся за канат и ступил на доску, когда Хаген спрыгнул с низкого борта на причал.
 - Принцесса, - он в два скачка оказался возле неё. – Совсем забыл… - Владелец Тронеге сунул ей в ладонь какую-то вещичку на шнурке. – Ничего не бойтесь и никогда не отчаивайтесь. И ещё… Мой брат передаёт вашей даме много всяких слов. Знаю только, что её зовут Маргарита.
 - Он её любит?
 - Вроде.
 - Я ей непременно скажу.
 - Прощайте, моя принцесса!
Он после секундного колебания дотронулся до её щеки и опрометью бросился к уже отплывавшей ладье. Зигфрид багром оттолкнулся от деревянного причала, судно приноравливалось хлопать парусом.
 - Пока! – кричала Кримхильда с берега. – До свидания! Помните, мы вас ждём и молимся за вас!
Зигфрид взялся за кормовое весло, Данкварт и вздохнувший Гюнтер подступились к парусу, смутно представляя, что нужно с ним делать, Хаген вынул из ножен меч, отсалютовал и так и стоял, пока причал не начал таять. Кримхильда долго видела тёмную фигуру с затуманено блестящим клинком, вскинутым в воинском приветствии. Много позднее она желала, чтобы в тот раз, вот таким, видела подлеца в последний раз.
Кримхильда разжала кулак и рассмотрела то, что владелец Тронеге дал ей в последнюю минуту – это была потемневшая, верно, от времени, вырезанная из дерева фигурка волка. Лёгкого, бегущего, изящного и хищного. Амулет, подумала она и решила одеть на шею. Надела и спрятала за ворот, будто нательный крестик.
Именно тогда и полил дождь.
 - Вовремя отплыли, ничего не скажешь, - проворчал Гюнтер. Он не привык ездить без свиты, да ещё куда-то далеко, это было до того неестественно, не говоря уже о скверной погоде. Хаген как-то управлялся с парусом, попутно объясняя брату, что именно надо с ним делать.
 - Откуда ты всё это знаешь? – продолжал ворчать король.
 - Перевозчиком как-то ходил, - ответил Хаген. – В Гунненланде.
 - Наверное, это как умение плавать, - заметил вздрагивавший Данкварт, - раз научившись, никогда не забудешь.
 - Не говори о плавании! – простонал король. Ливень хлынул такой, что берегов Рейна не было видно за ним, из ладьи пришлось вычёрпывать воду, а потом с прицельным свистом полетел град, и тут уж дружно взвыли все четверо.
 - А кто говорил, дождя не будет? – не успокаивался Гюнтер. Зигфрид пытался направлять ладью (или хотя бы заставить её не так сильно вертеться под обстрелом ледяной воды), и весло гнулось в его руках. Хаген свернул тяжёлый, мокрый парус и взялся за второе весло – помогать зантенцу.
 - О, теперь почти ровно идём! – обрадовался тот, когда ладья стала меньше мотать носом.
 - Да и вы молодец, - не остался в долгу Хаген, хотя без «да и...» всё же не обошёлся. – Чёрт! – после этого стартового возгласа браниться на все лады стали опять же все, так как ладью закрутило в какой-то стремнине. Гюнтер схватился за борт, его окатило водой, Данкварт не удержался и упал на мокрый тюк.
 - Драккар! – не унимался Хаген. – Если это драккар, я щука. Чёрт бы их душу!
И тут дождь кончился так, как и начался, то есть неожиданно.
- Да уж, кораблей хуже бургундских я не видел.
 - Ладью строили на скорую руку, - поспешил оправдаться король, отряхиваясь от воды. – Зигфрид, вам под силу быть кормчим?
 - Вполне, - отвечал зантенец. – Я ездил в Истланд два раза, а у меня хорошая память.
 - Если бы была плохая, я бы удивился, - ответил Гюнтер. – Господь щедро одарил вас всем, чем только возможно.
 - Разве государством я не подхожу управлять, - хмыкнул Зигфрид. – Невыносимо скучаю, но я единственный сын своего отца, ничего не поделаешь.
 - Всё, - сказал Хаген, пристроив весло у борта (палубы, кстати сказать, на ладье не имелось, на то она и ладья). – Дальше течением вынесет к морю. Доплывём к завтрашнему дню. – Последнюю фразу он адресовал королю, который только собрался спросить его, сколько плыть до моря.
Зигфрид сел на тюк, не выпуская, однако, кормовое весло из пределов досягаемости. Гюнтер продолжал приводить себя в порядок, Данкварт пошёл на нос. От сидящего на корме зантенца его отделяло не так уж много шагов, десять, не больше. Из-за тучи с опаской выглянуло солнце, и принц сощурился на ударивший в глаз зайчик.
 - Зачем плыть в Истланд, если единственный сын? – спросил Хаген. Зигфрид посмотрел на него одним глазом:
 - Ну, мне как королю дружеской державы ничего не грозит, - ответил он. Хаген сел рядом с зантенцем. – Вы-то зачем едете, если боитесь?
 - Я не боюсь. Если погибать – то погибать.
 - Я думаю, что нет ничего хуже покорности судьбе. Идёшь, как овца на заклание.
 - Для вас смерть слишком важна.
 - А что, она ничего не значит, по-вашему? Глупо погибать ни за что! Что ты тогда скажешь Богу, когда предстанешь перед Ним?   
 - Какая разница, за что? Тебе уже будет всё равно.
 - Почему это?!
 - Ты будешь или пировать там, наверху, или вмерзать в лёд там, внизу. – Для большей наглядности Хаген кивнул сначала на небо, потом на землю или, скорее, на реку. Они помолчали. Берега, всё сильнее заливаемые солнцем, проплывали мимо.
 - А как же честь! – сказал зантенский регент.
 - Я не знаю, что такое честь, - даже с какой-то беспечностью ответил хозяин Тронеге. – Это недавно придуманное слово. Умру за короля, и всё.
 - Честь вы не понимаете, преданность понимаете… А персона сюзерена не имеет значения?
 - Вы сами тоже сюзерен, - ответил Хаген.
 - А, так вы верны только Гюнтеру! Но это понятно и так. Я имел в виду… Если, например, Бургундии будет необходима смерть короля?
 - Я убью Бургундию, - Хаген слегка рассмеялся.
 - Шутите! А почему?
 - Сударь, - неожиданно горячо сказал вассал, - понимаете… - Он собрался с мыслями. – Для гуннов я бургунд и полугрязь, для бургундов я гунн и полугрязь, для франков, наверное, гот и полугрязь. Гюнтер не спросил меня про жёлтые глаза. Ни разу. – Удивительно, но Хаген назвал сюзерена по имени.
 - А-а.
 - А! Вы не знаете вашего шурина.
 - А, по-моему, все эти розни – такой вздор! – махнул рукой Зигфрид. – Франки, готы… - Он рассмеялся. Настоящее веселье, впрочем, началось к вечеру.
Даже зантенский принц захотел есть, не говоря уж об остальных. По воде шла рябь; Хаген так и сидел, прислонившись к борту и даже закрыв глаза – ему было плохо.
 - Ты будешь есть? – спросил его Данкварт, набив рот хлебом и сыром. Брат откликнулся чем-то неразборчивым.
 - Какой позор! – несколько скривился Зигфрид и прибавил со смехом: - А я-то думал, вашего вассала ничто не берёт.
 - Это, - сказал Гюнтер, отпив из фляги, - морская болезнь. Или, вернее будет сказать, речная болезнь.
 - Как же вы тогда перевозчиком работали? – продолжал смеяться зантенец.
 - Как-то, - отвечал тот. Если бы к нему вообще могло быть применено понятие «слабый», можно было бы сказать, что ответил он слабым голосом.
Зато когда через день быстрое течение донесло ладью до моря, слегли Гюнтер и Данкварт. Король слёг в буквальном смысле этого слова; вассал воспринял свою болезнь очень серьёзно и не отходил на всякий случай от борта. Зато Хаген бодро накручивал на руку канат, направляя парус по ветру, и кричал Зигфриду, чтобы брал левее, то есть западнее.
 - Как же это вы выздоровели? – поинтересовался зантенец со всегдашним смехом.
 - Я не могу больше себе позволить болеть, принц.
 - Я тоже не могу, но встать я не могу тоже, - посетовал Данкварт.
Море распахнулось от края до края, серое, холодное и очень красивое, нагоняющее какой-то жутковатый восторг. Оно неторопливо и чувством собственного достоинства покачивало ладью.
К вечеру стало штормить. Сделалось как-то даже неестественно темно, где-то взблеснуло и ладью стало качать в разные стороны, как обозлённая нянька орущего ребёнка. Хаген и Зигфрид  стукнулись дружно о борт, Гюнтер перекатился на ту же сторону, что и они, предусмотрительный Данкварт ухватился за мечту, хотя и едва не расквасил себе об неё нос.
 - Так, - сказал Хаген, поднявшись и начав убирать парус, а ладью начало бросать в стороны и тащить куда-то в темноту. – Сейчас начнётся.
 - Может, встать на якорь? – спросил Данкварт, помогая управиться с тяжёлой парусиной.
 - Сорвёт, - ответил ему брат. – Это и не беда, нам бы утром дорогу найти…
Взблеснуло, громыхнуло. Потом ладью куда-то швырнуло и разверзлись небеса, потому что сверху полилась холодная вода. И сразу же вода (которая внизу) взъярилась и стала колотить в борта, бросать ладью куда-то и окатывать всё, что было в ней. Зигфрид едва не ломал пополам кормовое весло, Данкварт снова вцепился в мачту. Вдруг верх начал явственно становиться низом, мачта стала вырываться из рук, Данкварт вскрикнул было, но тут же ему в рот попала вода, пришлось отплёвываться, а сверху тоже лило. Хаген бросился на корму помогать зантенцу.
Гюнтер вцепился в край борта, и вдруг с ужасом почувствовал, что мокрое скользкое дерево куда-то норовит ускользнуть из деревянных же пальцев. Король пытался ухватиться получше, но вокруг была уже одна мокрость и тьма, он ничего не видел и только ощущал, как ноги погружаются во что-то теплее, мягче и не намного мокрее дождливого воздуха. Борт выворачивался из рук.
 - Тону! – закричал Гюнтер и понял, что тонет. Пальцы заскользили по занозистому борту, ладью мотнуло хлеще обычного, зато кто-то, оказавшийся, разумеется, Хагеном, схватил сюзерена за шкирку и потащил туда, где тоже было мокро и всё вертелось волчком, однако можно было ухватиться за что-нибудь. Ухватиться, например, за того же Хагена, потому что в следующую минуту покатилось всё, и сама ладья тоже.
Откуда-то появилась волна, ударила по голове и потащила, и потащила… Хаген вцепился в короля и не отдал мокрой дряни. Ладья ухнула носом вперёд. С дружным воплем все участники событий полетели вниз. Во всяком случае, туда, откуда дождь не шёл. Потом ахнуло в другую сторону, и все рухнули обратно. Гюнтер вслепую пытался нащупать что-нибудь реальное среди хлещущей воды. На полнеба жахнула молния, сверкнула серебром ладья, Гюнтер увидел Данкварта, схватившегося одной рукой за канат, а другой пытающегося вычёрпывать воду,  мочаливших кормовое весло Хагена и Зигфрида, которые уже мало что могли сделать, и самого себя в двух дюймах от мачты.
Вода была уже просто везде. «Это конец» - подумал Гюнтер, не придумав для такого случая ничего получше.
На этом его воспоминания обрывались. Даже на следующий день он не помнил, как утихла бурька, а это была именно бурька. Король очнулся к полудню. Одежда на нём была сухая и свежая, самому ему было плохо, ладья тихо шла, присмирев, под парусом. Хаген гордился своей предусмотрительностью, о чём он сказал Гюнтеру первым делом – так как прикрепил тюки к ладье всеми возможными способами, а сами тюки взял кожаные и не поленился со всех сторон их зашнуровать и законопатить. Поэтому после произошедшего еда и одежда – и даже сухая еда и одежда – на корабле ещё имелись.
Затем Зигфрид, Данкварт и Хаген поведали королю, что, во-первых, дай Бог, такого не повторится, что, во-вторых, всё закончилось, наверное, только к утру, и что, в-третьих, им ещё повезло. Гюнтер, как оказалось, потерял сознание, а потом и просто уснул, как только перестало штормить. Сушить мокрого короля пришлось вассалам; Гюнтер с прискорбием ощутил крупную шишку на затылке и ушибы по всему телу; Данкварт время от времени осторожно поводил болевшей головой, Зигфрид по-прежнему был красив и лёгок, да и почти невозможно было представить его, скажем, с синяком под глазом, а Хаген молчал и, если его что и тревожило, виду не подавал. Хотя за короля он тревожился, чего не скрывал.
 - Вряд ли мы попадём в настоящий шторм. Они пойдут зимой, - говорил он. – Но как с Брюнхильд быть?
 - Я не понимаю, - спросил Гюнтер, лежавший на одном из оставшихся тюков, - чего ты от меня хочешь?
 - Нужно что-нибудь придумать. С поединком, - отвечал Хаген. Свет бил Гюнтеру в глаза, и он видел только квадрат паруса и чёткий силуэт вассала (людские силуэты не бывают такими чёткими,  будто тень) на фоне поголубевшего неба. – Дело непростое.
 - Что бы ты сделал на моём месте?
 - Я бы не ехал вообще. А если уж поехал…
 - Да, давай, скажи!
 - Прочитал бы все заговоры. Помолился бы. Жертвы принёс. Выбрал бы лучший меч. Постарался бы понравиться Брюнхильд.
Гюнтер вздохнул. На небо стали налезать пушистые, всё забивающие серые облака. Заняв собой голубизну, они сгладились, перестали пушисто топорщиться и приготовились зависнуть над потемневшим морём надолго, однако ветер куда-то погнал их опять.
 - Ещё… - продолжал Хаген после минутного раздумья, но тут подошёл Данкварт и, споткнувшись о канат, сказал:
 - Бог милостив к нам, только об ту верёвку я запнулся уже четвёртый раз на дню.
 - К чему ты это говоришь? – насторожился Гюнтер.
 - Нас хорошо швырнуло вперёд, - согласился Хаген.
 - Да, - сказал, подходя Зигфрид. – Ангелы Господни, я думал, что нам придётся блуждать по морю лишнюю неделю!
 - Но плыть ещё дня три.
 - Дней пять, Хаген.
 - Дня три.
 - Вы ещё увидите, что я всегда бываю прав!
 - Так, Хаген, - вернулся к прерванному разговору Гюнтер, - что бы ещё ты сделал на моём месте, ты так и не сказал?
 - О чём у вас разговор? – полюбопытствовал зантенец.
 - О поединке с Брюнхильд.
 - Без хитрости её не победишь, - авторитетно заявил принц. – Кстати, вы разрешите мне сказать вам несколько слов?
Гюнтер красноречиво посмотрел на вассалов, Хаген молча закрепил парус и ушёл вслед за Данквартом.
 - Господа завели тайны между собой? – вскинул брови младший брат. Старший угрюмо ответил:
 - Леший их знает. Зантенец хочет показать себя хитрецом.
 - По-моему, хитрости ему как раз недостаёт.
Хаген смотрел, как Гюнтер довольно-таки резко отвечает Зигфриду и обрывает разговор, посветлел и даже хмыкнул:
 - Зато он знает Брюнхильд.
 - Боюсь, что знает слишком хорошо.
 - А ты не бойся, - грубовато ответил Хаген. – Всё будет хорошо, брат. Я надеюсь.
 - Я тоже, -  вздохнул Данкварт. – Но если ты надеешься, то всё точно будет хорошо.
Хаген улыбнулся:   
 - Если вернёмся, покажи мне хоть твою Маргариту.
Данкварт что-то пробурчал. После этого старший брат не только не улыбался, он вообще молчал, как Зигфрид ни пытался с ним заговорить. Принц скучал, он не мог занимать руки, не занимая при этом голову, ему нужно было петь, говорить, вообще что-то делать помимо обязанностей кормчего; больше всего он, конечно, любил говорить. Однако Хагену, похоже, ничего не нужно было от жизни; если выдавалась минутка отдыха, он просто смотрел на серое море и серое небо. Зато в Данкварте принц нашёл отличного собеседника, а, главное, благодарного слушателя. Гюнтер по натуре был скорее рассказчик, и даже Хаген относился к таковым, а Зигфрид не мог без собеседника, более любящего слушать, как не мог без него и король. Поворачивая туда-сюда парус, вычёрпывая переливавшуюся через борт воду, управляя ладьёй, споря из-за направления, двое попутно разговаривали, солируя по очереди, третий слушал, четвёртый, по большей части, будто не существовал.
 Так прошли обещанные Хагеном трое суток. Весь четвёртый день Гюнтер повторял время от времени вопрос:
 - Ну, когда же мы, так сказать, увидим  землю?
К вечеру, в оранжевом закате впереди высветилась полоса земли и тонкие тянущиеся к небу линии – это были, как ни странно, могучие башни замка, вросшего в скалу. Гюнтер объявил, что цель, наконец, показалась на горизонте, вот он, Изенштейн. 
 - Всё-таки остаток пути занял больше трёх дней, - заметил Зигфрид.
 - «Дня три» означает примерно три дня, - невозмутимо ответил Хаген на эту подначку. Зантенец перестал улыбаться.
 - Высадимся утром, - перешёл к делу король.
 - Эх, лошадей нет, - посетовал владелец Тронеге.
 - Главное, что не смыло волной золото, - Данкварт дружески хлопнул по звякнувшему угловатому тюку. – Бургундия не опозорится перед своей будущей королевой.
 - Ещё бы. Я его час с лишним прикручивал, - счёл нужным сказать Хаген. Смотрел он при этом, равно как и думал не о золоте, то на башни в закате, то на Зигфрида.   

                Авентюра XI
Гюнтеру снилось давешнее ненастье. Только на ладье почему-то вместе с ними была Кримхильда; потом прилетел ангел, но оказалось, что это валькирия. Сон перебил шум моря, затем Гюнтер увидел Хагена.
 - Его не спасти, ему смерть суждена, - объяснил вассал, зажимая страшную рану на шее (ему, похоже, неудачно отрубили голову, меньше чем наполовину). Несмотря на смертельную рану (а, кто знает, может как раз из-за неё), владелец Тронеге был умопомрачительно красив, хотя по-прежнему оставался собой.
 - Влечёт его тёмная сила, - продолжал Хаген. Чуть раскосые глаза его ярко золотились, кровь текла.
 - Кого? – спросил Гюнтер.
 - Кого она влечёт, тому и суждена… Мой король…
 - Нет, скажи, кому суждена?!
 - Не знаю. Проснитесь, мы прибыли.
Гюнтер открыл глаза и увидел – снова Хагена, на этот раз живого и повседневного.
 - Доброе утро, - сказал король, зевая. Хаген не ответил, потому что подошёл Зигфрид:
 - Мы у берега, - сказал он с некоторым волнением. – Скоро нас заметят.
 - В таком случае доставайте праздничные одежды из тюков!
 - А если её смыло? Я пошутил!
 - Мой король, вы в этом замёрзнете.
 - Почему я один? – несколько обиделся Гюнтер.
 - Я привык, Данкварт привыкнет, принц не мёрзнет вообще.
 - С чего вы взяли? – хмыкнул Зигфрид, просунув голову в ворот рубашки.
 - Кровь дракона, - ответил Хаген, приноравливая парус.
 - От холода она не спасает вовсе.
 - Значит, легенды иногда врут.
 - Я с рождения не мёрз, - поспешил сказать Зигфрид.
 - Мой, король, будем ждать, пока подойдут, или сами подойдём?
 - Лучше сами пойдём… Мне этот берег совсем не нравится. Хаген, ты ничего не видишь?
Вассал покачал головой.
 - А давайте я вперёд пойду! – жизнерадостно предложил Зигфрид. Данкварт рассмеялся, а Хаген огрызнулся:
 - Молчите уж. Не хочется увидеть вас с копьём в спине.
Затем он наклонился к воде, набрал в ладони, но передумал и отпустил её обратно в море. Данкварт был уже готов к встрече с бургундской королевой; к тому времени, когда приготовления были закончены, он уже извёлся ожидаючи. Зигфрид созерцал берег, скалы, похожие на замки, и замок, похожий на скалы; король приглаживал волосы;  Хаген, застёгивая плащ, мрачно поглядывал туда же, на берег. Фибула щёлкнула, Гюнтер вздрогнул, а фон Тронеге сказал:
 - Идут. Скорей на землю.
Зигфрид перемахнул через борт, рискуя вымокнуть сам и забрызгать всех остальных. Хаген последовал его примеру, но поосторожней, а Гюнтер спросил:
 - Где? Я ничего не вижу.
 - Да вот же, за скалами, - отвечал зантенец.
 - Ага, - сказал Данкварт и прыгнул с борта сразу на берег. Зигфрид одобрительно пощёлкал языком. Принц был в белом плаще, мех тоже был белый, только что не белые сапоги – всё это ему, как водится, невероятно шло. Он напоминал Лебединого Рыцаря Лоэнгрина, только лицо смеялось, и не было в нём таинственности персонажа легенды. На первый взгляд. Гюнтер, тоже одетый в белое, проигрывал по сравнению с зантенцем; Хаген и Данкварт, соответственно, надели чёрные плащи, на груди у каждого пушился чёрный же мех. Они (но в особенности, конечно же, Хаген) казались рядом с Зигфридом чёрными альвами. Перед отъездом владелец Тронеге объяснял что-то об обычаях истландцев, но Гюнтер не запомнил.
 - Погодите, мой король, - сказал Данкварт. – Сейчас найду что-нибудь, сделаем сходни.
 - Да что же, я разве и прыгнуть не смогу? – И Гюнтер сиганул, однако приземлился у самого борта. Зигфрид прыснул, махнул рукой, пытаясь что-то сказать и задыхаясь от смеха; «Больно забавно вы выглядели» - произнёс он наконец. Король выбрался на берег, отряхнулся и спросил Хагена:
 - И где же твои хвалёные истландцы?
Тогда он и увидел хвалёных истландцев, боевым порядком выходящих из-за скал. Дул резкий влажный и мёрзлый ветер, мокрый песок хрустел под сапогами, истландцы были в шлемах и с копьями в руках. Копья  - дружно направлены на пришлецов.
 - Боже мой, - сказал Гюнтер.
 - Как-то мне не хочется в бой лезть, - вздохнул Данкварт. – Да и как потом свататься? – Хаген кивнул, Зигфрид фыркнул. Истландцы подошли, переговоры жених и сваты предоставили владельцу Тронеге, копья забором отгораживали берег, скалы и замок от гостей.

Вечером того же дня король лежал на кровати в отведённой ему комнате и пытался упорядочить в своей памяти этот очень длинный и весьма странный день.
Брюнхильд не была так уж красива, она была прекрасна; ничем не закреплённые густые тёмные волосы падали на плечи и змеились прядями до колен, серые холодные глаза в густых чёрных ресницах производили странное впечатление – в них было что-то птичье, что-то от хищной птицы. Правильные строгие черты и неожиданно несимметричная улыбка – один угол рта вверх, другой вниз – на непроницаемом обычно лице. Вот от этой-то улыбки Гюнтер и заболел.
Между прочим, руки у неё были почти мужские, и плечи широковаты, но короля уже вообще ничто не волновало, он хотел, чтобы она смотрела на него своими нечеловеческими глазами и улыбалась своей странной улыбкой. Так было первые две минуты.
Что случилось потом? Зигфрид слегка смутился… На лице Хагена отобразились одновременно одобрение и тревога – но Гюнтер был уверен, что невеста ему тоже понравилась… Нет, это неважно. Потом был поединок.
Ну, Зигфрид! Ну, Зигфрид! думал Гюнтер, ища беспокойным взглядом что-нибудь, что можно было бы повертеть в руках. Наконец, он увидел фибулу от своего плаща – дорогую, кстати, грабёж грабежом, зато изящную, в виде орла – и, взяв её, сразу несколько успокоился. Ещё чуть-чуть, заметил он про себя, и я проникнусь к Зигфриду горячей любовью. Или люто возненавижу.
Он не оставил ему выбора, пришёл, сказал… Что он сотворил!! Зачем? От доброго сердца!
Хаген прав, он почти никогда не ошибается. Вот сказал однажды вечером про Брюнхильд: «Ей в мужья надо дьявола, а не риттера» - так и получилось. Однако её бешеный взгляд, покорный поклон… Гюнтер усмехнулся.
Кстати сказать, Хаген после турнира подыграл, как всегда, не спрашивая, в чём дело. Когда Зигфрид после турнира прибежал в залу последним, и не придумал ничего лучше, кроме как спросить:
 - Когда ж состоится бой?! –
королева, разумеется, задала встречный вопрос:
 - А что вас не было на поединке?
У неё был очаровательный акцент и злой внимательный взгляд.
 - Зигфрид сторожил ладью, - Хаген который раз вытаскивал Гюнтера из затруднения.  – Мы были встревожены, и он сторожил.
Брюнхильд ничего не сказала. Интересно, что там Хаген себе подумал? Никогда ни о чём не спросит, это наверняка…
Гюнтер снова усмехнулся. Потом погладил серебряного орла по клюву.
 - Мда, приятель, - сказал король птице-пряжке, - попали мы с тобой в историю.

В это время в соседней комнате Данкварт пенял брату:
 - Зря ты так.
 - Как?
 - Ну, я имею в виду, когда пришлось сдать оружие, ты им такого  наговорил, что вспоминать стыдно. У меня, наверное, уши в трубочки свернулись.
 - Хе, надо будет научить тебя отвечать на такие просьбы правильно. – Хаген посмотрел на брата с лукавинкой; сам он полулежал на кровати, Данкварт сидел за столом, на котором стоял ужин. Еду, кстати, принесли им в комнату, вместо того, чтобы устроить полагающийся пир. Странно, чёрт возьми, весьма странно! 
 - Конечно, неприятно, что пришлось сдать оружие, но зачем так… резко отказывать? Тем более тот истландец не виноват. Зигфриду пришлось тебя утихомиривать!
 - Так что ж ты меня не утихомирил? – ухмыльнулся сводный брат.
 - Правду сказать, испугался! Ещё я должен предупредить тебя, что эта история чревата скандалом.
 - Зато мой меч при мне. А у тебя даже кинжала нет. И у короля с зантенцем тоже. Хватит об этом, брат.
 - Хорошо, тогда что скажешь о поединке?
Хаген оживился:
 - А ты что скажешь?
 - Мне этот, с позволения сказать, турнир показался очень и очень странным.
 - Что именно?
 - Например, король. Когда он вышел с опущенным забралом, с копьём… он двигался необычно, мне даже показалось, что он ростом выше стал.
Хаген медленно кивнул.
 - Ещё он после победы казался подавленным.
 - Он получил копьём в грудь.
 - Но он же победил! Король был сам на себя не похож. Это трудно объяснить…
 - Братец, - Хаген вдруг улыбнулся (у него это всегда было вдруг), - я тобой горжусь. Ты ведь наблюдателен. И умнее меня, гораздо.
 - Да ну, Хаген…
 - Не перебивай. Я тебя не за одно это люблю. Мне кажется, я понял, что там было. Сказать, что случилось на поединке?
 - Что?! Мне даже кажется, я и сам уже понял… - В дверь спальни постучали, потом она открылась, и в комнату протиснулся Гюнтер в плаще поверх нижней рубахи.
 - В коридорах повсюду стража! – объявил он, прикрыв поплотнее дверь. – Нас стерегут, будто каких-то гуннов… извини, Хаген, с языка сорвалось.
Владелец Тронеге встал было перед сюзереном, но тот махнул рукой:
 - Сиди уж. Господа, - продолжал король, - я поужинал, но для гостей истландцы, похоже, жалеют хорошей еды. У вас есть чего поесть?
 - Ужин, - Хаген кивнул в сторону стола, а Данкварт мигом подвинул вторую скамью, короткую, со спинкой, изрядно тяжёлую.
 - Замечательно, - Гюнтер устроился за столом. – А теперь поговорим о важном. Вам не кажется, что нам готовят подвох?
Он ожидал если не изумления, то хотя бы вопросов, но Хаген просто ответил:
 - Кажется, мой король, -
а Данкварт сказал:
 - А вот я не очень хорошо понял, что они собираются такое сотворить.
Гюнтер отозвался:
 - Во-первых, Данкварт, они стерегут нас, будто я не жених Брюнхильд и равный ей государь, а враг и противник.
- А, может, они, напротив, заботятся о нашей безопасности?
- От кого?! От кого они нас защищают? Стало быть, нас здесь могут убить? А если защищают, то почему не хотели меня, государя, пропустить к моим вассалам, к графу и барону, которым, кстати сказать, отвели одну комнату на двоих?
 - У них всё проще, - вставил Хаген, а Данкварт произнёс:
 - Я не спорю с вами, мой король.
 - Во-вторых, - продолжал Гюнтер, - с неё станется избавить себя от неугодного ей мужа. – Эту реплику он закончил, с аппетитом принявшись за холодное мясо.
 - Может, вы не первый её побеждаете, - озарило Данкварта, - простите мне такое предположение. Просто вдруг она убивает всех тех, кто ей не угоден, как вы сказали?
 - А не отравила ли она ужин? – Прожевав кусок, Гюнтер поглядел на блюда с мясом и рыбой, на кувшин вина. – Вы его ели?
  - Я ел, - ответил Данкварт, даже видимо похолодев.
 - И я сейчас поем, -  сказал Хаген, поглядев на уписывающего ужин короля (зрелище было весьма заразительным в смысле аппетита), и в самом деле взял с блюда кусок мяса. – Они ничего не отравили, - прибавил он, наливая в пустой стакан вина.
 - Почему?
 - Яд – оружие труса. Ваше здоровье, мой король. – Отпив, вассал продолжил: - И отравленник не похож на убитого копьём.
 - Верно, - согласился Гюнтер. – Значит, они подстерегут нас и попытаются убить.
 - При всём уважении к вашей прозорливости, у нас нет ни одного доказательства того, что истландцы хотят нас убить.
 - Мда, Зигфрид сказал бы, что это бесчестно… Кстати говоря, Хаген, сходи за ним. Нужно посоветоваться.  Ты при оружии, а потому спокойно пройдёшь.
 Проглотив кусок, Хаген, не трогаясь с места, переспросил
 - С ним? Он может только врубиться во вражеский отряд. Его позовём, когда дойдёт до дела.
 - Я сказал, иди и приведи его, - повторил приказ Гюнтер медленно и тяжело. Хаген молча поклонился и вышел за дверь.
 - Он совсем обнаглел! – возмутился король. – Надо всё же иногда ставить его на место.
 - Однако он прав, мой король. Зигфрид скорее… ммм… муж силы, чем муж совета.
 - Но я же приказал! – удивился Гюнтер. – Раньше он бросался в самое пекло по первому слову. Много он о себе возомнил, хотя, по справедливости говоря, куда я от него денусь, люблю мерзавца.
Гюнтер доел всё, что было, Данкварт молча сидел у стола. За деревянными ставнями полил дождь, и, похоже, сильный.
 - Мне кажется, будто мы уже час ждём, - доверительно сказал король.
 - Половину часа, мой король, - Данкварт был готов сорваться с места в любую минуту.
 - Где его черти носят?! – не успел Гюнтер стукнуть по столу или сделать что-нибудь в таком роде, как в дверь ввалился Хаген. Он явно хорошо попал под дождь (если уж начинался дождь, то он обязательно под него попадал), потому что вымок, а с лица он сделался мрачнее обычного. Гюнтер несколько подправил свой вопрос ввиду появления посланца:
 - Где тебя носили черти целых полчаса? Опочивальня Зигфрида в двух шагах отсюда.
 - Он пропал, - сказал Хаген, расстёгивая куртку.
 - Кто пропал?
 - Зигфрид.
 - Так, - строго произнёс Гюнтер, - это что такое? Куда он пропал?
 - В спальне его нет. На кухне, в трапезной, в зале, во дворе – тоже. Я дошёл до караулки. И до покоев королевы. Там его тоже нет.
 - Что ему делать у королевы?
Хаген пожал плечами; невинный вид ему не удался. Данкварт не сдержал смешок.
 - Ты ещё повеселись мне! – прикрикнул на него Гюнтер. – Как ты ухитрился заглянуть к ней?
 - Я не заглядывал, я караульного спросил.
 - Значит, там его точно нет…
 - Я зашёл к нему второй раз. И нашёл вот это. – Развесив куртку на спинке кровати, Хаген вынул из её (куртки, а не спинки) кармана мятый кусочек бумаги.
 - Надо же, какой господин, бумага у него водится, - заметил Гюнтер. – Она таких денег стоит, а он на ней записки пишет. Впрочем, пергамент на это тоже жалко… Кстати сказать, что же ты в первый раз не заметил её?
В голову Гюнтера закралось подозрение, что вассал и не искал ничего в первый раз – не потому ли, что догадывался об исчезновении Зигфрида.
 - А что там? – Данкварт подался вперёд. Хаген развернул слегка промокшую по нижнему краю бумажку и зачитал:
 - «Друзья,  не бойтесь за меня. Я отправился за нибелунгами и скоро вернусь. Зигфрид».
 - Почему за нибелунгами? – оторопело спросил Гюнтер. – При чём здесь альвы?
 - Ни при чём. Чей клад – тот и Нибелунг. Был бы я хозяин клада, тоже был бы нибелунгом. Он за своими вассалами уехал.
 - Ну, Хаген, знаешь ли!.. Тогда получается, что он отправился в Зантен. Езды туда и обратно – на неделю, не меньше, по морю и по суше. Да и что это за глупая записка? Кто так уведомляет об отъезде? Даже ты такого не творил. – После короткой паузы Гюнтер прибавил. – И в лучшие времена тоже.
 - А зачем он вообще оставил записку? – наморщил лоб Данкварт. – Ведь истландцы могли прочитать её.
 - Если и нашли – не смогли, - заявил Хаген. Гюнтер поднял брови, и вассал пояснил: - У них руны, а не буквы.
 - Письменность, как я понимаю, в Истланде почти никто не разбирает? – Хаген кивнул. – А ты разбираешь руны? – Вассал снова кивнул и предупредил следующий вопрос:
 - Потом обязательно расскажу. Если живы будем.
 - Что же теперь…. Постойте! – Гюнтер вскочил и принялся мерить шагами комнату. Данкварт вовремя посторонился, а то король сшиб бы его или сам запнулся бы. – Это заговор, господа! Зигфрид оставил нас на растерзание своей валькирии! Посмотрите, как хитро: я король, Хаген – старший вассал, Данкварт  - один из лучших воинов! Кто сядет на трон, если меня здесь убьют? Гернот, который души в зантенце не чает, а наследовать ему будет Гизельхер, который ещё и меча от земли не поднимет. А можно, убив и их, жениться на Хильде и взять моё королевство под свою руку!! Ведь он и явился к нам с желанием захватить Бургундию. И никто не сможет помешать ему, потому что все боятся его силы, а вас двоих уже не будет на свете.  Заметьте, именно Зигфрид предложил ехать вчетвером.
 - Мой король, - прервал его Хаген. – То, что вы сейчас придумали – бред.
 - Думай, что говоришь королю, Хаген, - сказал Гюнтер, но сел и приготовился слушать.
 - Если бы я сошёл с ума, я, может, так и сделал. Но Зигфрид на это не способен, - вставил своё слово Данкварт.
 - Ага, он риттер до мозга костей! Вы тоже в это верите?
 - Верю, - ответил Хаген. Данкварт промолчал, но, когда пауза затянулась, произнёс:
 - То, что вы предположили – и глупо, и подло.
 - А то, что он едва не натворил, только прибыв в Вормс – это разве благородно? – вспыхнул король.
- Мой король,  - окликнул Данкварт, - давайте решим, как быть.
 - Можно не быть никак, - предложил Хаген. – Оружие-то вы сдали.
 - Хаген! – Гюнтер едва не бросился вассалу на шею. – Ты был прав! Ты ведь догадывался, зачем они затеяли эту хитрость с оружием? Мы были глупцы, один ты повёл себя умно…
 - И, прошу прощения, обложил истландцев невероятной бранью, - вставил Данкварт.
 - Ты просто знаешь, что я тебе прощу, - огрызнулся Хаген. – Вот и говоришь.
 - Я не о том речь веду, - отмахнулся Гюнтер, - а о том, что неспроста они заставили нас сдать оружие. Будь мы вооружены, мы и вчетвером наделали бы им хлопот.
 - Хлопот наделаю я, - предложил владелец Тронеге и стал привязывать к поясу ножны с вложенным в них мечом.
 - Даже если Зигфрид хотел нам помочь, он опоздает не меньше, чем на шесть дней, - произнёс Данкварт с грустью. – Боюсь, мы пропали.
 - Мы-то и вдруг пропали, - неожиданно весело отозвался Хаген. – Ещё женишься на своей Маргарите.
Гюнтер покачал головой:
 - Я не победил бы Брюнхильд без него, что уж говорить о нескольких сотнях истландцев, вооруженных до зубов…
 - Значит, скоро останутся без зубов, - грубо ответил фон Тронеге, хлопнув ладонью по рукояти меча. – Не бойтесь, мой король.
 - А я и не боюсь, мой вассал!
 - А чем же он вам помог, мой король, если не тайна? – неторопливо поинтересовался Данкварт.
 - Помог?! Ты ослышался, верно.
Хаген тем временем подвязал шлем.
 - Я на дверях постою, - сказал он. – Вам, король, лучше ложиться здесь.
Гюнтер кивнул, и вассал направился к двери.
 - Будь осторожен, - сказал Данкварт с деланным смешком. – Если что, скажи, я сменю тебя, а то стоять всю ночь на страже в мокрых сапогах…
 - Спасибо, - оборвал его брат и вышел за дверь. Гюнтер улёгся спать, Данкварт дремал на скамье, ожидая, не позовёт ли его Хаген.
А тот стоял, прислонившись спиной к двери, ожидая возможного нападения. Он напряжённо держал ладонь на рукояти меча, готовясь мгновенно его выхватить, а потому женщина, почему-то решившая пройти этим коридором, едва не лишилась головы.
 - Стой! – шёпотом вскрикнула она по-истландски, когда лезвие меча остановилось у её горла. Тут нужно заметить, что если саксенское, бургундское и даже готское наречия имели общий корень, хотя иногда напоминали уже разные языки, то истландский диалект и то, на чём говорили в Аустри, относились к северному языку, в корне отличающемуся от бургундского и прочих вариантов германского языка. Не будем утомлять вас странно звучащими и диковато красивыми словами Истланда, где очень много согласных и букв, которые нигде более не встречаются, а ограничимся переводом.
Как ни странно (впрочем, у этого человека ничто не могло быть по-настоящему странным), Хаген понял смысл восклицания и в ответ спросил тоже по-истландски: 
 - Ты кто такая?
Она перевела дыхание, косясь на клинок – и что-то заставило стража отвести лезвие в сторону. Женщина была высока и статна, но это ничего не значило, от неё шла какая-то сила, не физическая даже, а словно волшебная.
 - Ну? – процедил он, похоже, чувствуя это и беспокоясь. – Будешь говорить?
 - По какому праву ты меня расспрашиваешь? – надменно произнесла она. – Сам ты зачем здесь шастаешь с оружием в руках? Я тебя не знаю.
 - Неоткуда знать. Я дружинник бургундского короля.
 - Как твоё имя? – спросила она по-бургундски. Говорила она очень чисто.
И снова что-то заставило его ответить, да ещё по всей форме:
 - Хаген сын Альдриана, владелец Тронеге. Теперь будешь говорить?
 - Я королева Истланда, ярл Хаген.
Он убрал меч в ножны и уставился на смутный женский силуэт. Он хорошо видел в темноте, однако вглядывался довольно долго.
 - Моя королева, - пробормотал он, наконец, и поклонился, прижав правую руку к сердцу. Брюнхильд издала смешок.
 - Я иду не для того, чтобы убить твоего короля, можешь не беспокоиться, - с насмешкой сказала она.
 - Значит, я могу идти спать? – не менее насмешливо осведомился Хаген.
 - Иди.
 - Куда вы идёте так поздно, моя королева?
 - Не твоё дело, друг мой, - неприязненно ответила она.
 - Принца Зигфрида здесь всё равно нет.
 - По… - начала она, осеклась, посмотрела на дверь и спросила по-истландски: - Почему, ярл Хаген?
 - Он пропал, хозяйка, - гортанное наречие удавалось Хагену почти без акцента.
 - Куда?
 -  Мы сами не знаем, хозяйка.
 - Спасибо, ярл. Прощай. – Голос её дрогнул.
 - До свидания, моя королева, - ответил он по-бургундски. Похоже, Хаген был несколько удивлён, да и как не удивиться столь странному поведению истландской королевы, ищущей по ночам Зигфрида? И Брюнхильд некоторое время спустя задавалась вопросом: откуда Хаген знает истландское наречие северного языка?! Хаген, соответственно, спросил себя, а откуда Брюнхильд так хорошо говорит по-германски? Он спросил мнения Данкварта, но тот не знал и хотел спать. Хаген же стерёг дверь в спальню до утра, однако оружие ему так и не понадобилось, и он даже позволил себе вздремнуть. Раньше всех проснулся Гюнтер – в тоске и страхе. Ему снова снился неприятный сон, в котором на этот раз главная роль отводилась истландке.

                Авентюра XII 
Утром бургунды кучкой прошли по узкому коридору  спустились в зал, занимавший весь первый этаж. Гюнтер под тунику надел кольчугу, которую ему уступил Хаген; королю она в одних местах жала, в других была широка, однако с железом на плечах он себя чувствовал уверенней. Шлем вассал оставил на себе, в первую очередь потому, что Гюнтеру он был мал; меч же Хаген никому бы не отдал никогда, а кинжал предоставил брату – хотя вряд ли он бы ему действительно помог.
Итак, бургунды, держась рядом, прошли в зал, где Брюнхильд встретила их с целой толпой вассалов. Гюнтер почувствовал, что шедший рядом Хаген весь напрягся, и увидел, как Данкварт дёрнул головой. Король перевёл дыхание.
 - Король мой, - сказала Брюнхильд по-бургундски с сильным акцентом (все буквы шипящего наречия выскакивали из её рта жёсткими и чеканными), - я рада вас видеть. Корабли снаряжались весь день и всю ночь, и мы отправимся в Вормс сегодня же.
 - О большем я и не мечтал, - ответил Гюнтер с лёгким поклоном.
 - Лучше бы она пригласила нас завтракать, - вполголоса посетовал Данкварт. Брюнхильд покосилась на него:
 - Как же без завтрака, - заметила она и кивнула прислуге, стоящей у боковой двери. Гюнтера снова посетила мысль о яде, поэтому ел он без аппетита; Данкварта и Хагена, по-видимому, ничто не беспокоило. Старший брат был уверен, что яд не по истландцам, а младший верил старшему.
 Однако по-настоящему Гюнтер испугался, когда его с вассалами вывели во двор, где давеча проводилось ристалище. Было тихо, будто все чего-то ждали. Брюнхильд сошла с крыльца вслед за своими воинами. Хаген ненавязчиво положил руку на рукоять меча. Гюнтер рыскал взглядом по голой площадке, покрытой песком.
 - Король… - начала Брюнхильд, но тут со стены что-то крикнули. Она уставилась мимо бургундов огромными глазами, туда же обернулся Хаген и посмотрели все истландцы. Замок, выросший из скалы, возвышался над берегом, однако со двора ничего не было видно из-за стен.
 - Корабли в бухте, - перевёл Хаген. – И отряд воинов.
 - Нибелунги, - шёпотом ответил Гюнтер. – Значит, вернулся Зигфрид!
Несколько секунд прошли в осоловевшем молчании, затем Брюнхильд взрычала:
 - Надо было сразу! Скорее, пока они не подошли!
Смысл этой фразы поняли все присутствующие, кроме не знающих истландского наречия Гюнтера и Данкварта, которым оставалось только догадываться. Они догадались.
  - Бежим! – шепнул Гюнтер.
 - К воротам! – рявкнул Хаген. В такие минуты у него прорезались прямо-таки громовой голос и удивительная сила убеждения. – Отступаем к воротам!
И вот бургунды возле подъёмной решётки, Хаген с мечом в руках загораживает проход – на бургундское счастье, створки ворот были как бы утоплены в стене, и в пространство, отделённое решёткой, все трое и забились.
Отсюда были видны только толкающиеся истландцы. Хаген не давал им сунуться к воротам, Данкварт сжимал бесполезный кинжал и чуть не плакал, Гюнтер ломился через решётку, опущенную на ночь и предусмотрительно не поднятую.
 - Надо открыть ворота! – отчаянно крикнул он вассалам. Хаген упоённо рубился в проходе; Данкварт помогал брату по мере  сил, однако он услышал короля.
 - Хаген, прикрой меня! – с этим криком он бросился через толпу Брюнхильдовых воинов к узкой лесенке, ведущей на стену. Хаген бросился отвлекать внимание истландцев на себя. Кто-то всё же погнался за Данквартом.
 - Эгей! – раздался за воротами хорошо знакомый голос.
 - Зигфрид, - простонал Гюнтер. Хаген эффектно снёс кому-то голову, отрубил руку, с противным скрежетом столкнулся мечом сразу с несколькими клинками, но, в конце концов, отступил на пару шагов, под защиту каменной стены. Данкварта уже не было во дворе; он носился по стене, убегая от истландцев и молясь, чтобы у них не оказалось луков. С одним он буквально столкнулся возле надвратной башенки, где располагалась лебёдка, поднимавшая решётку. Тот не успел размахаться мечом как следует, Данкварт бросился к нему с кинжалом, отчаянно рискуя, и получил труп и чужой меч. Следующих двоих истландцев он встретил уже готовым к бою.
Вскоре решётка начала скрипеть, а потом  подниматься. Гюнтер с полминуты зачарованно смотрел на уползающую вверх железяку, а потом бросился пролезать в возникшую щель. Хагена медленно теснили, однако сразу много воинов в узкий проход не пролезали, даже двое-трое попросту мешали сами себе, а фон Тронеге не ждал, пока они сориентируются. Вскоре истландцы смекнули, что к чему, откуда-то возникли копья, длинные тяжёлые копья. Хаген, пытаясь обрубать наконечники, стал отступать, а истландцы пробовали нанизать его как на вертел, вассал кричал королю, что «задержит их». Вскоре он упёрся спиной в решётку. Тогда он и понял, что ловушка открывается – подлая железина поднималась, корябая ржавыми чешуйками ткань плаща.
 - Слава Вотану, - пробормотал Хаген, но его никто, конечно, не услышал. Истландцы дружно орали и ругались, а за деревянными воротами, которые Гюнтер судорожно пытался открыть, надрывался Зигфрид:
 - Эй, что у вас там творится?! Должен же я знать! Хоть скажите, если вас убивают, Гюнтер! Данкварт! Хаген!
Хаген проскользнул под решёткой, чувствуя, что она начинает снова опускаться. Наверху Данкварта оторвали от лебёдки и оттеснили в сторону двое, а третий принялся крутить ворот, приводя решётку в исходное состояние. Данкварт с отчаянным криком пробился обратно, но остальные двое наседали, а отбиться от них у него еле получалось.
 - Хаген! – крикнул тогда он брату. – Хаген! Берегись!
Истландцы заполнили собой проход и остановились перед опускающей перед ними железякой.
 - Данкварт! Опускай! Опускай!! – кричал Хаген. Данкварт услышал только что-то смутное, но ему всё равно было не пробиться к решётке. Бой в надвратной башенке шёл, можно сказать, героический. Решётка доползла до земли. Хаген к тому времени быстро снял огромный засов, сделанный почти из целого бревна, и вытащил Гюнтера из замка невесты. Копья, просунувшиеся сквозь решётку, остались ни с чем.
 - Господи, - выдохнул король, увидев стоящего снаружи, на мосту через ров, Зигфрида.
 - Вы вовремя, - сказал Хаген, оглядев выстроившуюся рядами дружину. Под шлемами и за щитами нибелунги Зигфрида казались не людьми, а безликим олицетворением своевременной помощи. – Я уже порядком струхнул. Идёмте Данкварта спасать!
 - А где он? – осведомился Зигфрид. – Во дворе?
 - На стене.
 - Ну, тогда с ним ничего не сделается! Сейчас как-нибудь заберёмся, - жизнерадостно ответил зантенец. Хаген поправил шлем и повёл нибелунгов за собой. Вскоре часть дружины прорвалась во двор, что не обошлось без крутившего лебёдку Данкварта – он снова поднимал решётку уже под защитой брата. Всё получилось быстро и ловко. Гюнтер склонен был подозревать подвох даже в победе, но Зигфрид, утерев с лица чью-то кровь, объявил:
 - Мне кажется, она не собиралась вас убивать.
Король поперхнулся, и ответ на это заявление смог дать только Данкварт:
 - Корабли она, правда, всё же не снарядила.
Гюнтер после этого так развеселился от Зигфридовой наивности, что долго не мог успокоиться. Что до Брюнхильд, то её следовало вытащить из горящего замка за косу, но жечь Изенштейн никто не стал, истландцы быстро посдавались, а королеву Хаген вывел к жениху под локоток. Она молчала, будто ей рот зашили, даже губу закусила, и не отвечала ни на чьи вопросы.
 - Ух, - сказал Зигфрид, когда владелец Тронеге увёл её на ладью, - хорошая получилась стычка.
 - Постойте, Зигфрид, почему вы пропали, откуда привели дружину и почему оказались возле Изенштейна так вовремя? – принялся задавать вопросы Гюнтер, слегка пришедший в себя после лазанья под решётками.    
 - Это моя маленькая тайна, - улыбнулся зантенец. – Хотя, надо сказать спасибо Хагену, это он мне в Вормсе все уши прожужжал, как опасно сватовство к Брюнхильд, даже меня самого напугал немного. Я грешным делом заподозрил его в трусости, но потом подумал, что без свиты ехать действительно невместно, хотя бы возвращаться мы должны королями, а не одиноко странствующими героями. Так я подумал, а потому отписал в Зантен. Мои дружинники пристали к берегу немного в стороне – согласитесь, это было очень хитро – и я решил пойти поискать их.
 - Вы нас сильно встревожили, принц, - с укором сказал Гюнтер. – Пропали в ночи, оставили странную записку… «Отправился за нибелунгами»…
 - Да, глупость, - со смехом согласился Зигфрид.
 - Мой король! – крикнул Хаген с ладьи. – Не лучше сесть на корабль невесты?
 - И то верно, - заметил Гюнтер. – А то сам дьявол не знает, что ей в голову взбредёт. Эй, Хаген! Я согласен, слышишь? Распорядись!
Хаген прокричал, что слышит и что распорядится.  Король, поднявшись на ладью, отыскал вассала взглядом. Тот ещё не сбился с ног только благодаря тому, что кое-кто из истландцев вызвался помочь со снаряжением ладей. Фон Тронеге отдавал распоряжения какому-то воину Брюнхильд, щеголявшему повязкой на глазу. Тот что-то возражал, и Хаген в очередной раз показал свой норов, да так, что мог ненароком убить уже смирившегося истландца, если бы не вмешался Гюнтер.
 - Хаген, можно отвлечь тебя от дел на минутку?
 - Мой король, - полувопросительно произнёс тот, подходя. Ладью качнуло на воде, Гюнтер едва не схватился за борт, но удержался.
 - Что это за одноглазый разбойник? – вполголоса спросил король.
 - Нам с ним до Вормса плыть, - Хаген кинул на истландца взгляд, обещающий пару штормов по дороге. – Ох, боюсь, утоплю его… А что вам угодно, мой король?
 - Я хотел спросить, как быть с давешним побоищем?
 - По-моему, я мало кого убил.
 - Так всё уже улажено? – слегка удивился король.
 - Угу. Данкварт перестарался, раздавая казну.
 - Вот за это я вас люблю, друзья! Замечательно. Какие, кстати сказать, хорошие ладьи – не то, что наша лодочка. Сколько их ещё снаряжать?
 - Скоро управимся.
Однако продолжить исполнение своих обязанностей Хагену не дали – по сходням взбежал Зигфрид.
 - Хаген! – ещё на подходе закричал он. – Слушай, я хочу тебя поздравить, вы с братом отличились сегодня.
 - Спасибо, принц, - голос Хагена был ястребиный.
 - Да! Я рад, что всё обошлось малой кровью. А что это ты так мрачен с лица?
 - Убить некого, а хочется. – Владелец Тронеге махнул рукой.
 - А что так? – Зигфрид, похоже, ожидал какой-то шутки, над которой можно будет посмеяться.
 - Принц, помогите мне с погрузкой, - попросил Хаген. – Поручил Данкварту одарить Брюнхильдовых дружинников, так он чуть не разорил Истланд.
 - А разве такое возможно?
 - Данкварт может. Так что теперь всё делаю сам, а у меня головы не хватает. Провизия, вода, всех пересчитать, ещё золото и меха Брюнхильд…
 - Конечно! – легко согласился Зигфрид. – Я рад, что мы больше не спорим из-за мелочей. Кстати, не думал я, что вы можете перешагнуть через свою гордыню, - доверительно сообщил он, - и попросить о помощи, а ведь это так просто.
Вообще-то зря он это сказал.
Хаген вскинул голову и глянул на Зигфрида снизу вверх сощуренными глазами.
 - Я несу ответственность, - процедил он. – Какое кому дело до моей гордости. Море – дело серьёзное. А если кто погибнет? Свадьба короля должна быть справлена как надо!
 - Ох, ну и трудный же вы человек! Ладно, казна ещё не погружена? – Зигфрид так горел желанием взяться за что-нибудь поскорей, что забыл, что минуту назад он звал Хагена почему-то на «ты», а всё время раньше на «вы».

Кримхильда истыкала иголкой все пальцы и, в конце концов, ей надоело мучаться над вышиванием до того, что она со злостью зашвырнула всё в угол и потом долго искала треклятую иголку на ковре. Зигфрид будто бы сидел у неё в голове постоянно, даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть его лицо. Она думала о нём, всё, что с ним связано, заставляло её вздрагивать, и в груди становилось тепло… Ну почему нет никаких известий?! Кримхильда вогнала иглу в глаз вышиваемого единорога. Зигфрид вернётся, он вернётся ко мне, повторяла она, втыкая иголку в несчастного зверя, он сватался ко мне, он меня любит, любит, любит это судьба, это Божье благословение…
Ну где он? проскулила она, похоже, даже вслух. Где Зигфрид?
И Гюнтер, конечно, и Хаген с Данквартом, поспешно прибавила она про себя. Ей стало горько. Она решила лечь спать, зная, что и во сне не успокоится. Кримхильда опустилась на колени перед распятием, стала молиться. Лицо было горячим, нагретый камином воздух лип к коже, дышать стало тяжело. В конце концов, Кримхильда всплакнула; теперь она понимала, что означает выражение «сладкие слёзы».
 - Спасибо Тебе, Господи! – зашептала она.
И в этот момент в дверь постучали; оказалась одна из дам, примерно ровесница Кримхильды, маленькая блондинка, вечно встревоженная, глаза у неё имели свойство иногда сиять так, что она, обычно неказистая, вдруг становилась похожей на ангела.
 - Моя принцесса! – прошептала она. – Можно с вами поговорить?
Кримхильда торопливо утёрла слёзы и неприязненно спросила:
 - Чего тебе?
 - Я, - сказала та, прикрыв за собой дверь и нервно облизнув губы, - нашла тайник.
 - Как тайник?
 - Вот так, моя принцесса.  В вашей прихожей под порогом.
 - Пойдём, покажи скорей! – Кримхильда торопливо поднялась с колен.
Порог, отделявший прихожую от коридора, как оказалось, приподнимался. Под ним, в маленьком углублении стояла шкатулка, пыльная и грязная до невозможности.
 - Как ты нашла его? – спросила принцесса. Девушка покраснела:
 - Я запнулась о порог. Очень сильно ударилась.
 - Как тебя зовут? – строго осведомилась принцесса.
 - Маргарита Флоуниц из Рависсанта.
 - О, так это ты та самая Маргарита, избранница барона Данкварта?
 - Кого?! Моя принцесса, - поспешно прибавила она.
Кримхильда взяла шкатулку, приказала Маргарите закрыть тайник, и уже в своих покоях рассказала о том, что ей сказал Хаген перед отплытием.
 - Ой… - только и сказала Маргарита. Подумав, прибавила: - Есть ещё одна Маргарита, моя принцесса, только она… ммм… как месстрес Кунигунда.
 - О, тогда ты одна Маргарита на всю мою свиту, - заявила Кримхильда. – А что ты делала в прихожей в такой час?
 - Так я при вашей особе по вечерам, - заулыбалась та.
 - Давай-ка посмотрим, что в шкатулке! – предложила Кримхильда. Сказать по правде, она почувствовала некоторую неприязнь к Маргарите, хотя и могла похвастаться толпой придворных воздыхателей, стаей поклонников и несколькими по-настоящему влюблёнными в неё и любящими её людьми. Это никогда никому не мешало завидовать или ревновать.
В шкатулке – а она была длиной почти в две пяди и в пядь шириной – лежал маленький кинжал, кольцо, браслет и цепочка.
 - О, может, это и есть клад графини Зиглинды? – заинтересовалась принцесса. – Хотя там, конечно, должно быть больше.
Однако наблюдательная Маргарита обнаружила на рукояти кинжала буквы «Sigl».
 - Так сокращают на письме имя «Зиглинда», - пояснила она.
 - Да что тебе так по душе эта Зиглинда пришлась! – разозлилась Кримхильда.
 - Моя принцесса, посмотрите.
На кольце, на браслете и на кинжале – Маргарита разложила их на столе рядком – красовалась одинаковая картинка, не то клеймо мастера, не то просто гравировка: щука, играющая в волнах.
 - Это делал один мастер, - объявила Маргарита.
 - Кинжалы делает оружейник, а кольца и браслеты ювелир, - возразила Кримхильда. – Это похоже на работу нибелунгов, - продолжала шпарить она. Нибелунговской работы она не видела в жизни, да и не было Кримхильде дела до нибелунгов, она хотела что-нибудь эдакое сказануть.
 - Если это вещи графини Зиглинды, нужно их вернуть её сыновьям, - неуверенно сказала Маргарита, которой нечего было возразить на нибелунгов. – Сейчас их нет, поэтому отдать всё это надо барону Ортвину. Вы согласны, моя принцесса?
 - Надо отдать их Хагену, когда он вернётся. Я уверена, эти драгоценности подарил Зиглинде отец Хагена! – Кримхильда была падка до красивых историй, хотя на этот раз в её предположении хотя бы имелась тень резона. – Он же был нибелунг! Я уверена, они любили друг друга… Зачем иначе ей было прятать какой-то кинжал, браслет и кольцо?
 - И цепочку, моя принцесса.
 - И цепочку. Для настоящего клада этого мало!
 - Вы правы, - загорелась мыслью также не чуждая романтике Маргарита. – Вы правы, я слышала, что граф Гибика… мне рассказывала моя матушка, она была дамой королевы Уты, вашей матери, пока её не выдали замуж. Так вот, она рассказывала, что тогда произошёл настоящий… скандал! – нашла она франколандское словечко. – Скандал! Граф Гибика едва не убил жену, а она твердила, что её… - она наклонилась к самому уху принцессы, - прошу прощения, снасильничали во сне.
 - Ну?! – Кримхильда уже не испытывала к Маргарите такой неприязни. – Бедная Зиглинда…
 - Но послушайте, - фрейлина нахмурилась, - разве мог нибелунг вести себя как риттер? Дарить даме своего сердца драгоценности… залоги любви…
 - Миннезанг в Бургундии был тогда не распространён вовсе.
 - Я снова прошу вашего прощения – вы на мессера Хагена посмотрите! Графиня Зиглинда была… графиня! – Маргарита не нашла лучшего слова. – А он знаете на кого похож? На дракона…
Кримхильда хмыкнула. А потом сказала:
 - Наверное, любовь творит чудеса даже с нибелунгами.
Маргарита неожиданно улыбнулась нежно и кротко. А потом очнулась и спросила:
 - А будет ли он рад получить все эти вещи?
 - Не думаю. Но отдать мы отдадим.
 - Моя принцесса… можно я передам? В конце концов, я нашла тайник…
 - Почему это ты? Не барону же Данкварту ты будешь отдавать! Хотя, конечно, можешь и ему…
 - Моя принцесса! – Маргарита покраснела. Кримхильда почувствовала себя многоопытной и мудрой по сравнению с ней. Это ей нравилось.
 - Ты любишь его? – торжественно спросила она, ожидая, что вскоре станет поверенной всех нехитрых Маргаритиных тайн (то ли дело сама Кримхильда, её тайны – государственные тайны). Но фрейлина вразумительного ответа не дала и почти проникшаяся к ней симпатией принцесса сразу заявила, что отдаст найденную шкатулку сама, и отдаст не Данкварту, а Хагену. Версия о любви и спрятанных сокровищах больше не казалась ей увлекательной. Когда она осталась одна, лежащие на столике рядком вещицы вдруг стали пугать её. Ей привиделась кровь… преступления из алчности… давно забытые обряды… Она поскорее свалила всё в шкатулку и захлопнула крышку.
Не было никакой любви. Действительно, с какой стати? Это Маргарита, дурочка, поверила.
Легенда о спрятанном Зиглиндой кладе оказалась в реальности грязной и пыльной шкатулкой с кинжалом и парой украшений. Кримхильда затосковала и решила идти спать.
Ранним утром её разбудила дама.
 - Принцесса! – теребила она её. – Едут! Они едут!
 - Кто-о? – спросила Кримхильда, потягиваясь и сонно надув губы.
 - Они! Король с невестой и…      
 - Едут? – Кримхильда села, спустила ноги на пол и случайно попала из тепла не на ковёр, а на каменный пол. – Ой, холодно! Скоро они будут?
 - Скоро, их уже видно, через час где-то уже причалят.
 - Что ж ты молчала! Зови всех, скорей одеваемся, бежим встречать, отведите меня на причал!
 - А что, все живы-здоровы? – продолжала расспросы принцесса, просовывая голову в ворот поданного нижнего платья.
 - Я не знаю, принцесса, видно только, что плывут ладьи, празднично украшенные, да гонец прискакал, истландец.
Почему истландец? задумалась Кримхильда. Смотри-ка, хотят показать, что доверяют людям Брюнхильд, не иначе. Однако Хаген должен был прислать и своего… Ах да, они отправились вчетвером. Ну, тогда бы приехал бы сам, а всё равно не присылал бы одного истландца!
Если бы с Зигфридом что-то случилось, продолжала рассуждать она, ладьи не были бы празднично украшены. Значит, всё совсем хорошо.
 - Почему я не знаю о гонце? – осведомилась она у дамы.
 - Так он только вчера ночью появился, принцесса.
 - А-а… - подозрительно протянула Кримхильда.
Вскоре принцесса вытащила свиту к причалу (или её отвели к причалу, с какой стороны посмотреть). Рейн протекал в стороне от города, стоявшего на левом его берегу. Через реку был перекинут каменный мост, чуть выше по течению красовалась пристань – как уже говорилось, крепенькая, добротная и ладная. 
Кримхильда опоздала: ладьи уже стояли на якоре (или как там это называлось, она точно не знала). Гюнтер торжественно принял из рук Гернота королевский скипетр, потом прибывшие смешались с встречающими, всё перепуталось, как это от веку бывает на почти всех встречах и проводах. Кримхильда успела увидеть, как Хаген обнимает Ортвина, как Гизельхер пытается пробраться на одну из ладей, а Зигфрид… Зигфрид! Всё, больше она ничего не замечала.
 
                Авентюра XIII
Она двинулась вперёд, толпа раздалась, уступая путь. Вскоре из-за спин кланяющихся людей Северной марки появился Хаген. Учуял, что ли?
 - Моя принцесса, - поклонился и он. Кримхильда с улыбкой поглядела в его светящиеся изнутри глаза.
 - Здравствуй! Как удалось сватовство? Всё хорошо?
 - Слава небесам, - обтекаемо ответил Хаген.
 - Что королева Брюнхильд?
 - Она… - начал было вассал, но что-то заставило его обернуться. На опустевшей ладье за спинами собравшихся на пристани людей Гизельхер поднимал якорь и, похоже, намеревался уплыть далеко и надолго. Кримхильда, проследив за взглядом фон Тронеге, прыснула, а сам Хаген ломанулся к ладье, будто кабан через сухостой.
 - Ой, не могу! – Только опора в виде подоспевшей дамы спасала принцессу от сползания на землю. Смех подобало сдерживать, а потому он рвался с неудержимой силой. «Подоспевшей дамой» оказалась Маргарита.
 - Это ты, - сказала ей Кримхильда. – Представляешь, что будет, если Гизельхер уплывёт на ладье?
 - Мессер Хаген бросится за ним вплавь.
 - Пойдем, посмотрим!
Когда они подошли к причалу, Хаген отчитывал принца в присутствии зрителей.
 - А я этого не делал, - заявил Гизельхер так, что ему нельзя было не поверить.
 - А я сам это видел.
 - Попробуй докажи. – Глаза принца на секунду стали рыбьими. Хаген сощурился:
 - Моя принцесса, вы видели, как он поднимал якорь?
 - Да, - ответила Кримхильда. По личику Гизельхера побежала длинная тень:
 - Ты… ты врунья! – крикнул он. – Ты меня ненавидишь и потому поддакиваешь ему!
Кримхильда так растерялась, что ничего не смогла ответить. Гизельхер торжествовал.
 - Вот видишь! – подвёл черту он.
 - Давайте проверим. – Хаген при всей своей грубости умел, оказывается, быть вкрадчивым. – Я вас кину в реку. Если вы пойдёте ко дну, значит, вы не лгали. А если всплывёте – вода лгуна не приняла. Чего вам бояться?
Гизельхер изменился в лице. Что Гюнтер простит вассалу и не такое, он не знал не хуже прочих.
 - Я соврал, Хаген, прости меня!!
 - Тогда я вас запру в ваших покоях…
 - Ты меня не предупредил!
 - И не собирался.
Гизельхер был повержен во прах, лицо его сделалось несчастным и жалостливым. Несмотря на это, уставший и злой Гюнтер шепнул вассалу, что разрешает любые меры по отношению к принцу.
Потом Кримхильда увидела невесту и была разочарована и слегка испугана. Высокая, властная, с холодным лицом; однако этому лицу надо было отдать должное… Взгляды и слова мужской половины двора давно убедили Кримхильду, что она красавица, но теперь она ощутила себя раскрашенной куклой. Всего на минуту. Но в глубине души этого она не забыла Брюнхильд никогда.
 - Что вы о ней думаете? – спросил голос совсем рядом.
 - Хаген, ты меня напугал! Больше не подкрадывайся так. Она не такая красавица, как я её себе представляла. И у неё такое надменное лицо…
 - Ещё бы.
 - Вы, наверное, много опасностей пережили?
Хаген чуть улыбнулся, глядя на неё:
 - Все остались живы. Хотя без отрубленных голов – не обошлось.
 - Чьих голов?
 - Истландских.
 - С тобой что-то не так. Тяжело на душе?
 - Всё замечательно.
 - А мне не по себе… А почему с вами ещё какие-то воины – ни наши, ни истландские? Вот те, со значком… Зигфрида.
 - Так вот почему вы спросили про моё настроение. Сейчас все пойдут в замок. По дороге я вам расскажу. Зигфрид вовремя привёл нибелунгов.
 - Как, почему нибелунгов?
Тут Гюнтер громко пригласил всех в замок, как и предсказывал Хаген; дамы и господа парами двинулись по дороге к городу, на коней сели только король с невестой. Владелец Тронеге предложил принцессе руку и принялся рассказывать о поединке и об инциденте после поединка. Зигфрид посматривал на них; бургундка же боялась оглядываться. Как Хаген ни тянул удовольствие, рассказ вскоре был окончен, и Кримхильда принялась выспрашивать о зантенце. Сам зантенец, глядя на тонкую шею принцессы и мрачное серое лицо её спутника вполоборота, вдруг почувствовал тоску или, скорее, скуку. Он уже предчувствовал, как Кримхильда во время праздника будет смотреть на него, приоткрыв вишнёвые губки… Она же теперь его невеста, Господи, спаси и помилуй!
Зигфрид отыскал взглядом Брюнхильд. Ему, как полгода назад, было приятно смотреть на неё.

Всё прошло по плану: замок – храм – замок. Гюнтер, так поторопившийся со свадьбой, теперь не уставал улыбаться, Брюнхильд заставила себя потеплеть лицом. Только один раз она обратилась к мужу:
 - Вы сосватали зантенца и вашу сестру, если не ошибаюсь?
 - Да, моя королева.
Брюнхильд молча смотрела на Зигфрида, увлечённо рассказывающего Герноту и фон Вольфенвальду какую-то смешную историю. Гюнтер посмотрел туда же и не понял, что именно она углядела.
 - Я, - сказал он, - думаю сыграть свадьбу через несколько дней, а лучше даже завтра. Отпразднуем всё вместе.
 - Мой король, казна… - Хаген, опершись о подлокотник королевского кресла, что-то ему тихо стал разъяснять. Брюнхильд, похоже, разобрала его шёпот, потому что насмешливо заметила:
 - Узнаю породу. Всё-то вы над золотом трясётесь.
Хаген не ответил на эти слова. Он вообще больше не говорил с королём, только перед дверями спальни сказал сюзерену:
 - Будьте осторожны.
Эта фраза, сказанная неожиданно тепло (насколько владелец Тронеге вообще мог говорить человеческим тоном), звучала весьма странно среди поздравлений и подбадриваний разной степени пошлости, повторяемых Гюнтеру пьяными гостями. Как впоследствии оказалось, Хаген опять был прав.

На следующий день Кримхильда сразу по пробуждении узнала, что её выдают замуж сегодня же. После завтрака она шепнула замешкавшемуся Гизельхеру:
 - Давай убежим, а? Так хочется проехаться по лесу.
 - В лес ехать опасно, - возразил младший брат. – А в рощу недалеко я тоже хочу. Пойдём искать Хагена.
 - Почему его?
 - А как ещё убежать от твоей Кунигунды? Да если и убежим, Хаген догонит, пусть он лучше будет наш союзник.
Однако вассала они никак не могли найти. И вот почему: Данкварт, беспокойный с лица, отозвал брата и племянника поговорить. Он так встревожил Хагена, что тот отвёл их к себе в покой и даже запер дверь.
 - Что? – сразу спросил глава семьи.
 - Я хочу жениться на Маргарите Флоуниц из Рависсанта.
 - Тьфу! Напугал из-за пустяка.
 - Маргарита? – заинтересовался Ортвин. – Это такая светлоголовая девушка при особе принцессы? Глупенькая, но миленькая.
 - Ты её знаешь? – недовольно спросил Данкварт.
 - Я знаю всех женщин Вормса, - похвастался Ортвин.
 - Сколько за ней дают? – спросил Хаген. Брат растерялся:
 - Я не знаю.
 - Кто её родители?
 - Вассалы барона Румольта.
 - Риттерский род?
 - Да.
Хаген вздохнул:
 - Мне не нравится такая графиня.
Данкварт стал медленно меняться в лице.
 - Но, - продолжал Хаген, - я тебе не мешаю. У нас ещё есть Ортвин. Садитесь.
Брат сел на сундук, племянник на скамейку, владелец Тронеге остался стоять.
 - Я бросаю пятно на род, - сказал он. – Поэтому фон Доннерберг не у дел. Фон Рависсант и фон Вольфенвальд – противники. С фон Нахтигальштадтом нам проку нет родниться. Остальные всё равно ниже. Выше – Гибихунги…
 - Но рука принцессы отдана другому, - с насмешкой произнёс Ортвин. В глазах его промелькнула чёрная тень.
 - Да. Женись, Данкварт.
 - Ты мне обещал это и раньше, - сказал терпеливо выслушавший рассуждения брата Данкварт. – Спасибо тебе, но… дело в общем-то в другом.
 - В чём?
 - Ты уже обещал своё сердце, руку и прочее кому-то ещё? – предположил Ортвин. – У тебя есть жена и десяток детей?
 - Не десяток. Один. Будет, - лаконично ответил Данкварт. Это в достаточной степени поразило обоих собеседников.
 - Ооо, - протянул Ортвин.
 - Разъясни, - сказал Хаген. Данкварт мигом утратил лаконичность:
 - Понимаете, случилась глупая история… Я прошу, не корите меня, я сам не устаю себя корить… Я несколько раз был у одной девушки и…
 - Девушки? – лукаво переспросил Ортвин.
 - Уже нет, знаешь ли! – разозлился Данкварт. – Вы могли её видеть. Она увела меня из таверны «Голова», когда мы праздновали там победу над саксенцами… Вчера она нашла меня и сказала, что…
 - … что в нашей семье прибавление! – закончил Ортвин.
 - Да.
 - Ура, ещё один ублюдок, поздравляю.
 - Ещё один? – переспросил Хаген таким голосом, что обоим стало очень, очень не по себе.
 - Ты что, дядя, я имел в виду…
 - Мне неинтересно, что ты имел в виду. Данкварт, в чём дело? Ты ищешь нашей помощи?
 - Да.
 - Что нужно делать?
Данкварт снова утратил лаконичность:
 - Видите ли… Она – Маргарита – она наивная, как ребёнок…она… такая чистая, доверчивая… Словом, она не должна знать об этой истории.
 - Так ведь твоя девица не должна маячить у неё перед глазами, - удивился Ортвин.
 - Но ребёнок будет маячить.
 - Пошли его к дьяволу, - начал закипать племянник. – В монастырь. Чего ты от нас-то хочешь?!
 - Я не могу послать его к дьяволу, как ты предлагаешь! А хочу я совета, но не такого, какой дал ты!
 - Зачем нам какой-то ублюдок? Почему мы должны… Послушай, Данкварт, она же наверняка точно сама не знает, откуда этот болван взялся, она же продажная девка…
Данкварт вскочил с места:
 - Ортвин, замолчи!
 - Замолчите оба, - сказал Хаген, и оба замолчали. Ортвин, однако, оправился быстрее:
 - Мы не милосердные братья-монахи, чтобы кормить чужих ублюдков.
Хаген вскинул голову, и Данкварт понял, что брат на его стороне, если только не пойдёт смертоубийство.
 - От одного ребёнка с нас не убудет, - сказал граф. – Мы бойцы из Тронеге. С нас не убудет от десятка детей. Когда родит – разберёмся.
 Ортвин стал доказывать своё мнение, но Данкварт напрочь сбивал его с толку одним вопросом «А если в нём всё-таки моя кровь?». В конце концов, племянник плюнул и замолчал. Тогда Хаген спросил:
 - Данкварт, ты от нас чего хочешь?
 - Я? – растерялся тот.
 - Ага, он сам не знает!
 - Молчи, Ортвин. – Тут Хаген оглянулся на племянника уже с интересом. – А мы можем списать кукушонка на тебя.
 - Э, нет! Откуда вы знаете, может, я тоже жениться хочу!
 - И что?
 - Ну, вот Данкварт же отпирается от собственного ребёнка этим ответом.
 - Ты-то на ком собрался вдруг жениться? – спросил рекомый Данкварт.
 - Ни на ком, - честно и не без горечи ответил тот.
 - Опять принцесса? – угрожающе начал Хаген. – Мы о деле говорим. Можно и на меня списать. Мне всё равно. Но только если будет девка.
 - Почему?
 - Кому достанется графство, Данкварт? Тебе. Ортвин, молчи, ты барон Меца. И хватит пока. Если у меня будет сын, графом станет он.
 - Незаконный сын?
 - Я же стал.
 - Кому-то эта мысль может понравиться, - произнёс Ортвин. – Например, фон Рависсанту.
Хаген поглядел на него с одобрением:
 - Да. Тронеге не всегда было графством. Если род прервётся, фон Рависсант отхватит несколько баронств. Усилится. Он может отхватить и всё графство. Это опасно для Бургундии. Он может оспорить земли у кукушонка. Легко.
 - Да, у него будут основания, - кивнул Данкварт. – Иногда на судьбу королевства может  повлиять один ребёнок даже и не королевского рода…
 - Не ребёнок – дети. У меня должны быть ещё два племянника. Не меньше. А лучше больше.
 - Да уж, Данкварт, будь добр, - не преминул вставить слово Ортвин. – Фон Рависсант бунтовщик, подрывающий власть короля… и всё такое прочее. Так что потрудись на благо Бургундии.
 - Ортвин, ты мне надоел, - предупредил дядя. Хаген же подвёл черту:
 - Дел-то. Подавай сюда ребёнка. Хоть сейчас.
 - А… эта девушка?
 - Кошеля хватит? – деловито осведомился хозяин Тронеге. Данкварт опустил глаза.

Забегая вперёд, скажем, что девочка родилась в госпитале святой Уты, где едва не умерла, и откуда её забрал Хаген. Дело было так: Данкварт пришёл к нему весь дрожащий и при этом улыбающийся. Вдвоём они направились в госпиталь, от которого по всей улице пахло болезнью. Они долго рыскали по забитым коридорам, и никто не мог сказать им, где искать Козиму, что с улицы Кающихся Грешниц, с новорождённой. Зато к ним пристал какой-то припадочный, затем чахоточная старуха, где-то надрывался плачущий ребёнок, и Данкварт в ужасе готов был уже сбежать, если бы не невозмутимый Хаген, тащивший его за собой. Наконец, они случайно наткнулись на розовощёкую молодку, окликнувшую их как знакомых. Рядом с  ней-то и спала крошечная прозрачная девочка. Хаген заставил её подняться и идти; она говорила, что больна, а глаза у неё и впрямь лихорадочно горели, отчего немало умирало таких, как она, но тот поднял её с кровати почти силком и, приобняв за плечи, утащил из госпиталя. Что он такое ей дал в качестве лекарства, осталось неизвестным, но она выздоровела и ещё потом вышла замуж, и родила с пяток детей. Девочку всякие няньки и кормилицы выхаживали долго, но волновало это только Данкварта, который всё больше убеждался, что девочка как две капли воды похожа на него, и постоянно доказывал это Ортвину. Но путешествие по госпиталю, равно как и выхаживание кукушонка, которого, кстати, крестили Кудруной, ещё впереди, а пока Кримхильда и Гизельхер разыскивали Хагена без малейшего успеха, пока он собственной персоной не вышел из-за угла навстречу им. Они вскричали «Где же ты был!», а потом изложили своё дело. Хаген, у которого, верно, уже голова шла кругом от семейных дел и приготовлений к свадьбе, быстро согласился отпустить их из замка, так, чтоб даже Кунигунда не заметила. Но, в таком случае, он должен сопровождать их сам, а у него ещё дел невпроворот.
 - Мне бы самому сбежать, - сказал он.
 - Так едем! – предложила Кримхильда. – Я всегда рада видеть тебя рядом, - прибавила она.
Хаген не поддался на искушение:
 - Не могу, - ответил он. – Ещё пир. Румольт! – Потом поправился: - Сударь…
Пока Румольт подходил, вассал сказал принцу и принцессе:
 - Прошу меня извинить. Дел много, свадьба всё-таки.
 - Все говорят об этой свадьбе, - тихо произнесла Кримхильда. – Правду сказать, я боюсь. Так хочется уехать…
 - Вы же хотели этого.
 - Хотела… О Господи!
 - Что? – испугался Гизельхер. Хаген понимающе промолчал. Подошёл Румольт и застал обрывки речей Кримхильды, которая сама не могла увязать начало фразы с концом:
 - Знаешь… Когда я о нём думаю, мне хочется плакать… Я не знаю, как объяснить… Но и смеяться, конечно, тоже хочется.
 - Сударь, обождите минуту, - с этими словами Хаген увёл принцессу за угол, оставив Гизельхера и  Румольта пожимать плечами.
 - Моя принцесса.
 - Что?
 - Успокойтесь. Не плачьте. Вы подумайте, Румольт видел.
 - Да, ты прав… Я хотела сказать: когда я вижу Зигфрида… думаю о нём… Ну, словом, так хорошо, что становится больно – подобное бывает?
 - Всё бывает. Вы слишком сильно любите. Если любите вообще.
 - Я слышу в твоём голосе почти презрение, Хаген, или мне мерещится?
 - Моя принцесса! Волки и вороны, чтобы я – вас презирал!
 - Почему «если вообще люблю»?
 - Это дело легко выдумать. – Он пожал плечами. – Думаешь: «Пора бы уже». И скоро веришь, что уже любишь. Да не просто так, а до гроба.
 - Не может такого быть, прекрати надо мной издеваться.
 - Я же сказал, всё бывает.
 - Я люблю его, - неожиданно твёрдо сказала Кримхильда. – Вот. Я даже не покраснела. Уф, как я устала… Он великий человек, Хаген, слава о нём переживёт его самого на много, много веков! Я, наверное, останусь в памяти лишь как жена Зигфрида Драконоубийцы.
 - Нет… - отвечал он. – Нет… О вас ещё сложат песни.
 - Идём, Румольт, верно, заждался.

 - Нет, знаете ли, я не считаю его достойным нашей принцессы.
 - Почему?
 - Во-первых, Зантенская династия не чета Гибихунгам, вы согласны? – Румольт отвлёкся от Гибихунгов, чтобы отдать распоряжения подбежавшему с каким-то затруднением слуге. – Да, к тому же, он… как бы это сказать…
 - Сударь Синольт! Подойдите!
 - Зачем он вам, мессер Хаген?
 - Надо с караулом разобраться. Вы посмотрите, что он учудил со стражей.
 - Кто?
 - Фон Вольфенвальд. Сударь Синольт, чтоб вас!
 - Так вот, принц Зигфрид…
 - Вы ещё произносите его имя! – возмутился Синольт подходя. – Не делайте этого впредь при мне!
 - Он отважный риттер, мессер, - пожал плечами Румольт. – Он… Эээ…
 - Он свинья.
 - Зачем так? – с чем-то вроде усмешки откликнулся Хаген.
 - И вы тоже, мессер! От кого не ждал я, так от вас, у вас-то голова на плечах хорошо прилажена! – взорвался Синольт. – Неужели никто не видит, что это надутый хвастун, которого возвели до высоты всяких легендарных героев только слухи, чтоб их во все места…
Румольт задумался, кому барон желает столь нелестный жребий, Зигфриду, слухам или тем, кто их распространяет (некоторые выражения Синольта, равно как и Хагена, на бумаге нам приходится смягчать), а фон Тронеге, вычёркивая какую-то запись на грифельной доске, заметил:
 - Он действительно отважный человек.
Похоже, ему доставляло удовольствие подзуживать Синольта; тот продолжал пыхать злостью:
- Все женщины любят его несчастной любовью! Все мужчины карлики рядом с ним! Все дети завидуют его славе. Все старики – его молодости. Он как… как отрава. Чистый и незапятнанный, так его и перетак! Никто не может быть счастливым рядом с ним. Он не боится смерти, позора, нелюбви. И поэтому не понимает, что другие – боятся.
 - Он спас Бургундию, - обиженно сказал Румольт. Хаген молчал, и Синольт повернулся к нему:
 - Вы же тоже были у Саксенских холмов. Мы потеряли полторы тысячи убитыми. А зантенец, копьё ему в зад,  веселился. Потому что не мог подумать, что кто-то чувствует не то же самое! Роговой Зигфрид, чёрт! Со всех сторон роговой.
 - Прекратите, мессер, прошу вас, - убедительно попросил Румольт. – Сегодня праздник, свадьба…
Синольт фыркнул.
- Сударь… - по-хорошему предупредил его Хаген. Барон под его взглядом струхнул, извинился, откланялся и пошёл прочь, пытаясь сохранить достойный вид (но в душе всё же довольный, так как получил, наконец, возможность, выплеснуть свою злость на кого-то третьего). 

- Что с королём Гюнтером сегодня? – пытаясь замять недавний разговор, болтал Румольт, попутно оглядывая зал придирчивым взглядом. – Он сам на себя не похож, будто не молодожён, а вдовец.
 - Я слышал, как он говорил с Зигфридом, - значительно произнёс Гизельхер, подошедший посмотреть на подготовку к празднеству. – Гюнтер рассказал ему, что его невеста подвесила на крюк как плащ!
 - Вы опять брешете, - оборвал его Хаген, отвлекаясь от каких-то своих записей, которые никто, кроме него, разобрать не мог.
 - Сам говоришь, что ругаться нельзя, а сам – «брешете»!
 - Потому что брешете.
 - Он просил Зигфрида идти ночью помогать.
 - Принц, - Хаген, сбившись в расчётах, повернулся к Гизельхеру, - скоро вы тоже пойдёте…
 - Вот, - посетовал младший Гибихунг, - никогда мне не верят, когда я говорю правду, и всегда верят, когда вру!

                Авентюра XIV
Кримхильда не замечала не то что окружающих, она даже себя не ощущала. Она выходила замуж!
А вот Кунигунда между тем была явно чем-то отягощена. Во время торжественной мессы она оглядывалась по сторонам, когда же вышла из храма, первым ей на глаза попался Хаген, околачивавшийся возле собора с простыми ратниками и теми прихожанами, которые не смогли втиснуться в собор, где и без того была давка. Кунигунда оглянулась; высокий шпиль уходил вверх, плавные и величавые линии успокаивали устававшие от яркого солнца глаза.
Дама вздохнула и направилась к владельцу Тронеге.
 - Сударь Хаген, могу ли я с вами поговорить?
 - Да, - глухо ответил он, глядя мимо.
 - Не соизволите ли вы отойти со мной в сторону?
 - Идёмте, - бросил Хаген и направился к стене собора. Возле неё росла трава, на расстоянии белели кресты кладбища, навевавшие удивительно мирный настрой. Солнце ярко освещало всё это, белое, зелёное и синее слепили, будто всё светилось само по себе.
 - Ну? – спросил фон Тронеге и прибавил: - Сударыня.
 - Сегодня, - начала она, беспокойно теребя кольца на руках, концы длинных рукавов и браслеты, - ко мне пришла служанка, она дочь моей молочной сестры, я пристроила её ко двору… Она доверилась мне и рассказала, что увидела, когда зашла в опочивальню короля.
 Хаген не мигая смотрел на неё. Подбадривающего вопроса он не задал, и Кунигунда продолжала, не поднимая глаз от своих рук:
 - Там были следы борьбы. И кровь…
 - И что? – спросил-таки владелец Тронеге. – Кровь, обычное дело.
 - Сударь,  - почтенная дама смутилась, - кровь  была на полу и даже забрызгала стену. На полу валялись подушки, стол был опрокинут, везде были следы борьбы.
 - Вы сами видели?
 - Нет, сударь.
 - Тогда… Будьте любезны найти эту служанку. Я хочу выслушать её.
 - Послать за ней прямо сейчас?
Хаген, помедлив секунду, кивнул. Кунигунда пошла прочь так быстро, как позволяло ей её достоинство, и всё не могла прийти в себя от страха. Что-то пугало её в старшем вассале короля, внушало робость, мешало смотреть в глаза, как бы ни твердила она о своем отвращении (действительно имеющем место) к грязным гуннам. Вот и теперь ей стало легче только в сотне шагов от владельца Тронеге. Она подозревала (не без оснований), что не она одна так боится полукровки.

Кунигунда поучала свидетельницу:
 - Главное, не говори лишнего. И не забудь, что надо говорить не «мессер», а «сударь».
 - Месстрес, мы пришли, - шепнула та. Кунигунда привыкла считать её как бы племянницей, а потому беспокоилась за неё. Из церкви вышли молодожёны, а с ними свита, вассалы, простые прихожане, огромная толпа. Кунигунда придержала девочку. Мимо прошёл король, дама с почтительным придыханием сказала спутнице:
 - Вот, смотри, это король Гюнтер!
Та молча смотрела. Они дождались, пока шествие не минует их, и тогда пошли к затихшей церкви. Хаген по-прежнему стоял у стены в тени.
 - Сударь, вот она, - сказала Кунигунда; глаза её прилипли к оборкам платья. Племяшке не исполнилось, наверное, и тринадцати; лопоухие уши делали её миловидное в общем-то лицо смешным и каким-то беззаботным.
 - Как тебя зовут? – спросил Хаген.
 - Лиза, мессер, - заулыбалась та. Кунигунда сжала зубы; она три раза сказала про мессера и сударя.
 - Рассказывай, что видела. С самого начала.
 - Я заглянула в спальню… - начала она, и глаза её стали круглеть.
 - В котором часу?
 - Утром, - слегка растерялась она.
 - В опочивальне убираются позднее.
 - Мне было любопытно, - призналась Лиза, и Кунигунда закатила глаза. – Вхожу, и сразу вижу на полу лужу, красную. У кровати, значит. И брызги на простыне понизу.
 - Сударыня Кунигунда сказала, что на стене.
 - На простыне, мессер, вот-те крест! И какая-то тряпочка там лежит. Подушки все на полу, стол перевёрнутый, кувшин пустой и такой помятый сбоку. И на крюке пояс висит, весь узлом завязанный.
 - На каком крюке? – изволил удивиться Хаген. – Зачем в спальне крюк?
 - А Бог его знает, - пожала плечами Лиза. – Такой здоровый, хоть тушу вешай, и высоко. – Она поднялась на цыпочки и, пытаясь показать, насколько высоко, замахала рукой. – Вот, выше вас.
 - Угу, - буркнул Хаген. – Много было крови?
 - Ну… как будто пролили стакан или два. – Она руками изобразила кубок; хозяин Тронеге заметил:
 - Довольно много.
 - Я испугалась, думала, вдруг кого-то убили! – Глаза Лизы вновь стали круглеть, и губы тоже сложились в колечко. Хаген задумался, глядя на кресты так, будто это они стаканами разливают кровь в королевских спальнях.
 - Спасибо, Лиза, - сказал он наконец. – Проси, если что понадобится. Считай, я твой должник.
 - Она? – ахнула Кунигунда. – Сударь, она…
Хаген махнул рукой:
 - За помощь надо воздавать и всё такое. До свидания. – И он ушёл.
 - Ой… - произнесла Лиза, тая. – Вот это да… Только просить ничего не буду, а то вдруг в ад…
Слушая рассуждения Лизы, Кунигунда продолжала нервно вертеть на пальце кольцо.

За ужином Гюнтер был мрачен и всё никак не мог устроиться удобно среди подлокотников. Что-то его тяготило, а, вернее всего – весь свет.
 - Мой король, - спросил Хаген, наклонившись к сюзерену, - что произошло?
 - А что именно ты имеешь в виду?
 - Что-то не так, - не стал вдаваться в подробности Хаген. – Из-за Брюнхильд?
 - Она всё твердит, что я зря выдал Хильду, - вздохнул Гюнтер.
 - Другое, мой король.
 - Хаген, ты мнителен. Просто я устал от пиров и празднеств, да и казна, и урожай, меня, так сказать, беспокоят.
 - Вы мне не доверяете, - констатировал Хаген. – Зигфриду вы сказали.
 - Что же я ему сказал?
 - Не знаю. Но что-то сказали.
 - Хаген, прекрати пытать меня. Я устал. Зигфрид подошёл ко мне с разговором, мы перекинулись парой слов, и всё.
 - Король, - мучительно выдавил из себя вассал.
 - Я уже семь лет король. А ты, скажем так, переходишь границы. – Гюнтер внезапно посмотрел на Хагена почти с мольбой: - Всё будет к лучшему.
 - Нет.
 - А ты не каркай! Эй, человек, вина. – Слуга подбежал с кувшином. Гюнтер с тоской посмотрел на кубок и неловко взял его. – Болит, чёрт…
 - Рука? Вы ранены?
 - Рука, но с чего ты взял, что я ранен. Я ни причём, - заявил вдруг Гюнтер без малейшего перехода. – Я не знал, что мне делать, а он сказал, что поможет…
 - Зигфрид? – быстро спросил вассал.
 - Нет, - глаза короля затухли. – Нет, Хаген, я просто пьян, в голову лезет чушь…
Фон Тронеге с нетипичной для него жалостью смотрел, как Гюнтер прихлёбывает вино – хотя, вернее всего, показалось со стороны, потому что вскоре лицо Хагена снова застыло.
Кримхильда давно была у себя, пирующие расходились, подвыпивший владелец Тронеге, как обычно, требовал от музыкантов песню про русую косу и верёвку, Зигфрид куда-то пропал, Кунигунда подглядывала за королём через прореху в занавеси – ей не давали покоя кровь и беспорядок в опочивальне. Вот уж нашла к кому обратиться – к хмырю рыжеглазому! Гуннский пачкун ничего не сделает, надо было обратиться к кому-нибудь подостойней, но тогда, у храма, Кунигунда была напугана, стоявший на зелёной траве хмырь притягивал её взгляд, и она решилась… Почему-то ей померещилось, что он был в шлеме.
Караул в тот день несли люди Данкварта. Стража прокричала полночь, король отпустил пажей и слуг, Кримхильда давила слёзы, с ногами взобравшись на постель в чужой спальне. В конце концов она подбежала к дверям и с силой дёрнула за шнур. Несколько минут  протянулись в темноте, а потом в прихожей раздались шаги.
 - Иди, я разберусь сам, - сказал кому-то голос Ортвина.
 - Это ты, - произнесла Кримхильда, открыв двери. На ней была длинная белая сорочка, поверх которой она накинула плащ.
 - Что-то случилось, - почти без вопросительных нот в голосе сказал тот.
 - Пир давно закончился!
 - Да вот уже час назад. В Оленьем зале никого.
 - А где мой муж?! – Как это странно звучало, «мой муж»; несмотря на страх, Кримхильда ощутила тепло в груди.
 - Как – где?
 - Вот именно, где? Он пропал, он… оставил меня здесь. – Кримхильда отошла, потому что в носу предостерегающе закололо, а горло сжалось.
 - Принцесса, что это с вами? Думаю, Зигфрид утонет в первую же брачную ночь! – Ортвин оказался вплотную к ней. – Не плачьте, право слово, я сейчас найду вам его.
 - Я не плачу. Ты найдёшь его?  А вдруг, ведь они там все пьяны… И ты, по-моему, тоже. А если наёмник, а саксенцы, а вдруг… Я боюсь, я очень боюсь, я хочу его видеть!
 - Я пойду, поищу.
 - Иди!
Искал он, похоже, хорошо, потому что вернулся часа через два; во всяком случае, Кримхильда уже задремала, лёжа поверх жёсткого покрывала.  Засохшие дорожки слёз стянули кожу на щеках, сон был тяжёлый и сладкий – она очень устала.
 - Принцесса, - сказал голос где-то далеко.
 - Я сам скажу, - перебил другой голос, это говорил Хаген. – Моя принцесса, вы спите?
Кримхильда открыла глаза. Две тёмные фигуры маячили в дверях.
 - Нет, я не сплю.
 - Моя принцесса, мы не смогли найти, - покаялся фон Тронеге. – Пропал.

Гюнтер упругим шагом спустился по наружной лестнице; прохладное утро взбодрило его, хотя он  и не выспался. Во дворе люди фон Тронеге рыскали с какой-то непонятной, но, по меньшей мере, государственной важности целью. Удивлённый король оглянулся на сопровождение, но спрашивать ни о чём не стал, а прошёл в Олений зал, где прислуга уже готовила столы к завтраку. Данкварт о чём-то допрашивал нескольких пажей; похоже, ничего не добившись, он отпустил их и устало прислонился к стене.
 - Что так тебя беспокоит? – осведомился Гюнтер, подойдя. – Доброго утра, кстати.
 - Спасибо, мой король, - отвечал Данкварт. – Но пожелания мне уже не помогут… как я брату-то скажу? – посетила его ужасная мысль.
 - Я же спросил, что тебя беспокоит, ты ответишь или нет? – Гюнтер раздражённо вскинул бровь; она чуть криво срослась, после давнего удара саксенца и вскинуть её король мог только если хотел намеренно показать, что он недоволен.
 - Извините, мой король. С самого часу ночи мы ищем Зигфрида Зантенского. Я уже готов убить кого-нибудь.
 - Например, самого Зигфрида, - усмехнулся король.
 - Сказать по чести, может, и его, - не стал отпираться Данкварт. – Тревогу подняла принцесса, потом брат мой Хаген поднял всех наших людей, и мы рыскаем по городу и замку всю ночь. Зантенца нигде нет.
 - Как это нет? Вот он я! – раздался голос со стороны боковой двери. Оттуда Зигфрид, ещё немного сонный, чуть растрёпанный и кажущийся поэтому совсем мальчишкой, подошёл к королю и вассалу.
 - Где вы были, принц?! – возопил Данкварт.
 - Странно мне слышать такой вопрос, мессер. У молодой жены, конечно. – Зигфрид подмигнул. – Напомню вам, я вчера венчался.
 - Принцесса испугалась за вас, - принялся объяснять средний из семьи фон Тронеге. – Пир давно закончился, вас не было, и мой брат…
 - Разумеется, всех поставил на уши? – перебил Зигфрид со смехом. – Знаете что, ему бы только угодить Кримхильде, а Кримхен, при всех её достоинствах, трусиха! Я задержался немного, а потом пошёл к жене.
 - Вас не было у неё и в три часа ночи, - сообщил Данкварт.
 - А вы проверяли? – лукаво улыбнулся зантенец.
 - Я пойду, мне нужно объявить поиски оконченными, - произнёс вассал, направился к выходу во двор и в дверях столкнулся с Хагеном. Как Данкварт объяснил ему всё – его дело, а Зигфрид в это время хлопнул Гюнтера по плечу:
 - Ну, друг, не страдай, всё ведь вышло как нельзя лучше. Кстати, как у вас с Брюнхильд?
 - Как нельзя лучше, - с усмешкой ответил Гюнтер. – Послушай, зачем ты вообще мне это предложил? Ты не подумал, что это бросает тень на нашу честь? Что это… некрасиво? Немного.
 - Почему? – изумился Зигфрид. – Я ж тебе помог! Всё закончилось победой, ты восторжествовал над своей язычницей, и можешь меня не благодарить, я всегда рад помочь тебе, Богом клянусь!
 - Спасибо, Зигфрид, - улыбнулся король.
 - Я же сказал, не благодари.

Кримхильда смотрела на себя в зеркало; даже в утреннем свете были видны мешки под глазами и синие тени на щеках. Несмотря на это она казалась совсем девочкой, во всяком случае, на взгляд Кунигунды, бережно заплетавшей пепельные волосы принцессы в тугие сложные косы. Кримхильда почувствовала к даме неожиданную благодарность, даже нежность.
 - Что бы я без тебя делала, - сказала молодая жена.
 - Премного благодарю… - заулыбалась та. – А что вы так грустны? – Кунигунда тут же воспользовалась возможностью поговорить с молчаливой поутру госпожой.
 - Всё хорошо, - ответила та. – Но, знаешь ли… Всё-таки люди слишком много об этом думают.
 - О чём?
 - Ну… об этом.
 - А-а.
 - Ведь это не заслуживает такого внимания. О чём тут говорить?! А тем более думать. Мысли – это слишком ценная вещь, чтобы тратить их по пустякам.
 - Ну почему же по пустякам, моя принцесса?
Кримхильда снова посмотрела в своё отражение:
 - А что в этом такого особенного, Кунигунда? Не пустячного?
У дамы было пухлое лицо с мелкими морщинками. Кримхильда тогда видела лицо Зигфрида совсем близко. Оно было будто покрыто лаком. Поры, волоски, морщинки, царапины – ничего не было. Правильное, прекрасное лицо, законченное, как произведение искусства. Неужели Адам в раю был таким? А ангелы?
Перед ней вставали лица знакомых давно людей, по-своему любимых. Серые глаза, карие глаза, зелёные глаза, жёлтые глаза, голубые глаза. Короткие густые ресницы, длинные редкие ресницы, неровные ресницы. Шрамы, косы, бороды, родинки, губы, подбородки, веснушки…
У Зигфрида не было ни одной родинки. Он был идеален. У него гладкое, словно запечатанное лицо. Он был действительно страшно красив.
 - Ну, моя принцесса, - Дама решила, что иерархия иерархией, а женские разговоры вне неё.  – Этим венчается любовь мужчины и женщины, и Бог дарует им детей… - Всё-таки получился не женский разговор, а беседа в стиле «Откуда берутся дети».
  - Венчается? – Кримхильда фыркнула. – Странный какой-то венец. Человек любит, он как бы заново рождается. А заканчивается всё так…
 - Как?
 - Некрасиво, - ответила она, подумав. На деле же было страшно.
 - Вы себя хорошо чувствуете? 
 - Я плохо себя чувствую. Но со здоровьем у меня всё  - дай Бог всякому.
Кунигунда решила сменить тему, потому что убеждать в забубённых истинах было трудно. В самом деле, если все уверены, что параллельные линии не пересекаются, как объяснить это человеку, у которого взяли да пересеклись? А вот вышло и всё! Но если у него не как у всех – он заведомо не прав…
 - Это кольцо у вас на пальце – «утренний дар»? – спросила дама.
 - Да, - ответила Кримхильда. – Смотри, какова гравировка. – Она протянула руку назад. Массивное кольцо грозило соскользнуть с тонкого пальца; сверху изогнулась в волне выгравированная игривая щука.
 - По-моему, я эту картинку где-то видела, - продолжала она.
Косы были заплетены и уложены венцом. Кунигунда уже взяла в руки головную повязку, которую обязана носить замужняя дама, и собиралась сказать что-нибудь вроде «Ну вот и…» и т.п., но в двери заглянула Лиза. Она казалась рядом с массивными створками совсем маленькой.
 - Принцесса, к вам пришли! – объявила она, и у неё даже голос округлился. 
 -  Кто? – спросила Кунигунда.
 - Мессер Хаген! – Глаз круглее, чем у Лизы, Кримхильда ещё не видела.
 - Проси, - сказала она, и на её волосы опустилась накидка. Кунигунда стянула под подбородком завязки; в головной повязке лицо Кримхильды сделалось детским и трогательным; Кунигунда и растрогалась. Хаген, войдя в покои, тоже пристально вгляделся в Кримхильдино лицо, и долго не отводил от неё сосредоточенного взгляда.
 - Доброго утра, - сказал хозяин Тронеге. – Во-первых, скоро король пожалует к вам с братским визитом.
Кримхильда кивнула:
 - Если ты покончил с объявлениями, то привет, и иди сюда.
Он подошёл.
 - Принцесса, вы знаете, что ваш муж нашёлся? Он был у вас?
 - Конечно, был.
 - Можно узнать – когда?
 - Он пришёл под утро, - ответила она, покосившись на Кунигунду. Остальных дам она отпустила ещё раньше, те уходили спокойно, зная, что главный дракон остаётся заплетать принцессе косы.
 - Ничего не понимаю, - признался Хаген. – Где он был?
 - С Гюнтером. Он так сказал.
 - Король сказал?
 - Сам Зигфрид сказал. Послушай, я должна тебе кое-что отдать. Кунигунда, принеси вон ту шкатулку со стола. – Шкатулку она сопроводила рассказом о том, как она была найдена под порогом.
 - Спасибо, - сказал он, оглядев содержимое коробочки.
 - Это правда нибелунгская работа?
 - Похоже.
 - Посмотри, на моём кольце такой же значок.
Кинжал и прочее Хаген осмотрел быстро, хотя и со знанием дела, и сразу поставил на стол.
 - Оставьте это себе, - предложил он. – Если хотите.
 - Но это же будет подарок, а ты вассал…
 - Считайте, что это ваше, вы же нашли. Никаких обязательств, моя принцесса.
 - Тогда спасибо!
 - Что кольцо?
Сняв «утренний дар», Кримхильда протянула его вассалу. Тот, повертев драгоценность, в отличие от предыдущих, только что на зуб не попробовал. Затем вытащил из ножен кинжал, который почти не снимал с пояса, и протянул принцессе одновременно с кольцом. Кримхильда увидела две одинаковые картинки на клинке и на своём украшении. Несколько раз переведя взгляд с одной на другую, она взяла кольцо и заметила:
 - Одинаковый знак на украшениях Зиглинды, на твоём кинжале и на моём перстне. Их делал один мастер?  - Недавно такое же предположение высказывала Маргарита, но Кримхильда уже об этом забыла думать.
 - Нет, конечно, - отвечал фон Тронеге. – Это, наверное, семейное клеймо или знак города.
 - Я никогда не слышала о таком значке.
 - А я видел это кольцо. На руке Брюнхильд. В Истланде.
 - Да, - ответила Кримхильда, кинув на Хагена быстрый взгляд. – А ты ничего не можешь рассказать о шкатулке Зиглинды, о самой Зиглинде?
 - Ничего. Я её даже не помню. Откуда мне знать о шкатулке Зиглинды.
 - Зигфрид сказал, что оба кольца, моё и Брюнхильд – из клада нибелунгов.
Хаген, убиравший кинжал в ножны, на секунду даже замер.
 - Вот оно что… - сказал он.
 - Ведь он действительно владеет несметным сокровищем, - Кримхильда подпустила в голос гордости.
 - Тогда это точно ничем хорошим не закончится, - объявил Хаген. – Золото нибелунгов проклято.
 - Откуда тебе знать?
Поколебавшись, вассал ответил:
 - Да так… слышал. Не берите в голову. Это проклятие – алчность. И больше ничего.
 - Да уж, - сказала Кримхильда.
Когда Хаген собрался уходить, Кунигунда пошла проводить – чтобы расспросить, не узнал ли он о крови и разбросанных  подушках. Оставшись в одиночестве, Кримхильда опустила голову на руки и заскулила, будто маленькая собачка. Впрочем, вскоре она справилась с собой. Когда она подняла голову, глаза её были сухие. Потом она посмотрела на кольцо и улыбнулась – криво, как Брюнхильд, но улыбнулась.


                ЭПИЛОГ

 - Я просто не знал! – изводился Гюнтер. – Я ничего не знал, я готов был умереть! И тут подошёл он…
 - Ты просто слабак, - с презрением ответила Брюнхильд.
 - Говори, что хочешь, я решился на это от отчаяния! Он меня уговорил! Теперь ярись сколько душе угодно, ты ничего не можешь. – Лицо Гюнтера скривилось в улыбке. Брюнхильд, сидевшая, поджав ноги, на постели, омертвела лицом и, чтобы муж этого не видел, уткнулась в колени.
 - Брюнхен! – Гюнтер, раскаиваясь, бросился к ней. – Прости меня! Я люблю тебя, я больше всех на свете тебя люблю, Христом Богом клянусь!
 - Ты оскорбил меня. Жалкая сволочь, ты меня унизил. Вы меня убили.
 - Нет, Брюнхен, ты что, я не хотел! Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Я смогу защитить тебя от всех бед…
Брюнхильд со смешком сказала:
 - У меня будет ребёнок. Рад?
Гюнтер отстранился, глядя на неё с каким-то восхищением.
 - Брюнхильд… - расплылся в улыбке он. – Милая…
 - Если будет сын, - жёстко сказала истландка, - окрестим его Зигфридом.

                ***
 - Нет! – кричал Хаген. – Нет!
 - Не веди себя как буйнопомешанный.
 - Как ты можешь! – рычал тот в ответ. Доведя себя до белого каления, он выхватил меч: - Убью!
Маленький желтоглазый человек, в лице которого было очень мало человеческого, презрительно сказал:
 - Не посмеешь.
Меч тяжело просвистел, и, если бы странная сущность не увернулась вовремя, то осталась бы без головы. Клинок глубоко ушёл в дверной косяк. Дерево этого косяка было странным, глубокого красного цвета.
 - Ну? – ехидно осведомилась сущность. Хаген, грязно ругаясь, выдернул меч из косяка. Клинок был в крови. На застывшем лице владельца Тронеге были видны следы слёз.
 - Ненавижу, - сквозь зубы произнёс Хаген, и ясно было, что он искренен как никогда.
 - Зачем так? Родного отца пытаешься убить, - продолжал альв всё так же ехидно. – Да ещё такими словами костеришь.
 - Чего ты от меня хочешь? – простонал Хаген, опустившись  на скамью, покрытую белой шкурой неизвестного зверя. Больше в комнате не было ничего. – Зачем ты всё это мне рассказал?
 - Ну как же. Я хочу, чтобы ты оценил размах этого замысла. Какие песни будут об этом слагать! – Несмотря на поставленный нами восклицательный знак, в речи альва он не был заметен. Голос его вообще был тихий, низкий и маловыразительный.
 - Не будут! – рявкнул Хаген, вскочил и рубанул мечом по скамье.
 - Право, варвар. Скамью за что?
Хаген мрачно усмехнулся и вмазал по скамье ещё раз. Альв заметил:
 - Наверное, ты мне всё-таки нравишься.
 - А ты мне – нет!
 - А что так?
 - Насильник ты, и больше никто. Думаешь, забыли Зиглинду? – Хаген убрал меч в ножны, забыв вытереть кровь. – Потому что я не человек, – прибавил он.
 - Да, и не альв. Неприятно быть полукровкой. Рыжеглазым хмырём и тому подобное. Несчастье.
 - Альдриан, - строго сказал Хаген. – Я не допущу всего этого.
 - И как же? Попытаешься спасти Гюнтера – сгубишь Кримхильду, попытаешься спасти Бургундию – сгубишь и Гюнтера, и Кримхильду, попытаешься спасти Кримхильду – сгубишь толпу людей. И в любом случае погибнешь.
 - На кой мне сдалась Бургундия… До меня-то тебе какое дело? – осведомился Хаген, терпеливо выслушав все варианты.
 - Ты прав, дела мне нет, но есть дело до твоего пути и твоих действий.
 - Чего ты хочешь?
 - Ох, сынок, тороплив ты… - равнодушно произнёс Альдриан.
 - Чего ты хочешь?!
 - Гибели мира хочу, - сыронизировал альв. – Если выполнишь то, что надо, возможно, удастся всё остановить. Кого ты хочешь вытянуть из водоворота?
- Кого получится.
 - Молодец, - кивнул Альдриан. – Умрут те, кому суждено умереть, знаешь ли. Наверное, я тобой почти горжусь. А теперь угадай, что делать.
 - Зигфрид?
 - Почему именно он? Неужели за нас будешь мстить.
 - Альдриан! Я человек! Как ни крути. Если надо выбрать между человеком, которого я ненавижу, и человеком которого я люблю…
 - Ого.
 - Так, кого ещё убить? – деловито осведомился Хаген.
 - Зачем же убить… Золото, сын мой, золото.
 - Клад нибелунгов.
 - Умница.
 - Я тебя ненавижу.
 - А я тебя знаю. Ненавидел бы по-настоящему – давно бы убил.
 - Тебя убьёшь…
Альдриан продолжал почти менее холодно:
 - Спасай честную компанию, Хаген, если хочешь. Я-то знаю твои корыстные цели. Тебе известно, что такое заместительная жертва?
Рыжие глаза Хагена вспыхнули.
 - Знаю.
 - Ты и без меня понял, кто станет этой жертвой. Согласись, я не зря показал тебе всё это.
Хаген провёл рукой по глазам:
 - Я чуть не умер.
 - А тебя ещё считают храбрецом.
 - Иди к чёрту! Кто храбрец, по-твоему – Зигфрид? – вскинулся уязвленный полукровка.
 - Нет, он… - Глаза Альдриана, к вящему злорадству его сына, потемнели, выдавая его чувства. – Ты знаешь, что надо делать.
 - Я знаю. Всё сделаю.
 - Но не спеши. Ты сам поймёшь, когда надо брать дело в свои руки.
 - Пойму,  - эхом ответил Хаген.
 - Очень хорошо.
 - Я тебе ещё устрою, - злобно пообещал сын.
 - Давай, - отвечал отец, став ещё менее похожим на человека. – А я посмотрю.

                23.08.08